Читать книгу: «Падение в реку Карцер», страница 4

Я все еще был шокирован первой информацией и перестал слушать. Вспомнил серые закругленные стены с волосками-прутьями, их положение по отношению друг к другу. Посмотрел на свои серые брюки с дыбящимися складками по бокам штанин (волнистые ухабы) и сообразил, что это были мои ноги. Выходит, в облике муравья я ползал по собственному телу, но из-за плохого зрения даже не понял этого. Тело было обездвижено, лишь моя пустая оболочка. И потому, наверное, я не различил силуэт своего туловища, вдавленного в кресло. Еще бы, поначалу у меня была полная дезориентация.

– Что ж, человеком быть приятней, – сказал я, погодя.

– Я так понимаю, опыт был не самый удачный? – спросил Виктор.

– Скажем так – не такой, как я ожидал. Я ужасно видел – пять сантиметров, а дальше все размыто. Не мог соображать. Вот, разве что, классно было быстро бегать, а в остальном…

Я покачал головой с гримасой неодобрения. Сокамерник сидел, закинув ногу на ногу, и задумчиво щупал лацкан смокинга. Потом он заговорил:

– Так часто бывает – мы не знаем, чего хотим. В жизни еще, если и приходит ответ на наши желания, то всегда не вовремя. Не в тот момент, когда нам это нужно. И всегда все получается не так, как мы себе представляли. – Он пожал плечами. – К сожалению, мы плохо понимаем реальность, соответственно, еще хуже ее предвидим.

– Да, – согласился я и отвел глаза в сторону. – Тогда что же я здесь делаю?

– Загадываешь желания, – сразу ответил Виктор.

– Чтобы убедиться, что я не знаю, чего хочу?

– А для тебя это новость? Ты же и раньше это понимал. Брось, неужели это единственный опыт, который ты намерен извлечь из данной комнаты? По-моему, она открывает гораздо больше возможностей. – Пауза, затем он добавил: – И даже по этому вопросу – благодаря тому, что ты сразу получаешь желаемое, ты сможешь быстрее сориентироваться, что тебе действительно нужно. В обычной жизни ответ, если и приходит, то с большой отсрочкой.

Я на секунду задумался.

– Хорошо. Сейчас мне нужна одежда под обстановку, как у тебя, – сказал я и загадал фрак.

Нечего киснуть. Мы едим вкусную пищу, пьем изысканную выпивку, общаемся. Мы словно на празднике, а я всегда любил эти простые радости. И хочу одеждой подкрепить эту иллюзию.

Пока ждал, я стал размышлять, что бы еще такое загадать. И быстро осознал, что я очень скован этой комнатой, как персонаж картины на камине скован цепями своих потребностей, навязанных системой. Раньше я мечтал путешествовать по миру, пожить в разных эпохах. Как и все, хотел быть успешным на фоне других, и чтобы близкие меня любили и баловали. А что я могу здесь, в этих четырех стенах? Вдобавок, когда мне осталось совсем немного. Никаких долгосрочных перспектив, только мимолетные радости. Да, здесь можно исполнить лишь свои несбыточные дурацкие прихоти, вроде как переспать с актрисой или превратиться в иное существо. С другой стороны, большинство заключенных, обреченных на смертную казнь, не имеют такой возможности. И я, наверно, должен быть благодарен судьбе за дарованный мне шанс. Но… как научиться его ценить?

Не знаю, нужно просто загадывать. Загадывать все, что придет в голову.

4

Я одел новоприбывший фрак, с соответствующей рубашкой. Мы перекусили и выпили, текла вялая беседа ни о чем.

Несмотря на недавнее оживление, я опять погрузился в смуту, потому что не мог придумать себе никакого развлечения. Чем больше я размышлял о своих желаниях, тем больше впадал в ступор. Они словно отгородились от меня толстой стеной. Иногда в голове возникали слабые всплески неясных порывов, но тут же затихали, и я не успевал их разглядеть.

– Помнишь, ты говорил, что тебе столько всего хочется – не знаешь, что и выбрать, – сказал я Виктору. – Так вот, я никак не могу понять – чего я сейчас хочу… Как-будто вообще ничего.

– Такое состояние порой можно назвать блаженством, но не в этом случае, – ответил собеседник.

Сделал вид, что задумался, хотя мне вдруг показалось, что он заранее заготовил ответ, словно в точности знал мой предстоящий вопрос. Понимаю, это звучит странно, но в нем неожиданно проскользнула какая-то актерская фальшь. Может, он просто любит притворяться киношным персонажем? Эдаким загадкой-интеллектуалом с зашифрованными ответами на все вопросы.

