Читать книгу: «Полёт японского журавля. Я русский», страница 23

Они выпили по чашке кофе из цикория, который входил в рацион питания каждого пограничника на заставе, а затем сели на катер и с ветерком прокатились в отдалённую бухту, где на якоре стояла небольшая невзрачная рыбацкая шхуна с названием «Цуки Мару», что обозначало «Луна». На борту дежурили два пограничника. Когда группа поднялась на борт, один из бойцов доложил Сапожкову обстановку. Происшествий не было, команда отдыхала. Действительно, трое рыбаков играли в карты, а капитан у себя в каюте смотрел телевизор. Михалыча сразу взволновала японская речь, которая доносилась с экрана, он едва не провалился в него. Было очень интересно, показывали фильм про эпоху самураев.

Капитан с явным недовольством выключил телевизор, но тут же на его лице появилось выражение восторга и растерянности. Это был немолодой сухощавый человек обычного роста, какими бывают японцы, стриженный под «ёжик» и почти седой.

Сапожков заговорил на японском, стараясь дать понять, что проблема, с которой они все столкнулись, должна благополучно решиться, и в этом немалая роль отводится самому Тору. Тогда для него появится возможность не только избежать конфискации судна, но и вернуться домой.

– Вы поймите, господин Тору,– продолжал убеждать Сапожков, поглядывая на товарищей, которые то и дело подсказывали нужные слова. – Мы вас ловим уже не первый раз, и всякий раз вам сходит с рук ваши проделки. Конечно, мы вам признательны за содействие, но надо идти дальше. А просим немного. Вам надо свести Вайновского с человеком из спецслужбы. Чтобы у Вайновского была уверенность, что он тот, кому можно продать то, что он хочет продать.

– Но я не сотрудничаю с нашими спецслужбами. И не желаю этого. Я от них уже хлебнул однажды, мне хватит, – заупрямился Тору. – Я простой рыбак, а не шпион. Вы меня скорее сделаете шпионом.

– Да нам и не нужна ваша спецслужба, поймите это, наконец, и как шпион вы нам не нужны.

– Что же вы хотите от меня? – моргая спросил Тору.

– Вы покажете Вайновскому нашего же человека, он будут думать, что это ваш человек из Японии. – Вот его, – Сапожков указал жестом на Михалыча. Конечно, Михаил понимал, что в этом деле ему придётся что-то делать, но роль японского агента вызывала в нём лёгкую растерянность. Он даже привстал. Тору тоже приподнялся, и так вышло, что они поприветствовали друг друга таким необычным образом.

– Хай, – коротко кивнул Михаил. Тору тоже кивнул, неловко протягивая руку.

… – Помогите нам, господин Тору, – тихо попросил Михаил.

Услышав просьбу, Тору растерялся ещё больше. – Вы японец? Вы настоящий советский японец? – переспросил Тору.

– Нет, я советский китаец, но хорошо владею японским языком, – соврал Михалыч, ещё не совсем понимая, что от него требуется говорить. Но внешнее спокойствие присутствующих подсказывало, что он сказал то, что нужно. – Помогите нам, и вас отпустят, – пообещал Михалыч, поглядывая на Сапожкова. Тот незаметно кивнул. – Для вас не будет большого риска. У Вайновского нет повода недоверять вам. Вайновский проходимец, готовый продать что угодно, даже свою Родину, он предатель. Мы вас не просим продавать вашу Родину, просто посодействуйте нам. И мы своё слово сдержим. Вы покажете меня, представите как человека, которому интересно сотрудничать с Вайновским. Мы только прокатимся, и вы меня представите. А там видно будет. Вы ничего не теряете и почти не рискуете.

– Вот именно, почти, – прошептал почему-то Тору, словно они были хорошими приятелями. – Мне надо подумать, – сказал Тору, сердито усаживаясь в свое рабочее кресло и очень наигранно отворачиваясь. Все присутствующие поняли, что Тору будет думать. Они тихо вышли из каюты и дружно рассмеялись.

– Почему вы смеётесь? – возмущённо закричал Тору, выскочив из каюты.

– А чего тут думать? – удивлённо воскликнул Владимир. – Ему предлагают хорошую сделку, а он рядится как барышня в наряде. – Ты мужчина, или кто?

