Читать книгу: «Истории из прошлого», страница 3

Биоматериал

– Алло? Анечка, я уже еду… Что? Нет, сейчас не надо, я пока доберусь, пока подготовлю все… да… ассистентка моя отдыхает, сама понимаешь… Что? Ань, часа через полтора, не раньше, а лучше через два – дорогу совсем развезло. Все, давай, а то мне машину вести неудобно. Давай, не дергайся… Что? Да, конечно. Все, через два часа жду, давай.

Татьяна Анисимовна бросила телефон на сидение и сосредоточилась на управлении, не забывая материться, большей частью мысленно, но иногда, когда машину начинало нести по нечищеной январской дороге, ругательства прорывались сквозь плотно сжатые зубы. Маленькая, лимонно–желтая малолитражка виляла по дороге, заваленной кашей из подтаявшего снега, и, чтобы удерживать машину на своей полосе, Татьяне Анисимовне приходилось стараться изо всех сил.

«Чертова оттепель, – думала женщина. – Три недели лежал снег, и на тебе в борщ – плюсовая температура. Хорошо, хоть дорога пустая. Эх, блин, вот тебе, бабка, и новый год», – мысленно перефразировала она старинную русскую поговорку.

Малолитражное автородео, действительно, происходило на улицах Пустошева первого января. В роли ковбоя выступала потомственный акушер–гинеколог Татьяна Анисимовна Марченко, и чувствовала она себя в этой роли отвратительно. Впрочем, так же чувствует себя всякий, кто бывает вынужден срываться и ехать по неотложным делам утром первого дня нового года.

Праздник удался на славу: Татьяна и ее молодой любовник Андрейка сели за стол за час до полуночи, и перешли в постель уже через пятнадцать минут после нее. Неутомимый Андрейка, бывший на двадцать лет моложе своей пассии, выдохся лишь около четырех часов утра. Любовники уснули, а в шесть зазвонил мобильный Татьяны. Она взяла телефон с прикроватной тумбочки с намерением сбросить вызов, но, взглянув на светящееся табло, передумала. Звонила Анечка Погребняк, ее постоянная клиентка.

Татьяна Анисимовна Марченко больше десяти лет проработала в одном из городских родильных домов, а два года назад открыла свой собственный гинекологический кабинет «Минерва». Удачно подобранное местоположение кабинета, плюс заработанная в роддоме репутация квалифицированного врача, делали свое дело – недостатка в клиентках у Татьяны не было, несмотря на довольно высокие цены.

Отказать так некстати звонившей Анечке, Татьяна не могла по многим причинам. Основной доход хозяйка «Минервы» получала от операций по прерыванию нежелательной беременности, которые Татьяна Анисимовна проводила с применением последних медицинских достижений в этой области. Стоимость операции, или, как величала ее Татьяна Анисимовна, процедуры, достигала фантастических цифр и позволить ее могли себе только обеспеченные дамы: бизнес–леди, высокопоставленные чиновницы, содержанки и дочки богатых родителей. Анечка Погребняк относилась к последней категории – она была дочерью президента сети автосалонов «Автобест», Василия Федоровича Погребняка. Денег у молодой и глупой барышни было настолько же много, насколько мало мозгов, и за прошлый год Анна дважды становилась пациенткой абортария «Минервы», оплачивая все услуги по высшему разряду. Но не это обстоятельство заставило Татьяну принять ее звонок. Аня была младшей дочерью Погребняка, всего же в семье бизнесмена было семеро детей. Василий Погребняк имел в городе репутацию жесткого, даже жестокого человека, но при этом питал странную слабость к маленьким детям. «Автобест» спонсировал все городские детдома и интернаты, а из личных своих средств Василий Федорович содержал общество борцов против абортов, называвшееся «Материнство – радость». Члены этого общества раз в две–три недели устраивали пикеты под окнами «Минервы». Татьяна живо представила, что будет с нею и с ее клиникой, если папа Погребняк, в определенных кругах – Вася Погреб, узнает, где и сколько абортов сделала его младшая, самая любимая дочь и ужаснулась своему, пусть даже мимолетному, желанию послать подальше безмозглую идиотку, звонившую ей в такое время.

