Читать книгу: «Командировка в ад», страница 4

– Тут есть один закуток, где наливают разное, – затараторил Макс. – Пойдем?

Дю-Жхе с энтузиазмом кивнул, а я отказался – пить не хотелось совсем.

Они ушли, а я отправился бродить по ярмарке, но задержался у первого же прилавка с книгами, торговал которыми старый кайтерит, морщинистый, сутулый.

– Что угодно? – спросил он. – Дайте я сам угадаю… Хороший продавец все видит… Должен знать, что ищет разумный… Вы в поиске знаний… Глубоких, настоящих, о многом…

Я хмыкнул – ну какие знания, мне бы выжить и домой вернуться.

– Вот, есть уникальная вещь, – а кайтерит уже протягивал книжку в переплете из коричневой кожи. – Живая Энциклопедия: все обо всем в одном маленьком томе… Честно… Целая Гегемония сведений в крохотном объеме.

Я взял книжку, гладкую и приятную на ощупь – а что, неплохой будет сувенир. Текст на языке, который никто на Земле не сможет прочитать, ну кроме меня, поскольку у меня есть переводчик.

– Почем? – спросил я.

– Десять долларов, – понятно, что старик-кайтерит назвал сумму в других единицах, и переводчик в голове мгновенно все пересчитал.

Я решил, что сумма невелика, и стал обладателем маленькой, но увесистой книги. Повернулся, чтобы уйти, и мигом забыл о покупке, когда у соседнего прилавка, где торговали женскими побрякушками, заметил Етайхо.

Я захотел поговорить с гирванкой, едва ее увидел, но случая до сего дня не было.

– Выбираешь? – спросил я.

Девушка посмотрела на меня и стеснительно кивнула, положила на место сережки в виде серебристых улиток, в центре завитка у каждой – крохотная алая капелька.

– Слушай, такая ботва… – я не очень знал, как начать беседу. – Прежний десятник…

– Йухиро, я знаю, – Етайхо кивнула. – Твой родич Макс мне рассказал. Он погиб. Очень жаль.

– Да, точно… – кто бы сомневался, что московская хипстота растреплет все на свете. – Но когда он был жив, он говорил необычные вещи… Насчет меня…

Мне достался еще один взгляд, на этот раз удивленный, и девушка поправила выбившуюся из прически прядь цвета медной проволоки.

– Что я должен спасти мир… – я сам понял, что это прозвучало глупо, и разозлился. – Как-то это связано с вашей религией. Чтоб я сдох… ты не можешь сказать, что это значит?

Етайхо шмыгнула носом, совсем по-человечески.

– Я простая девушка, – сказала она. – Всю жизнь работала в поле. Ничего не знаю. Жрецы все понимают, мы лишь хотим покинуть Колесо Воплощений и молимся Надзирающим о памяти.

Она говорила монотонно и равнодушно, и вид у нее был испуганный и робкий.

– А кто может помочь?

– Ничего не знаю. Кто-то из жрецов.

К злости на себя добавилось раздражение – похоже, мне не повезло, Етайхо и правда ничего не знает, да и просто дура.

– А кто-нибудь из них есть на «Гневе Гегемонии»? Тут немало ваших.

– Ничего не знаю.

Мне только и осталось, что пожать плечами и отправиться восвояси.

Пробираясь через толпу, я заметил Молчуна, альбиноса-игву, одного из приспешников Равуды. Вскоре стало ясно, что он идет за мной, а рядом с ним топает бюдрака в два раза меня шире, с тупой и сонной физиономией.

На прошлой ярмарке я ухитрился попасть в их ловушку, но теперь не дамся.

В толпе напасть они не рискнут, попробуют заманить в какой-нибудь закуток между палатками, который не видят камеры.

– Ну что же, поиграем, – прошипел я, убирая книгу в рюкзак.

Я свернул в очередной проход, миновал перекресток, где толпа собралась вокруг фокусника. Когда преследователи скрылись из виду, повернул еще раз, чтобы пробраться к стене и уйти одним из технических проходов – палубой ниже, и там в казарму.

Пользоваться проходами меня научил Диррг, и вообще благодаря сержанту я узнал об устройстве линкора больше, чем знали некоторые офицеры.

