Читать книгу: «Меч, рассекающий листья», страница 5
– Рациональный?
– Вроде того. Целесообразный, так правильнее. Чувство меры тебе известно? Гляди на брёвна. Как можно их штукотурить, или красить. Они же до сих пор пахнут тайгой, и все одно к одному, в притирочку. Без вычурности, но зато надёжно. Дом сто лет простоял, и ещё столько же простоит, если хозяева с руками будут. С этим, конечно, вопрос большой. Но тут я уже ничего не сделаю.
Слова друга заставили Панчика по другому смотреть на вещи вокруг. Он увидел, что полы сделаны из широких ровных досок, наверняка кедровых, плотно подогнанных друг другу, стены, хоть и были не оштукатурены, но поблёскивали своими стёсанными гранями от того, что их когда-то регулярно начищали. Стол напротив окна, гнутые стулья, старый платяной шкаф… Вечером Панчик на него не обратил внимания. Это была явно ручная работа местного умельца, может быть и самого хозяина. Разбираясь в породах древесины, он без труда определил, что шкаф сделан их манжурского ореха, очень дорогого, по нынешним временам дерева, с арочными дверцами, выдвижным ящиком снизу, и ручками по бокам, чтобы было удобно переносить. Делать арку в мебели куда труднее, чем обычный прямоугольник. Из всего этого складывалась уже другая картина быта. Здесь таился дух.
Вскоре припёрлась местная алкашня, домогаясь на опохмел. Кто-то даже предлагал купить китайский магнитофон. Слон не растерялся, и как того требовали обстоятельства, послал любителя музыки куда подальше. Гость нисколько не обиделся, продолжая вымогать, пока Панчик не дал сотку.
Наспех перехватили со вчерашнего стола, который, как по волшебству, вдруг стал снова наполняться, как и дом, вчерашними людьми. Им, вероятно, требовалось продолжение, и это не выглядело со стороны как-то пошло и дико. За сутки Панчик понял, что местный народ очень общительный и по природе доброжелательный, и нуждается в том, чтобы общаться, из чего, собственно, и складывается человеческая жизнь.
После короткой посиделки Слон попросил заехать на кладбище. Там он немного постоял у свежей бабкиной могилки, а затем они поехали в районный центр с непонятным названием Амурзет.
– Амурское земельное еврейское товарищество, – не скрывая злой иронии прокомментировал название Слон. – Обратил внимание, какой любознательный здесь народ? Это тебе не город. Всё заметят, всё расспросят.
– Заметил, – согласился Панчик. – Особенно, когда деньги на похмелье нужны.
– Эт точно. Народ здесь упрямый и до выпивки жадный. Пьяни расплодилось. А что ты хочешь… Нищета кругом, мозги знаешь как высушивает. Как не запить.
– Жизнь, – протянул, вздыхая Панчик.
– Зато дети все здороваются. В городе не дождёшься, даже от соседа.
– Эт точно, – кивнул Пачик, надевая чёрные очки.
В Амурзете, на отшибе посёлка, они нашли китайскую контору, где Панчик решал свои вопросы. Китайцы, как и свойственно их натуре, долго торговались, и Панчику пришлось им уступить.
– Китайцы хуже евреев, – сказал он, когда закончил все дела.
– Да. Как говорится, китаец родился, еврей заплакал, – подтвердил мысль друга Слон. – Только у корейцев на базаре арбузы нисколько не дешевле. Сколько не торговался, ни разу не уступили.
– Ну так они сами их выращивали, со своего огорода. А эти за чужие дрова ломят. Лес-то наш.
Слон покосился на дружка и ухмыльнулся.
– Ты что ль его ростил? Этот лес. Или пилил?
Эти рассуждения обидели Панчика. Вопрос его смутил. Он даже не узнавал прежнего сговорчивого во всём тюфяка. А тут, колючего и сметливого и, как ни обидно, всё же правого насчёт леса.
– Поучи ещё меня, чьи в лесу шишки. Скоро без штанов останетесь, тогда погляжу на вас.
