Читать книгу: «Туман», страница 11

Глава 21

– У вас продаётся славянский шкаф⁹⁸? – услышала я за спиной в полупустой буфетной, примерно полчаса назад, когда зашла взять бокал с вином для «бабушки».

– Шкаф продан, могу предложить тумбу, – ответила на «пароль» почерпнутым у «провидца» образом и повернулась.

– И зачем он придумал эту несуразность? – проворчал молодой мужчина, лет двадцати пяти со светло коричневыми вихрами и карими глазами. Взгляд и повадки выдавали в нём делопроизводителя, хотя одет он был в «рыцарский» костюм.

Я только пожала плечами, передавая ему конверт, а затем и деньги. Письмо он быстренько пробежал взглядом и, хмыкнув, засунул в карман. Ассигнации же незаметно, но ловко пересчитал и убрал во внутренний отдел костюма.

– Честь имею, – сказал он, отворачиваясь и покидая буфетную.

– Наконец-то, – выдохнула я. Наличие такой большой суммы в сумочке немного меня нервировало.

Всё произошло так быстро, что, скорее всего, никто и не заметил этого мимолётного общения. Я же вернулась к нашей компании и маскараду.

Танцы всё ещё продолжались, но многие пары, пройдя несколько фигур, отходили отдыхать к диванчикам и окнам. Несмотря на погоду, некоторые даже выходили на балкон, освежиться. Ох, морозный воздух для разгоряченных тел не самое полезное. Но кто послушает лекарку? Не бегать же мне за ними.

Вокруг всё больше разговоров было об огромной комете⁹⁹, которая после захода солнца, становилась отчётливо видна. В середине октября она так близко подошла к Земле, что стала наблюдаться даже без телескопа. Это, конечно же, породило массу слухов и домыслов. Многие предрекали вселенскую катастрофу и другие беды.

Они даже не подозревали, насколько были правы. Тучи сгущались. Наполеон потихонечку собирал войска в Польше, одновременно во много раз увеличивая армию герцогства Варшавского. И своих далеко идущих помыслов даже не скрывал. Как позже писали историки, он гневно высказал ряд угроз в адрес России послу, князю Куракину, в Париже на дипломатическом приёме. В Европе уже никто не сомневался в приближающейся войне.

Поэтому с прошлого года всевозможные шпионы стали проникать в империю под видом артистов, монахов, путешественников, торговцев, отставных русских офицеров. Разведка использовала французов и иных иностранцев на российской территории – гувернёров, врачей, учителей, прислугу, в своих интересах.

Впрочем, и Россия старалась не отставать. В результате успешных действий особой канцелярии, было детально известно состояние Великой армии. Каждое первое и пятнадцатое число месяца французский военный министр представлял Бонапарту так называемый «Отчёт о состоянии» по армии со всеми изменениями в численности её отдельных частей, с переменами в расквартировании и тому подобное. Через агента в главном штабе неприятеля, копия этого отчёта немедленно попадала к полковнику Чернышёву¹⁰⁰, прикомандированному к русскому посольству в Париже, а от него – в Санкт-Петербург. Александр Иванович вообще был довольно одиозной личностью. Молва приписывала ему любовные отношения с сестрой императора – Полиной Боргезе, а через неё и хорошие отношения с ним самим. Поэтому, несмотря на доклады французской контрразведки о подозрениях в шпионаже в его адрес, Наполеон почему-то не принимал их всерьёз. Хотя в это-же время Чернышёвым была совершена дерзкая операция по обеспечению штаба Бонапарта фальшивыми картами территорий Российской империи.

На шпионаже, безусловно, дело не ограничивалось. Все искали союзников… кто обещаниями, а кто и угрозами. Так, например, уже четырнадцатого ноября 1811 – маршал Луи Даву получил от Наполеона инструкцию, что по первому же приказу он должен оккупировать Пруссию и обеспечить её лояльность в предстоящей войне с Россией.

Пока никому невидимая, война уже началась. У каждого в ней были свои интересы, ожидания и чаяния.

Все эти мысли роились в моей голове, после этой странной встречи. С одной стороны, я доверяла Павлу Матвеевичу, он слишком хорошо, как и я знал предстоящую историю. С другой, хотелось всё-таки знать, что за бумаги я только что передала. И в то же время корила себя за излишнюю щепетильность, ведь он сам предлагал прочесть.