– Какоой приятный дееень, – заявил Равуда, преграждая мне путь. – Иди сюда.

Я отшатнулся, но он уже сцапал меня за плечо, и мигом позже рядом оказались Молчун и бюдрака. Последний сжал лапищу на моем запястье, и я понял, что хватка у этого увальня с пушистой рожей железная.

– Оборзели? – прошипел я. – Нападение на старшего по званию!

– Хы? – Молчун осклабился, и пшикнул мне в лицо чем-то сладким из маленького баллончика.

Перед глазами все помутилось, я на миг потерялся, потом осознал, что меня куда-то ведут, а я послушно переставляю ноги.

– Бываааает, выпил на ярмарке, за ногами не уследил. О да-да… Мне ли не знать… – шептал мне в ухо голос Равуды. – Товарищи пытались отвести в казарму, но не уследили… Убежал. А тут как раз люк в канализационную систему, открытый… какая неудача, ой-ой-ой…

С одной стороны тянулась стена огромного зала, серые металлические пластины, с другой – тыльная часть палаток. Я хотел закричать, но сил хватало только на то, чтобы дышать и идти туда, куда меня практически тащат.

А затем под ногами оказалось пусто, и я полетел вниз, в смрадную темноту. Зацепился спиной, потом ударился подошвами с такой силой, что лязгнули зубы, и меня швырнуло в сторону. Под спиной чавкнуло, затылком приложился о стенку, и показалось, что череп мой треснул, как яйцо от удара ложкой.

Удивительно, но сознания я не потерял, может быть от той отравы, которой меня одурманили.

– Б… б… блин… – пропыхтел я, ощупывая голову.

Нет, цела, и даже крови нет, только свежая шишка, башка трещит конечно, и болит подвернутая лодыжка, но в целом жить можно.

– Прощай, волосатый, – сказал сверху Равуда, и раздался металлический скрежет: мерзавцы закрыли люк.

Света было мало, но глаза привыкли, и я огляделся – узкая и высокая камера, ведущий к люку колодец, в торцах забранные решетками громадные трубы. Отстойник, фильтрационная камера, одна из многих, где скапливается и уничтожается всякий мусор, который прямо сейчас воняет и чавкает у меня под ногами.

А для этого используется система измельчения, которую включают два раза в сутки, в полночь и в полдень.

– Твою мать, – я похолодел.

Если я не уберусь отсюда за пятнадцать минут, то меня измельчит вместе с той дрянью, в которой я стою. До люка не добраться, лестница поднята, нужно пролезть в одну из труб, сломать или снять решетки.

Я метнулся к ближайшей, дернул изо всех сил… держится, черт!

Хлопнув себя по лбу, я поспешно содрал с плеч рюкзак и принялся рыться в карманах. Набор отверток мне подарил Диррг, и поскольку я время от времени ремонтировал снарягу, то таскал его с собой постоянно.

Нифига не видно, какие тут шурупы… ага, крест… вот эта подойдет.

Потные руки соскальзывали даже с пупырчатой лихорадки, я пыхтел и задыхался, ржавый толстый шуруп шел с трудом. Я не знал, сколько времени у меня осталось, и все ждал, когда пол затрясется мелкой дрожью, когда с тихим шорохом включится измельчитель.

Первый есть… второй… третий…

Негромкое жужжание коснулось моего слуха, когда остался последний, восьмой. Ухватив решетку обеими руками, я потянул, налег изо все сих, не обращая внимания на боль в ногах. Раздался металлический скрежет, и я прыгнул вперед, в трубу, где основательно приземлился на локти.

За моей спиной мусор с шуршанием и чмоканьем превращался в сырую грязь, которую смоет вода. Я лежал на животе и тяжело дышал, я не знал пока, как выберусь из канализационного лабиринта, устройство которого представлял не очень хорошо.

Ясно было одно – проклятый Равуда ничего не забыл и ничего не простил, и от планов убить меня вовсе не отказался.

Глава 6

На обед я пришел с опозданием, и торопливо набрал на поднос кучу всякой еды.