– Я слушаю, – сказала Татьяна, придав голосу интонации совершенно некстати разбуженного человека.

Через несколько минут она повесила трубку и вылезла из постели. От большого количества выпитого и недостаточной продолжительности сна женщину слегка покачивало, словно сошедшего на берег матроса. Татьяна приняла душ, выпила большую чашку кофе и лишь тогда почувствовала себя более–менее готовой к работе. Кое–как подкрасившись и наскоро одевшись, она отправилась в «Минерву». Анна звонила каждые десять минут, после четвертого звонка Татьяна, уже прогревавшая мотор машины, на секунду закрыла глаза и сделала мысленное упражнение: она представила Аню во всех подробностях, долбанула ее по голове кувалдой, отрубила топором ноги и вылила на лицо пол–литра серной кислоты. После этого, на все звонки двадцатидвухлетней истерички Татьяна отвечала спокойно и ободряюще.

На дорогу до «Минервы» ушло без малого сорок минут. Татьяна Анисимовна отперла дверь, вошла в коридор и набрала на пульте код отключения сигнализации. Прибор довольно пикнул и зажег три зеленых лампочки.

Короткий коридор «Минервы» открывался в просторную приемную, уставленную кожаными диванами и креслами. На полу в больших горшках росли фикусы, стены украшали информационные плакаты, призывавшие регулярно проходить проверку у врача, разъясняющие опасность венерических заболеваний, рекламирующие контрацептивы и пугающие последствиями абортов. Здесь Татьяна Анисимовна настороженно остановилась, уловив в воздухе тонкий запах, сладковатый и едва различимый. Сначала она подумала, что запах ей мерещится, но, глубоко вдохнув через нос, досадливо скривилась и подумала: «Ну, все, уволю падлу». Ругательство предназначалось медсестре Полине, ассистентке Татьяны Анисимовне и было вполне оправданным – такой запах могла издавать только разлагающаяся органика, причем, довольно большое ее количество.

Двадцать восьмое декабря, последний день работы кабинета в старом году, выдалось удивительно урожайным на аборты. Татьяна Анисимовна провела двенадцать процедур разной сложности. Последней ее пациенткой стала четырнадцатилетняя девочка, жертва насильника. Вид несчастной девчушки, детство которой закончилось так рано и так ужасно, и ее родителей, раздавленных ужасным несчастьем, расстроили Татьяну, обычно равнодушную к проблемам своих клиенток. Проводив последнюю пациентку, она уехала из кабинета, наказав Полине все проверить и закрыть.

– Не переживайте, Татьяна Анисимовна, – сказала Полина. – Все сделаю, все закрою.

– Про биоматериал не забудь. Мы до четвертого не работаем – завоняется.

– Не забуду, Татьяна Анисимовна, – кивнула ассистентка. – С наступающим вас.

Татьяна не ответила.

Биоматериал – это то, что остается после того, как процедура аборта завершена. Крошечные тела эмбрионов, оторванные ручки и ножки, раздавленные щипцами головы, сгустки крови и слизи – все это, после каждой операции сваливалось в большой металлический бак с крышкой. В обязанности Полины входило выносить его в конце рабочего дня. Ассистентка опорожняла емкость в один из мусорных контейнеров неподалеку от «Минервы», где к этому времени уже несли вахту несколько голодных котов. Сейчас, судя по запаху, наполненный биоматериалом бак стоял в процедурной. Татьяна подумала о том, что выносить емкость придется собственноручно и пришла в бешенство. «Убью скотину, – думала она. – Что теперь делать с этой вонью? Проветрить не получится… скотина».

Но выход нашелся. Татьяна Анисимовна прошла в туалет и, вооружившись большим баллоном аэрозольного освежителя воздуха, шагнула в большую белую дверь, украшенную золотой табличкой с ее именем.