Тору сделал обиженное лицо и задумался, но потом снова поменял маску. – Я хотел поторговаться, но вижу, что вас не перехитрить. Ладно, согласен. Но сначала я продам свой улов, мой лёд скоро растает, и тогда рыба испортится. И вы мне отдадите сетки, которые забрали весной. Это не мои сетки, мне их дали в долг.

– Хорошо, – согласился Сапожков, хватая руку японца. – Но сначала дело.

– Нет. Сначала рыба и сети, а потом дело.

– Ладно, будем бросать жребий, – рассудительно предложил Сапожков. – Орёл ваш, «решка» моя. – Тору ещё не успел дать согласие, как монетка звякнула по палубе и показала «решку». Тору тяжело вздохнул и обиженно отвернулся.

– Всё по-честному, – так же обиженно произнёс Сапожков, поднимая монетку. Он передал её Михалычу, и тот с удивлением обнаружил на ней две «решки». Михалыч даже не поверил своим глазам, монета была как настоящая. Внимательно приглядевшись, он обнаружил едва заметный шов посередине. Две монеты предварительно сделали тоньше, а затем склеили. У кого-то хватило фантазии для такого простого трюка. Ему стало жаль японца, но дело было сделано, причём с блеском. Сапожков был ещё тем лисом. Гарантией того, что Тору исполнит своё обещание и не сбежит, были документы на шхуну, включая купчую, и прочие бумаги, изъятые при задержании. Тору явно опечалился, когда узнал, что вернуть их прямо сейчас не удастся, но оспаривать эти действия не мог.

Договорились, что как только Тору встретит в море Вайновского, а это непременно произойдёт, когда он будет проходить отмель Палтусова, где последнее время работала его бригада, они обменяются товаром, а потом Тору скажет, что есть человек, который готов к встрече и разговору. После этого останется только ждать условного сигнала по рации.

На том и порешили. Тору уходил в море, предвкушая, что скоро вернёт свои очень дорогие сети и документы, он был в приподнятом настроении, о чём говорил не совсем ровный ход его шхуны и громкая песня о какой-то луне над Токио.

– А ты, оказывается, психолог, – задумчиво сказал Владимир, когда они остались вдвоём. – Ты явно ему понравился, несмотря на то, что китаец.

– Брось. Всё он понял. Я и не собирался пудрить ему мозги.

– Ты, правда, молодец. Просто, ты вёл себя как обычный человек.

– А я и есть обычный человек, – усмехнулся Михаил.

– Нет, ты не обычный человек, если вёл себя как обычный человек. Ты необычный.

Они расхохотались, хлопая себя по коленям.

– Даа… Ай, да Пушкин, сукин сын, – произнёс с восторгом Володька.

Михалыч некоторое время раздумывал над случившимся, пока они сидели в вагончике, и смотрели в открытую дверь на вечерний пейзаж с морем, чайками, рыбацкими лодками, бороздившими акваторию залива, – было действительно красиво и по-особенному умиротворённо.

– Странно мне всё это, Изаму.

– Зови меня Володей. Когда ты называешь моё японское имя, я вздрагиваю.

– Вот и я о том же. Хожу и спрашиваю себя, кто я на этой земле? В зеркало посмотрю, вроде, японец, а начинаю говорить с кем-нибудь, сразу русским становлюсь. Неужели в одном человеке всё это может уживаться?

– Будь собой, Миша, у души нет национальности, и никаких угрызений совести и переживаний не будет. Уверяю тебя.

– Ох, уж это твоё «уверяю». Ты что, другой формы убеждения не знаешь? Всю жизнь только и уверяешь меня.

Они снова рассмеялись, после чего Владимир поднялся, собираясь уходить.

– Прости, пожалуйста, меня жена, наверное, обыскалась. Обещал ей помочь обои поклеить. Второй год живу, а руки не доходят. Квартира ведомственная, в ремонте нуждается. Хочу тебя пригласить, жена уже неделю зудит, когда Миша придёт, когда Миша придёт. Детьми похвастаться, а стыдно.

– Езжай, клей свои обои. Я не девушка, чтобы за мной присматривать. Еды у меня на неделю, если что, сам раздобуду.