А учитывая последующую попытку выкрасть всё это… ситуация стала казаться мне всё более неприятной. Ухудшалась она ещё и тем, что о произошедшем стали постепенно шептаться на каждом углу.

Конечно, госпожа Радченко вызывала всеобщий интерес, и где-то даже негодование, которые её откровенно не устраивали. Но и я, неожиданно нашедшая покровительство у первых лиц города, привлекла совершенно ненужное мне внимание.

«Бабушка» с Марией постоянно отбивались от докучливых дам, старающихся донести до моей семьи недостойность моего поведения. Ведь так в скорости мужчины решат, что и они должны будут заниматься чем-то общественно полезным. А у них и так слишком много забот.

Екатерина Петровна в ответ едко шутила. Мария же, не имея такого большого опыта в «светских колкостях», сваливала всё на мою иноземность и пряталась за матерью.

Разогнать общество недовольных, удалось подошедшему к нам пожилому господину. Нас представили, так как остальные ему были уже хорошо знакомы. Иван Якимович Ломачевский, был немного грузен, но весьма подвижен. Его мягкое, довольно округлое лицо осветилось улыбкой, когда он поцеловал руку «бабушке». Как стало быстро понятно, из нас троих, мужчина предпочитал беседовать именно с ней. Да и приблизился только из-за неё. Он даже решился пригласить Екатерину Петровну на танец, при том довольно подвижный, что вызвало волну перешёптывания.

По тихому рассказу Марии выяснилось, этот господин был довольно высокого, пятого чина – вышедшим на покой статским советником. А до того исполняющего должность Акима Петровича, при прежнем губернаторе. Иногда Иван Якимович приезжал к нам в имение с визитами. По её подозрениям, тот уже давно питал к Екатерине Петровне определённые чувства, но считал себя слишком старым для подобных глупостей.

Благословение Господне, танец завершился без всяких проблем.

– Ma chère, я так устала, – сказала негромко, повернувшись к Марии.

– Баронесса, какие ваши годы! – заявил Иван Якимович за моей спиной. – Я вот в бытность свою вице-губернатором, для поддержания сил по несколько чашек кофию выпивал в день. Очень бодрит, знаете-ли. Да и дел столько исполнить позволительно.

– Благодарю покорно, но пить его во множестве нехорошо.

Честно говоря, вид господина Ломачевского мне стал нравится, всё меньше. Лицо его было покрасневшее, дышал он довольно прерывисто. Взяв мужчину за руку, чтобы помочь опуститься на диван, нашла у него учащённое сердцебиение.

– Екатерина Петровна, что-то мне не хорошо, – сказал он, приложив пальцы к вискам, – кружится всё. Зря я так молодничать вздумал.

– Что-то случилось? – господин Рубановский, как всегда, появлялся незаметно.

– Иван Якимовичу дурно сделалось, – ответила тихо.

– А как у него с давлением крови, в его то возрасте? Моя бабушка, там, когда с гипертонией¹⁰¹ мучилась, всегда так же выглядела, особенно после резких движений.

– Ну, так, пока барометров для людей не придумали ещё.

– Хм… есть тут способ один… нужно какое-нибудь колечко и сантиметровая линейка, – ответил он, улыбаясь, – бабушка поделилась. Она им пользовалась, чтобы к врачам в поликлинику не ходить. В её время такие приборы были «дефицит».

– А почему именно французской мерой?

– Ну, у нас, – прошептал он со значением, – так привычнее.

– Колечко я вам найду…

– Только без камней! Оно должно быть цельным. А я попробую нарисовать необходимую шкалу.

Минут через десять Павел Матвеевич вернулся, предложив всем «изумительный фокус». Без всякой его помощи, колечко, продетое на нитку, будет двигаться.

Сверху согнутого предплечья статского советника уложили разграфлённую полоску бумаги от нуля до двадцати. Одолженное у Марии простенькое золотое колечко подвесили на нитку, чуть длиннее пяди¹⁰². Меня попросили эту «странную конструкцию» поднести к нулевой позиции, и постепенно, без рывков, вести кольцо вдоль делений к ладони.