– На вас, это на кого? – не унимался Слон, выруливая по местным улицам. – Ну-ка, ну-ка. Попрошу прояснить. Или ты с Марса на каникулы прилетел? Порезвишься, значит, здесь, на грешной земле, среди русских ваньков, а потом, когда здесь ловить будет нечего, преспокойно срулишь куда-нибудь в район корейского полуострова?
Панчик замолчал, поняв, что сморозил глупость.
– Кончай к словам придираться, я не это имел в виду. Мне за державу обидно.
– Ну хотя бы, – протянул важно Слон. – Пристегнись, держава, а то местные гаишники покажут тебе, чьи в лесу шишки.
Местных гаишников, на счастье не оказалось, и всю дорогу до Биробиджана они проехали в обоюдном желании не разговаривать. Короткая остановка в селе, названом в честь какого-то казака Нагибы была не в счёт. Там, со своим старым корешем, Слон усугубил пол литра самогонки, прихваченной с поминок, и даже поборолся на руках. У кореша не было никакого шанса. Руль он так и не отдал. Бывшую корейскую станицу они проехали на скорости сто километров, едва не раздавив выводок гусей. Потом была гравийка, два раза они выходили размять кости и попить воды из протекавших мимо ручейков. Была ещё речка с необычным названием Биджан, вдоль которой, по словам Слона, когда-то проживало нанайское племя Самаров. Где-то была и деревня, вернее село, с таким названием. Слон с гордостью заявил, что название его никак нельзя соотносить с городом на Волге, потому что нанайцев в там никогда не водилось. Ещё оказалось, что в верховьях Биджана проживали с давних времён самые натуральные староверы, и что до их деревни добраться, кроме как по реке или на вертолёте, никак нельзя. Что деревня называется Кабала, а сами староверы – крутые мужики, все с бородами и не сажают посторонних за свой стол. Так, во всяком случае, он слышал от местных, кто наведывался в Кабалу. Постепенно обиды забылись, и за разговорами о местной флоре и фауне они проехали главный и единственный город еврейской автономии. Впереди показался пост.
Их, конечно же, остановили. На лицах гаишников не трудно было прочитать, что они знают, чего хотят, и чего искать.
– Наркотики, оружие, огнестрельное, холодное? – привычно спросил старший по званию.
При слове «холодное», у Слона кольнуло под ложечкой. Осознавая, что находится на чужой территории, Панчик ещё на подъезде к посту набрал нужный номер. А когда оба стража уже были готовы к досмотру автомобильного средства в поисках вышеперечисленных предметов, из постовой будки выскочил ещё один страж и замахал руками, подзывая к себе товарища. После недолгого совещания один из них вернулся, на его лице угадывалась лёгкая досада.
– Документы, – сухо, без эмоций, спросил сержант, делая под козырёк.
– Без вопросов, сержант. Как служба? – развязано спросил Слон, почувствовав снова под ногами твёрдую землю. – Как дома? Дети, жена?
Сержант долго переворачивал страницы паспортов, и как будто не видел того, что на них было
напечатано. Таким же сухим, обиженным голосом он спросил, с какой целью они въезжали на территорию области.
– Это допрос? Я не пойму, – спросил Панчик, демонстративно надевая тёмные очки. – Мы на границе Гватемалы и Гондураса? Или у нас пограничный режим? Вам мало водительского удостоверения? Может вам визу надо показать?
– А красиво у вас тут, птицы щебечут. Наверное, охота есть, рыбалка, – продолжал хамить Слон, вертя головой по сторонам.
– Я не понял, сержант? – не унимался Панчик, понимая, что звонок сверху сбил с постовых всю их спесь и желание, пощипать чужаков на дорогой машине.
– Можете ехать, – выдохнул гаишник, так и не дождавшись ответа на свой вопрос.
– Нет бы, счастливого пути пожелать, – обиженно заявил Слон так, что его слова должны были услышать, когда машина немного отъехала от постового. – Ты кому звонил Паныч? Я, блин, чуть в штаны не наложил, когда он про оружие спросил. У меня даже днище пробило, кажется. Думал, всё, шашечке моей кирдык пришёл. Васёк не увидит дедовской реликвии.
– Ну, так чьи в лесу шишки? – заглядывая в глаза дружку спросил Панчик, набирая скорость.
– Твои, конечно, – не задумываясь, согласился Слон, словно удивляясь нелепому вопросу.