– Э… Только вот этого не надо. От дома далёко не отходи, не дай бог, кто из местных узнает тебя. Здесь же все рыбаки. Мало ли. Бережёного, Миша, бог бережёт. Завтра я под каблуком побуду, а вечером приеду, ты уж потерпи. Понимаю, что непривычно тебе одному здесь, но ради дела потерпи.

Тору объявился в эфире с условным сигналом через три дня на общей волне, которой пользовались все, кто находился в местных водах. Где он был и что делал, выяснять не стали, одно было понятно, на месте он не сидел.

Они вышли в море, и пошли на юг. До «Цуки Мару», пришлось идти несколько часов.

– Мы договорились встретиться южнее отмели Палтусова, – сказал чем-то недовольный Тору при встрече. Он всё время оглядывался по сторонам, словно боялся, что его могут подслушать.

– Это же залив Измены, – с удивлением произнёс Владимир, поглядывая на Сапожкова и Климова.

– Неплохое начало, – ответил пограничник. – Ближе не могли договориться?

– У вас государственная соляра, а у меня своя, я и так в растратах. У нас топливо подорожало в очередной раз. Кто мне оплатит путешествие до Южно-Курильска и обратно?

– Вам зачтётся, – нашёлся Сапожков. – Ладно, давайте продумаем всё до мелочей. Вайновский и его братия прибудут не раньше завтрашнего утра, мы в это время будем вне пределов видимости, – Сапожков указал на карте место, где будет ждать его катер. – Ваша задача – познакомить его с господином Ямагути. Что будет дальше, мы пока не знаем, поэтому торопить события не будем. На всякий непредвиденный случай, дайте СОС по своей рации, мы будем настроены на вашу волну. Если всё пройдёт успешно, мы вам компенсируем расходы на топливо.

– Ваша солярка плохая, – недовольно пробурчал Тору. – Лучше отдайте мне моё имущество, куда я от вас денусь.

– Нет, не пойдёт, – уклончиво произнёс Сапожков. – У нас нет гарантии, а чтобы она была, мы на время заберём одного из членов вашей команды. Всё равно бездельничать будет. Думаю, что ему понравится на нашем корабле. Кашей его накормим флотской.

– Это не честно, – заупрямился Тору, растерявшись. – Как я буду смотреть ему потом в глаза?

– Ничего, потерпите. Крабов ловили наших и смотрели, хотя знали, что подставляете своих людей. Ничего с вами не случится, и с вашим рыбаком тоже.

– Может, не стоит этого делать? – спросил неуверенно Михаил, поглядывая на приунывшего Тору. – Всё же, живой человек. Что они со мной сделают? Не станут же они меня сбрасывать в воду, если что случится.

– Не знаю, не знаю. – Сапожков задумался, поглядывая на товарищей. – Нет у меня уверенности в японском честном слове. Японские рыбаки, это такой народ… По своему опыту скажу, что живой залог лучшая гарантия. Да и по-честному всё – вы у них, а он у нас. Ну что, решайте, Тору, – перешёл он снова на японский. – Кого даёте нам? Мне больше нравится Кавагути. Кавагути, ты картошку жареную ел когда-нибудь?

Кавагути, молодой парень с длинной прямой чёлкой, как у девушки, не скрывая улыбки, неуверенно последовал за пограничниками, по его улыбке было видно, что он не раз имел дело с советскими пограничниками. Михаил остался на шхуне среди японцев, перед расставанием он уединился с Владимиром.

– Попрошу тебя, – тихо сказал Михаил.

– Ты как навсегда расстаёшься, – взволновался Владимир.

– Да кто его знает, Володя. Я за японца почему-то спокоен, мне Вайновский покоя не даёт… Ты же знаешь, как ведёт себя крыса, когда некуда бежать.

– Ты прав, конечно, от него всего можно ожидать.

– Дочку я встретил недавно. Случайно, прямо перед отплытием к тебе. Свою дочку.

Володька до предела расширил глаза.

… – Не удивляйся. Это дочь моей Ядвиги, царство ей небесное. Звать её Анна Михайловна.

– У неё твоё отчество?

