Читать книгу: «Падение в реку Карцер», страница 5

Я пошел к своему креслу и уселся в него. Окинул взглядом рубашку – она была заляпана кровью, особенно на рукавах. Костяшки начали ныть.

– Надо будет сменить костюм, – буднично сказал я.

После долгое время смотрел прямо перед собой, ни о чем не думая. Глянул на Виктора. Он встретил меня все тем же испуганным взором. Затем он обернулся в сторону Антона, но ничего не предпринял. Не пошел к нему, не стал пытаться помочь, просто сидел. Я счел это уважением к моей просьбе «не вмешиваться» и остался доволен. Да и какой смысл ему помогать, это всего лишь робот, играющий свою роль. Очень реалистичный робот…

Еще долго в комнате царила тишина, даже Антон не издавал ни звука. Потом Виктор прочистил горло и робко заговорил:

– Надеюсь, на то были веские причины…

Я медленно кивнул.

– О да… Поверь, они были.

– Ну что ж, в таком случае…

Опять молчание. Разговор не клеился, но тут Виктор наконец сформулировал мысль и продолжил:

– В таком случае я рад, что ты использовал свое желание. Что ты знал, чего хотел. Ведь, в конце концов, мы здесь делаем, что хотим.

Он слабо улыбнулся, хотя нездоровый цвет лица еще не прошел. Я улыбнулся в ответ. Мне вдруг захотелось обнять Виктора. Как старого друга, обнять и похлопать по спине за его чуткость и понимание. Может, меня одолел этот прилив товарищества в противовес жестокости, которую я совершил? Вполне вероятно, но спустя пару секунд я обнаружил следующее желание – я снова хотел женщину.

Но сперва поесть.

5

Я заказал себе картофельное пюре, сочный стейк и греческий салат с сыром «Фета». Вместо крепкого алкоголя предложил взять бутылку хорошего вина и бутылку «Мартини» для разнообразия. Виктор охотно согласился.

Также я обновил рубашку. Вставая, чтобы переодеться, я обнаружил, что Антона уже не было. И никаких следов крови на полу, будто ничего не произошло.

Когда я вернулся в кресло в сверкающей белизной сорочке и вновь надетом поверх пиджаке, на журнальном столике уже стояли еда и напитки. Я набросился на них, словно не ел два дня.

Виктор понемногу приходил в себя. Вино, которое я ему изрядно подливал, вернуло румянец на обескровленные щеки. Он еще не чувствовал себя в прежней роли снисходительного интеллектуала, но уже был к этому близок.

– Женя, скажи мне, кто же это все-таки был? – осторожно спросил он, медленно перебирая вилкой еду в тарелке.

Я молчал и Виктор с подозрением смотрел, как я быстро уплетаю пищу.

– Или мой вопрос – это тоже «вмешиваться в твое желание»?

Я наконец поднял голову и взглянул на него, пережевывая. Затем посмотрел в сторону и после паузы сказал:

– Его зовут Антон. Мы учились в одной школе, он был на пару лет старше.

– Этот?.. Но он же совсем мальчишка!

– Я загадал такой возраст, – пояснил я, удивленный его неожиданной тупостью.

Снова мне показалось, что он играет роль. На этот раз он как будто слегка переигрывал.

Виктор хмыкнул.

– Ясно… Он доставал тебя в школе?

– Еще как.

Собеседник замялся, похоже, взвешивал факты. Потом заговорил:

– Что ж, тогда он, наверно, это заслужил… По сути, месть – вещь деструктивная, но, возможно, тебе это было нужно. К тому же реальный Антон не пострадал, а только его прототип. Зато ты утолил свою жажду расправы над ним. Идеальная комбинация.

– Согласен, но откуда они все это знают? – спросил я. – Не только внешний вид, а и повадки, любую мелочь. Прототип Антона был такой, что не отличишь.

Виктор пожал плечами.

– Двадцать первый век, в системе есть абсолютно все. В социальных сетях полно видео, по которым легко собрать информацию о поведении и манере выражаться, словарный запас и наклонности можно узнать из постов. Конечно, перед камерой и в обычной жизни люди ведут себя по-разному. Но я слышал, что есть современные программы, которые применяют невероятные алгоритмы и по этим данным запросто копируют любого человека.

Наступила долгая пауза. Мы молча ели, запивая вином, тостов уже не говорили. Затем Виктор впился в меня пристальным взглядом и спросил:

– Женя, скажи мне честно – все было именно так, как ты рассказал?.. Про твое случайное убийство.

