Читать книгу: «Летом перед грозой», страница 3

Глава 8

…На подъезде к Свири дождик неожиданно закончился, и купе залило солнцем. На перроне, когда мы туда наконец-то вылезли, тоже было солнечно, но все-таки довольно ощутимо прохладно.

Дул легкий ветерок.

Славка и Глеб, как только вышли, сразу же, как на пожар, схватились за мобильные телефоны.

Я немного подумал и тоже набрал жену.

– Что, – интересуется, – неужели уже в Петрозаводске?

– Да нет, – смеюсь. – Просто Свирь, стоим здесь долго. Вот, вышел на перрон покурить, решил набрать…

– Делать тебе, – хмыкает, – нечего.

– Нечего, – соглашаюсь.

– Ну да, – вздыхает. – Ты же в поезде едешь. А я сижу, статью заканчиваю. Потом еще к ней фотографии отбирать…

– Понятно, – вздыхаю в ответ. – Все-таки два журналюги в одной семье – это некоторый, так сказать, перебор…

– Не льсти себе, – ехидничает. – Ты уже давно не журналюга. Ты – лицо из телевизора. И интервью ты, кстати, уже давно не берешь, а даешь…

Я сглатываю.

– Проехали, – говорю, – любимая.

Она на секунду замолкает.

– Да, – сглатывает в ответ. – Извини…

Некоторое время молчим.

– Ладно, – вздыхаю. – Я же говорю, проехали…

Она вздыхает в ответ.

– Нет, я все понимаю. – Я прямо вижу, как красиво она кривит губы в телефонную трубку. – И что так надо. И что деньги из воздуха не берутся. И что мужик не может вечно быть даже очень удачливым щелкопером. И то, что ты по-прежнему отлично пишешь. Но в редакции ты, по-моему, был куда более счастливым человеком. Потом этот чертов бизнес. Про твои сегодняшние дела я и не говорю…

Я чувствую, что еще немного, и она расплачется.

Вот ведь черт…

– Ингусь, – хмыкаю, – ты, по-моему, больше меня по этому поводу переживаешь. Береги себя. Главным для меня все равно было книжки писать, а не статьи. А этого у меня никакое мое нынешнее место работы не отберет…

Она, кажется, немножко успокаивается.

– Книжки, – тянет. – Книжки – это да, это хорошо. Ты когда в последний раз текст-то в издательство сдавал?

– А вот это – не надо, – смеюсь. – Это в данном случае не главное. Я и сейчас с текстом ковыряюсь с новым, где-то как раз на середине. Да, идет туговато. Но – идет…

– Ну, и слава Богу, – вздыхает. – Ладно. У меня все в порядке, у котов тоже. У тебя, судя по всему, аналогично. Поэтому я пошла работать дальше. А ты иди дальше бухай, пока такая возможность есть и меня нет рядом…

– Это, – соглашаюсь, – одно из редких преимуществ твоего отсутствия, да. Пойду воспользуюсь…

– Пока, – смеется.

– И тебе, – ухмыляюсь, – тоже, пожалуй, не хворать…

…Вот ведь, думаю, блин.

Ну, да ладно.

Жизнь…

…Поискал глазами бабульку на перроне, что-то неожиданно и дико захотелось местных пирожков с рыбой.

И – ни одной.

Пришлось направиться к проводнице, уже другой, не той разбитной красотке с двумя золотыми фиксами. Та, видимо, спать ушла, благополучно сдав смену вот этой вот немного сутулой тетеньке с поникшей фигурой и неисправимой усталостью в самых уголках глаз.

– Здравствуйте, – говорю, – я из вашего вагона пассажир, из шестого купе.

Она только кивает.

Знаю, мол.

Звуков издавать даже не удосуживается.

– Мы тут, – начинаю объяснять, – с товарищами каждый год на рыбалку ездим. Если получается, то вообще по два раза в год. И всегда покупали тут, в Свири, у бабушек пирожки с рыбой, уж очень они тут у них вкусные. А сейчас гляжу – что-то и нет никого…

Она снова кивает, поднимает на меня усталые и, когда-то, судя по всему, очень красивые глаза.

Наконец, заговаривает:

– Так гонять их стали. Сами раньше у них всегда затоваривались.

– А что так? – удивляюсь. – Эти-то кому помешать могли?!

Она только хмыкает:

– Так приказ. О запрете торговли на перронах. По всей России сейчас так будет.

– О как! – удивляюсь еще больше. – А что тогда мужиков на Лодейном Поле с их палеными сигами не гоняют?!