Неожиданно, оно стало раскачиваться слева направо, когда немного приблизилось к цифре девять. Я ошеломлённо замерла. «Провидец» попросил вести кольцо дальше. Следующее движение произошло на цифре пятнадцать. Заинтригованы были все и посыпались просьбы попробовать сделать это самим.

– Так и есть, давление сильно повышено, – зашептал Павел Матвеевич.

– Но у меня нет подходящих лекарств.

Господин Рубановский слегка задумался, а затем прошёл в буфетную. Вернулся он оттуда с ломтиками лимона, которые, как я помню, украшали устрицы.

– Нужно как-то заставить его это съесть, – заявил он уверенно.

Выдохнув, я кивнула и, забрав у него тарелку, приблизилась к Ивану Якимовичу, который сидел, закрыв глаза.

– Ваше высокородие, вам необходимо это скушать! Желательно всё.

Обескураженное выражение было не только на его лице, но и на «бабушкином».

– Луиза, ты уверена, что это поможет? – с сомнением спросила Екатерина Петровна.

Я только согласно кивнула головой. Пока ещё советы «провидца» всегда были полезны. Его знания, действительно проявлялись в моменты необходимости.

Принюхиваясь к явно различимому «морскому» запаху, господин Ломачевский тщательно разжёвывал лимон. Отчаянно стараясь не кривится, он смотрел на меня обиженно, но храбрился подбадриваемый «бабушкой».

«Фокус» привлёк внимание большого количества гостей, которые продолжали подходить к нам, требуя собственноручно убедиться в том, что никто колечко не шатает и даже не дует на него. Особенно привлекало их то, что раскачивалось оно у разных людей, на разных шкалах. В это время «провидец» объяснял мне значение цифр.

Что не удивительно, скопление такого большого общества наконец-таки притянуло внимание врачей. Пытаясь разгадать причину, ко мне подошёл Семён Матвеевич, только что наблюдавший движение предмета в руках Витольда Христиановича.

– Признайтесь, баронесса! В чём смысл всего этого? Ведь расчерченная бумажка неспроста крепилась к руке? Я совершенно уверен, что вы не любительница дешёвых фокусов. И такие весьма странные деления…

– Вы правы, Ваше высокоблагородие. У сего действа есть смысл, и он связан с медициной.

Мне пришлось рассказать начальству о симптомах Ивана Якимовича. А также о способе определения давления человеческой крови. И влияние оного на организм.

Господин Недзвецкий, подошедший к нам, в процессе рассказа, попросил повторить для него, а после, осекшись, сказал:

– Но ведь это совершенно гениально. Вы этому у Карла Гимли научились? Невероятно! А когда и где вы успели пустить пациенту кровь?

– Я этого не делала.

– Ну как же… я только что смотрел Ивана Якимовича, ему намного лучше. Обычно так после хорошего кровопускания случалось.

Не зная, как объяснить ситуацию с лимоном, я поторопилась проверить самочувствие вышеназванного и как-то расспросить господина Рубановского. Ведь об этом он мне так ничего и не объяснил.

Докторам моё «бегство» явно не понравилось. По слышавшемуся вслед диалогу, они были уверены, что у меня было лекарство, привезенное из Саксонии, но я почему-то делиться с ними не хотела и это их удивляло.

Спиной я чувствовала два направленных на меня негодующих взгляда. Скорее всего, мне предстоит выдержать допрос, но хотя бы не сейчас.

Пробравшись, наконец, к господину Ломачевскому, нашла его вид намного лучше. Пощупав пульс и убедившись, что состояние пациента удовлетворительное, отправилась на поиски «провидца». Боюсь, долго отмалчиваться перед союзом двух последователей Асклепия мне не удастся.

Павел Матвеевич нашёлся довольно быстро. Но как его освободить из цепких рук дам Величко я не представляла. Варвара Андреевна опять завладела его локтем, не давая сдвинуться с места, в то время как её старшая дочь что-то самозабвенно вещала.

Подойти и прервать их самой, было совершенно невозможно, но я нашла неожиданную поддержку в лице Матвея Львовича.

– Продумываете возможность неожиданного нападения? – заговорчески улыбаясь, сказал он, подойдя ко мне.

– Мне очень срочно нужно кое-что узнать у вашего сына.

Старший Рубановский посмотрел на меня с прищуром, хмыкнул и, похлопав по руке, направился к окну, у которого младший и был «пойман».