Кабинет был небольшим, но на его оформление хозяйка «Минервы» потратила уйму денег. Здесь были два удобных кресла для посетителей, массивный, светлый письменный стол, большой шкаф со стеклянными дверцами, за которыми на трех полках громоздились книги с внушительными корешками: справочники, атласы, монографии и руководства. Стены были оклеены дорогими, светлыми обоями со строгим, неброским рисунком, на фоне которого заметно выделялись всевозможные грамоты, дипломы и сертификаты, вставленные в темные деревянные рамочки. Имелся в кабинете и диван, небольшой, но очень удобный. В редкие часы, когда посетительниц не было, Татьяна Анисимовна любила прилечь, а если под рукой оказывался Андрейка, то и совместить приятное с еще более приятным.

Отвратительный запах в кабинете был сильнее, чем в приемной. Скривившись, Татьяна встряхнула баллончик, несколько раз нажала на кнопку и открыла другую дверь. Она быстро прошла сквозь маленькое помещение, служившее пациенткам в качестве раздевалки, вошла в процедурную. Это была большая комната с кафельным полом и стенами. На первый взгляд, здесь не было ничего необычного: кушетка, гинекологическое кресло, аппарат УЗИ, столики и шкафы для инструментов. И вонь здесь была настолько невыносимой, что не оставалось никаких сомнений в источнике ее происхождения. Татьяна Анисимовна огляделась, в поисках злосчастного бака и замерла.

Большой стальной бак, емкостью в десять литров, на боку которого красной краской по трафарету было написано: «БИОМАТЕРИАЛ», находился на месте – возле изножья гинекологического кресла. Емкость лежала на боку, рядом валялась погнутая крышка, а по полу растеклось и засохло бурое пятно. Увидев эту картину, Татьяна Анисимовна открыла рот и, впервые в наступившем году, семиэтажно выругалась. В адрес Полины, разумеется. После этого, она на несколько секунд утопила в корпус кнопку баллончика с освежителем и, подойдя к контейнеру, присела на корточки. Бак был уничтожен: крышка согнулась почти что под прямым углом, одна из ручек, фиксировавших ее на баке во время переноски, была сорвана и валялась рядом. «Как же ей силенок хватило? – подумала Татьяна Анисимовна, вспомнив свою низкорослую, худощавую ассистентку. – Или она тут с хахалем резвилась? Чем же я ей так насолила?»

От внимательного взгляда доктора не ускользнуло и то, что сам биоматериал отсутствовал. Скорее всего, мстительная ассистентка использовала его, чтобы устроить какой–нибудь прощальный сюрприз. Но какой и где – было не ясно. Продолжая ругаться, то мысленно, то вслух, Татьяна разогнула колени. Рассиживаться было некогда. Нужно все убрать и подготовиться к процедуре. Она прошла по процедурной, включила аппарат УЗИ, и щелкнула тумблером мощной вентиляционной системы, еще раз пожалев о том, что нельзя открыть окна. Вернувшись в приемную, женщина сбросила пальто, надела синий халат, наполнила водой большое пластиковое ведро и, вооружившись шваброй, отправилась мыть пол в процедурной.

Принявшись за уборку, Татьяна Анисимовна заметила одну странность: бледный, кровавый след, тянувшийся от контейнера к белой двери с надписью «Стерилизационный блок». Она прислонила швабру к стене и подтянула на руках перчатки из оранжевой резины. «Вот, значит, как, – подумала Татьяна, – стерилизационную тоже загадила, курва».

Гниющий биоматериал был в стерилизационном блоке. Подумав об этом, она даже застонала и поняла, что сегодняшнюю процедуру придется отменять. Злобная тварь, разумеется, загадила тухлым мясом все инструменты. Татьяна даже зажмурилась, пытаясь представить масштаб урона – и не смогла.