– В смысле? – Я замер с непережеванным куском во рту.

– Ну ты говорил, что это было убийство из самозащиты, а еще сказал, что «сильно порезал» того парня. Сочетание этих двух фраз мне сразу показалось странным, а теперь, после того, что я увидел… Не особо верится в твою историю. Я начинаю думать, что все было слегка иначе.

Виктор говорил об этом совершенно спокойно, даже с легкой иронией. Словно он – хозяин положения, и от меня не может исходить никакой опасности. Несмотря на то, что он пытался вывести меня на чистую воду в очень серьезном вопросе. Но больше всего меня поразило – как он догадался?!

Я молча сидел, дожевывая пищу, и поглядывал на него исподлобья.

– Брось, хватит скрывать. Расскажи мне правду, теперь-то какая разница, – продолжал Виктор. – Прости, что напоминаю, но ты и так приговорен к смерти. И то, что ты поделишься – уже никак не повлияет, а только облегчит твою моральную участь. Ведь умрешь ты в любом случае, от этого не спастись. Но, с другой стороны – разве все мы на протяжении жизни не знаем, что наш путь когда-нибудь закончится?

– Ты что, ангел у небесных ворот? – грубо ответил я. – Не собираюсь я ничего рассказывать. Кто ты мне такой вообще?! И можешь думать, как угодно. Считаешь, что все было наоборот, что это я напал на прохожего с ножом в руке? А мне плевать!

– Откуда тебе знать, что я подумал? – спросил Виктор, сохраняя вселенское спокойствие.

– Хватит мне глаза замыливать! – взорвался я. – Считаешь меня обычным убийцей – это твое дело. Но не забывай, что ты тоже завалил человека, притом девчонку. И тебя, как и меня, ждет смертная казнь. Это так, к слову.

Сокамерник вздохнул и снисходительно улыбнулся. Чертова ухмылка, которую хочется выбить с его лица, содрать ее вместе с кожей.

– Но я же сказал тебе правду о том, что со мной произошло.

Пауза. Он посерьезнел.

– Я не думаю, что ты сам напал на того парня. Может, ты не услышал, но я сказал, что ситуация обстояла «слегка иначе»… по моему мнению.

– Хорошо подмечено – «слегка иначе», – огрызнулся я. – Вот только все, что я говорил про суд и про то событие – было правдой.

– Да, но все-таки что-то не вяжется. Дело в деталях. Предположим, этот парень подошел к тебе на улице. Он был пьяным и вредным – богатые детки такими бывают, это, так сказать, их любимое амплуа. Он был самоуверенным, поскольку привык, что из любой ситуации его за уши вытянут, шлепнут по заднице и отправят дальше бороздить просторы роскошной жизни. Ты, возможно, отреагировал грубо, что вполне тебе свойственно, и он достал нож. В потасовке тебе удалось завладеть ножом и, чтобы не погибнуть, пришлось его применить. Ситуация вроде бы логичная. – Виктор почесал подбородок, погрузился в себя. – Ты удивишься, если узнаешь – сколько людей в наш гуманистический век носят с собой нож или пистолет. И как много из них достают оружие в критических ситуациях. Чем дальше мы от кровавого прошлого человечества, тем больше им это кажется просто игрой. Правда, даже среди этих людей ничтожно малый процент доходит к тому, чтобы применить оружие. В твоем случае это произошло и здесь как бы все понятно… Но то, что последовало потом – для меня загадка. Если бы ты нанес ему один-два удара, это было бы убийство из самозащиты. Но ты искромсал человека в клочья… Почему? Откуда вдруг такая жестокость?

Внутри у меня все похолодело. Виктор говорил об этом так, словно знал все досконально и лишь разыгрывал неведение.

– Может, у тебя был неудачный день, – продолжал он. – Может, предыдущие события разболтали тебе нервы. Но этого еще недостаточно для объяснения. А вдруг у тебя всю жизнь это копилось?.. И подавлялось. И ты ждал повода, чтобы наконец-то выплеснуть гнев. Возможно, ты много лет в тайне мечтал совершить убийство, но хотел, чтобы это был человек агрессивный и склонный к насилию. Ты ведь гуманист и не терпишь подобных вещей. Таким образом, как будто искупаешь грех за свои темные стремления… Не знаю, думал ли ты об этом в тот день, но повод тебе подвернулся отличный. Что может быть лучше, чем убить опасного ублюдка из самозащиты. Жаль только, что ублюдок оказался влиятельный, иначе тебе бы сошло это с рук. Хотя вряд ли, с учетом того, как ты вошел в раж.

