Читать книгу: «Забытый на лавочке», страница 5
Ни за что бы не подумал раньше, что мне будет нужен кто-то близкий. Что изменилось с начала пути? Я остался прежним, но в то же время что-то сильно поменялось. Есть ли в этом смысл? Хоть какой-то?
Что будет, то будет. Хочу верить ей.
Я смягчился и подбодрил Лиру. Неловкость понемногу спадала.
Редколесье закончилось. Нас уже поджидало поле. Точнее, поля на многие километры вперёд. Больше всего я не люблю ровные поверхности земли без деревьев. Особенно сейчас, когда ничто не может скрыть нас от блуждающей тут и там Тоски. Возможно, если мы не будем проявлять лишние эмоции, то привлечем меньше лишнего внимания.
Тактика остаётся прежней. Наша траектория лежит совсем чуть дальше от купола повышенной тревожности, которую источает Чума в мегаполисе.
На удивление все снова шло хорошо. На этот раз мне не очень хотелось, чтобы случилось что-то плохое для равновесия. Проблем было и так предостаточно.
К счастью, кроме блуждающей по полю Чумы, мы заметили и кое-что интересное. Новая дорога, на которой может оказаться заправка, в которой будут продаваться велосипеды, и чтобы хотя бы на один нам хватило денег. Лично у меня в карманах лишь звенящая пустота. Правда, звенеть как раз и нечему.
– Лира, сколько у тебя денег осталось?
– Примерно ноль.
– М-м-м-м…
– Что делать будем? – Спросила девочка, потратившая на сладкое все свое состояние.
– В чем смысл играть в благородство, если после такой игры мы умрём?
– Не знаю.
– Нам нужен транспорт, так?
– Не таким способом, который ты хочешь мне предложить.
– А есть выбор? – сейчас главное спасение нас двоих, а не совесть.
– Во всех произведениях нас убеждают, что выбор есть всегда.
– Я не верю в это.
– Ну да, ты предпочитаешь верить во всякую ерунду, в которой сам себя убеждаешь.
– И что? – меня все устраивает.
– Да ничего. Ты проиграл ещё до начала спора. На моей стороне всегда справедливость.
– Сегодня ты это доказала. – Не надо мне было это говорить, но я уже сказал.
– Если справедливость на моей стороне, то это не значит, что я всегда буду так же на стороне справедливости. – Оправдалась Лира.
– Вот именно. А теперь, нам ведь нужен транспорт?
Лира сделала лицо, обозначающее, что я бесконечно глуп в попытках намекнуть ей на кражу несчастного велосипеда, который мы даже ещё не нашли.
– Ой, смотри. Что это? – я споткнулся обо что-то в высокой траве, – Вот я и нашел нам средство передвижения. Видавший виды велик «Аист». Почти винтаж.
– А вдруг он чей-то? Почему тебя так и тянет украсть что-нибудь? – возразила девочка.
– Да неправда! Я же за нас обоих беспокоюсь. Если мы не успеем прорваться сквозь кольцо, то можно попрощаться с твоими благими намерениями, когда ты станешь в виде Чумы убивать призраков!
Лира задумалась.
– Ладно. Все равно он тут никому не нужен, да?
– Ну естественно, зуб даю.
Тем временем мои выкрики привлекли внимание Тоски метрах в пятидесяти от нас. Самое время воспользоваться находкой.
Пока я крутил педали, а Лира сидела на багажнике, я крикнул через плечо:
– 2:1!
– Что? – переспросила она, но я уже был полностью сосредоточен на вращательном движении педалей.
Надеюсь, он и правда был ничей. Просто ещё одна забытая людьми вещь, брошенная посреди неухоженного поля… Я молил, чтобы это было так.
Удивительно, что он вообще едет, и довольно неплохо. Возможно, мы подарили ему новую жизнь. Я почему-то стал верить, что вещи способны на нечто большее, чем просто быть вещами, и их заветное желание – пригодиться и стать нужными.
Лично у меня с недавних пор такое же желание. Может, я и сам вещь. Не очень полезная и никому не интересная вещь.
Опасность вскоре миновала, и к всеобщему облегчению мы наткнулись на небольшую дорогу, по ощущениям ведущую практически вровень с нашим мысленным маршрутом.