– Так им заплатить есть чем, – хмыкает еще раз.

Потом задумывается:

– Или начальник вокзала там не такой зверь…

Я только вздыхаю.

– Жалко, – говорю. И снова лезу в карман за сигаретами.

Она опять пожимает сутулыми плечами, и в этом пожатии – такая русская покорность судьбе, что мне даже как-то отчего-то становится стыдно, и я отхожу, как можно более деликатно прикуривая…

– Извините, – неожиданно слышу у себя за спиной.

И голос неожиданно как раз такой.

Извиняющийся.

Как и сами слова.

Хотя, в принципе, вроде как и мужской.

Я поворачиваюсь.

Дядька.

Где-то моего возраста.

Может, чуть помоложе: мне, если я не с бодуна, несмотря на определенную грузность фигуры, никто не дает моего почти что полтинника, все считают «мужчиной под сорок» в худшем для меня случае.

А вот похмелье – да, выдает.

Ну, да не в этом дело, – дядька, в принципе, как дядька: бесцветный, в джинсах и фирменной «шимановской» рыбацкой ветровке, с острым носом, давно наметившимся брюшком и серыми водянистыми глазами.

И к бабке не надо ходить, что из славного города Санкт-Петербурга.

Их типаж.

– Слушаю вас, – говорю. – Чем-то могу помочь?

Мужик мнется.

Ну, да мне, в общем-то, пофиг.

Мне торопиться некуда.

Стою.

Курю.

Жду…

– Видите ли, – рожает, наконец, – вы только что уж очень нелицеприятно высказались про копченую рыбу с Лодейного Поля. Вы уж простите, я невольно подслушал…

– Да делов-то, – хмыкаю. – Если б я от кого скрывался, то это другое дело. А так-то что. Слушайте на здоровье.

– Да нет, вы меня не так поняли, – улыбается уголком рта.

Ага, думаю.

Нет.

Я тебя именно что правильно и понял.

У тебя – свои профессиональные привычки.

У меня – свои…

– Я ваш сосед, мы в соседних купе едем. И вот поэтому меня так ваша реплика о копченой рыбе с Лодейного Поля и заинтересовала. У меня просто товарищ там целый лоток закупил, но мы их еще не начинали.

Я ухмыляюсь.

– Товарищ, – спрашиваю, – высокий такой, в желтых берцах и синем шейном платке?! Так я ему еще сразу после покупки адрес туалета подсказал. Так что, если еще не ели – это хорошо. Травануться, может, и не траванетесь, но если желудки нежные, городские, то некий дискомфорт гарантирую. И дело тут даже не столько в «жидком дыме». Рыбу-то чер-те откуда везли, и чер-те как она хранилась перед горячим копчением. А копчение все-таки достаточной термической обработки, знаете ли, не дает…

– Но он же сказал, что у местных брал, – говорит растерянно.

Я всхохатываю.

– Местный, – говорю, – знаете ли, местному рознь. Там несколько больших фабричных коптилен или одна, но очень большая: хрен его знает, если честно. Но то, что рыба коптилась именно фабричным способом, причем самым варварским, с «жидким дымом», это – несомненно. Для опытного человека, по крайней мере. А этот «дым», знаете, чем в первую очередь плох?! Тем, что наглухо перебивает все запахи, в том числе и если рыба «с душком». А как она не будет с душком, если того же терпуга аж с Камчатки сюда везут?! Он вообще-то только на Дальнем Востоке водится. И как сюда попадает, логистику сами себе представить можете, наверное. И угрей здесь нет, они водятся южнее. Большое производство, короче. А «местные», которые по перрону бегают – это всего-навсего реализаторы. Причем, я так подозреваю, реализаторы в том числе и «брака», и «левака»: документы-то у них никто не спрашивает, и санконтроля никакого. Так что эти дяди – это не бабушки с пирожками. Ну, – совсем…

Он аж побледнел.

– Там же, – взмахивает руками, – сейчас Алёна может проснуться! А она копчения очень любит. Побегу выкину, если успею. А если не успею, то так хотя бы предупрежу…

…Глядя ему в спину, я не то чтобы не завидовал этой Алёне.

Скорее сочувствовал.

Когда матерый дядька, да к тому же еще, весьма похоже, отягощенный достаточно специфической профессией, с таким жаром принимается о ком-то заботиться – тут жди беды. Причем, беды фактически неминуемой.

Я докурил сигарету, сплюнул в сторону урны, порадовался, что попал, и медленно побрел к тамбуру.

