Время - это последовательность событий и надежд.
Когда уходит любовь, в женском сердце поселяется очень много гнева.
Нельзя бесконечно жить прошлым. Ковырять ранки воспоминаний - тупиковое развлечение. С каждым разом приходится ковырять их все сильнее, придумывая даже то, чего не было. Это единственный шанс растравить ранки, потому что они все равно зарастают!
— Да посмотри на нее! Такие мощные тети вечно жалеют кошечек, – ответила Ната. – Что, кроме сострадания, способно сделать берсерка из такой тюти?
Сон -- это элитная форма убийства времени.
Да, глупейший момент. Тебе будут говорить: «Ты первый!», а ты будешь краснеть как принцесса и повторять: «Ну что вы! Я обычный парень! На моем месте это сделал бы каждый!.. Давайте поговорим о чем-нибудь другом! Как цветочек этот называется?»
Когда человеку плохо, он сжимается до своего эгоизма, и единственное его желание, чтобы и другим было плохо и больно.
Логика - самая жестокая из всех наук!
Ирка, медленно подняв руку, коснулась своей головы.
— А теперь пугайся! Готов? Трум-пурум-пум-пум! — сказала она и, выдохнув, сдернула с себя шапку.
Она ожидала от Матвея какой-то реакции, но лицо у него осталось непроницаемым, как у игрока в покер. Она даже усомнилась, заметил ли он, что у нее изменилась стрижка.
— Ну? Хорошо? — спросила Ирка с тревогой.
Матвей начал открывать рот.
— Погоди! — перебила Ирка. — Только не повторяй, что за короткие волосы девушек хвалят только их злейшие враги в надежде на то, что они поведутся и в следующий раз вообще снимут с себя скальп. И про то, что женщина, оказавшаяся в парикмахерской, — это баран, сам себя приведший на заклание, тоже не надо. Это я уже слышала. Надоело!
— Тогда я лучше вообще промолчу. Тебя сразу душить или потом, умная ты моя? — спросил Матвей ласково.
— Но я же стриглась ради тебя! — воскликнула Ирка чуть ли не со слезами.
— Тогда я сейчас ради тебя убью вон ту собаку и нескольких кошек! И, может, кого-нибудь из прохожих.
— Не смешно.
— Ну тогда и ты не говори, что сделала это ради меня. Ради меня нужно было сварить суп. Или убраться в комнате.
— Ага! Суп тебе! Щазз! Ты тот еще домостроевец-эксплуататор!
— Примерно! — согласился Багров. — «Дороже она многоценного камени. Радуется на нее муж ее. Увидев поле — покупает: от плодов рук своих насадит пашню. Крепко подпоясав стан свой, укрепит руки свои на дело. Муж ее заметен всем у ворот, когда сядет на совете со старейшинами и жителями земли».
— Откуда это? — спросила Ирка жадно.
— Не скажу. Если интересно, сама посмотри. Интернет есть.
Ирка слегка надулась:
— Интересно, а Мефодий тоже домостроевец? Заставляет Дафну делать супчики?
— Ну уж не знаю. Зато знаю, что из волос Мефодия можно выкроить семь твоих теперешних стрижек. Или, пожалуй, даже восемь! — сказал Матвей, и Ирка, не выдержав, расхохоталась. Матвей тоже рассмеялся. Лед, возникший было между ними, растаял.
Но смеялись они недолго. Одновременно спохватились и посмотрели друг на друга.
— Прости, дурак я! Мефодий же… — начал Матвей.
— Не надо. Знаю, — быстро сказала Ирка, зажимая ему рот рукой. — Ты сказал все правильно. Из его волос действительно можно выкроить семь моих теперешних стрижек.
Сложности у Ирки возникали только при выражении мыслей словами. Но зачем их выражать? Если мысль и так живет в тебе, зачем принуждать ее облекаться в пыльные подштанники слов?