Дела идут в гору. Не уверен, что мы идём вместе с ними.
Сентябрь ещё не закончился. Время по самым примерным расчетам ещё есть. Спасение вполне возможно, но верить в это не получается. Слишком неопределенно. Слишком мало информации. Вся ситуация может оказаться всего лишь выдумкой безумного деда, бредящего о великом нашествии Чумы. Тогда в чем смысл? Даже нет выбора. Нужно просто идти, пока не выяснится наверняка. А что дальше? Мы в пути уже так долго…
Снег.
Белые хлопья, похожие на опадающую листву, падали с неба. Мы не чувствовали холода, но было очевидно, что температура упала ниже нуля. Забыл упомянуть, что с нашей стороны материк не отделен от северного полюса водной границей. Можно сказать, он весь рождается из гигантских айсбергов, плавно переходящих в тундру, лесотундру, и т.д. Так что влияние холодов на территории, где мы находимся, особенно сильное. Наверное, это важная деталь, и надо было упомянуть ее раньше, но все про это и так знают. По крайней мере из нашей вселенной.
Сначала дорога превратилась в кашу, а потом каша замёрзла. Никогда не любил кашу… Особенно овсяную. Бескрайние поля по обе стороны дороги покрылись будто сахарной пудрой. Пудра мне тоже не нравится.
Ехать на велосипеде становилось все неудобнее: асфальт норовил выскользнуть из под колес. Пришлось снизить скорость, в итоге ставшую равной обычной скорости пешего человека. Необходимость в транспорте отпала. Придется бросить его.
– Как думаешь, он обидится? – спросил я, отводя взгляд.
– Кто?
– Велик.
– В каком смысле? – Она явно не понимала, о чем именно я говорю.
– Нам ведь придется оставить его.
– Опять убеждаешь себя в странных теориях?
– Жить без этого не могу.
– Тогда точно обидится.
– Вот и я так думаю. Надо загладить свою вину.
– Перед велосипедом?
– Разумеется. По сути, мы избавляемся от ставшего ненужным балласта. Это должно быть очень неприятно. – Мне бы очень не хотелось однажды стать ненужным.
– М-м-м…
– Так вот. Надо обязательно найти место, где он снова почувствует свою важность. Если ты так не считаешь, то подумай о своей гитаре.
– Ладно, может, ты и прав… Ты случайно не намекаешь на то, что я избавлюсь от тебя, когда найду друзей получше, и ты перестанешь быть нужным?
– Какое удобное совпадение. – Да, я думал об этом.
– Я этого не сделаю.
– Почему?
– Ты же мой друг. – Какое-то необычное ударение на слово «мой» прозвучало.
Ладно. Пусть будет так. Лучше, чем могло быть, учитывая мой характер. Вообще, очень интересно, почему характер не пропадает при становлении призраком, а наоборот, некоторые его черты даже усиливаются? Возможно, после потери физическеского состояния, скрывающего некоторые душевные мотивы, сложнее скрывать мысли и чувства. Но это слишком очевидно. Или нет?
Снежная равнина простиралась во все стороны горизонта. Мегаполис остался позади. Мы шли так долго, что во всей округе уже не было видно ни одной возвышенности и даже самого маленького деревца. Скорее всего, из-за моего не очень хорошего зрения. Но вот вдалеке появился почти невидимый дымок. Едва различима под белым покрывалом деревушка. Я подумал оставить в ней нашего железного коня, который, вроде как, и не совсем наш.
Слой снега хоть и не был толстым, но основательно облепил низкие, изрядно покосившиеся домики. И лишь в одном в из них топилась печка.
Почему-то я уверен, что в нем живёт ещё одна забытая душа. Мы встречаем их повсюду. Они везде. Каждый уголок занят кем-то одиноким и незаметным для окружающих. При жизни я бы не поверил, что призраки существуют среди нас в таких количествах…
По началу я задавался вопросом: почему духи просто не найдут таких же, как они, и не заживут вместе, позабыв про одиночество? Теперь понимаю… Заведомо зная, что в старом доме обитает кто-то забытый, я не хочу подходить к этому месту даже близко. Страшно. Каждый ходит по тончайшему льду. Любое неосторожное движение, любое брошенное тяжёлое слово – и лёд ломается, а вас тащат за собой на глубину, где совершенно точно водятся ужасные твари.