Скоро уже отправляться будем.

Пора…

Глава 9

…Прошел по узкому вагонному коридору, поминутно извиняясь перед отклячившими задницы попутчиками, заглянул в пустое купе. Мужики еще где-то слонялись по перрону.

Вышел в коридор, выглянул в окошко: точно, вон они, красавцы, – один по телефону разговаривает, другой в киоске что-то покупает.

И, готов спорить, что это – мороженое.

Или еще какие ватрушки.

Глеба и сладости – это вообще отдельная тема.

Он как-то у меня на дне рождения, к радости уж и не знавшей, как от него избавиться, жены, фактически в одиночку расправился с огромным подарочным тортом: и это после пары мисок ухи и хорошей порции шашлыка. Я, кстати, вообще последнее время день рождения, а он у меня зимой, предпочитаю за городом встречать, на даче: мужики у мангала кучкуются, под водочку, а девчонки у камина.

И всем хорошо.

Но Глебушка тогда – реально отличился, жена до сих пор восхищается.

Красавец…

– Извините, разрешите пройти, – снова слышу уже знакомый, слегка скрипучий голосок своего вокзального знакомого.

Ну да.

Вот всегда так: сначала, протискиваясь, возмущаешься откляченными задницами.

А потом доходишь до места – и немедленно отклячиваешь свою.

Нехорошо.

– Это вы меня извините, – отступаю обратно в купе. – Проходите, пожалуйста.

Он вздыхает.

– Не проснулась пока, слава Богу, – вздыхает неожиданно, чуть ли не на правах старого знакомого. – Алёна, в смысле, не проснулась. Успел выкинуть. Спасибо, что предупредили. А Геннадию, сейчас вернется, я задницу-то надеру.

Так, думаю.

Понятно.

Пижона зовут Геннадий.

Совершенно избыточная, конечно, на мой взгляд, информация.

– А вы, видимо, тоже на рыбалку едете, – спрашиваю, чисто из вежливости, чтобы поддержать разговор.

Куда они там и с кем едут, мне, разумеется, в принципе, по барабану.

И это еще очень мягко сказано.

Но он неожиданно радуется вопросу, как дитя конфете «Мишка на севере».

Ой, блин…

…Хорошая же у них там компания, если мужику и поговорить толком не с кем.

Дела…

– На рыбалку, – несколько раз мелко-мелко и немного суетливо кивает, – да. На семгу. Хариуса я уже как-то пару раз в Карелии ловил, приходилось. Однажды даже кумжу поймал! А вот за семгой впервые еду…

– Понятно, – киваю в ответ. – А берег какой? Белое, Баренцуха?

– Что-что, простите? – пугается. – Мы на речку едем, на Варзугу. Точнее, на один из ее притоков.

Я вздыхаю.

– Я имел в виду, какой берег Кольского полуострова, – говорю. – И в какое море речка ваша впадает. Ну, так-то понятно, что Варзуга – это южный берег, побережье Белого моря, Терской район. Мы, в общем-то, тоже в те места. В Кандалакше выгружаемся. И до Умбы.

– И мы тоже в Кандалакше выходим, – радуется. – Но в Умбе останавливаться не будем, дальше поедем.

Я фыркаю.

– Ну, – смеюсь, – мы тоже в самой Умбе блесны полоскать не собираемся, там уже давно все убито, хоть и места, конечно, живописные. Нет, поймать-то там рыбу при определенной терпеливости и нормальном уровне мастерства можно, вполне. Только на фига?! Такой интенсивности рыбалку я себе могу и где в Подмосковье организовать, хоть и не на семгу, конечно…

– А где ловить собираетесь? – интересуется.

– Да там же, – киваю, – на притоках Варзуги. Если конкретно, то на Инделе лагерем стоять будем. Но и на Пану заедем, разумеется. Спортивную лицензию на «поймал – отпустил» я на всякий случай на обе речки заказал. И на «изъятие», кстати, тоже. Мало ли что…

– Вот как здорово! – радуется. – Мы тоже именно в те края.

Потом неожиданно замечает, что по коридору от тамбура начинает пробираться все тот же пижонистый Геннадий, и хищно прищуривается:

– Вы меня извините, – скалится недобро. – Мы с вами попозже еще обязательно поговорим. А пока у меня сейчас будет разговор чуть менее приятный, но, увы, чуть более обязательный. Ну, напросился человек.

– Понимание, – киваю. – Я бы, наверное, тоже так вопрос бы решал.

Он вздыхает.