Сегодня повара решили порадовать нас тыквенным супом, в котором плавают семечки, рыбой в кляре, сочной и жирной, салатом из морских тварей, которые только напоминали наших кальмаров, но были куда мягче, или тут просто умели их готовить как следует. А на десерт я выбрал пару кусков торта, настоящего, со взбитыми сливками, со множеством слоев – жесткий хрустящий корж, мягкое ягодное суфле, вафли, что-то еще, совсем незнакомое, похожее на сладкую колбасу.

Взял бы и три куска, но в последний момент все же победил гнусную жадность. Поскольку наши уже уходили, я сел за пустующий стол в уголке и отдался не менее гнусному чревоугодию.

Если бы нас не гоняли физухой, если бы я сам не упарывался как десятник, то я бы точно начал толстеть.

Тыквенный суп я проглотил со сладострастным урчанием, разгрызая семечки. Прикончил рыбу – ни единой косточки внутри теста, то ли их там не было никогда, то ли их растворили неведомым мне образом, заполировал все это салатом, где морских гадов дополняла свежая, точно с грядки зелень, и вонзил зубы в первый кусок торта.

И тут рядом с моим столом появился Билл – откуда он взялся, я не понял, столовая почти опустела.

– Ваш Путин – дерьмо! – сообщил мне американец безо всяких предисловий.

Я мрачно вздохнул.

Мало мне шантажа со стороны Лирганы, покушений на мою жизнь, задуманных Равудой и его дружками, еще и этот прыщ на ровном месте…

Ярмарка прошла пять дней назад, и тогда я выбрался из канализации достаточно быстро. Дошагал до ближайшего колодца, открутил еще одну решетку, и вот он я, на шестнадцатой палубе, грязный, сырой и вонючий, но живой и очень-очень сильно злой.

Я ухитрился проскользнуть в казарму и застирать попорченные шмотки так, что никто не заметил. И никому ничего не сказал, кроме Макса и Дю-Жхе – все равно командиры мне не поверят, как не поверили в прошлый раз. Наградой мне стали выпученные глаза кайтерита и его дружков вечером, на построении центурии – они пялились так, словно обнаружили призрака.

– И ваша Россия – полное дерьмо! – выпалил Билл, агрессивно выпячивая челюсть. – Понял, десятник?

– Эй, полегче, – я отложил торт. – Мы в Гегемонии, никакого Путина тут нет.

Но он меня не слушал, голубые глаза блестели как оловянные пуговицы:

– Вы тупые, злобные и тиранические! Отравляете людей по миру, и все такое! Америка же несет демократию и свободу!

По лицу моему пробежала горячая волна, кулаки сжались сами.

– Если надо, то мы сотрем вас с лица Земли за два часа! – продолжал этот идиот. – Превратим вашу страну в руины и все такое!

Я встал, я еще пытался контролировать себя, но стул толкнул назад слишком резко, и тот упал с грохотом.

– Заткнись! – прошипел я.

– А что ты сделаешь, десятник? – Билл ухмыльнулся с наглостью бухой кинозвезды. – Накажешь? За что? Тебя я не оскорблял, на Гегемона не гнал. Ты вообще это, как оно, тут… Водку давно не пил, видать, и на балалайке не играл своей.

Я сделал шаг в сторону, в обход стола, и ударил, хотя дистанция была великоватой. Естественно, что не попал толком, лишь зацепил его, но красивое лицо американца исказилось от боли.

– Э, ты чего? – он отскочил, выставил кулаки.

И тут я налетел на него по настоящему – удар в скулу, пусть блокирован, ответный по уху, фигня, поскольку вторым я угодил ему точно в солнечное сплетение. Билл согнулся, рот его открылся, физиономия покраснела, и я врезал по этой физиономии еще раз, с оттягом.

Американец упал с каким-то деревянным стуком.

– Отставить! Смирно! – заорал кто-то, но я не обратил внимания, я присел и ухватил Билла за майку на груди, подтянул к себе.

– Будешь еще всякое дерьмо говорить? Будешь? – прошипел я так яростно, что собственная слюна обожгла мне губы.

Чьи-то руки вцепились мне в плечи, я попытался стряхнуть их, но не сумел. Минимум четверо разумных ухватили меня разом, буквально вздернули на ноги, прижали предплечья к бокам.