Никогда не боялся призраков… Сейчас боюсь.
Не я один. Мы все боимся друг друга. Такие слабые…
Поэтому мы не пойдем в дом, чтобы узнать новую и в то же время знакомую историю о том, как человек остался один в заброшенной деревне.
Не пойдем – и нам не будет больно слышать это снова и снова.
Не пойдем – и, может быть, безумие не тронет беднягу ещё пару дней.
Да, мы просто не будем открывать крышку кастрюли, в которой вот как несколько недель стоит, лежит или уже сидит недоеденный суп. Не будем. И нет проблем.
Тишина. Как хорошо, когда тихо. Как хорошо не слышать рев, плачь и стоны Тоски внешнего мира. Но как плохо начать чувствовать все это внутри себя.
– Янта, но у нас не получается по-другому. Что мы можем сделать? – грустно констатировала Лира, заглянув в мою записную книжку.
– Ничего не можем. Ужасно себя чувствую. Смотреть, как они безнадежно мучаются. Плохо. Я не хочу уметь видеть, слышать и думать. Они обречены. Да и мы тоже.
– И всё-таки ты продолжаешь куда-то идти, чего-то ищешь.
– Только ради того, чтобы у тебя был шанс на что-нибудь хорошее. И чтобы заглушить звуками шагов противный вкус реальностей жизни после смерти. – Я не знал, зачем еще все это нужно.
– Ну, у меня такая же цель. Для ее достижения нам придется открыть ещё не одну крышку старой кастрюли с супом.
– Ты права, Лира. Ты права. Но если честно, от отчаяния хоть сейчас помереть можно.
– Я бы поддержала тебя, если бы умела. Незаметно ты стал мне дорог. Не хочу увидеть тебя в… – Лира спрятала лицо под капюшоном.
Я сначала не понял, откуда взялось растекающееся по всей душе, тепло. А потом понял. Если сейчас сделаю правильный шаг, то Лире тоже будет тепло. Я обнял ее.
Тоска отступила.
Я понял, почему люблю состояние уныния так же сильно, как и плохую погоду с дождём и лютым холодом. Из них приятно выходить в уютную, теплую комнату, в которой тебя ждёт кто-нибудь любящий, чтобы напоить сладким чаем с мятой, ведь он знает, что вам нужно ровно три ложки сахара, и что вы обожаете, когда чай пахнет непременно мятой. Вот почему. Странно, наверное. Но я сумасшедший призрак, мне позволительно.
На самом деле я не знаю, каково это, быть с человеком, который знает, какой чай я пью. Потому что я не пью чай. Я вообще ничего не пью и не ем. Потому что я мертв. И теплой, уютной комнаты у меня нет. Но я бы очень хотел узнать это ощущение. Хоть когда-нибудь… По крайней мере слова Лиры были похожи на то, что было описано в предыдущем абзаце.
– Знаешь, Лира, у призраков есть шанс. Мы с тобой ведь не убили друг друга и столько пережили вместе. Думаю, каждый при настоящем желании может отыскать такое средство от Тоски.
– Ого, ты что, проявляешь положительные эмоции? Никак конец света наступает.
– Вообще-то он реально наступает.
– А, точно.
Мы оставили велосипед около двери единственного «жилого» дома и прикрепили к нему записку, в которой был совет идти на север, а сами отправились дальше.
Ещё один день пролетел незаметно. Ещё больше выпало снега. Уровень равнины и дороги слился в одну белую плоскость. Нельзя было заранее узнать, будет ли следующий шаг по асфальту, или же в снежную пропасть.
Интересно, как нам понять, когда мы окажемся в безопасности? Будет ли какой-то сигнал или всплывающее окно с приветствием на локации без Чумы? Возможно, мы уже пересекли границу, по которой должно будет пройти окружение, и опасаться нечего?
Мы не знали.
Горизонт сегодня начал темнеть раньше обычного. И темень наступала сразу с двух сторон света. Хотя полу закатное солнце светило по-прежнему ярко, заставляя щуриться от становящегося ослепительно-белым снега.