Через несколько минут ему удалось увести сына, отведя его дивану, на котором сидела его матушка. Туда и направилась.

Теперь я могла пройти мимо и привлечь внимание «провидца», чтобы он смог мне помочь. Однако меня привели знакомиться с его «родительницей». Анастасия Георгиевна, услышав названное ей имя, открыто мне улыбнулась и скосив взгляд на «сына» сказала, что очень рада, со мной познакомиться. Задала несколько вопросов, но уловив моё нетерпение, предложила Павлу Матвеевичу проводить меня к «бабушке».

– Наконец-то вы освободились.

– Что-то опять случилось? Мне нужно ещё что-то вспомнить? – улыбнулся он.

– Да, оба доктора теперь пытают меня расспросами, как я смогла улучшить самочувствие Ивана Якимовича.

– Но вы же видели сами!

– Но вы же не объяснили!

Господин Рубановский рассмеялся, но старался сделать это не слишком громко.

– Лимон, конечно же, не панацея. Но если употреблять его систематически, и желательно с коркой, то давление должно нормализоваться. Ещё бабушка хвалила свекольный сок и ягоды чёрной смородины. Вообще господину Ломачевскому стоит больше двигаться или хотя бы ежедневно гулять.

Поблагодарив мужчину, я направилась к пациенту и под внимательным присутствием докторов, к их вящему удовольствию повторила только что услышанное.

– Вы что, у Христиан Ивановича Лодера в Геттинге стажировались? Он тоже всем старательно рекомендует пешие прогулки. В Москве даже говорят: «пошел лодыря гонять», когда видят влиятельных людей на променадах, – рассмеявшись, поведал Семён Матвеевич. – Хотя не должны… он уже давно в России практикует.

Оба врача ещё немного порасспрашивали меня о столь интересном не инвазивном¹⁰³ способе снятия давления, а также пообсуждали возможность применения его измерения в больницах младшим персоналом. Постепенно я выпала из их беседы. Странно, мне казалось, что Витольд Христианович не переносит господина Сушинского, но как выяснилось, они вполне могут объединиться ради общей выгоды. Каждый из них был в первую очередь доктором, а уж потом начальником своего ведомства.

Маскарад постепенно заканчивался. Гости начали разъезжаться. Перед уходом каждый подходил к хозяевам попрощаться и выразить признательность. Нам же ещё, согласно правилам хорошего тона, предстояло завтра с утра нанести сюда благодарственный визит. Радовало, что он не обязывал продолжаться более десяти минут.

Странно, но именно Екатерина Петровна всю дорогу домой имела мечтательный вид. Нас с Марией она совершенно не замечала, едва слышно что-то напевая.

Глава 22

Воскресенье случилось совершенно суматошным. С утра церковь, затем благодарственный визит к губернатору. Принимала нас, естественно, Екатерина Александровна. Несколько признательных фраз о вчерашнем маскараде, пара слов о погоде, комплименты хозяйке и старшим дочерям, тоже присутствующим здесь. Екатерина Петровна обрадовала графиню небольшим презентом из Петербурга – последним выпуском модного журнала. Приличествующие десять минут истекли. Можем спокойно удалиться. Хозяйкам ещё весь день придётся принимать такие вот «благодарности». Как помню, это утомляет чуть ли не больше, чем проведённый бал.

Сделать визит одними из первых – вынужденная мера. В понедельник мне нужно было явиться в госпиталь, а о подходящем мундире я как-то не задумалась. Поэтому утром, вспомнившая о необходимом «бабушка», ещё до выхода, послала Ефимку к модистке, которую тот должен был сопроводить к нам.

Явившаяся дама «бальзаковского возраста¹⁰⁴» была не сказать, чтобы привлекательна, но довольно мила. Явно мещанка, она бегло говорила по-французски и умела себя вести. Это как-то немного диссонировало для меня, но Екатерину Петровну ничто не смущало.

При обсуждении у нас произошло небольшое разногласие. Я была не лекарем, в всего лишь учеником. И положен ли мне был такой-же мундир, было не известно. Но учитывая, что форму они имели, подобную офицерской: тёмно-зелёный однобортный мундир без эполет. Обшлага рукавов, воротник, обкладки фалд были оторочены красной суконной выпушкой¹⁰⁵. Жилет и панталоны из белого сукна. Шляпа офицерская, но без султана и офицерская же шпага. Заканчивали образ ботфорты со шпорами.