– Да уж, – фыркает. – Особенно если учесть, что вы этого придурка предупреждали. А я-то все думаю, на кого он жаловался, что ему «сосед нахамил». Спасибо вам, кстати. Меня вообще-то Олег зовут.

– Валера, – протягиваю ему ладонь. – Ну, да ладно, идите, разбирайтесь. Позже пообщаемся…

…Тут и мои придурки как раз очень вовремя подкатили.

Глебушка, естественно, с громадным пакетом мороженого, которое тут же и начал мне предлагать, даже, можно сказать, навязывать. Я, впрочем, на эту тему особо не заморачивался: то, что мы со Славяном не «поможем», эта сволочь, в общем-то, и в одиночку осилит без проблем, я уже рассказывал.

Делов-то.

Поэтому поковырялся в его пакете, покачал отрицательно головой и с удовольствием налил себе в вымытый стакан из-под чая еще на два пальца доброго торфяного виски, из того запаса, которым мы до прибытия в этот славный город Свирь самым что ни на есть решительным образом развлекались.

Впрочем, – какой уж тут на фиг «город».

Так, городишко.

Хотя название, конечно, – есть в нем что-то такое, очень правильное.

Плохое место таким красивым именем не назовут…

…Славка немного подумал, к кому из нас с Глебушкой присоединиться, и присоединился именно ко мне. Да и сам Глеб жестами, ибо рот был занят мороженым, показал, чтобы ему тоже набулькали.

Поезд, кстати, тронулся как раз в тот момент, когда мы сдвинули стаканы, и я увидел в этом какой-то определенный символизм…

…Славка проглотил налитое первым.

Одним большим, красивым глотком.

Скривился.

Потом выдохнул с удовольствием.

– Что, кстати, за черт тут с тобой лясы в коридоре точил?! – интересуется.

Я только плечами пожал.

– Да так, – говорю. – Мужик какой-то. Тоже, кстати, на рыбалку едут. И, похоже, тоже на Индель.

Славка морщится.

– Не приведи Господь, – делает длинный глоток минералки, прямо из горлышка, – с нами, в санькин лагерь. Он как раз говорил, что с нами на поезде еще какие-то попутчики из Питера прибывают. А мне его рожа протокольная что-то как-то сразу не глянулась. Нет, я, так-то, ничего против органов не имею. Просто урод какой-то. И все.

Я медленно киваю.

– Да нравиться там и вправду нечему, – говорю. – Там прямо на лбу большими печатными буквами написано «контора». Причем, не с земли, а со штанами, протертыми сидением в кабинетном кресле. Я их брата нижним чутьем чую, крови они у меня в свое время попили мама не горюй. Все приручить хотели, пока старшие товарищи не прикрикнули. Но хочу тебя расстроить, – они именно из Питера. Так что возможно все…

Глеб тоскливо вздыхает.

– Опять, что ли, морды будем бить, Валерьяныч?

– А вот этого, – хмыкаю, – как раз ни в коем случае не советую. Не тот типаж. Ну, если только уж совсем, сука, прижмет. Так-то потом отмажемся, конечно. Но будет неприятно, это я уж совершенно точно гарантирую.

Негромко и невесело смеемся.

Потом Славка с каким-то неожиданным, почти детским тоскливым всхлипом вздыхает.

Смотрит в окно на проплывающие все быстрее и быстрее лесные опушки.

– Может, – говорит с надеждой, – все-таки пронесет…

…Разумеется, – не пронесло.

Ну вот, как чувствовал.

Идиотизм.

Лузер-шоу как оно есть.

Вся эта троица: «гебешник», пижон Геннадий и пока еще неведомая Алёна, как выяснилось уже в Петрозаводске, ехали именно с нами.

И – более того.

Саня, наш «встречающий», или, как мы его называем, «егерь-распорядитель», директор небольшой местной туристической фирмы, их еще и в нашу группу включил: но это выяснилось уже позднее, по прибытии в саму Кандалакшу. Когда нам всем это сам Саня, сразу же по прибытии, радостно и объяснил: за них, за этих ребят, оказывается, просил какой-то его старый знакомый рыбак. Разумеется, все из того же самого славного города на Неве.

Вечно, кстати, от этих питерских одни исключительные неприятности…

…Я это по работе знаю.

Ага.

Но это, повторюсь, – только в Кандалакше прояснилось.

А так, в Петрозаводске – только поморщились слегка.

Ну, бывает…

…А заодно сразу же после Петрозаводска выяснилось, кто такая «спящая Алёна».