Виктор между тем заговорил со своей привычной снисходительной улыбкой, призванной расположить к себе строптивого и глупого подрядчика.

– А ты попробуй наслаждаться преддверием. Смаковать саму возможность, что ты можешь загадать любое желание. Иногда вкус этой возможности бывает ярче, чем само событие. И если ты так сделаешь, то расслабишься и, глядишь, с легкостью поддашься порыву. Но не надо торопить его и насиловать. Пусть все происходит естественно.

Он с самодовольным лицом отхлебнул с бокала.

– Я вот все время наслаждаюсь этим преддверием. Но пора уже и мне что-нибудь загадать. И я решил последовать твоему примеру – превратиться в какое-то животное. Буду воробьем. – Виктор сверкнул глазами. – Воробей маленький и места здесь для него достаточно. Он быстрый и летает. То, что надо. Я, правда, еще думал, может, стать ласточкой, она тоже шустрая. Но потом понял, что выбирать ласточку – это как-то не по-мужски.

Он засмеялся со своей шутки, считая ее остроумной. Я из солидарности присоединился коротким смешком.

В итоге он написал запрос в планшете и стал ждать. А я захотел прилечь после обильной пищи и алкоголя. Все равно место желания занято. Я лучше пока отдохну, расслаблюсь, как рекомендует Виктор, и может, в голову придет что-то интересное. В конце концов, он, похоже, прав. Что приносит больше удовольствия – исполнение желания, неуклюже адаптированного под рамки реальности, или обладание возможностью загадывать, что угодно?

И почему даже в конце жизни я еще так мало умею и так плохо понимаю себя?.. Наверно, мне просто не хватило времени. Все пролетело в суете и хаосе, от одной мелкой проблемы к другой, с редкими проблесками радости. Я и не заметил, что много лет, как червь, копошился в грязи своего тщеславия и ничтожных стремлений, заполняющих пустоту, среди таких же червей. И возможно, делал бы так до старости, если бы мне не сказали: «Хватит!». Я посмотрел на картину на каминной полке и обнаружил нечто общее с ее персонажем уже в более буквальном смысле. А вообще, удивительно, как перед лицом смерти все становится неважным… Да, смерть все обесценивает, точнее показывает, как мало вещей обладают подлинной ценностью.

Я лежал и думал обо всем этом со странным спокойствием. Раньше я предполагал, что в такие моменты буду паниковать, но реальность и тут подбросила мне сюрприз. Впрочем, если жизнь моя была бессмысленной, то и смерть – всего лишь ее последний этап – не стоит украшать священным ореолом.

Настоящие друзья остались в юности – кого-то ситуация отбросила далеко от меня, а кто-то просто перестал таким являться. Большинство уходило тихо и незаметно, без какой-либо драмы и громкого хлопка двери. Их отсутствие я замечал потом, когда тишина вдруг начинала резать слух… Любовь?.. Да, я любил и сильно, но это было так давно, что перестало иметь для меня значение задолго до того, как я сюда попал. Женщин у меня было не мало, особенно в последнее время, но почти никто из них не вызвал у меня сильных чувств. В этом вопросе я скорее руководствовался бессознательным инстинктом – как можно больше продолжить род, хотя род так и не продолжил. Так что, мне не за что уцепиться, поэтому я равнодушен. Я полностью свободен перед лицом смерти.

С этими мыслями я задремал. Но ненадолго, меня разбудило чириканье воробья. В первый момент мне показалось, что я нахожусь на улице, что все это мне приснилось. Но нет, вокруг все та же комната с искусственным желтым светом. Я лежу во фраке, а под потолком резво летает воробей и неугомонно чирикает, как заведенная игрушка. Он часто садился то на комод, то на камин, то на шкаф. Один раз даже сел на оскалившегося бронзового волка в углу кровати и нагло затараторил в мою сторону на своем птичьем языке. Наверно, высказывал восторг своим новым обликом. Затем он сорвался с места и полетел дальше, делая в воздухе невероятные зигзаги.

Я перевернулся на бок и снова закрыл глаза. Звуки воробья напомнили мне о природе. О лесах, о неподвижных, вселенски спокойных деревьях. О местах, где жизнь протекает в своем времени, где ее порядок не меняется на протяжении тысяч лет. А не так, как у нас, где каждое десятилетие образуется новое поколение, отличимое от предыдущего. Да, хотелось бы сейчас оказаться в лесу, жаль, что это выходит за рамки дозволенного. Помню, там мне всегда становилось хорошо. Природа насыщала меня созерцательным умиротворением, которого мне вечно не хватало с моей нервозностью. Исконная среда обитания, откуда вышло все человечество. А потом завертелись шестеренки прогресса, и мы растерянные толчемся друг возле друга в душных городах.