– Пустите, вы… блин! – пыхтел я, извиваясь и дергаясь.

– Отставить! – громыхнуло прямо в ухо, и я узнал голос: трибун Шадир, и откуда он только взялся в солдатской столовке?

Меня развернули, и я обнаружил командира манипула прямо перед собой.

– Смирно! – рявкнул он, и я невольно вытянулся, хотя все еще дрожал от ярости. – Цирковые номера снова вздумал показывать? Получил медаль от Гегемона, и все можно? – алые глаза трибуна метали молнии, покрытая оспинками щека подергивалась от гнева. – Немедленно в карцер! Сутки!

– Эй, а он?! – начал я, собираясь сказать, что гнусный Билл меня спровоцировал.

Только меня уже волокли прочь, к выходу из столовой, и дальше по коридору, к лифтовой площадке. Распоряжался в «конвойной команде» длинный, как сопля, вилидаро, командир третьей центурии – я даже не знал его имени, поскольку в прошлой кампании он не участвовал.

– Пустите, черт! – прорычал я. – Сам пойду.

Карцер обнаружился на одной из нижних палуб, чуть ли не над самым трюмом. Распахнулась толстенная дверь, я ощутил запахи дерьма и засохшей крови, и меня толкнули вперед, в жаркую темноту.

Щелчок за спиной, я моргнул и понял, что свет тут все же есть, хоть и слабый, проникает в щель над дверью.

– Дело швах… – пробормотал я, моргая.

Камера два метра на метр, чуть больше фильтрационной, где я едва не отдал душу. Голый пол, голые стены, в дальнем углу видна дыра в полу, куда положено справлять потребности, и судя по запаху, тут никогда не убирались.

И почему-то очень жарко…

Лампочка под потолком вспыхнула, в глаза словно воткнули по шилу, и я невольно прикрылся рукой. Когда привык, то убедился, что при свете карцер выглядит еще хуже, чем во мраке – темные пятна на полу и стенах, то ли засохшее дерьмо, то ли кровь, потолок в черных разводах, вентиляционное отверстие без решетки, маленькое и слишком высоко.

Браслет на руке брякнул, и подняв руку, я увидел, что у меня списали пятьсот баллов опыта – почти все, что я накопил с момента второго появления на «Гневе Гегемонии». Поскольку боев пока не было, набралось немного.

– Дело швах, – пробормотал я, думая, что еще немного, и лишат меня статуса десятника: это ладно, главное, чтобы денег не лишили.

Мне стало до озноба холодно при мысли о том, что из-за дурацкой драки, из-за того, что я повелся на провокацию идиота-американца, я могу оставить Сашку без лечения… нет, только не это!

* * *

Шум из вентиляционного отверстия донесся в тот момент, когда я уже настроился поспать. Сначала долетело шуршание, потом недовольное хрюканье, а услышав чих, я невольно улыбнулся.

Понятно, кто собрался ко мне в гости!

Котик спрыгнул на пол, махнул пушистым хвостом, и я обнаружил у него во рту нечто черно-белое.

– Это что? – спросил я. – Ой, какой ты молодец! Спасибо!

Зверь притащил мне плюшевого пингвина – заметил, насколько мне дорога эта игрушка, сколько я с ней вожусь, и решил поддержать, доставить ее ко мне!

– Хрр! – сказал Котик, явно гордый собой, и я погладил его по спине, почесал за ухом.

Но тут зверь неожиданно рванул в сторону, взбежал по стене, и снова исчез в вентиляции. Оттуда донесся новый чих, полетела пыль, и Котик появился снова, на этот раз с прямоугольным кожаным предметом в пасти – ого, это же энциклопедия, купленная на ярмарке, книга, в которую я ни разу не заглянул.

– А это зачем? – спросил я, взвешивая томик в руке: и как только допер!

– Хрр! – повторил Котик, и ударил книжку лапой с выпущенными когтями.

Точнее попытался ударить – обложка выгнулась, точно крыло, и хлестнула в ответ. От неожиданности я выронил энциклопедию, та с сердитым свистом раскрылась и зашелестела страницами.

Что, эта штука живая?