– А вот это ты зря, паскуда, – сказала она вслух. – За это я тебя…

Она двинулась к двери в стерилизационный блок, опустив голову, словно идущая по следу ищейка. В узкой, длинной комнате воняло просто нестерпимо, но было на удивление чисто. Ни в шкафах со спецодеждой и инструментами, ни в термостате, ни в сухожаровом шкафу – нигде не было следов тухлого биоматериала. Кровавая полоса тянулась по полу к стенке автоклава и терялась внутри него. Татьяна облегченно вздохнула. Операцию можно было не отменять. В стерилизационном блоке имелся второй автоклав, а этот можно будет вымыть или даже заменить, как только закончатся праздники.

Она подошла к испорченному прибору, заглянула внутрь и внезапно отпрыгнула назад. Тонкий каблук одного из сапог подломился и Татьяна Анисимовна упала на кафельный пол, сильно ударившись спиной и затылком.

– Крыса! – закричала она.

Но существо, выбравшееся из автоклава, не было похоже на крысу. Его безволосое тело с бледно–синей, испещренной путаницей бледно–розовых рубцов, тело обладало тремя парами маленьких человеческих ног и еще тремя парами крохотных рук. Длинная, не толще мизинца, шея, непонятно как поддерживала непропорционально большую голову неправильной, сплющенной с боков формы.

Татьяна Анисимовна села на полу. Рассмотрев, что за «крыса» вылезла из автоклава, женщина пронзительно закричала. Ей хотелось бежать, но, то ли от удара, то ли от ужаса, тело не слушалось команд мозга.

Существо повернуло голову на крик и открыв два крошечных глаза, крутящиеся в орбитах независимо друг от друга, посмотрело на Татьяну Анисимовну. Рот, походивший на бритвенный разрез, раскрылся, и вниз потянулась ниточка кровавой слюны, вслед за которой на пол шлепнулся маленький язык. Татьяна Анисимовна кричала, не в силах сдвинуться с места, а существо шевелило губами, словно силясь что–то произнести.

– Ммма.., – сказало оно, глядя прямо в глаза Татьяны, – мммааа…

От звуков голоса, который не мог принадлежать живому существу, к Татьяне Анисимовне вернулся контроль над телом. Отталкиваясь ногами, женщина стала отползать к двери, но было поздно. Заметив ее маневр, уродливая многоножка прыгнула и приземлилась прямо на грудь Татьяны, опрокинув ее на пол. Холодея от ужаса и отвращения, женщина схватила существо и вонзила ногти в его тело, стараясь, если не убить, то хотя бы оторвать от себя, отбросить, но безрезультатно – неожиданно сильное и ловкое тело скользнуло вперед и кошмарное, мертвое лицо нависло над лицом доктора. Маленькие пальцы вцепились в щеки и шею.

– Мммааа…

Существо, сильно надавив на подбородок, заставило Татьяну раскрыть рот и тут же, словно страус в песок, сунуло туда свою голову, перекрыв дыхательные пути и лишив женщину воздуха. Татьяна Анисимовна понимала, что нужно делать, она пыталась сжать зубы – и не могла. Свет в глазах хозяйки «Минервы» погас, тело забилось в агонии и, через несколько минут, замерло. Татьяна уже не чувствовала, как существо продолжило движение, втянув тело в ее рот, и двинувшись глубже внутрь тела. Рот медленно закрылся вслед за последней парой крохотных ног.

Тело Татьяны Анисимовны оставалось неподвижным в течение нескольких минут, после чего конвульсивно задергалось. Губы раздвинулись, она сделала глубокий, мучительный вдох и села. Глаза женщины прояснились, она подняла руку и вытерла испарину со лба.

– Фффууу, – выдохнула она, – ох, и привиделось, блин.

Отдышавшись, Татьяна сняла искалеченные сапоги, поднялась с пола и, подойдя к маленькому, висящему над раковиной зеркалу, поправила прическу. Намочив краешек полотенца, она стерла с губ и подбородка смазавшуюся губную помаду и принялась готовиться к процедуре, тихо напевая себе под нос какую–то незатейливую мелодию.