– Будешь должен.
– Ваську, по наследству передам. Так мол и так. Дядя Родя отмазал, помни и благодари его всю жизнь, – вывернулся Слон.
– Ну ты и скотина!
– Да нет, правда. Я ему буду рассказывать, как легенду. Так мол и так, дорогой сынок. Есть на этой земле один дядя Родя…
– Они этого так не оставят, – перебил Панчик, глядя в зеркало заднего обзора. Будь уверен, впереди ещё не один сюрприз.
– Ну ты же знаешь… Я люблю сюрпризы. Даже очень-очень-очень люблю, – начал паясничать Слон. – А может, отсидеться? На берегу речушки разобьём палаточку, удочку забросим. В багажнике есть, я видел. А завтра … Или давай поездом, пересяду на ближайшей станции и ту-ту. Мне что-то не хочется Васька в долги загонять. И вообще, кто его знает. Отнимут мою сабельку, не приведи господи. Уж лучше в музей подарить.
– Но ты же любишь сюрпризы.
– Но то ведь сюрпризы. А это просрать. – Слон вытащил из под сидения свою реликвию, словно проверял, всё ли там в порядке.
– Ладно, сиди. Любуйся природой родной автономии.
– Это ты за дорогой смотри. Или давай-ка я сяду, порулю.
– Хватит мне гусей. И дыши в окно, от тебя перегаром прёт, меня вот-вот стошнит.
– Ну, да порулю, хоть немного, – не унимался Слон.
– Не дам, мне с рулём как-то спокойнее.
– Ага. Руки не так трясутся. А с хоккейной командой ты рулём отмахиваться будешь? Видел, когда мы отъезжали от поста, один за трубой в карман полез. Гадом буду, они заодно. Рубь за сто, они подумали, что мы траву везём. Может, он уже им насвистели про нас, и сейчас наши робингуды ждут на дороге, чтобы всю крутизну с нас содрать. И чего мне тогда делать? Не убивать же их. Солобоны ведь ишо. Им ещё детей надо рожать, а то, кому потом на дороге промышлять.
– Не порядок, – согласился Панчик, продолжая мысль друга.
– Вот и я о том же. Вчера они по морде получили и напились с горя, а сегодня с бодуна, обиженные на вчерашнее. Вот тебе моя битка, держи её поближе.
Некоторое время ехали молча. Слон невинно спал, раздражая Панчика своим сопением. Он нисколько не удивился, когда на горизонте замельтешила точка крупногабаритного внедорожника.
– А ты прав, старик. Как говорится, на ловца и зверь.
Появился знакомый «Круизёр», судя по посадке, битком набитый народу. Слон сразу проснулся и протёр глаза.
– Угадай загадку, Паныч. Ни окон ни дверей, полна горница людей. Японский самосвал.
Машина пронеслась мимо, а из окна вывалилась знакомая бутылка. «Круизёр» резко затормозил, круто развернулся, и стало понятно, что сейчас будет или долгая погоня или крутая разборка.
– Сколько их? – возмущённо спросил Слон, когда машины поравнялись.
– Лучше молчи, – не скрывая волнения скомандовал Панчик, нашаривая в кармане телефон. – И кто тебя вчера просил драку затевать. Сейчас что-то будет, будь уверен. Такая каша заварится, не расхлебаешь. Ей богу, на посту подумали, что мы ботву везём. Прикинь, какой навар мимо проплыл.
Панчик стал листать телефонную книжку, но увидев, что их нагло подрезают, прижался к обочине.
Из «Круизёра» вывалило не шесть, как в прошлый раз, а восемь членов команды, вооружённых добротными новенькими битами, напоминая картину Васнецова. Ожидая вопроса: «Вы чьих будете?» – Панчик почему-то рассмеялся. Один из разбойников был вооружён нунчаками, почему Панчику показалось, что он главный и будет держать разговор. По заплывшей переносице Панчик догадался, что это тот самый парень, которому Слон заехал между глаз. Он слегка вышел вперёд и спросил:
– Ну что, братела? Давай побазарим. Решим полюбовно вчерашний вопрос. А потом вы с нами поделитесь. Мне кажется, у вас кое-что имеется. Иначе на хрена вам в Еврейку мотаться на одни сутки. Погутарим, как мужик с мужиком. Только ты и я.