И вот тогда-то во всей этой нашей истории и началось самое интересное.

Да…

Глава 10

…Я, на самом деле, всегда вот боялся именно таких теток: им, фактически, невозможно ни в чем отказать.

Понимаешь ведь, что глупость, но стоит девушке тупо поджать губки, как ты уже, стуча копытами и высунув язык, мчишься исполнять ее еще даже и не высказанное желание. При этом прекрасно понимая, что делаешь глупость, и в награду тебе за этот подвиг не то чтобы ничего не будет, но ничего даже и не обещано.

Нет, у меня-то еще кое-какое противоядие от этой беды имеется: я уже скоро как двадцать пять лет имею глупость любить свою собственную жену. Вот уж, кстати, в свое время не думал, что так будет: бабником был таким, что аж страшно вспомнить.

А тут как-то все само собой закончилось и прекратилось.

И нельзя уж так и сказать, что в наших с ней отношениях с самого начала было чересчур много физиологии или для Инги было очень уж так сильно важно, чтобы я налево не ходил: хотя черт ее знает, что для нее важно, а что нет. Столько лет уже живем вместе, а все равно так и не разобрался.

Просто так само получилось, и все.

Но вот именно вот таких барышень – все равно боюсь. Хотя бы просто потому, что их по-любому следует опасаться.

Порода такая.

Поэтому, как только из вагона появилось, в сопровождении своих кавалеров, разумеется, это заспанное чудо – мне сразу же захотелось куда-нибудь немедленно скрыться, ибо при первом же взгляде на оное сразу читались все грядущие неприятности.

Шатенка, разумеется.

Нет, не рыжая и не русая.

Каштановая.

Причем с самого первого взгляда понятно, что не крашеная, а природная: краска таким барышням, собственно говоря, и на фиг даром не нужна.

Овальное лицо.

Нежная кожа там, где надо, слегка тронута загаром и, разумеется, веснушками.

Пухлые губы.

Небольшой вздернутый нос, наглые зеленоватые глаза, легкий шрам над левой темно-каштановой бровью ничего не портит, а только добавляет шарма и очарования.

Почти идеальная фигурка с чуть излишне длинноватыми ногами, затянутыми в синие джинсы.

Легкая штормовка не скрывает узкую талию.

Блузка на груди чуть не лопается от переполняющего ее содержимого.

А ведь так хорошо ехали.

Пропал дом…

Глава 11

…Ну, а если серьезно, то я быстренько докурил и ушел в купе.

От греха, что называется, и от соблазна.

Благо, в Петрозаводске был достаточно сильный сигнал на сотовом. И, соответственно, Интернет.

И, кстати, в районе вокзала, – вполне себе даже и неплохой, все «3G».

Вот туда-то, разумеется, и нырнул.

Быстренько проверил «мыло».

Убедился, что пока еще моим отсутствием никто, к счастью, по-настоящему и по-взрослому не обеспокоился.

И – занырнул в Сеть.

Новости.

Новости, чтобы их черт побрал.

Информация.

Успеть.

Пока не тронулись, пока еще пока что стоим…

…Да.

В мире было неспокойно.

И слава Богу, а то бы я, наверное, удивился.

К уже становящимся привычными безобразиям на Ближнем и Среднем Востоке стремительно добавлялась еще недавно цветущая Украина.

Нет, понятно было, что по-другому, наверное, нельзя.

Мир вообще – мы что-то стали забывать такую простую истину, – это всего лишь краткий промежуток между двумя войнами.

Но – все равно – жаль…

…Надо, думаю, как тронемся и проводница в вагон вернется, чаю у нее попросить.

Хорош бухать.

К Кандалакше вообще стоит с ясной головой подъезжать, иначе тупо придется по-взрослому опохмеляться: дорога оттуда на Индель будет в любом случае непростая.

Сначала либо на микроавтобусе, либо на санечкиной «буханке» до старинной поморской Умбы.

Но это – так, цветочки.

А вот потом – пересаживаемся на «шестьдесят шестой».

И вот после этой самой пересадки как раз и начинается самое интересное…

…Первым в купе с перрона ввалился, разумеется, Славка.

Черт его знает почему, но у него это – заходить куда-то первым, даже и куда не звали – всегда очень хорошо получается.

Даже по морде как-то по этому животрепещущему поводу пару раз довольно прилично получал, но все равно так и не успокоился…

– Видел, – делает глаза еще круглее, чем они есть на самом деле, – какая тетка?! Я бы ей отдался. Вот даже и не сомневайся. Да офигеть!!!