Началось с того, что мне одеть панталоны было решительно невозможно. Лишь при упоминании об этом, «бабушке» стало плохо. Было решено заменить их моей юбкой-брюками цвета амброзии и пошить положенного цвета фрак с выпушкой. Нужную шляпу достать было не проблемой. Оставался вопрос, нужны ли мне шпага и ботфорты.

Я предложила простое решение. Под юбкой-брюками обувь не видна, подойдут и мои ботиночки. Если встанет вопрос об оружии, сошлюсь, что носить, неудобно и оставила дома.

Сняв с меня все мерки, модистка обещала, что в понедельник, с утра, фрак доставят. На мой вопрос, успеет ли за такой короткий срок, она сначала не хотела отвечать. Но всё же после призналась, что по соседству с ней строит мундиры известный на всю округу Соломон Яковлевич Гольбштейн. У него наверняка найдётся что-то подходящее по размеру, которое мне просто быстренько ушьют.

Согласившись, что так действительно намного быстрее, обсуждение закончилось, и дамочка вместе с помощницами отбыли.

– Эх, надо было сразу идти к еврею. Обошлось бы намного дешевле. – Екатерина Петровна, как, впрочем, и всегда, ставила экономию во главу угла.

До самого вечера семья занималась хозяйственными делами. Такой скорый переезд выявил отсутствие некоторых нужных вещей, за которыми будут посылать в имение.

Как однажды выразился Павел Матвеевич, «понедельник, день тяжёлый». Мой понедельник начался с нервозности: обещанного фрака мне так и не принесли. Посланный за ним Ефимка, вернулся ни с чем, затем туда же отправился уже Егор. Как рассказала насильно приведённая «охотником» модистка, портной отказался отдавать «мундир», так как не верил, что это не «для маскараду». Пришлось отправляться самой.

Благообразное лицо мастера с совершенно неопределяемым возрастом, вне всякого сомнения, относилось к семитской группе. Изборождённое многочисленным морщинами, оно было невероятно подвижным. Портному могло быть как пятьдесят, так и семьдесят лет. Глаза прятались за большими очками, полностью седые короткостриженые волосы прикрыты небольшой шапочкой. Аккуратно расчёсанная борода также отливала серебром. Чёрный жилет, поверх кипенно-белой рубашки, заправленной в выглаженные чёрные брюки. Образ завершала измерительная лента, наброшенная на шею.

После окончания всех приветствий, меня интересовал только один вопрос «где мой мундир»?

– Барышня, старый Соломон никогда не строил мундиры на маскарад. Я имею вот что вам сказать, это совершеннейше не дело!

– Но, я сдала экзамен, и меня назначили в наш военный госпиталь! Как вы предлагаете мне там появиться там без него?!

– Ой, вей, к самим военным?! И у барышни даже есть бумага?! Это же другой ихес¹⁰⁶. Это меняет дело. И почему эта французская муха не имела мне это сказать? Азохен вей, эта женщина лжёт, даже когда молчит. Ну, ничего, посидите, вот тут… нет, на тот резной не садитесь, он для плохих клиентов… хоть и красивый. Присядьте сюда, тут намного удобнее и ничего не вопьётся. А старый Соломон сейчас быстро всё сделает.

И вышел из комнаты, говоря себе под нос:

– Ой, вей, Сара, ты не дожила до женщины в лекарском мундире…

И действительно, через пятнадцать минут я уже стояла в зелёном фраке, ушитом под мой размер. Когда же пожаловалась, что по ощущениям, он немного кое-где тесноват…

– Вэйзмир, вы делаете мне больно. Никогда ещё мундиры, построенные старым Соломоном, никому не жали. Дайте ему время, и вы поймёте. Почувствуете, что словно родились вместе с ним. В этом же весь цимес¹⁰⁷!

На споры с портным времени уже не оставалось, потому надев пальто, и положенную шляпу, поспешила сесть в бричку. Я уже и так безбожно опаздывала. И это в свой первый рабочий день.