– Не уверен, что так. Ты Векшанского помнишь? Начпрода. Он воспитал её. Может, его тоже Михаилом звали.

– Ну, дела. Одни Миши кругом.

– Россия, страна медведей, должен привыкнуть. Так вот, если со мной что-то произойдёт… Ну мало ли чего. Найди её в Находке, она с японскими туристами работает, переводчицей. Вот такая история.

– Кто бы поверил. Та самая медсестра? Дочка – переводчица…

– Та самая, Володя. Не забудешь?

– Как тут забыть. Сделаю, но всё будет хорошо, уж будь уверен.

Они снова рассмеялись, поймавшись на любимой фразе Изаму-Володьки, потом обнялись, и Михаил остался один.

Когда пограничный катер исчез из видимости, они тихим ходом пошли на юго-восток, в сторону отмели Палтусова, где была назначена встреча. В эту пору многие рыбаки предпочитали крутиться вокруг этой отмели.

Тору стоял за штурвалом шхуны, поглядывая на своего гостя, Михаил молча размышлял о предстоящем деле. Перед этим, ещё на берегу, ему подобрали часы, японскую одежду, сменили брюки, рубашку, нижнее белье. Одежда была впору, но непривычная ткань делала движения скованными, а ботинки немного жали. «Ну и влип ты, парень», – подумал Михаил, – осматриваясь на новом месте. Тору то и дело косил взгляд на нового члена своей команды.

– Вы думаете, что я согласился ради своего имущества? Ведь так? – спросил Тору, не отрываясь от курса. – Все думают, что у японцев в голове лишь деньги. А что же ещё? Жить в Японии нелегко.

– А где легко?

– Я не знаю. Может, есть такое место.

– Где-нибудь под пальмами?

Они рассмеялись. Потом Тору неожиданно предложил выпить по чашечке саке. Передав штурвал одному из помощников, он повёл Михаила в свою каюту. Это было удивительно, сидеть со своим соплеменником и говорить о посторонних вещах, словно нет ничего общего, при этом каждый боялся сказать лишнего. Незаметно Тору расслабился, язык его всё больше развязывался, он стал хулить свою пограничную службу, понимая, что это не выйдет за рамки разговора, потом перешёл на политику, а в конце стал ругать правительство, за то, что они не могут решить проблему северных территорий. Михаил внимательно слушал, время от времени потягивая саке из чашечки.

– А вы не любитель, вижу.

– Не особо, – сознался Михаил, вежливо улыбаясь. – Но ваше саке мне нравится. Правда, очень хорошее сакэ.

Тору понравился комплимент.

– Поскольку вы не японец, открою вам секрет, – сказал Тору, подливая в пустые чашечки. – Он поможет завтра. Японцы избегают рукопожатий. Держитесь независимо, будто вас ничего не касается, и делайте недовольное лицо всё время, словно вас подняли из-за стола и не дали доесть вкусное блюдо. Но не брезгуйте, если станут угощать. В Японии любят что-нибудь вкусное, особенно морское. Будьте неопределённым в разговоре, и ни в чём не давайте своего согласия сразу. Японцы всегда долго думают.

– Это мне известно.

– Откуда вам известно? Вы же китаец. Или это неправда?

– Неправда.

– Не люблю, когда меня держат за осла.

– Ты же не сильно обиделся? – перешёл на «ты» Михаил.

– Совсем нет. – Тору снова налил саке в чашечки и поднял свою. – Не знаю, кто ты, но по глазам вижу, что жизнь ты повидал сполна. Давай за это и выпьем.

Они кивнули друг другу и не чокаясь выпили. Михаил пригубил, а Тору выпил до дна.

– За жизнь, – произнёс японец на русском языке.

– Ты говоришь по-русски? – удивился Михаил. – Наверное, жизнь заставила?

– Она заставит. – Тору пронзительно посмотрел на своего гостя, потом снова налил в свою чарку, поскольку чашечка гостя была полной. – Я сидел в вашей тюрьме. Только молчите об этом. Я всё слышал, как вы с вашим капитаном спорили. Спасибо, что были на моей стороне. Мне было приятно.

– Я не был на вашей стороне, просто, не люблю, когда кого-то принуждают что-то делать против воли, особенно используя слабые места.