Что происходило с моим лицом? Сперва мне показалось, что оно застыло, словно маска. А потом отделилось от меня и продолжило выполнять функции без моего участия. Во мне же трепетал мальчишка, которого отчитывали за издевательства над мухой. И все тот же стыд, заставляющий съеживаться. Проблема была не только в том, что Виктор сказал правду, а еще и в том, как он преподнес эту историю. Небрежно, поверхностно, но тем не менее выхватил самую суть. На суде таких речей не звучало. Там все доискивались причин моей личной неприязни к убитому, не понимая, что он стал для меня ключевым образом. Так и не узнав до конца мотив, они отрыгнули шаблонную версию и радовались, что назначили мне казнь. Мало ли, что еще вытворит такой непредсказуемый субъект.

Помолчав немного, Виктор продолжал:

– Хоть твоя история достаточно необычна, она все же не уникальна. В мире нередко случаются убийства, на первый взгляд ничем не мотивированные. Люди вполне приличные вдруг взрываются и совершают кровавое преступление. Так что не далеки от истины были обвинители в суде, когда объясняли причину твоего поступка. А все это происходит потому, что свойственная человеку агрессивность, жестокость, желание причинять другим боль – никуда из нас не девались. Они посеяны природой и взращены прошлыми поколениями. На протяжении тысяч лет человечество лелеяло их, прикрывало лозунгами и честью. С расцветом гуманизма их попытались упразднить, но наверно прошло еще мало времени. Эти качества людей забиваются внутрь и порой неожиданно дают о себе знать, спровоцированные ничтожным поводом. Накопленная агрессия, всепоглощающая из-за долгого скрывания, съедает человека, словно жерло пожара. В прошлом, когда насилия было больше, человек легче с ней справлялся, потому что периодически выпускал ее. Жестокости был выход и возможность себя применить, как это ни печально. Теперь же это мрачный зов природы из глубины веков, подавленный инстинкт.

Удивительно, но после этих слов я испытал облегчение, даже благодарность к Виктору. Его речь будто оправдывала мои наклонности и деяния, масштабировала их до уровня общества, тем самым избавляя меня от одиночества перед этой проблемой. Спасительное избавление… Я снова ощутил порыв дружеской признательности к Виктору, несмотря на все его предыдущие слова.

Этот порыв затмил мне глаза, я забыл испугаться. Ведь что-то было не так, наш разговор приобретал совсем иной оборот. Откуда он знает о моих мотивах убийства, о моих наклонностях? Ну ладно, предположим, о моей тяге к жестокости ему подсказало избиение Антона. Но обо всех деталях того события, о моих внутренних переживаниях он никак не может знать.

Тем временем Виктор спокойно сидел в кресле, закинув ногу на ногу и сложив руки на колене. Он не отрываясь смотрел на картину на каминной полке, словно обнаружил в ней новый смысл. Я молчал. Он повернулся ко мне и как-то странно улыбнулся. Это не была его обычная снисходительная улыбка, нет. В этой проглядывалось облегчение и горькое принятие мира, каков он есть.

– Все, пора заканчивать, – неожиданно сказал он. Отвернулся и крикнул в потолок: – Ребята!

Позвал он их тоже спокойно, как будто приглашал садиться ужинать. И при этом дважды хлопнул в ладоши. Так хлопают, чтобы зажечь или выключить свет при наличии звуковых датчиков. И действительно свет погас. Но перед этим мне показалось, что комната исчезла, растворилась сразу после хлопка.

Меня окутала непроглядная чернота, возникло ощущение свободного падения. И пока я проваливался в эту бархатную тьму, откуда-то издалека (то ли сверху, то ли снизу) до меня доносилось журчание, напоминающее шум реки. Мощное перекатывание воды в узкой вене.

Похоже, настал этот момент, и я лечу вниз, прямо в реку. Но я не ощутил страха. Все чувства умерли вместе со мной.

6

Я открыл глаза, словно вынырнул из реки на сияющую поверхность. Вокруг был яркий свет, полная дезориентация. Передо мной возник силуэт в белом халате, ощупал мою голову, снял с нее какие-то присоски. Я возликовал – значит, мне удалось спастись!

Эта мысль, слабо пробившаяся сквозь пелену растерянности, придала мне сил. Видимость улучшилась, на меня наплыла белая комната. В ней находилось много мониторов и масса других электронных приборов. На экранах что-то писалось мелким шрифтом, кое-где были картинки, но их тоже я пока не мог разглядеть. Однако я сразу понял, что уже бывал в этой комнате.