Когда наркоз подействовал и Анечка Погребняк отключилась, Татьяна Анисимовна проверила жизненные показатели пациентки и принялась за дело. Как и всегда, она работала быстро и споро: сперва зеркало, потом расширители, за которыми пришел черед подключенного к вакуумному насосу аспиратора. Прибор чуть слышно гудел, откачивая еще толком не начавшуюся жизнь; стеклянный контейнер заполнялся кровавой кашицей. Выждав положенное время, Татьяна отключила насос, извлекла аспиратор и взялась за щипцы. Поглядывая на монитор УЗИ, она нашла голову эмбриона, схватила ее щипцами, раздавила, словно орех и, не разжимая щипцов, вытащила наружу. Доктор задержала взгляд на искаженном, раздавленном маленьком лице, потом бросила щипцы в кювету и взялась за петлевидный нож.

Сейчас вид Татьяны Анисимовны мог испугать кого угодно. Ее лицо побледнело до синевы, голова затряслась, а глаза забегали в разные стороны, независимо друг от друга. Она наклонилась над пациенткой, вглядываясь в безмятежное лицо.

– Мммааа..,– прошептала она.

Еще раз взглянув на монитор УЗИ, Татьяна Анисимовна Марченко, потомственный акушер–гинеколог резким, сильным движением вогнала нож в тело беспомощной пациентки. Раз, другой, третий. Кровь хлынула из промежности, залила простыню, потекла на пол, пятная белый костюм доктора, запищал кардиомонитор, сигнализируя об участившемся сердцебиении короткими, тревожными гудками. Тело Анны дернулось и обмякло, а по экрану прибора побежала ровная линия.

Татьяна Анисимовна извлекла нож, отключила кардиомонитор и аппарат УЗИ. Стоя над трупом пациентки, она смотрела на мертвую с гневом и вызовом, потом подняла палец и помахала им, грозя безжизненному трупу. Перестав грозить, она переоделась, надела пальто, закрыла дверь и навсегда покинула «Минерву».

Труп Анны Погребняк был обнаружен только четвертого января, когда ассистентка Татьяны Анисимовны Полина вернулась на работу после новогодних праздников. Обстоятельства смерти госпожи Погребняк и то, что погибшая была дочерью крупного бизнесмена и общественного деятеля, выступающего против абортов, создало сильный общественный резонанс и буквально «поставило на уши» милицию и прокуратуру Пустошева. Однако розыскные мероприятия не дали результата и по сей день, а, между тем, доподлинно известно, что Татьяна Анисимовна Марченко не прекратила своей преступной деятельности. Всегда одинаково изуродованные тела ее жертв, каждая из которых, незадолго до смерти перенесла аборт, находили сначала в Пустошеве, а потом стали обнаруживать и в других городах. В настоящее время Татьяна Марченко находится в общегосударственном розыске, а господин Погребняк объявил за ее поимку внушительную награду. Несмотря на это, количество абортов нисколько не уменьшилось.

Жизнь продолжается.

г. Симферополь, 2012

Дополнительный заработок

Докуривая третью, за последние полчаса, сигарету, Наташа смотрела в темное окно. За окном только что закончился дождь, и мокрая улица, освещенная единственным на всю округу, фонарем, совсем не располагала к прогулкам.

Тяжело вздохнув, Наташа смяла окурок в пепельнице, встала из-за стола и подошла к большому зеркалу, висящему в коридоре. Оттуда на нее взглянула среднего роста женщина, с крашеными, иссиня-черными, волосами, в прозрачной блузке, с глубоким вырезом. Поверх блузки был надет черный, кожаный жилет, такая же юбка опускалась чуть ниже границы сетчатых чулок. Лицо Наташи было накрашено броско и вызывающе: ярко-красные губы и обильно подведенные темно-синим, глаза контрастно выделялись на фоне бледных щек и открытого лба. В ушах висели серьги с искусственными камнями, своей массивностью напоминавшие театральные люстры.