Я опять погрузился в сон, как вдруг громкое чириканье выдернуло меня назад. Проклятый воробей! Во мне резко поднялась ярость, перехватившая дыхание. Я захотел схватить его, швырнуть об пол и растереть ботинком, пока он не превратится в кровавую лепешку. И когда я это представил, вместе с гневом во мне возникло еще одно чувство. Пьянящий, жестокий азарт, пробирающий до дрожи. Такой же, как я испытывал, когда издевался над мухой в детстве. Похожий на огромный темный цветок, распустившийся во мне в момент убийства. В мгновенья, когда нож входил в плоть того парня, я задыхался от его аромата. Теперь же данное чувство подпитывало осознание, что воробей – это Виктор. Что так легко можно лишить жизни человека, просто раздавив ботинком. Хотя он тоже имел такую возможность, когда я был муравьем, но не воспользовался ею…

Злость понемногу утихала. Я подумал, что ничего не знаю о Викторе, хоть мы и болтаем тут довольно долго. Он может сделать со мной все, что угодно, уличив правильный момент. И если я буду не в состоянии защитить себя, то звать на помощь мне некого, убежать тоже не выйдет. Он может, например, превратиться в какое-то крупное животное и загрызть меня насмерть. Или втайне загадать ствол и изрешетить меня пулями, когда вдруг взбесится по ничтожному поводу. А что? В контракте четко указано: «Любое желание в пределах комнаты». К тому же я до сих пор не знаю главную цель эксперимента. Единственное, что по данному поводу сказал координатор своим неизменно сухим тоном, это:

«Если вы узнаете цель эксперимента, то перестанете вести себя естественно, и тогда все сорвется. И не пытайтесь разгадать ее сами. В любом случае вы будете далеки от истины»

А может, истина в том, чтобы посадить вместе двух незнакомых людей и посмотреть, как скоро они возненавидят друг друга и дойдут до кровопролития?! При каком сочетании характеров конфликт назреет быстрее, а при каком – медленнее? Такое вполне вероятно, когда незнакомцы долго находятся в закрытом помещении. Ведь, если снять слой цивилизованности, то люди – это хищные звери. Как те бронзовые львы на комоде, как оскалившиеся волки на кровати. Правда, двоих людей маловато. Чтобы быстрей и эффективней доказать нашу темную природу, сюда надо посадить человек пять, не меньше.

Я попытался отогнать эти мысли, но внутри саднил комок нереализованных порывов. И вдруг я подумал, что вот оно желание! Я могу впервые выпустить ярость по назначению. А именно – расквитаться с кем-нибудь из прошлых обидчиков. Всем в жизни встречались такие, которые наносили удар (не обязательно в прямом смысле), пользуясь каким-либо превосходством, и делали это часто. Именно они навсегда дают тебе понять, что иерархия и насилие правят мужчинами. А порой и что «ад – это другие люди», как выразился некий философ лет сто назад. И по закону этой же иерархии, когда ты не можешь дать отпор, накопленная обида выплескивается потом адовой смолой на оппонента более слабого. Так и происходит круговая порука жестокости. И как же часто бывало, что меня по мелкой причине сокрушал гнев, и я думал, что не на том человеке отыгрываюсь. Но теперь у меня есть возможность не передавать дальше, не быть вынужденным элементом этой гадкой системы, а повернуть реки вспять и влить жестокость обратно.

Когда Виктор закончил свои бестолковые полеты в облике воробья (видимо, он тоже установил лимит в полчаса), я уже знал – кто будет жертвой. Этот парень первым и пришел ко мне в голову. Но я еще полежал, нежась в воображаемых ситуациях, в которых я расправляюсь с другими кандидатами. Все взвесив, я решил, что далеко не все из них заслуживают серьезного наказания, но этот человек – без сомнений. Я даже подумал – что, если призвать сюда нескольких прошлых обидчиков? И быть среди них, как вершитель судеб перед строем заблудших душ. Но потом пришел к выводу, что лучше это будет расплата один на один, словно удачный случай из реальной жизни. Дженнифер Сатерен им удалось воссоздать во всех деталях, значит, и тут они должны справиться.