Естественно, никто меня не встречал. Обещанных Петром Акимовичем помощниц ещё не набрали, поэтому на какое-то время моим сопровождающим опять оказался Егор. Предупреждённые часовые нас пропустили, а дорога до кабинета начальника была уже известна, так что сопровождающие не понадобились.

На нас опять оглядывались, но уже не особо настырно. Прождать пришлось довольно долго, как бы, не больше получаса. Наконец Семён Матвеевич появился в окружении ещё нескольких врачей.

– Ну вот, господа, позвольте представить вам нашего нового лекарского ученика…

– Старшего ученика, – пробормотала я, стараясь выглядеть уверенно.

– Ах, да, старшего лекарского ученика, умудрившуюся опоздать на… – он вытащил из кармана луковку часов, – почти на два часа в первый же свой рабочий день.

– Но я уже довольно давно ожидаю тут! – возмутилась я, а вокруг раздались смешки.

– Так, отставить балаган! Аристарх Петрович, – обратился майор к пожилому лекарю, одетому в сюртук, – примите шефство над барышней. Объясните, где тут всё расположено. Да, кстати, – повернулся он уже ко мне, – где ваши помощницы?

– Наверное, ещё не собраны.

– Угу, тогда осмотритесь пока… – в этот момент я сняла пальто и передала его Егору, шляпу он держал в руках ещё до этого.

– Хм… – многозначительно вздохнул господин Сушинский, – об этом я как-то не подумал. Ну, тогда и шинель установленного образца неплохо бы построить, – он о чём-то задумался. – Примерно к двум пополудни должны прибыть подводы с ранеными из-под Рущука. Постарайтесь хотя бы тут не опоздать.

Развернувшись, он зашагал вперед в окружении о чём-то переговаривающихся мужчин, которые попеременно на меня оглядывались.

– Ну что ж, барышня, давайте познакомимся. Зовут меня Аристарх Петрович Сурин, бывший земской лекарь, призванный во время третьей коалиции¹⁰⁸. С тех пор вот никак… – он обречённо пожал плечами.

– Баронесса Луиза Мария Клейст.

– Да уж, наслышаны, – улыбнулся он, – какой вы тут переполох учинили, барышня, – покачал он головой и, предложив руку, направился вглубь здания, – господа офицеры, как прознали про вас, так стали лоск наводить. Баню затребовали, цирюльника… ох…

Под подобные причитания господина Сурина мы прошлись по зданию, мне были показаны операционные, перевязочные, ватерклозет… тут Аристарх Петрович остановился, нахмурился, покачал головой, «нужно ж отдельный» пробурчал сам себе.

Как я осознала, для настоящего и будущего женского персонала в госпитале просто ничего не было предусмотрено. Мы не смогли бы отдельно переодеться, помыться, освежиться… в общем… господин Виллие задал не только медицинскую, но и хозяйственную проблему своему protégé.

Егор, шагавший всё время справа за моей спиной, стал мне нашёптывать:

– А как жеж, без личной комнаты то? Как жеж, без кабинету?

Я только раздражённо дёрнула плечом. Боюсь, эта служба попьет много моей крови.

– Кабинеты ученикам не положены, – зло прошептала я.

Мой променад по госпиталю сопровождался шепотками нижних чинов и подкручиванием усов встречавшихся по пути офицеров. Благодарение Господу, никто не отважился подойти. Смутились моего мундира или провожатого?

В конце променада Аристарх Петрович пригласил меня испить чаю у него «в коморке», оказавшейся небольшой комнатой, в которой помещались шкаф, стол, и пара стульев. Как только мы подошли к двери, из неоткуда возник денщик и, получив указание, так же незаметно исчез, как и появился. Удивительная способность.

Усадив меня в кабинете с врачом, Егор, испросив позволения, тоже ненадолго отлучился. Спустя время он вернулся с корзинкой, накрытой полотенцами. Тут же стал сноровито выкладывать на стол завёрнутые в тряпицу «бутерброды», которые в дороге научил делать Степаниду Павел Матвеевич. Несколько булочек, утром испечённых дома, да маленькую крынку «непотребства», тоже привнесённого вездесущим «провидцем». Такое название дала продукту наша ключница, когда увидела, как в одну ёмкость мелко нарезают орехи, сушеные абрикосы и виноград, лимон, а затем, это всё заливают мёдом, хорошо помешивая. Как её кондратий не хватил¹⁰⁹ от такого кощунства – не знаю. Но господин Рубановский потчевал нас почти всю дорогу этим лакомством, по его словам, защищающим от простуды и других хворей. Съедать его нужно было всего по ложке в день. Степанида тоже была насильно кормлена этим с «барского стола», так как «если она заболеет, а мы в одном дормезе вместе постоянно, то смысла нет». Не знаю, так ли это, но мы ни разу за всю дорогу даже не чихнули. Потому, по возвращении, Павел Матвеевич был приглашен для указаний по воспроизводству сладкого лекарства.