– Да по любому, брат, – без волнения согласился Слон, медленно вылезая из машины. – Только на хрена, скажи, вся эта толпа тогда? Зрителей привёз? Или они болеть за тебя будут? Ага. И биты у них только так, для уверенности.
Слон нехотя выполз из низенького проёма, держа в руке знакомый свёрток. Панчик слегка поёжился. – Слышь, Слон, – негромко попросил Панчик. – Может, разговором обойдёмся. Я могу извиниться. Пару пузырей купим в ближайшей деревне и замнём дело. Им больше и не надо. Кончай горячиться.
– Сейчас будешь руки собирать, – с какой-то особой злостью выпалил Слон, сверкая глазами и медленно разматывая свёрток.
– Ну что, мамонты. Знаете, кто я? – заорал он, обратившись к толпе, расставив демонстративно ноги по сторонам и выпятив грудь. Всё вдруг приосанились. – Я Дункан Маклаут из рода Маклаутов! Я горец, и я бессмертный!
Панчик, не выдержав, прыснул и отвернулся. Этого поворота он никак не мог ожидать. Слон не раз выкидывал сюрпризы, но такого номера в репертуаре дружка ещё не было. В толпе послышался ропот и волнение. Кто-то даже хихикнул, но в основном толпа растерялась, даже опешила. Слон почти вплотную приблизился к своему оппоненту и продемонстрировал у него перед носом свой вчерашний фокус, только гораздо мощнее и быстрее. В его движениях чувствовалась такая уверенность и напор, что все остолбенели, в том числе и Панчик. Парень выставил в нерешительности свои палочки вперёд, закрывая тем самым голову. В это же мгновение Слон сделал шаг и полоснул по воздуху, разрубив верёвку, соединявшую нунчаки.
– Зарублю всех на хер! – заорал Слон неистово, разрезая воздух своим оружием. – Гопота несчастная! – Сжав губы, он смело пошёл на толпу, сверкая клинком прямо перед самым носом у публики. – Брысь отсюда! Молокососы. А то и ведро ваше покрошу, не соберёте.
Глядя, как Слон разошёлся не на шутку, Панчик испытал странное чувство. Зная его повадки и характер, иногда шутовской и раболепский, он не мог поверить, что перед ним один и тот же человек, способный не только на решительные действия, но и на дурачество. Он нисколько не сомневался, что Слон валяет дурака, но придраться в этом к нему он не мог, потому что все его действия были верхом совершенства и вызывали восхищение. Он бы не удивился, если бы, оказавшись на другой стороне, испытал те же самые чувства. По своему опыту зная, что если Слон кого-то и бил, то делал это нехотя и без злобы, без всякого напряжения и лишь тогда, когда его к этому принуждали. При этом он никогда не бил два раза, потому что хватало и одного, и не добивал жертву ногами, как было принято при уличных разборках.
Бойцы, разумеется, знать этого не могли, но их реакция на выходку Слона позабавила Панчика. Они, не сговариваясь, подняли кверху свои биты, кое-кто даже бросил на асфальт своё оружие, и с оглядкой и глупыми улыбками потянулись к своему лимузину. Последним был тот, кому Слон едва не отчекрыжил руки.
– Старик! Это круто! В натуре говорю. Тебе в цирке работать, – заговорил парень, не скрывая волнения. – Будешь на Волочаевке, спроси обязательно Эдика каратиста. Это я. Братан, ну ты вообще! Брюс Ли отдыхает.
Эдик рассмеялся, а за ним прорвало и всех остальных, отчего машину стало раскачивать от хохота. Содрав асфальт старой резиной, несмотря на свой преклонный возраст, «Круизёр» подобно дикому мустангу, рванул вперёд, оставив после себя огромное облако вонючего солярного выхлопа.
– А ничего себе точило, – заявил как ни в чём не бывало Слон, всё ещё сжимая в руках своё оружие. – На вид, как говорится, говно, а мастер спорта. Жару даёт, будь здоров, – сказал Слон, провожая резко удалявшийся внедорожник.
– Ты чего творишь, Маклаут! Завтра вся Хабара будет взапой орать, что ты бессмертный!