Я попробовал повернуть голову и в шее стрельнуло. Она сильно затекла, будто я много времени провел в сидячем положении. Я хотел было потянуться к ней рукой, и с удивлением обнаружил, что руки привязаны к стулу, на котором я сижу. Дернул ногами – они тоже привязаны. Теперь я пленник. Хоть я и раньше им был, но, по крайней мере, мои движения так не ограничивались.

Стул был современным, белым (по цвету к комнате) и мягким, покрытым кожзаменителем высокого качества. Сидеть на таком должно быть удобно, но у меня возникло непреодолимое желание встать и размять конечности. Казалось, я просидел так целый день, но я же только сюда попал! Складывалось впечатление, что в забытьи я пробыл не больше пары минут. С другой стороны, появилось противоречивое чувство, что «комната желаний» осталась в далеком прошлом. Новейшие приборы и мониторы начисто развеяли иллюзию девятнадцатого века, которая царила в том помещении.

Я осторожно размял шею и снова попытался осмотреться. На этот раз получилось лучше. И вдруг я заметил, что сбоку, чуть сзади меня, сидит Виктор. От смокинга и след простыл, на нем был белый докторский халат и прямоугольные очки без оправы. Непривычно было видеть его в новом облике, но это без сомнений был он. Виктор по-товарищески улыбнулся и спросил:

– Как ты себя чувствуешь?

Я молчал, мои глаза забегали в непонимании.

Он поднялся, пододвинул свой стул поближе, повернув немного ко мне. Так, чтобы мне не приходилось сильно выворачивать шею. Теперь его стул расположился по отношению к моему под таким же углом, как и кресла в «комнате желаний». Наверно, он и размещал их там. Ведь уже и так понятно, что Виктор здесь не просто заключенный, иначе, почему я привязан, а он нет?

Он уселся, сложил руки на груди и уставился на меня. Не знаю, чего он ждал – чтобы я кричал и требовал объяснений? Но я молча буравил его суровым взглядом. Дружеская признательность исчезла вместе с комнатой.

Виктор тоже не произносил ни слова. Лишь внимательно на меня смотрел, словно хотел проломать между нами стену и услышать мои мысли. В глазах у него застыл интерес.

Наконец любопытство возобладало во мне. Я осуждающе закивал.

– Так ты, значит, тоже координатор.

Он улыбнулся все той же ухмылкой.

– Не совсем. Я создатель проекта.

Я недоверчиво посмотрел на него. Виктор развел руками.

– Просто я люблю принимать непосредственное участие в эксперименте. Потому что только я до конца понимаю его цели… Уже не мало людей прошло через «Падение в реку Карцер». В чем-то разных, в чем-то похожих. Правда, настоящего падения никогда не состоится, это всего лишь легенда. Места, описанного в ней, не существует.

– И зачем эта легенда? – спросил я презрительно.

– Она формировалась долго и сложилась из нескольких случайных деталей. Помнишь, когда ты только попал в комнату, я спросил: «Как ты думаешь, когда начнется падение?». В данном вопросе был подвох, потому что падение начинается сразу, как испытуемый оказывается в комнате. Это погружение в собственное сознание, открытие своих подспудных желаний, зачастую это и моральное падение. Ирония в том, что все это не происходит в нашей реальности. И когда участник возвращается в действительность, он слышит странное журчание, напоминающее шум реки. Это уже…

– В смысле?! – перебил я Виктора. – Что ты имеешь ввиду под «нашей реальностью»?

Он отмахнулся.

– Не торопись. Я сначала доскажу тебе про значение легенды, раз ты уже спросил, а потом перейду к вопросу о реальности.

Он выдержал паузу, наслаждаясь своим превосходством, и продолжил:

– Так вот, странное журчание – это уже чисто технический нюанс. Когда человек переносится из комнаты в действительность, то слышит этот звук. Его каким-то образом создают приборы. И наконец Карцер… В этом заключена особая изюминка. Как ты, возможно, знаешь, в прежние времена «карцером» называли определенную камеру в тюрьме. В нее сажали заключенного на пару дней за плохое поведение, там было темно и совершенно нечего было делать. В этой камере человек был отрезан от внешнего мира, сидел в потемках и наверняка полностью погружался в себя, в свои мысли, начинал мечтать и фантазировать. Мне кажется, что в нашей комнате разыгрывается нечто подобное – человек погружен в свои желания и, благодаря ее уникальным свойствам, может их реализовать. Но, как и в настоящем карцере все не происходит на самом деле, так и наша комната лишь иллюзия, поток грез.