– Женщина-вамп, – сказала Наташа и печально вздохнула.

Постояв у зеркала еще пару минут, она надела лакированные, выше колена, сапоги на длинной шпильке, помахав руками, утвердилась на них, накинула куртку, повесила на плечо сумочку и вышла за дверь. Вечерняя улица была пуста, и стук ее каблуков смешался со звуком последних дождевых капель, падавших с крыш и деревьев. До остановки, с которой Наташу должен был забрать «служебный транспорт», было минут двадцать ходу. Втянув голову и сунув руки в карманы, она пошла вперед, внимательно глядя под ноги.

Возможность дополнительного заработка Наташа искала уже два месяца, то есть, с тех пор, как ее бросил муж. Вместе они прожили десять лет и вот, недавно, супруг заявил, что давно разлюбил ее, что полюбил другую и жить на две семьи у него больше нет сил. Угрозы, мольбы, уговоры, слезы и наличие семилетней дочери Нади – ничего не помогло и, собрав два чемодана и большую спортивную сумку, муж Натальи исчез, и, с тех пор, от него не было ни вестей, ни денег, которыми он обещал регулярно снабжать дочь.

Наташа работала воспитательницей в детском саду. Прекрасно понимая, что не сможет жить с ребенком на свою зарплату, женщина стала искать возможности подработать, а то и совсем поменять род деятельности, но поиски были напрасны. Она клеила объявления, предлагая свои услуги в качестве няни, но быстро бросила это занятие. Свирепствующая в городе безработица, беспощадно била по работникам образования; рынок нянь был переполнен предложениями, и это позволяло потенциальным работодателям предъявлять заоблачно высокие требования, при этом, здорово экономя на зарплате. Наташа обращалась и в кадровые агентства, выкраивая из своей зарплаты деньги на оплату их услуг. Она ходила по роскошным офисам, в которых сидели женщины с сочувствующими лицами, заполняла вороха анкет, но это не приносило результата. Агентства быстро забывали о ней, а сочувствующие женщины превращались в гарпий при одном лишь намеке на то, что, во всем мире принято возвращать деньги за услуги, которые не были оказаны.

В том же детском саду, где трудилась Наташа, работала воспитательница Аня. Наташа знала, что коллега находится в сходной ситуации и тоже растит ребенка одна, но, при этом модно одевается, пользуется дорогой косметикой и не нуждается в средствах. Просить помощи было неловко, но перспектива грядущего банкротства все-таки заставила Наташу обратиться к коллеге за советом. В тот же день, после работы, они устроились в маленьком кафе, где Аня, просто и доступно, рассказала, как именно зарабатывает на одежду и дорогую косметику. Наташа была шокирована.

– Ай, перестань! – скривилась Аня, глядя в ее расширенные глаза. – Многие из наших так же… подрабатывают, – она хихикнула. – Замужние, кстати, тоже.

– А мужьям они что говорят? – спросила Наташа.

– Например, что задерживаются на совещании, или еще что, не знаю, – сказала Аня. – Светлана Федоровна их всегда покрывает.

– Покрывает? – эхом спросила Наташа.

– Ну да. А как иначе? Она ведь у нас мама Света и бизнес этот ее.

– Как ее?

– Каком кверху, – хмыкнула Аня. – Там и из других садиков девки работают. И из школ. Есть даже из университета. А что? Какой студент не мечтает…

Аня не договорила. В ее сумке мелодично запел телефон. Наташа с завистью посмотрела на розовое, увешанное побрякушками, чудо и вздохнула.

– Да, котик, – промурлыкала Аня. – Что? Конечно. Через часик подъеду, хорошо? Ну все, жди.

Она повесила трубку и взглянула на Наташу.

– Ань, я даже не знаю…

– Подумай, – согласно и понимающе кивнула Аня, – спешить некуда. Надумаешь – скажи, подойду с тобой к маме Свете. А сейчас мне пора.

– Клиент? – мрачно поинтересовалась Наташа.