– Сам не знаю, как получилось, – пожимая плечами, пробурчал Слон. – А чего он, в натуре, крутого парня из себя строил. Сказал бы по-простому, гони, мол, компенсацию за ущерб. Разе я против? А то, как мужчина с мужчиной. Только ты и я. Мне кажется, ты бы тоже обиделся.
Панчика немного лихорадило от минувшего представления. Удивляло то, что Слону всегда сходили с рук все его выкрутасы. Панчик понимал, что это получалось потому, что его друг был по природе незлобным, бил исключительно в целях самообороны, и те, кому доставалось от него, не обижались, и в будущем могли стать его друзьями. Даже их отношения носили ту же самую природу. Но с Панчиком всё было иначе. Он редко размахивал кулаками, а привык долго говорить и убеждать. Как говорилось, разводить, в чём он был большим мастером, долго, но упорно загоняя логикой свою жертву в угол, и вытрясая из нею всё, что было необходимо. От этого у него было больше врагов, чем друзей. Слон в этом деле был тем равновесием, без которого все дела Панчика могли носить рисковый характер. Слон был его невидимым щитом и запасным вариантом при отступлении.
– Ну что? Руль не оторвал, братишка? –Пошутил Слон, удобно усаживаясь в кресле. Поехали, что ли. Как думаешь, в Николаевке на посту остановят? Что-то мне не горит снова саблей размахивать. Да и неправильно перед ментами гарцевать, восьмёрки крутить, когда на тебя дулом автомата дышат.
– Давай-ка вот что, братик Слоник, – предложил Панчик. – Садись-ка ты на электричку. Подождёшь на станции тихонечко, часик другой. Купишь билет, сядешь спокойно в поезд и… Залезешь на верхнюю полку, чтобы тебя не видели. На депо вылезешь, перед вокзалом. А там тебе до Степной два шага. И никто на твою секиру уже не позарится, если храпеть сильно не будешь.
Идея понравилась всем, и уже через полчаса Слон сидел на станции Ин, по привычке считая вагоны проезжавших мимо товарняков.
5.
Опять звонил телефон. «Слон уже звонил, он устал и сидит дома. Тогда кто бы это мог быть? Сорок звонков за день. Не всё ли равно. День ещё не кончился, а вот батарея уже выдохлась почти. Подумать только. Если на каждый звонок тратить по пять минут, то сколько времени вылетает в эту трубу? И так каждый день. А кто-то это время любуется облаками, телевизор смотрит». –Аллё. Да. А вы кто? Эйноске!? Очень рад вас слышать. Даже и не думал, что вы когда-нибудь позвоните, да ещё так быстро. Ну что вы! Это не мне спасибо. Это Слону, Вернее, Тимофею. Ну что вы, ему даже нравится. Слон это очень внушительно. Он любит, когда всё соответствует. Ага. Он такой. Большой добрый и очень сильный. Вы о нём ещё много не знаете. А вот. Другие тоже не думают, что это маскировка. Посидеть? Поболтать и покушать? Да, с большим удовольствием.
Панчику действительно хотелось чего-нибудь съесть вкусненького, а из-за временной холостой жизни варить что-то серьёзное самому, кроме гречки и риса, было лень, да и настроения не хватало.
– Не. Тимофей не сможет. Говорит, что устал. Да, видать нервы. Дома сидит. Ну да, согласен, надо успокоиться.
«Ох уж эта японская учтивость! И откуда он так русский язык знает? И до всего ему дело». –Ага. Представьте себе, почти на том же самом месте. Слон то? Да, цирк устроил. Ему потом в ладоши хлопали. Жаль, что вас там не было. Вообще-то привык, но иногда страшновато. Неизвестно, что выкинет. В Саппоро? Как я мог не догадаться. Дороговато, конечно. А… Ну если угощаете, то я согласен. Ну, всё, договорились.