Ночь замыкала круг слишком медленно и вопреки всем природным законам.
– Лира, это оно?
– Видимо.
– Что будем делать?
– Бежать, пока горит зелёный.
– В любом другом случае я бы просто подождал следующий переход. Но, похоже, сейчас следующего не будет.
Холод пролез в душу.
На этот раз я предложил Лире понести ее гитару, чтобы ей было удобнее бежать, но едва не получил тумаков этой же гитарой. Действительно, как я мог посягнуть на ее сокровище?
Мы сначала ускорили шаг, а затем перешли на бег. К счастью, у нас еще была возможность проскользнуть мимо двух оплотов Чумы, так как она двигалась со скоростью улитки, наевшейся огурцов.
Я старался не думать о том, что это ползут забытые души, искаженные злобой, обидой, горем и грехом. Тысячи тысяч душ. Да, старался не думать. Не получалось. Мне было их жалко. Немного. Слишком непростая сложилась у них судьба. Или они сами ее так сложили. В конце концов они ведь могли выбрать не упасть до уровня отвратительных монстров? Но у тех, кто стал призраком в мегаполисе и сразу же обратился в чудовище, не было выбора совсем. Странная штука.
Мне показалось, что Тоска зашевелилась быстрее. На пару мгновений страх задержался во мне, а потом решил остаться внутри подольше. Бесформенные туши Чумы действительно стали шустрыми. Нельзя бояться. Она чувствует отчаяние и спешит забрать в свои заражённые ряды.
Если бы я мог, то вырвал бы страх вместе с сердцем, но у меня нет сердца, поэтому я не знаю, какую часть себя мне нужно оторвать, чтобы пропал внутренний ужас. Кто-нибудь изучал анатомию призраков? Наверное, очень интересно узнать, из чего состоит душа, и каким образом она одновременно материальна для призраков, и одновременно не очень материальна для всех остальных живых существ. А есть души животных? А они съедобные?
В голове смешались все виды отборной чуши. По крайней мере это отвлекало от проблемы. Но Лире, кажется, гораздо хуже, она не может совладать со страхом. Я взял ее за руку.
Лира повернулась, увидела мою почти бодрую улыбку и улыбнулась в ответ. Мы даже смогли ещё немножко ускориться.
Не помогло. Слишком поздно справились с собой.
Когда мы подбежали к единственному проходу в растущей стене гнилых душ, то увидели, что в разрезе толщина этой стены по меньшей мере километр.
Мы не успеем выбраться наружу до того, как ловушка схлопнется вместе с двумя новыми жертвами внутри.
Лира пошла шагом, отпустив мою руку. Провела по струнам гитары, а затем я впервые услышал ее пение. Мы умрём с музыкой.
«Между молотом и наковальней
Какого-то дерева листья жести
Погнутся и треснут ещё до удара
Все руки в крови, а козыри крести.
Спасите не наши тела, а гитару,
Она во сто раз будет нас полезней…
Да, мы просто листья жести,
Которые гнутся ещё до удара,
Зато с начала конца были вместе.
Жаль, что этого было мало,
Для мисс фортуны много чести.
Страдать мы тоже будем на пару.
Ещё секунда – раздастся грохот.
По встречной фура, и гаснут фары.
Кто понимает, чей это молот,
Зачем его встречают фанфарами?
Жизни и смерти век очень недолог.
Спасите не наши тела, а гитару…»
Лира пела очень эмоционально, не стесняясь. Всё-таки последняя песня… Наверное, я люблю эту девочку. Или это просто наваждение перед ещё одной смертью. Я даже не смог ничего сделать, чтобы хоть как-то спасти нас, и выбора не было. Я не знал, что так получится. Глупо. Я стоял и молча слушал песню Лиры. На душе было так спокойно… закрыть глаза, и ждать…
Мы ушли во тьму. Тоска заботливо окутала нас, набросившись с двух сторон. Никто не выбрался из окружения. Здесь нет света. Страшно. Но не так, как я себе это представлял. Я ждал, что став частью Чумы, во мне проснется что-нибудь кровожадное и весьма противное, однако, этого не произошло. Мысли были четкими. Убивать призраков не тянуло. Может быть, Чума распространяется осознанно? Может быть, она убивает по прихоти, а не из вечного голода? Мы ничего не знаем о Тоскливой Чуме.