Виктор вернулся в свое тело, которое все это время, как и мое тогда, оставалось в кресле. Вяло зашевелился, заскрипела кожа. Я встал с кровати и почувствовал, что меня лихорадит от возбуждения. Когда я лежал, внутри у меня разгоралось пламя, и теперь это был пожар, жаждущий выплеснуться наружу.

Пока Виктор разминал конечности, я уже писал запрос в планшете. Как положено по инструкции, излагал все коротко. Программа всегда удивительно точно угадывала мои намерения. Задавала правильные вопросы и сама принимала решения по способу исполнения. А может, это ложь, и за программой скрываются люди?

«Антон Кулибов. Учился со мной в одной школе, был на год старше. Он все время пытался издеваться надо мной» – написал я.

«Сколько ему будет лет сейчас?»

Я подумал, что ему около 30-ти и уже хотел написать, чтобы был его настоящий возраст, но отдернул руку. Он может теперь выглядеть, как угодно. Быть толстым, обрюзгшим и несчастным, совсем не таким – наглым и агрессивным – каким был в школе. Я ведь не видел его все эти годы. По сути, Антон может оказаться совершенно другим человеком, а это охладит мой пыл. Я еще чего доброго размякну, сжалюсь над ним и так и не смогу отомстить. Но, с другой стороны, если он будет школьником, то уже с высоты моего возраста покажется ребенком. Это тоже внесет сомнения.

Значит, пусть будет юношей, например, 19-ти лет. Тогда он еще не сильно поменяется, но все-таки будет достаточно взрослым, чтобы отвечать за свои поступки. 19 лет – прекрасный возраст, период рассвета. Тогда-то я и встану у него на пути, как гора, которую нельзя обойти, ха-ха.

Я написал в планшете 19.

«Он понимает, что происходит и где он находится?»

Тот же вопрос, что и с Дженнифер Сатерен. Я вспомнил, как иногда мечтал, уже будучи взрослым, чтобы он встретился мне на улице. Когда я куда-то шел и во мне по какой-то причине кипела злость. В такие моменты я представлял, как виртуозно и беспощадно буду его избивать. Я написал:

«Антон не знает, где он, но его это не волнует. Пусть все произойдет, как неожиданная встреча на улице»

Далее я задумался, как с ним разделаться. Может, заказать кастет или нож? Но потом решил, что лучше всего голыми руками. Ведь, если бы я его встретил на улице, то при себе у меня не было бы никакого оружия. Дрался я довольно давно, последнюю потасовку в тюрьме нельзя назвать удачной – меня избили. Но еще помню, как это делается.

А что, если в стычке один на один он меня одолеет? Антон крепкий парень, я могу и не справиться. Тогда все желание насмарку.

Хоть в большом мире это было бы невозможно, здесь я могу позволить себе маленькую хитрость. Когда во сне мне случалось драться, мои руки обычно были ватные. Я наносил удары невероятно медленно и, как ни пытался, ничего не мог с этим поделать. Я попросил программу, чтобы то же самое произошло с Антоном, когда он будет обороняться.

Я сидел и ждал, а Виктор уже пришел в себя после перевоплощения.

– Я вижу, ты времени не теряешь.

– Да… Надо исполнить одно желание, – ответил я, смотря прямо перед собой.

– Надо? – переспросил он с иронией. – Прямо-таки необходимость?

Я покосился на него. Неизвестно, как Виктор отреагирует на все, что здесь случится. Может, предупредить его заранее? Нет, не стоит, пусть это будет сюрприз. Он еще не знает, на что я способен, так теперь узнает.

– Я тебя только попрошу, – начал я. – Ни при каких обстоятельствах не вмешиваться. Это мое желание.

Виктор насторожился.

– Хорошо… Оно меня не касается?

– Абсолютно не касается, – отчеканил я.

– Ладно. – Он изучал меня взглядом.

– Вмешаться можно только, если ситуация будет угрожать моей жизни. Но это маловероятно.

Повисло неловкое молчание. Но мне было плевать, меня разрывало предвкушение удивительного приключения. После разговора оно стало еще более реальным, осязаемым, вот-вот это произойдет!

Мы все еще не проронили ни слова, когда я услышал за спиной шаги. Я обернулся и выглянул из-за кресла. Антон спокойно шел к нам – моложавый, самоуверенный и необыкновенно реальный. На юном лице красовалось привычное наглое выражение. Одет он был в джинсы и тонкий свитер. Мне даже показалось, что это тот же прикид, который он носил в выпускном классе. Хотя вряд ли, я ведь об этом им не говорил, соответственно знать они такого не могли. Однако одежда добавляла максимальной правдивости. То, что Антон был постарше, ничуть не портило ситуацию. Прошло много лет, образы в памяти затерлись и мне он казался таким же, каким я его запомнил.