«Надо же. Эйноске. Где-то я уже слышал это имя. Вот и Слон заикался о том же. Ладно. Жест благодарности, отказать нельзя, не по-русски. И не по-корейски. Но кто вас знает, господин Эйноске, что вам нужно на самом деле. Хотя, что это я? Человек поступает по-человечески, и имеет на это полное право. Может, он хочет понять загадочную русско-корейскую душу. Флаг вам большой в руки, большой и белый, с кружком посередине, господин Эйноске. Может, вы ещё пригодитесь, как серый волк. Эх, жалко, Слон пролетает. Может, всё-таки позвонить. А куда? Купить ему новый телефон. Вот уж дудки. Иначе разучится, привыкнет жить на халяву».
В ресторане почти никого не было, и когда пришли два азиата, то народ оживился. Увидев на пиджаке Эйноске значок японского консульства, официанты выстроились в ровную шеренгу.
– Что будем кушать? – спросил один из официантов бархатным голосом, учтиво, на японский манер делая поклон, явно выслуживаясь на чаевые. Наверняка это был студент, зарабатывавший себе на хлеб.
Ждали недолго. Пока на кухне готовили рыбу, они мирно тянули друг друга за язык, и в отсутствии подходящих тем обсуждали недавнее происшествие на дороге. Оказалось, что японец, когда увидел бутылку шампанского, по наивности решил, что им предлагают выпить. Поэтому он сразу остановился. Эйноске потом долго смеялся над своей наивностью и воспринял происшествие с большой благодарностью, поскольку сам едва не оказался жертвой. Более того, был свидетелем невероятного представления, о котором в Японии можно только мечтать. В России он работал несколько лет, но выезжал за город не так часто, и то лишь в составе какой-нибудь делегации. Ему почти всё нравилось, кроме дорог, разумеется. Но та, по которой они ехали тогда, была ещё ничего. Он так и сказал – ничего. Это позабавило Панчика, поскольку выяснялось, что словарный запас гостя нисколько не уступал его собственному.
– А вы, наверное, тоже в молодости были…
– Бандитом? – помог подобрать нужное слово Панчик. Они посмеялись.
«Ну, вы даёте, господин Эйноске». Вопрос неподдельно удивил Панчика, заставив вспомнить годы весёлой и недавней молодости, когда город был поделён на сферы влияния, и все обитатели отдельных районов только и делали, что отлавливали друг друга на своей территории и били, иногда лишая и одежды. Когда корейцы дрались с русскими, а потом вместе дрались с хачиками, но это уже много позднее. И теперь в свете прошедших лет он вдруг оказался бандитом. Ему пришлось задуматься над правильностью его жизни. Ведь действительно, то, чем он занимался в последнее время, созидающим назвать было трудно. Пусть не грабёж в открытой форме, и не вымогательство, но всё же, гуманным его дело назвать было нельзя. Но такова была реальность, вокруг все что-то вымогали друг у друга, и Панчик не был исключением из этого правила.
Потом, наконец-то, подали какой-то салат. Они ждали рыбу, запеченную в соусе, с морепродуктами, но она видимо, ещё плавала в океане. Эйноске заверил, что это должно быть очень вкусным. Потом было горячее, и пока стучали ложками, Панчик вспомнил из книги, как японцы угощали своих гостей во время приёма. Он спросил, что об этом думает Эйноске, и тот рассмеялся.
– Мы хоть и островное государство, и несколько изолированы от остального мира, но уже не такие замкнутые, как раньше. Мы уже давно не Азия. Вообще, если вы заметили, японцы очень быстро учатся.
– Быстрее чем китайцы? – спросил Панчик. Опять посмеялись, отчего Панчик отметил, что через смех и пища кажется вкуснее, и общаться гораздо легче.
– Мне кажется, как раз наоборот. Китайцы ничему не учатся. Они не поддаются ассимиляции ни при каких условиях и только воруют чужие идеи.
Эта мысль была очень понятной Панчику и даже актуальной, но тему воровства как-то быстро забыли.
– А как вы думаете, чья культура древнее, японская или китайская? – спросил Панчик, понимая, что это провокация. Ему было интересно, как Эйноске сможет решить эту задачку. Эйноске перестал улыбаться и задумался. Потом он опять улыбнулся и свалил Панчика наповал.
– Я думаю, что русская.