Я бы очень хотел вернуться во время, когда мы с Лирой шли по лесу после того, как узнали, что мы призраки. Это были лучшие мгновения моего существования, если подумать. Вряд ли ей было радостно идти со мной. Надеюсь, что хотя бы немного хорошего она всё же чувствовала.
Но туда не вернуться.
Я так и не смог понять, как можно победить Чуму. Не успел сделать что-то действительно стоящее и хорошее для людей, духов и даже для Лиры. Ничего не успел. Зачем я был? Что дал нашей вселенной унылый призрак? Зачем это надо? Как-то всё несуразно…
И что теперь делать? Я по привычке достал записную книжку и карандаш, чтобы письменно предаться разработке плана. Вслепую я писал свои мысли.
Если бы у меня был шанс выжить, что бы я сделал? Открыл бы глаза, и шел вслед за музыкой девочки, которую совершенно точно люблю.
Так я и сделал прямо в тот момент. Нас действительно накрыла Тоска, но что-то не дало ей прикоснуться к нам. Мы были внутри купола, источавшего мягкий голубоватый свет, который заставлял снег сиять звёздами.
Лира сидела, закрыв глаза, и играла на гитаре. По щекам ее лились слезы, отражающие свет защитной сферы. Я наклонился к ней, и шепнул на ухо, что нужно продолжать играть, во что бы то ни стало.
– Вставай, Лира. Мы идём дальше. Только не открывай глаза. – Этот совет нужен лишь для того, чтобы не видеть, что творится за границами купола, который был полупрозрачен.
Если бы она увидела, то на долю секунды наверняка бы заглушила струны, и этого было бы достаточно, чтобы погибнуть. Внутри Тоски мелькали лица, искаженные болью, на нас смотрели голодные глаза, к нам тянулись обезображенные руки. Стоило огромных усилий смотреть по сторонам, чтобы не упустить из под ног заснеженную дорогу.
Моя задача – вывести нас наружу таким образом, чтобы Лира ни в коем случае не споткнулась обо что-нибудь, иначе конец игры.
Я помог ей подняться на ноги, и, мягко поддерживая за талию, повел сквозь самую толщу Чумы. Лира, не открывая глаз, но не прекращая игру, послушно шла молча вместе со мной.
Мелодия неторопливо лилась, поддерживая в нас надежду на жизнь и ещё что-нибудь хорошее впридачу. Мы тихонько и хрустяще ступали и шаг за шагом, приближались к свободе. Слез на лице Лиры я больше не заметил. Лишь еле заметную улыбку.
А ведь я несколько раз уже видел этот купол, только не знал, что это именно он. Когда мы были около мегаполиса, было довольно напряжённо и опасно, но во время того, как Лира играла на гитаре, наступал уют. В такие моменты можно было увидеть очень слабое мерцание голубых звёздочек вокруг нас.
Что ж, кажется, защита всё-таки существует… Осталось найти оружие? Может быть, мы найдем ответы, которые помогут призракам перестать быть слабыми. Зачем? Непонятно. Но раз мы не померли – нужно успеть что-то сделать.
Наконец сквозь сферу забрезжил очень тусклый свет закатного солнца. Спасены. Музыка вывела из Тоски. В прямом смысле. Бывает же такое на свете… Не оборачиваясь, мы ещё долго шли вперёд, оставив позади тревогу и обречённые на смерть забытые души.
Что будет впереди? Неизвестно. Что, если мы единственные выжившие? Что нам делать?
Лира открыла глаза, когда мы были уже далеко от ужасов призрачной жизни. Она вопросительно посмотрела на меня, и я утвердительно кивнул. Кажется, мы друг друга поняли.
Девочка повесила гитару на плечо, и наступила абсолютная тишина. Как будто в мире не существовало больше ничего, кроме нас двоих и снега. Было бы здорово, будь это так. Наверное. Вряд ли бы Лире это понравилось.
– Мы здесь в безопасности не навечно, да? Однажды Тоска приползет и сюда. Что тогда, Янта?
– Я много думал об этом, и у меня для тебя очень печальные новости.