– Так устроена жизнь, – вздыхая, произнёс Тору уже на родном языке.

– Хорошо сказали.

– Откуда вы так хорошо говорите по-японски? И тот, другой, что уплыл. Вы говорите как обычные японцы. Я слышал, как вы разговаривали перед уходом. Не удивляйся, у меня очень острый слух.

– Это лучше не трогать.

– Вы не знали, что у вас есть дочь?

– Знал, но не видел никогда.

– Простите. – Тору опустил голову. – Мне кажется, у нас очень похожие судьбы, я тоже любил одну русскую женщину, но об этом никто не знает. Только вы. У неё есть ребёнок, от меня, мальчик.

– Спасибо, – ответил Михаил и слегка наклонил голову в поклоне. Они просидели в молчании некоторое время, после чего Тору показал пустующее место Кавагути. Михаил скинул туфли и поверх одеяла, в чём был, завалился на койку. Первое время он размышлял над разговором, в голове крутились невысказанные слова, которые он хотел произнести, но почему-то не произнёс, потом он забылся сном.

– Вставайте, господин Ямагути, подходят, – услышал Михаил сквозь сон. Он быстро поднялся и пока небольшой рыболовецкий траулер подходил к борту успел привести себя в порядок.

Как выяснялось, это было такое же японское судно, только конфискованное и переданное в собственность одному из рыболовецких колхозов. Судно было одномачтовым. Высокая рубка занимала почти половину его длины и располагалась в передней части судна, сверху рубки находилась палуба, откуда капитан мог наблюдать за работой всего экипажа. От основания мачты в сторону кормы выходила наклонная грузовая стрела, на которой висели, а точнее просыхали рыбацкие снасти. На корме один из рыбаков поливал палубу из шланга, смывая в море остатки улова. На борт поднялись три человек, среди них был и Вайновский, молодой мужчина лет около сорока в очках, довольно плотный и тщательно выбритый. С собой они подняли на борт несколько ящиков с продуктами рыбного производства, для обмена.

– Это господин Ямагути, – представил Тору своего гостя. Вайновский подошёл почти вплотную и без смущения посмотрел в глаза Михаилу. Он нисколько не волновался и вёл себя непринуждённо, словно каждый день общался с японскими агентами. – Давай к делу, что ли? – Предложил Вайновский.

Михаил безучастно кивнул, делая недовольное лицо.

В то время, пока на юте на фоне обмена товарами происходило общение двух команд, они уединились на полубаке. Было понятно, что Вайновский не заинтересован в том, чтобы его планы были известны кому-то ещё.

– Итак, что вас интересует? – спросил Вайновский, поглядывая то на Тору то на Ямагути.

– А что вы можете нам предложить? – с лёгкой иронией ответил вопросом на вопрос Михаил, – переведя взгляд на Тору, как бы ожидая его перевода. Внутренне ему было немного смешно и неловко от того, как вел себя его соотечественник. – Если крабовые клешни, то это не по моей части.

– А что по вашей части? – не сдавался Вайновский, начиная немного нервничать.

– Вы считаете, что ваш вопрос корректен? Если у вас нет ничего, кроме красной икры, то давайте закончим этот разговор. – Михаил поймал взгляд Тору. Тот безучастно перевёл, и молча ждал, что ответит в этой шахматной игре Вайновский.

– Я должен убедиться, что вы именно тот, кто мне нужен, – наконец, произнёс Вайновский.

– Кто же вам нужен? – усмехнулся Михаил-Ямагути, оглядываясь по сторонам, словно где-то поблизости можно было найти человека, которого искал Войновский. – Вы отнимаете у меня время, господин Вайновский, так, кажется. Давайте скажем друг другу «до свидания» и забудем друг о друге, – предложил Михаил, всё больше раззадоривая Вайновского. На юте, между тем, уже происходило очередное братание, кто-то из рыбаков откупорил спиртное.

– Вижу, разговора не получается, – не выдержал Вайновский, крепко сжимая пальцами поручень борта. – Придётся мне искать другого человека.

– Может, я всё-таки смогу вам чем-нибудь помочь в этом деле? – спросил Михаил, лукаво улыбнувшись. – У меня много друзей.