– Вы это серьёзно? – ответ откровенно застал его врасплох. Эйноске пожал плечами, мол, я тут ни при чём и продолжил: – Мы, разумеется, многое переняли у китайцев в древности, и это действительно богатейшая культура. Китайцы способны на многое, их мастера могут делать поразительные вещи. Один шёлк чего стоит или фарфор. Но у них есть один изъян. Они совершенно немузыкальны. У них нет такой народной музыки, как у других. И уж, конечно, такой, как русская народная песня. Вот вы знаете свои народные песни? Вы их поёте? Я имею в виду корейские.
– Ну, можно сказать, что нет, – смущённо произнёс Панчик. – Не знаю.
– А их пели до вас. Я думаю, что ваши родители ещё разговаривают на своём родном языке. Или я заблуждаюсь?
– Почти нет, – улыбнулся Панчик. – В последнее время в основном на русском общаются. Но это из-за внучки. У меня жена русская.
– А песни вы поёте?
– Ну конечно. «Эх, мороз, мороз…»
– Нет, не так. Правильно ой, мороз, мороз. Но я именно об этом и говорю. Что русские народные песни любому уху близки, но только не китайские. А в русской культуре народных песен больше, чем у других. Уверяю вас. Вы не представляете, как популярны у нас в Японии эти песни.
– Особенно «Подмосковные вечера»?
– Точно. У нас даже в школах дети изучают русские народные песни. Музыка – это самое близкое к богу творчество, извините, конечно, за мою пафосность.
– А я думал, кулинария.
– Да, рыбу у вас готовить совсем не умеют. Кроме селёдки, разумеется. Вы ели астраханскую селёдку? Это нечто бесподобное. Её можно в одиночку съесть целиком. А я видел вот такие селёдины!
Эйноске раздвинул широко ладони и рассмеялся.
– Зато у нас самые лучшие танки, – нашёлся Панчик, получая истинное удовольствие от того, как проходит их беседа. Они опять рассмеялись.
– Но мечи, согласитесь. Японские мечи лучшие в мире.
– Ну, я бы сказал, что многое зависит от того, в чьих руках этот меч, – попробовал возразить Панчик. В его памяти всё ещё сохранялись фрагменты сабельного боя, и он уже подумывал рассказать об этом своему собеседнику, как Эйноске начал говорить.
– В древней Японии был кузнец, который трудился над своим изделием несколько месяцев, прежде чем за работу брался точильщик. Заметьте, все операции тогда делались вручную. Однажды он поспорил с другим известным мастером на предмет того, чей клинок острее. Он воткнул свой клинок в дно неглубокого ручья с быстрым течением, по которому плыли листья. Лезвие его меча было настолько острым, что разрезало листья надвое. Вы можете себе такое представить? Конечно, это всего лишь легенда, но согласитесь, что красивая, и в неё хочется верить.
Панчик почему-то сразу вспомнил недавний разговор с Андреем и ухмыльнулся.
– Почему бы не проверить её сегодня, воткнуть пару мечей в дно ручья с быстрым течением… – пожимая плечами, предложил Панчик. Перед этим он уже успел выпить лёгкого вина, и хмель делал своё, заставляя Панчика быть более агрессивным. – Или для этого обязательно нужен древний мастер?
– Вы прагматик, я вижу. Впрочем, вы умеете вести разговор. Из вас мог бы получиться неплохой адвокат.
– Или прокурор, – нашёлся Панчик. – Это часть того, чем я занимаюсь в повседневной жизни.
– Не понял?
– Шутка. Я вам тоже историю расскажу. И тоже про холодное оружие. Это как раз к нашей теме. Я её совсем недавно услышал.
– С удовольствием послушаю. Это вам Слон, извините, Тимофей рассказал?
– Да. Он самый. Его прадед был казаком. Он тогда воевал в Манчжурии.
Возникла долгая пауза.
– Продолжайте, прошу вас. Русско-японская война в прошлом. Мне чертовски интересно, особенно, что относится с вашими казаками. Извините, связано с русскими казаками. Кажется, я перебил вас, прошу прощения. Мне подумалось, что у самураев и казаков общая природа. Мой приятель в Японии увлечён темой оружия и военных сословий. Он собирает любые сведения об этой теме. У него очень богатая коллекция японских мечей. Есть даже казачья шашка. Он признаёт её очень искусно сделанной и удобной для боя, хотя и не такой острой как японский меч. Простите, я перебил вас. Прошу вас, продолжайте.