– Постоянный, – улыбнулась Аня. Она бросила на стол крупную купюру и взялась за пальто.

– А сдачу? – Наташа показала глазами на деньги.

– Фигня. Если хочешь – себе забери.

Наташа дождалась, пока официантка принесет сдачу. Остаток вечера прошел в тяжелых размышлениях. Исчезнувший муж был ее первым и единственным сексуальным партнером и мысль о том, что, согласись она на предложение коллеги, эта цифра очень быстро и многократно умножится, была непривычной и пугала. Наташа просидела на кухне допоздна, и, придя утром на работу, подошла к Ане.

– Вот и хорошо, – сказала та и улыбнулась. – Ты молодец. Работа ведь легкая, никаких извращенцев, только уважаемые и проверенные люди. Причем, они еще и платят за то, что ты со своим неблаговерным столько лет делала бесплатно! Можешь себе такое представить?

– Не могу, – честно призналась Наташа.

– Ну вот! А, может, найдешь себе постоянного спонсора. Тогда и работать не надо будет, и денег будет завались.

– Хорошо бы, – вздохнула Наталья.

– Идем, – сказала Аня, – с Крысой поболтаем.

Крыса была заведующей детсадом. Свой оперативный псевдоним она заслужила за длинную мордочку, с постоянно заинтересованными и жадными глазами. В миру заведующую звали Светланой Федоровной, ей было сорок пять лет, она носила белокурый парик и сильно красила не по годам старое, потасканное лицо. В результате этого визита, Наташа была окончательно введена в курс дела и получила немного денег на одежду и косметику.

– С тряпками я тебе помогу, – пообещала Аня.

Это было десять дней назад. Сейчас, стуча каблуками по мокрому асфальту, Наташа шла навстречу своей первой рабочей смене. Разнообразные мысли плотным роем кружили в голове женщины, может быть, поэтому она не услышала быстрых шагов сзади. Догнавший ее мужчина в спортивном костюме резким движением сорвал с плеча Наташи сумочку, толкнул ее и бросился бежать. Толчок был несильным, Наташа, еще толком не приноровившаяся к высоким каблукам, сильно покачнулась и, может еще и устояла бы, но одна из шпилек подломилась и она упала на асфальт.

– Помогите! – закричала она, глядя вслед грабителю. – Грабят!

– Чего орешь, дура! – донеслось с балкона одного из домов. – Поздно уже, дети спят!

– Сама виновата! – раздалось с другого балкона. – Сначала ходят тут, расфуфыренные, среди ночи, а потом у них вещи пропадают! Тьфу!

С третьего балкона кто-то обидно захохотал.

Наташа поняла, что никто ей не поможет. В сумочке не было ничего ценного, но она была дорогой, купленной на крысины деньги. Сапог был безнадежно испорчен, левый чулок порвался, рука болела. Как-то сразу обессилевшая Наташа сидела на холодном, мокром асфальте и думала, почему это случилось именно с ней, на пустой, тихой улице.

И пока она так думала, на этой улице произошло что-то уж совсем невероятное. Улепетывающий грабитель обернулся на бегу и, в тот же миг, его ноги странным образом заплелись. Издав удивленный возглас, мужчина со всего маху рухнул на асфальт, да так, что еще пару метров его волокло инерцией. После этого он неподвижно замер.

Наташа не поверила своим глазам. Мгновенно вернулись силы, и женщина издала торжествующий крик. Она сняла сапоги, встала и, хромая, направилась к распростертому на асфальте обидчику.

– Что, гад? – воскликнула она. – Получил? Сейчас ты у меня еще получишь!

Мужчина слабо шевельнулся. Наташина сумочка все еще была зажата в его руке и женщина, нагнувшись, вырвала ее из неподвижных пальцев. Все было цело, кроме старенького мобильного телефона, не пережившего тяжелого удара об асфальт.

– Ах, ты, – задохнулась Наташа, поочередно вынимая из сумочки осколки пластика.