Вайновский тяжело вздохнул и опустил голову.

… – Так и быть, я слегка помогу вам, произнёс Михаил–Ямагути, доставая свои документы, и вынимая из них визитку, и протягивая её Вайновскому. – Я представляю одну серьёзную организацию, нечто вроде службы экономической стратегии. Департамент, которым я руковожу, занимается, в частности, исследованием морского дна. В первую очередь, нас интересует всё, что касается прибрежного шельфа. – Михалыч намеренно не стал произносить слова вашего, использовав слово «прибрежный», тем самым, давая понять, что сам он считает, что шельф на самом деле принадлежит Японии, а не России.

Когда Тору перевёл, Вайновский резко преобразился, глаза его оживились. Он некоторое время внимательно рассматривал визитку, потом вернул, желая заполучить документы господина Ямагути, но остался с пустыми руками.

– У меня есть то, что вам может быть полезным, – едва сдерживая себя, произнёс Вайновский.

– Могу я поинтересоваться, что это? Если это чертёж подводной лодки, то вы не по адресу. Мы не военная организация. Нас интересует экономика, в первую очередь ресурсы.

– У меня нет чертежа подводной лодки, – сказал Войновский, дождавшись, пока Тору переведёт предыдущую фразу.

Они посмеялись. Михаил даже панибратски похлопал Вайновского по плечу и заговорил на ломанном русском языке, чем вызвал немалое удивление Тору. Но Вайновский, как будто, был готов к такому обороту. Этот ломаный русский Михалыч услышал на берегу в Находке, и теперь с благодарностью вспоминал того японца, который, сам того не желая, бесплатно преподал очень ценный урок.

– Наконец-то, вы раскрыли себя, господин Ямагути.

– Вы удивлены, что я владею русским? – Михаил немного затушевался, но внутренне был убеждён, что сделал правильный ход. Во-первых, ему не хотелось втягивать Тору в содержание предстоящего разговора, во-вторых, он хотел немного обострить ситуацию, чуть ускорить развитие дела, и его исковерканный русский как раз был кстати. – Мне нравится ваш язык, ведь мы соседи, и должны ладить, хотя… – Ямагути сделал многозначительный взгляд на море, намекая на что-то несправедливое. – Но если мой русский вам режет уши, давайте снова вернёмся к услугам господина Тору.

– Потерплю, – отрубил Вайновский.

– Ну что же, – медленно и раздельно начал Михалыч, – давая условленный сигнал Тору удалиться. – Тогда перейдём к делу. Вы покажете мне свой секрет? Или это секрет?

– У меня есть карта шельфа.

– А поподробнее можно? У нас тоже есть подобные карты.

– Это очень подробная карта, над ней работал целый институт, она содержит данные геологии, биоструктуры региона, включая точное описание миграций рыбы, птиц, млекопитающих, моллюсков, расположение подводных вулканов… В эту карту включены месторождения нефти, газа… Повторю, что над картой работал целый институт.

– Нефть, говорите… Вы представляете, насколько серьёзным выглядит ваше заявление? Такие вещи хранят в прочных сейфах, а вы хотите вынуть её из-за пазухи. Если я не ошибаюсь, по вашим законам вам грозит статья – измена родине. Вы не боитесь?

– Боишься волков – не ходи в лес. Боялся бы, не разговаривал бы с вами.

– Мне поверить вам на слово? Или вы всё же покажете хоть часть этого документа.

– Не сейчас. Вы за кого меня принимаете? – усмехнулся Вайновский. Некоторое время он бесцеремонно и внимательно вглядывался в лицо собеседника, словно пытаясь прочитать в нём подвох. Михаил понимал, что карту Вайновский держит при себе или где-то поблизости. Если на траулере, на котором он подошел, то найти её за короткий срок будет непросто, даже невозможно, а если карта при нём, то тогда есть вероятность, что Вайновский для подстраховки вооружен, и любой неверный шаг может спровоцировать его на применение этого оружия.