– Жека? – увидев меня, он остановился. – Ничего себе, сто лет тебя не видел.

Я встал, обошел кресло и сделал пару шагов к нему. Невероятно, но передо мной стоял именно он, ни единого намека на подделку.

«Значит, впредь я смогу загадывать не только актрис, но и девчонок, которых я знал» – пронеслось у меня в голове.

Антон в удивлении меня разглядывал, затем криво усмехнулся.

– А что это ты так вырядился?

Он спросил это в своей обычной манере – слегка вызывающе. Я иронично улыбнулся в ответ. Похоже, он даже не знает, как называется этот наряд.

– Был на приеме.

– На приеме?

– Да, на приеме у королевы, – сказал я.

На моем лице отразилась насмешка. В свою очередь лицо Антона стало тупым и суровым.

– Ты что решил беса погнать? Развести меня хочешь?

Отлично! Те же словечки, что он употреблял тогда, пришедшие с эпохи юности. Из той поры, когда любая мелочь могла привести к драке и такие шутки со старшими всегда плохо заканчивались. Я снова там, только на этот раз я приготовился бить.

Антон, увидев мою реакцию – удовлетворение, а потом серьезность – искренне удивился. Но замешательство, не свойственное его характеру, не успело развернуться и быстро переросло в агрессию.

– На хрена ты это дерьмо напялил?!

Это уже было не просто хамство, а и угроза.

– А какое твое собачье дело, мразь?! – заорал я.

Антон замахнулся, но сделал это очень медленно. Я с легкостью отбил удар и заехал ему с правой. Он упал на задницу, на лице была растерянность. После секундной заминки он встал. Из губы шла кровь, он сплюнул в сторону и сказал:

– Ну все, тебе хана, ублюдок!

Он подскочил ко мне и попробовал сделать обманное движение левой рукой, чтобы тут же ударить правой. Если бы не проблемы со скоростью, я бы не успел защититься. Но сейчас его движения напоминали замедленную съемку, к тому же в ударах не было силы. Все получилось, его руки действительно стали ватными, как у меня во сне. Я отбил первый, второй удар и заехал ему в зубы. Пока он падал, я попытался догнать его второй рукой, но кулак лишь проскользнул по плечу.

Фрак сковывал движения, и я снял пиджак, оставшись в брюках и белой рубашке. Швырнул его на кровать.

Антон лежал полубоком, опершись на локоть. Он намеревался подняться, и я ударил с ноги ему в грудь. Из него вырвался сдавленный крик, он откинулся на спину. В глазах снова читалось удивление, но прибавилось кое-что еще, тем более не свойственное его самоуверенной натуре. Это был страх. Антон казался совершенно беззащитным, я впервые видел его в таком состоянии. Но не испытал ни малейшей жалости. Наоборот, это было ликование, жестокий триумф. Темный водоворот снова поглотил меня.

Антон опять перевернулся на бок, хотел встать, и я со всей силы влепил ему с ноги по морде. Послышался хруст костей, наверно, это был нос. Он откинулся на спину так резко, как будто его сбила машина. Лицо стала заливать кровь, но мне этого было мало, слишком легкая расправа.

Я уселся на него сверху. Теперь глаза его были затянуты пеленой боли, замешательства и ужаса. Антон вяло попытался выползти из-под меня, но сил не хватало. Я снова заехал ему с кулака. Потом еще раз и еще. Бешено молотил, пока его лицо не превратилось в кровавое месиво. Кровь брызгала на мою белую рубашку алыми каплями. Наверно, странная картина – человек так прилично одетый, среди мебели девятнадцатого века забивает беднягу до смерти…

Я остановился, когда руки стала пронзать боль. Встал со своей жертвы. Антон был еще жив и даже в сознании, но еле шевелился. Лицо – кровавая маска, глаза закрыты.

Я резко обернулся, вспомнив, что Виктор где-то здесь рядом. Он стоял возле камина и оторопело смотрел на происходящее. Его щетинистое лицо приобрело болезненный желтоватый оттенок. Он казался запуганным мальчишкой в неуместной взрослой одежде.

Похоже, что-то в моей позе и настроении заставило его отвернуться и покорно сесть в кресло.

Я вновь посмотрел на жертву, распластанную на полу. Это было мщение за всех страдающих и слабых, никак иначе. Мщение назад по цепочке, как оно и должно быть.

Сердце все еще колотилось, но адреналин уже покидал мое тело. Черная пелена медленно сползала.