Она понимала, что все погибло. Дебют не состоится, Крыса не простит провала. Наталья взглянула на того, кто обрек ее на безденежье и, размахнувшись, со всей силы ударила его ногой в бок, раз, другой, потом принялась пинать его поочередно обеими ногами.

– Гад, дурак, скотина! – восклицала она после каждого удара.

Грабитель еще раз шевельнулся.

– Мама, можно я сегодня не пойду в школу? – пробормотал он.

– Скотина! – пропыхтела Наташа. – Маму вспомнил? Сейчас я тебе покажу кузькину мать! Ага! Нравится? На! На! Еще на! Оооо!

Она вошла в раж, которому бы позавидовал любой, переевший мухоморов, берсеркер. Мужчина приходил в себя, его тело стало реагировать на удары.

– Ай! Ой! – закричал он. – Женщина, пожалуйста, не надо… Ай! Простите! Я не хотел!

– Не хотел? – поинтересовалась Наталья. – Ах, так ты не хотел, гад? На!

– Ай! – завопил мужчина. – Больно! Женщина, вы что! Милиция!

– Правильно! – сказала Наташа и громко завопила. – Милиция! Только не услышит тут тебя никто, гад! На еще!

– Ох! – простонал мужчина. – Ох, простите меня. Я не специально…

– Простить? Что ж ты, скотина, на людей бросаешься?

Тут мужчина перестал кряхтеть, перевернулся на спину и сел. От неожиданности Наташа перестала его пинать и отступила на шаг.

– Я не бросаюсь, – веско сказал мужчина. – Сынишка у меня попросил компьютер к новому году, а как можно купить компьютер на учительскую зарплату?

– Так ты учитель, что ли? – спросила Наташа.

– Физик, – мужчина кивнул головой.

– Физик-шизик, – передразнила Наташа. – Надо было вторую работу найти!

– Я искал, – сказал мужчина, – бесполезно. Вот только эту и нашел. Коллега надоумил, он у нас в школе трудовиком работает…

Наташа медленно опустилась на корточки, внимательно всмотрелась в лицо грабителя. Это был худощавый, лысоватый мужчина с большими грустными глазами.

– Тебя как зовут-то? – спросила она.

– Григорий.

– Григорий, ты морду разбил, – сообщила Наташа.

– Я еще и брюки порвал, – сказал Григорий, проводя рукой по ссадине на лбу, – последние. И подошва от кроссовки отлетела, я потому и упал. Жалко кроссовки, мне их на восемнадцатилетие подарили.

– А сейчас тебе сколько?

– Тридцать пять.

– Женат? – спросила Наташа.

– Разведен, – вздохнул Григорий.

– А чего развелся?

– Жена у меня, – сказал Григорий, – в детском саду работала, воспитательницей, а потом на панель повадилась. Нашла себе богатого спонсора и ушла. Вот такая история…

Он развел руками и грустно улыбнулся. Улыбка у него получилась очень добрая. Наташа всмотрелась в нее и решительно поднялась с корточек.

– Вставай, Григорий!

Улыбка стерлась с лица незадачливого грабителя. Внимательно глядя в лицо Натальи, он поднялся на ноги и, охнув, побледнел.

– По-моему, я ушиб колено, – сказал он.

– Ты еще и рукав порвал, – сказала Наташа.

Григорий осмотрел рукав видавшей виды спортивной куртки и печально вздохнул. Глядя на него Наташа улыбнулась и протянула ему свои сапоги.

– Пойдем, Григорий.

– В милицию?

– Нет, – рассмеялась она. – Костюм твой зашивать. Да и с лицом надо что-то делать. Пойдем.

Хромая и охая, поддерживая друг друга, они заковыляли по мокрой улице.

– А как тебя зовут? – спросил Григорий.

– Наташа, – сказала женщина. – А еще я работаю воспитательницей в детском саду…

Григорий замер и с подозрением оглядел ее туалет. Наташа рассмеялась, крепче сжала его руку и потащила за собой.

г. Симферополь, декабрь 2010 года.