– Чтоб я сдох, – пробормотал я, опускаясь на корточки. – А ты не кусаешься?

Очень довольный собой Котик уселся и принялся намывать лапой морду совсем по-кошачьи. Я же аккуратно погладил кожаный переплет, и тот отозвался приятным поеживанием, а на белой до сего момента бумаге начали проступать, точно всплывая из глубины, буквы.

«Мир и приветствие тому, кто владеет, – прочитал я. – Корми меня, и будет знание. Говори вопросы, и получишь ответы».

Писала энциклопедия на чистом русском, так что прочитать неправильно я не мог. Только вот что значит «корми»? Убивай врагов и поливай их кровью скромную книжечку? Интересный поворот!

– Э, хм… Мир и приветствие, – сказал я. – Хочется узнать…

И о чем бы спросить энциклопедию, которая, если верить продавцу, содержит «Гегемонию знаний»? Про Гегемонию и спросить, вот только про что… хотя, есть же тайна, которая мучает меня давно, с того дня, когда я второй раз увидел татуировку в виде птичьей лапы с тремя когтями.

– Что значит такая вот татуировка, – и я описал то, что видел на запястье у «дядюшки» Ивана, на шее у врача-шаввана и на плече Лирганы.

Энциклопедия некоторое время лежала неподвижно, потом ее страницы затрепетали. Новые буквы проступили на белом, текст побежал слева направо строчка за строчкой, будто кто-то лупил по невидимой клавиатуре.

«Общество Трех Сил создано на планете Кайтер в 45 году от Первой Жертвы. Аристократический тайный орден, объединяющий тех, кто посвятил себя развитию сокрытых способностей организма, но истинные цели его оставались не вполне понятными. Декларировал поддержку трона, но чем занимался на самом деле – знала только верхушка ордена. Обладал значительным могуществом при последнем Гегемоне Первой династии и первом – Второй.

Официально запрещено и уничтожено в 227 году по приказу Седьмого Гегемона. Верхушка общества казнена, многие члены попали в тюрьму, где и умерли. Не существует».

– Дело темное… – пробормотал я. – То есть как «не существует»?

А почему тогда Иван и Лиргана щеголяют символикой этих самых Трех Сил? Использует ее кто-то другой, маскирующийся под древних масонов Гегемонии, или они вовсе не истреблены, а вполне себе процветают втайне? И чего хотят эти непонятные персонажи?

Ну вот, ответ получил, но тот привел за собой десяток новых вопросов!

На риторический вопрос энциклопедия отвечать не стала, зато Котик насторожился, поднял уши. Из пасти его вырвалось недовольное шипение, и в следующий миг он рванулся вверх по стене и исчез.

Дверь камеры с клацаньем открылась, и в волне прохладного чистого воздуха явился трибун Геррат.

– Конкретно паршивое местечко, – сказал он, осматриваясь. – Ты не находишь?

Я поднялся, собираясь отдать честь, но контрразведчик махнул рукой.

– Две недели, как ты вернулся, и уже второй инцидент с твоим участием, ведь так? – Геррат заметил и лежащую на полу книгу, и пингвинчика, но внимания на них не обратил. – Честно говоря, я не думаю, что это случайно.

– Я… – начал я.

– Молчать! – в руках трибуна появилось нечто похожее на перочинный нож, со щелчком вылетело не лезвие, а длинная трубка, вытянулась и закачалась, точно ус насекомого. – Ты скажешь все… Ты мне все расскажешь… Но сначала я тебя подготовлю. Конкретно.

Я дернулся назад, но оказалось поздно – Геррат коснулся меня усиком, и мускулы отказались повиноваться. Я упал на пол, точно мешок с картошкой, а трибун выщелкнул из ножа новый инструмент – двузубую вилку из черного металла, между зубцами которой посверкивали синие искорки.

– В данных обстоятельствах у меня нет иного выбора, – проговорил он. – Увы-увы.

Присев на корточки, он прикоснулся к моему предплечью, и меня заколотило от боли. Словно тысячи молний ударили одновременно, заставляя мускулы сокращаться, а нервы дрожать и рваться.