Виктор задержал на мне пристальный взгляд. Я смотрел на него в недоумении.

– То, что мы с тобой пережили, не было подлинным, в нашем понимании этого слова. – Он указал рукой на свое лицо. – Как видишь, здесь мне нужны очки, а там я без них обходился. Вот тебе первое отличие… Помнишь, перед тем, как попасть в комнату, ты проходил последний тест. В этом помещении, на этом стуле. Потом координатор сказал, что введет тебе снотворное, потому что путь в комнату сверхсекретный. Так вот, ты отсюда так и не вышел. Тебя ввели в состояние, которое можно назвать сном, но это не верно. Тебя подключили к нашей системе и в ней ты создал свое подобие «комнаты желаний», наверно такой, как ты ее представлял. Система четко контролировала твое сознание, не позволяя фантазии разгуляться и увести куда-то не туда. Наша программа отлично знает, на какие кнопки надавить, чтобы тебе казалось все взаправду и текло в одном русле. Но это не так трудно, речь же не идет о твоих грезах во сне. Это некий другой мир, который вы создаете вместе с системой. И он уже существует не только в сознании испытуемого, потому в него можно проникнуть извне. Это как виртуальная игра, к которой подключаются другие участники. Но хозяин в ней ты и мы попадаем в твой мир.

Виктор откашлялся и задумчиво осмотрелся вокруг.

– Я бывал в разных комнатах, каждый видит ее по-своему. У одного она походила на каюту космического корабля, другой вообразил странный кабинет, обставленный футуристическими произведениями искусства. Ребята поскучнее видели обычную современную комнату, либо что-то среднее между врачебным кабинетом и тюремной камерой. Ты представил антураж девятнадцатого века, потому что любишь антиквариат, фильмы про то время. Считаешь, что тогда было лучше или, по крайней мере – изысканней. Удивительно, как такой романтический настрой совмещается с твоей грубой и нервозной натурой… Но системе все равно. Ты мог даже не думать об этом, осознанно не фантазировать. Она просто вытягивает твои подспудные предпочтения и образы, и доводит их к чему-то конкретному. Все в комнате – это был ваш совместный творческий продукт. Все, за исключением двух вещей, которые я заложил в программу и которые присутствуют в комнате любого испытуемого. Это картины с человеком в цепях и с падающим человеком.

Виктор сделал паузу и посмотрел на меня. Наверно, он ждал вопросов, диалога, хотел, чтобы я продолжал игру. Но я молчал. Он покивал, досадно поджав губы, отвел глаза в сторону и сказал:

– Я сам их нарисовал. И считаю их очень уместными в нашем эксперименте. Картина про падение прямо намекает участнику на его будущее, если говорить о легенде. Она изображает это в других красках, потому что по иронии жизни я нарисовал ее задолго до возникновения данной комнаты. Но это не важно. Картина напоминает испытуемому, что скоро конец и надо собраться, выжать максимум из сложившейся ситуации, все-таки смерть не за горами. Да я и сам не раз об этом говорил, в ходе эксперимента стимулировал тебя загадывать желания. Я всегда так делаю и скажу тебе, что многие быстрее вовлекаются, ты слишком осторожен. – Виктор стал потирать запястье. – Вторая картина уже более серьезная. Она рассказывает о человеке, которого сковывают, держат в цепях его стремления. Большинство людей кладут жизнь на достижение банальных целей, таких как показное материальное благополучие и социальный статус, где даже женщина воспринимается частью этих явлений, а не отдельным желанием любви и семейного уюта. Человек оказывается в плену у своих целей, а в случае успеха – и у своих приобретений… Надеюсь, эта картина наталкивает участника задуматься о собственной жизни, подвести итоги перед скорым концом. С другой стороны, она косвенно показывает, что человек всегда был заложником своих желаний, которые проявляются в данной комнате. Ведь они давно в нем сидят, наверно, всю жизнь тлеют где-то в глубине души. Я предполагал, что затем испытуемый проанализирует прожитые годы под новым углом, попытается понять – в каких ситуациях эти скрытые порывы влияли на его решения и поступки. Но, вопреки моим ожиданиям, это мало кто делает.

Виктор замолчал и уже не смотрел на меня. Но я почувствовал, как по телу пробежала дрожь.

– Откуда ты можешь знать?!.. Кто там что себе думает.

Вопрос вырвался неожиданно. Я был удивлен и испуган, но голос мой, как обычно, прозвучал с угрозой.

Виктор презрительно взглянул на меня.