… – Хорошо, господин Вайновский. Поступим так. Вы сейчас назначите точное место и время будущей встречи и назовёте сумму, которую вы хотите за ваш документ, а я со своей стороны озвучу её кому следует. Но в следующий раз вы покажете мне ваш документ, потому что со мной будет ещё один человек, специалист. – Михаил рисковал, поскольку такого человека, кроме Изаму у него не было. Но риск этот оправдался. Вайновский сразу начал настаивать на том, чтобы они были одни, не считая Тору и его команды. Здесь Вайновский, конечно, показал себя плохим практиком, принимая всё на веру. Но в этом, скорее всего, была заслуга того, кто задумал операцию, в данном случае, его друга Володьки и Климова. После того как Вайновский назвал сумму, Михаил сделал вид, что очень удивлён, но после долгой паузы всё же кивнул: – Хорошо, будь, по-вашему. Но учтите, пока я не увижу карты, денег вам не видать.

– Ладно, по рукам, – сказал Вайновский, протягивая свою ладонь.

– Хай, – коротко ответил Михалыч делая неглубокий поклон и держа руки за спиной. И лишь когда Вайновский потерял надежду на рукопожатие, он словно опомнился и протянул руку. Самому ему делать этого совсем не хотелось, но узнать своего противника, пусть даже через рукопожатие, было необходимо. Ладонь Вайновского была сухая, а пальцы и сама кисть до удивления мягкими. Это была странная рука без видимых признаков силы, сжать которую, тем не менее, Михалычу не удалось.

Следующая встреча должна была состояться через день в промежутке между тремя и пятью часами дня. За это время Вайновский должен был успеть разгрузить улов на базе и заправиться. Всё шло своим чередом, но после отшвартовки произошло непредвиденное – на горизонте показался пограничный катер – сторожевик. Тору мгновенно среагировал, дав команду – «полный ход». Шхуна, несмотря на свой изношенный вид, сразу набрала скорость и помчалась в сторону Японии. Траулер с русскими рыбаками медленно пошёл на запад. Сторожевик некоторое время преследовал шхуну, но потом отстал, поняв, что догнать её не удастся.

– Что мне делать? – спросил Михаил, когда шхуна пошла уже своим обычным рабочим ходом.

– Пока не знаю, – угрюмо ответил Тору, вглядываясь в горизонт. – Мы уже в японских водах. Обратно я не пойду, топливо на исходе.

– Значит, я нарушил границу? Зачем вы стали убегать?

– А что мне было делать? Если бы я остался, то ваши бандюки могли бы заподозрить неладное.

– Но это не Сапожков. Это другой катер. Надо выйти с ними на связь. Они ещё не так далеко.

– Поздно, нас уже засекли на радаре японские службы. – Тору сбросил обороты и шхуна легла в дрейф. Когда Михаил вновь обратился к нему с вопросом, что делать дальше, тот молча сидел на полубаке и курил, глядя на воду за бортом. – Вы сойдёте со мной на берег, – неожиданно произнёс Тору. – Накинете рабочий плащ Кавагути, никто не заметит.

– Но это же опасно, вы рискуете.

– Не бросать же мне вас за борт. Я выйду на связь и доложу, что у нас всё в порядке, пограничным службам нет повода подозревать меня. Кроме рыбы у нас ничего нет, какой им резон сомневаться в моих словах. Не помню, когда они последний раз проверяли мою шхуну. Переночуете в моём доме, а послезавтра мы снова выйдем в море. Вот только, что сказать родителям Кавагути. Скажу, что он перешёл на время к другому капитану, у нас так иногда происходит. Но вам придётся быть незаметным, у нас все друг друга знают в городе. Представлю вас своим компаньоном. Вас как зовут?

– Меня зовут… – Михаил вынул свои фальшивые документы и задумался. Перед ним стояла дилемма, сказать правду или в который раз соврать. – Синтаро, – произнёс тихо Михаил, оглянувшись по сторонам и протягивая корочки Тору. – Спрячьте их, на всякий случай. Пока я буду у вас гостить. – Он почувствовал удовлетворение от того, что назвал своё настоящее имя. – Когда-то меня называли Синтаро.

– Не волнуйтесь. Мои ребята и звука не произнесут о том, что видели. Мы как одно целое. В море по-другому нельзя, – произнёс Тору, пряча у себя в куртке документы, даже не заглянув в них.

– Спасибо тебе, Исао.