– Очень простой инструмент, – голос Геррата звучал спокойно, без эмоций, он явно не получал удовольствия, он просто делал свою работу. – Но очень, очень действенный. Говори. Ты можешь.

– Что? Что говорить? – пропыхтел я, извиваясь на полу.

Язык и губы мне повиновались, а вот тело не слушалось.

– На кого работаешь. Кто отдает тебе приказы. Отвечай!

Мелькнула мысль сдать Лиргану, рассказать о том, что она шантажировала меня… Только к чему это приведет? Геррат возьмет ее в оборот, возможно докопается до ее хозяев. Но быстро поймет, что они не стоят за мной, и мы начнем с начала.

– Ни на кого, – выдавил я. – Честно.

Контрразведчик вздохнул, и боль снова затопила все мое тело от макушки до пяток. Багровая пелена заволкла все вокруг, а после третьего разряда я вовсе перестал соображать, где нахожусь.

Но всякий раз, слыша вопрос «На кого работаешь?», я отвечал «Ни на кого».

Потом наступило просветление, я обнаружил себя на полу все той же камеры: неподалеку сидел пингвинчик, рядом с ним лежала закрытая энциклопедия, внутренности мои болели, ныла каждая клеточка, но я был жив, и вроде бы ни в чем не признался, никого не сдал.

* * *

Когда дверь открылась в следующий раз, я не понял, может через час, а может через семь. После ухода Геррата я впал в забытье, отключился, и проснулся от шагов в своей камере.

– А ну-ка вставай, – произнесли сверху скрипучим голосом центуриона Гаги. – Разлегся тут.

Я пошевелил конечностями, и неожиданно обнаружил, что тело меня слушается. Боль сгинула без следа, будто и не было никакой пытки – создатели прибора, которым пользовался контрразведчик, свое дело знали.

– Теперь бегом за мной, – велел центурион, когда я поднялся. – Сейчас в бой. Тридцать минут до высадки на Бриа.

Твою мать! Так быстро? И мне вести за собой желторотых щенков?

– Есть, – ответил я, поскольку приказы не обсуждают, и следом за Гагой вышел из камеры.

Через десять минут я был в казарме: опытные бойцы снаряжались без спешки, новички суетились, в глазах танцевали страх и неуверенность.

Пингвинчик занял место в тумбочке, рядом с ним легла на полку живая энциклопедия – еще пригодится. Бронезащита защелкнулась на мне, я проверил мускульные усилители, нахлобучил шлем, пояс отяготили набитые пулями и аккумуляторами подсумки.

– Десятник, разреши обратиться, – рядом бесшумно возник Янельм, и я посмотрел на него с неудовольствием: вот нашел момент, образина ушастая.

– Что тебе?

– Ты же знаешь, такая засада, что я слышу лучше других.

О да, я был в курсе, что своими мохнатыми ушами этот юри-юри, коллекционер необычных предметов-«послухов», частенько улавливает то, что для этих самых ушей не предназначено.

– Ну да, и что?

– А то, что я знаю, кто у нас стучит на Геррата, – Янельм произнес это шепотом, но мне его слова показались громовыми.

– И кто? Говори!

– Смиррно! – в казарму ворвался центурион, в полном снаряжении казавшийся воинственной жабой.

Я заскрежетал зубами – ну как не вовремя, хоть бы на пять минут позже!

– После боя, – шепнул Янельм и бросился на свое место.

– Бойцы! – завопил Гага. – Сейчас мы могущественной воинской силой дадим прикурить глупым примитивным уродам, которые называются бриан и смеют отвергать милосердие великого Гегемона, который предложил им мирно перейти под его благословенную руку, дабы наслаждаться цивилизацией!

Эту чудовищную нелепую фразу он выговорил на одном дыхании, и дальше я слушать не стал: никто, бывший на Бриа, не стал бы называть ее жителей «глупыми» или «примитивными»; они были опасным врагом и неоднократно нас удивляли. Несколько минут я продремал стоя, пока центурион сотрясал воздух глупостями, и проснулся лишь на команде «За мной!».

Мы добрались до зала высадки, и тут же ворота открылись, пошла вниз аппарель. Показалось небо в тучах, и знакомый до отвращения пейзаж – зеленые, сырые джунгли, перевитые лианами стволы, вьюнки и прочая мерзость.