– Ну так вот, – продолжил Панчик. – Их было четыре брата и все воевали в этой войне. Слава богу, никто не погиб.
Эйноске тяжело вздохнул. – На войне, к сожалению, убивают, – сказал он. Панчик кивнул и продолжил:
– У них был конный дивизион, они однажды попали в рубку. Они совершали рейд в тылы врага. Я хотел сказать японцев, ну, то есть ваши тылы.
Эйноске откровенно рассмеялся, замахав руками: – Да бог с вами Родион, мы с вами взрослые образованные люди, я всё понимаю. И что же было дальше? Вы сказали, что все братья остались живы.
– В общем, коня убило. Началась рукопашная. А у него только шашка и карабин за спиной. Пока он с ним возился, его окружили и захотели взять живьём. Тогда он выхватил плётку и так, извините меня, отходил японцев, что они расхотели его брать живым.
– Это очень страшно, очень страшно, – растерянно произнёс Эйноске, скривив от волнения губы.
– Ему товарищи помогли, вовремя заметили, что он без коня остался. Правда, его ранили пару раз штыком. Потом его в тыл отправили и даже наградили крестом за отвагу.
–У вашего Тимофея замечательные предки. Теперь я понимаю, откуда в нём такая смелость.
– Да. Слон это нечто. Вы знаете, а ведь он был чемпионом города по боксу.
– Ну, этому я не удивляюсь.
– Да что вы! Это совсем другая история. Я тогда в школу ходил. Мы же с ним в одну школу ходили, но я старше. Однажды мы оказались в одной секции. У меня уже разряд был, а он только пришёл. Толстый, неуклюжий, неповоротливый. Точно груша. Все над ним смеялись, а ему хоть бы хны. Он неделю отходил, ещё толком стоять не научился, а тут городской турнир. В общем, его взяли как запасного. Турнир был зимой, половина заболела гриппом, и тогда выставили Тимоху. Ну и всё. Слон выходит на ринг, соперник болеет. Опять выходит, опять нет соперника. Так наш Слоник дошёл до финала.
– Небывалый случай, – согласился Эйноске. – Вы снова меня заинтриговали. И что же было дальше?
– Мы все смеёмся, а Слон сидит на скамейке, и всё ему по барабану. Ждёт, когда его снова вызовут.
– Простите, по барабану, это что значит?
– Ну, до лампочки.
– Понятно. По барабану.
– Что в лоб, что по лбу. Меня, кстати, тогда вышибли на втором поединке. А Слон выходит в финал, такой независимый, словно это он все бои выиграл. Ему уже руки жмут, поздравляют со вторым местом, а против него реальный мастер, чемпион прошлого года. Парень, крепышёк. Двадцать побед. В общем, Слон превратился в грушу. Все думали и раунда не протянет. А он ходит по рингу, знай себе по морде получает, но не падает. Его после этого Слоном и прозвали. Неуклюжий. Пока развернётся, пока намахнётся. Тот танцует вокруг, жалит как пчела, а ему что дробь. Так он два раунда отстоял. Нос расквашенный, уши горят, а он не унывает. Сколько словил по морде – не посчитать. Тренер показал ему глубокую защиту, так он в неё и ушёл до конца третьего раунда. Тот его лупит, а Слон стоит. Все уже за него болели. Кричат: «Слоник! Слоник!» Он, видать, воспрял. Весь зал на уши встал.
– Представляю.
– А видать, выдохся парень, на часы взглянул, сколько стоять осталось. По очкам-то по любому у него победа. Там секунд десять оставалось. Тут его Слоник поймал своим коронным прямым. Без намаха, в подбородок. Сразу накаут. Вы не представляете, что творилось в зале.
– У вашего друга редкое качество.
– Да у него их вагон и маленькая тележка.
– Я хочу сказать о самом главном, без которого не может состояться ни один настоящий воин.
–Просветите. Мне это интересно.
– Ваш друг не имеет к себе жалости.
– Что верно, то верно. На себя Слону глубоко наплевать, особенно когда не наплевать окружающим. Вот тогда он отрывается по полной. Если не считать заботы о желудке.