– И какие же? – с опаской покосилась Лира.
– Нам всё-таки придется найти выживших.
– Тьфу, ты опять плюс с минусом перепутал.
– Неважно. Дело в том, что призраки опасны, тем более, если их много. Даже если они спасли свои «жизни», то это не значит, что сохранили и рассудок. Угроза никуда не делась. А ещё мне трудно находиться в обществе, в котором больше двух людей… – последнее предложение я добавил шёпотом.
– Ладно, ты прав. Но мы в любом случае должны рассказать им, что можно бороться с Чумой и выжить?
– Именно. Но я не собираюсь делать ничего, кроме этого. Просто поделюсь информацией, и они сами решат, как поступить дальше.
– Почему?
– А нужно сделать что-то ещё?
– Как насчёт сражаться с ними бок о бок?
– Ну уж нет. На моих плечах уже и так достаточно ценный груз, чтобы нести ответственность за дополнительный.
– Тебе что, лень?
– Да.
– Ты не меняешься.
– Даже если бы захотел поменяться – не смог бы. У тебя будет возможность найти новых друзей, когда будешь показывать, как использовать одухотворенные вещи против Тоски. Не упусти ее.
– А ты не будешь?
– Нет. Только передача информации.
– А потом?
– Не знаю, Лира. Что-нибудь придумаю.
Осталось только найти духов и дать им надежду. Надежда – неиссякаемый источник энергии. Когда она есть, можно сражаться до последнего.
Трудно понять, как работает защита Лиры. Возможно, если хозяин своей любимой вещи использует ее определенным образом, то это должно давать эффект, помогающий справиться с Тоской. Черт. Это же элементарно…
Это то, чем мы занимаемся всю жизнь.
Давно пора было догадаться! Хотя нужно ещё минимум несколько раз проверить на практике эту теорию. Без понятия, как я могу использовать свою записную книжку в целях борьбы с Чумой. Да, я могу писать в ней. Логично. Но что нужно написать, чтобы был эффект?..
– Чего гадать? Давай проверим.
– И снова подглядываешь, что я пишу?
– Всегда.
В следующий раз, когда мы встретим Чуму, убегать нельзя. Нужно во что бы то ни стало узнать, какие чувства и действия помогают не только защищаться, но и атаковать.
Интересно, с чего мы взяли, что больше никто из призраков, кроме нас, не догадался про использование одухотворенных предметов? Может быть, сопротивление уже давно идёт где-нибудь, и можно не волноваться? Ладно, на всякий случай всё-таки сделаем то, что должны.
Долго ждать подходящего момента не пришлось. Даже в самой безлюдной части мира были свои испорченные души, очень хорошо выделяющиеся среди чистых равнин.
Лира создала сферу, и мы близко подошли к одинокому зараженному, который, как и ожидалось, не чувствовал нашего присутствия. Нервничая, приготовился я к эксперименту. Итак. Нужно делать то, что обычно прогоняет мою тоску. Хватит ли просто записей, чтобы победить Чуму?
Я начал писать всякую всячину навроде той, что невпопад приходит в голову. Ничего не произошло. Тогда я попробовал слова: гори, плавься, умри, исчезни и многие другие, направляя их в сторону Тоски. Не помогло.
После многочисленных неудачных попыток я отложил книжку и карандаш. Результат был слишком очевидно нулевой.
Лира тоже расстроилась и разочарованно ударила по струнам, не лестно отзываясь о дурацкой Чуме. Защитная сфера ощетинилась длинными прозрачными шипами, которые вмиг проткнули насквозь нашего подопытного, разлетевшегося тут же в разные стороны. После этого поверхность шара разгладилась.
Я попросил ее повторить то, что сейчас было. Девочка, недоумевая, взяла резко звучащий аккорд и построила вокруг него жутковатую мелодию. Колючки вновь выдвинулись и пульсировали в такт музыке, удлиняясь. Потом остатки Чумы полностью рассеялись, и свечение оружия погасло.
В итоге после провала мы получили гораздо больше, чем могли ожидать. Пусть у меня и не получилось ничего сделать. Наверное, не все способны бороться с Тоской. Или нужен предмет, предрасположенный к борьбе. Не знаю. Я что, бесполезен?