– Спрей в дело! – скомандовал я, и полез в подсумок за баллончиком.

Если не обрызгать себя репеллентом, то проиграешь бой даже не бриан, а всякой мелкой живности, которой богаты эти места.

Мы рванулись вперед, ботинки загромыхали по металлу аппарели, затем под ними оказалась густая высокая трава. Чавкнула лужа, полная черной воды, скакнула в сторону крысожаба, на которую я едва не наступил.

Высаживались мы силами манипула, то есть семьсот двадцать бойцов, рычания бронетехники я не слышал, авиация о себе знать не давала. Но и врага я пока не видел: орали вдалеке птицы, плыли между деревьями клочья тумана, но никаких бурых куполов или черноволосых воинов с ружьями или автоматами.

– Что-то тихо, – сказал Макс без обычного своего похохатывания. – Нерадостно это.

– Почему? – спросил увдоронат Шнобель, наивно моргая тремя светлыми глазами.

Родич Лирганы, он напоминал ее внешне, хотя был ниже на полголовы, но вот характером совершенно отличался – постоянно сидел, уткнувшись в книжку, девчонок боялся, краснел, стоило любой с ним заговорить, и вообще старался внимания не привлекать.

– А потому что дело швах… – сказал я. – Ложись!

Не знаю, что меня насторожило, но я шлепнулся в траву, а через миг поднялась стрельба. Ударил пулемет, пули забарабанили по борту оставшегося за нашими спинами линкора.

– Ложись! Ложись! – истошно завопил Гага, но мои бойцы уже были в безопасности. – Егор, уводи своих направо, охватывайте их с фланга!

Эту фразу я услышал через шлем.

– Есть, – буркнул я. – За мной ползком!

Эх, если бы система связи была в каждом шлеме, но Гегемония, обладающая порталами и космическими линкорами, глупо экономила на мелочах. Да еще и чиновники с поставщиками воровали всюду, где только могли, так что бойцы частенько получали негодное, сломанное оборудование и гибли… ну а кто-то на всем этом нехило наживался.

Мы проползли метров пятьдесят вдоль борта линкора, что возвышался над нами точно положенный на бок небоскреб.

– Огонь! – скомандовал я, и мы рванулись вперед, в чащу, прямо на бриан.

Первого срезал я, второй угодил под очередь Дю-Жхе, третьего завалил кто-то еще. Мы выскочили прямиком на пулемет, я увидел выпученные золотистые глаза пулеметчика, перекошенное от усилия лицо – если он развернет свою махину на нас, то мы все тут и ляжем.

Во лбу бриан образовалась кровавая дырка, он упал лицом вперед на свою машинку, и та замолкла. Второй номер успел пальнуть из автомата, но никого не зацепил, а через мгновение рухнул рядом с соратником.

– Залегли! – скомандовал я своим, а в микрофон доложил. – Пулемет подавлен!

– Все, отбой, они отступают, – велел Гага. – Оставайтесь пока на месте.

С рычанием ожили пушки линкора, принялись лупить по дальним целям, и я облегченно вздохнул. Мельком глянул на браслет-классификатор – ого, я свалил всего двоих, а получил почти три тысячи опыта, и значит вербовщик в офисе не врал, мне и правда теперь будут добавлять за подчиненных.

А тринадцать тысяч с лишним означают шестой класс, и открытие новых навыков, но это потом.

– Так, все живы! – я оглянулся. – Голос по очереди!

Назвались все, кроме Янельма, и я напрягся: он же бежал в атаку с остальными, я видел, там, правее.

– Юнесса, проверь! Он рядом с тобой!

Девушка поползла в сторону, и донеслось ее растерянное восклицание:

– Мертв! Пуля в затылок!

В затылок? Когда мы шли во фронтальную атаку? Невероятно… если только!

Равуды с нами нет, да тот бы и не стал целиться в юри-юри, его мишень – я. Остается… значит остается тот, про кого Янельм хотел рассказать мне, но не успел, продавшийся Геррату стукач!

Один из бойцов, которому я не могу доверять. Но кто, кто?