Я вздыхаю.

– Видел, – отвечаю. – А ты точно на рыбалку собрался?!

Он хохочет.

– Что-то ты суров, – чешет затылок, – сегодня, Валерьяныч. Ща поезд тронется, пойду за чаем схожу. Тебе, кстати, принести?

Вздыхаю.

Выключаю планшет.

Откладываю.

В голове еще пока что мелькают обрывки новостей и зеленые глаза, длинные ноги и прочие прелести заспанной Алёны, проживающей, как выясняется, непосредственно в соседнем купе.

Через тонкую вагонную стенку.

Задумчиво смотрю в окно, потом не менее задумчиво киваю.

– Тащи, – соглашаюсь. – А мы скоро трогаемся-то?

Славка смотрит на часы.

– Да минуты, – фыркает, – через полторы.

– Ладно, – потягиваюсь, едва не зевая. – Я так и думал. Увлекся, бывает. Пойду тогда в тамбур покурю…

…В тамбур я зашел как раз, когда поезд тронулся, и за окном поплыли залитые солнцем и еще мокрые от дождя скучные домики Петрозаводска.

Где-то еще совсем недалеко, на границе зрения, тяжелые низкие тучи, кстати, так и продолжали прижимать крупными мохнатыми лапами дома и деревья, роняли дождь на асфальт и гладь Онежского озера.

Странный город, кстати.

Весьма.

Я его по молодости вообще очень любил, мотался сюда, иногда без всякой цели и без царя в голове.

Онега.

Кижи.

Помню, как ярко сверкал яростной грозной синевой Онего и как тревожно и стремительно летели облака над церковью Преображения Господня, когда я стремительно, одним днем и одной белой ночью, но очень и сильно, и взаимно, влюбился в эту безумную молоденькую художницу из Питера.

Как ее, кстати, звали?

Таня?

Яна?!

Да, какая, в принципе, разница: больше-то, после той матовой белой ночи, когда небо было молочно-белым, как больничный кафель или эмаль, и по нему все так же стремительно плыли странные, розово-фиолетовые, подсвеченные недалеко за горизонт закатившимся солнцем облака, – все равно так ни разу и не увиделись.

Мне и самому тогда, вообще-то, только-только двадцать один исполнился.

Плевать…

…Когда я вернулся в купе, Славка баюкал руку и что-то обиженно шипел в сторону, а Глеб рылся в своем аккуратном дорожном несессере и что-то там такое, видимо, очень и очень важное искал.

На столе стыли три кружки чая.

Так, думаю…

– Что случилось-то, комбатанты? – интересуюсь.

Славян морщится и демонстративно вздыхает:

– Да ерунда, Валерьяныч, – отворачивается. – Чай пока от проводницы нес, две кружки в левую руку взял, а одну в правую. Ну, неудачно перехватил, левую обжег, короче, пока до купе добежал…

Оцениваю обстановку.

– Ну, ты и муда-а-ак, – выдыхаю почти восхищенно. – А поставить эти чашки куда-нибудь нельзя было?! Чтобы перехватить поудобнее?! Да хоть на пол! Или просто вышвырнуть их на хер, зачем руку-то жечь?!

Славка даже морщиться перестал:

– Как это «вышвырнуть»?! – делает круглые глаза. – Я же их вам нес! У нас дед был один, в Саратове, в детстве, шахматист. Так он всегда говорил: взялся – ходи. Начал – доводи до конца. «Вышвырни». Ну, ни хрена же себе…

Я только рукой и махнул.

Это – мои друзья.

Идиоты.

И ведь и не переделать уже.

Нда…

…Глебушка тем временем из несессера тюбик какой-то мази вынул.

– Во, – говорит. – Это точно поможет. Намажь, бинтовать не обязательно. И даже вредно. А по жизни если, так я тут с Валерьяном согласен, прямо-таки абсолютно. Мудак и есть. За это, наверное, и любим. Но ты, Славкин, этим не обольщайся, все равно рано или поздно и нас заипешь этой своей придурковатостью. Ладно. Ты пока мажь. Я за тебя твои обязанности в этот раз, так и быть, исполню и нам с Валеркой налью…

– А мне, – возмущается Славка, аккуратно втирая бесцветную пахучую мазь, – или тут что, раненым не наливают?!

Мы с Глебой – только хмыкаем и переглядываемся.

Ну да.

А почему бы, собственно говоря, и нет?

– Наливают, – успокаиваем. – Наливают. Герой…