– Не стоит, Синтаро.

В первые секунды он ничего не почувствовал, и когда ступал с трапа на берег, и когда шёл по шуршащей гальке мимо рыбацких лодок. Рядом суетились рыбаки, кто-то спорил по поводу чужого улова, чинили снасти, выгружали рыбу. Здесь же под погрузкой стояли небольшие грузовики, суетились перекупщики. Всё было оживлённо и вместе с тем буднично и спокойно.

– Так всегда у вас? – спросил Синтаро, бросая взгляд на жизнь вокруг.

– А у вас разве не так?

Михаил покачал головой. Ему вдруг стало стыдно за то, что у них всё совсем по-другому: с волокитой, неразберихой, и обязательно с теми, кто умудряется из этого сделать выгоду; с теми, кто привык не работать, а только делать вид.

– Так, – солгал Синтаро, пряча глаза.

После того, как Тору продал русский улов, они молча пошли по улице, неширокой, обставленной небольшими, но уютными домами с невысокими изгородями, за которыми творилась обычная мирская суета. Тору то и дело здоровался, отмахивался от лишних вопросов, иногда шутил невпопад, лишь бы не выдавать своего волнения. Михаил шёл рядом, и с каждым шагом ему становилось всё труднее идти и дышать, словно выброшенной на берег рыбе.

– Что с тобой? – спросил Тору, остановившись. – На тебе лица нет.

– Ничего, это пройдёт, – сказал Михалыч. – Давно не стоял на родной земле, разволновался.

Тору остановился и огляделся. – Значит, ты не соврал, назвав своё имя?

– Не соврал.

Тору жил неподалёку от гавани. Все, кто жили рядом, во многом зависели от моря. Его дом был небольшим, с потемневшими от времени стенами, и очень низким, как показалось сначала Михаилу, правда, зайдя внутрь, он почувствовал тепло и уют.

Тору сказал, что его гость занимается поставками рыболовных снастей, и приехал из Раусу. Не задавая лишних вопросов, хозяйка удалилась на кухню.

Ужинали молча. Лишь изредка Тору восклицал по поводу очень вкусного блюда, позволяя себе наполнять знакомую по форме чашечку. Он не настаивал, когда его гость лишь пригубливал, но был искренне рад, когда они выпили до дна. Это был тост за родителей, его предложил Синтаро.

– Почему ты не расскажешь мне свою историю? – спросил Тору, когда хозяйка удалилась. – Для Михаила было понятно, что так заведено. Японские женщины чувствуют, когда мужчины должны поговорить наедине.

– Это очень длинная история, Исао, – тихо произнёс Синтаро. – Я не могу тебе всю её рассказать, хотя очень этого желаю.

– Ты сильно переживаешь?

– Да, сильно. Я не могу поверить в то, что происходит, как будто это сон. После таких снов сердце готово выскочить из груди.

– Мне знакомо это, – кивнул Тору. – Когда я вернулся из заключения, то несколько дней ходил как в бреду, и со мной никто не здоровался. Меня не замечали, словно я был тенью. Но потом всё вернулось. Через год. Может, и с тобой так будет.

– У меня нет столько времени.

– Что, тебя тянет обратно? Ведь ты же на родной земле.

– Не знаю, но я обязан вернуться. Извини.

Тору понял, что позволил себе лишнего и тоже извинился. После этого в тот вечер они уже ни о чём не говорили, если не считать мелких бытовых тем.

Весь следующий день Михаил решил провести в путешествии по городу. В этом не было ничего опасного для него, если не считать волнения, с которым он вышел из дома. Город жил своей обыденной жизнью, люди не замечали его, отчего вспоминались слова Тору. Михаил понял, что это зависит не от людей, а от него самого. Вернувшись во второй половине дня, он уединился в маленьком саду. Непроизвольно глаза наполнились слезами. В этих слезах была горечь осознания того, что жизнь его пролетела как одно мгновение, и все, что окружало его на родной земле изменилось настолько, что вызывало в нём отчаяние. Он понял, что вернуть прошлое уже не в силах, и прежде всего, потому, что он не способен на обман самого себя. Это была его родина, но он уже принадлежал другой жизни и другой земле.