Увидев накрытый стол, Аристарх Петрович одобрительно улыбнулся. «Странная закуска» пришлась ему по вкусу, а от лакомства он отказался, в виду нетерпения сладкого.

Когда первая чашка чая была уже выпита, дверь неожиданно распахнулась, представив нашему вниманию непосредственное начальство. Семён Матвеевич растерянно оглядел наш «обед», выглянув в коридор, коротко распорядился «стул». Получив через минуту желаемое, он подсел, потёр руки и, выбрав себе булочку, заявил:

– Вижу освоились. Отлично. Как раз сейчас раненые прибывать будут, всё не на пустой желудок лучше.

От его беспардонности, я просто потеряла дар речи и молча хлопала глазами. Господин Сурин посмеивался, прикрываясь чашкой.

– Чаю будете? – наконец смогла произнести я.

– Было бы неплохо, – заявил майор не прекращая жевать.

Господи, кто учил этого мужлана манерам! Я прикрыла глаза и выдохнула. Успокоившись же, налила напиток в подставленную заботливым Аристархом Петровичем чашку. Врач переводил взгляд с меня на Семёна Матвеевича и улыбался.

– Вы могли бы жевать не так быстро? Это просто неприлично.

– Ой, баронесса, не довелось вам на войне обеды вкушать. Особенно когда раненым конца-края не видно. Если б не мой Антипушка… – господин Сушинский невольно усмехнулся, – вообще бы забывал питаться.

– Звали, Ваше высокоблагородие? – тут же показалась в дверях вихрастая, но большей частью седая голова солдата.

– А? Нет любезный. Меня тут вот угощают. Так что ты не волнуйся, я поел.

Лицо денщика расплылось в щербатой улыбке.

– Ну и Слава Господу! – ответил тот и скрылся в коридоре, прикрыв дверь.

Господин майор успел достаточно подкрепиться, когда нам сообщили о прибытии раненых. В монастырский двор въезжали подводы. Лежащих перевозили по двое, те же, кто мог сидеть, набивались человек по восемь. Некоторые нижние чины вообще предпочли идти, держась рукой за борт телеги. Подъехала даже раздолбанная карета, из которой несколько забинтованных офицеров аккуратно начали выгружать полковника с обмотанной головой.

Пока офицеры переговаривались с начальством, постоянно скашивая на меня глаза, я, почувствовав себя в «знакомых водах», направилась к раненым. Опрос и сортировка, нужно понять, нуждается ли кто из них в срочной помощи.

Отметив несколько тяжёлых случаев, спросила Аристарха Петровича, могу ли занять первую перевязочную и, воспользовавшись помощью неотступного Егора, повела своих пациентов внутрь. Семён Матвеевич проводил меня удивлённым взглядом, но промолчал.

Раны смердели. Оказывается, их плохо очистили от кусочков мундира, что попали в них вместе с пулей. Вызвала фельдшера, чтобы организовать себе удобное место для работы. Припасённый фартук понадобился в первый же день. Раны пришлось резать, дабы вымыть всё лишнее солёным раствором. Обезболивающего, увы, не было. Сердобольный «охотник» поделился глотком горячительного, из моих запасов. Благо, в госпитальной аптеке нашлись нужные лекарства и перевязочные средства.

На какое-то время я просто выпала из реальности. Оглянулась вокруг, только когда Егор сообщил, что за дверью больше никого нет. Господин Сушинский в компании двух лекарей стояли в углу и тихо наблюдали за мной.

– Что-то не так, Семён Матвеевич, – спросила устало, – вам нужна помощь? – поднялась со стула, на который только что опустилась.

– Нет, нет. Всё хорошо, – улыбаясь ответил мужчина. – Мы просто наблюдали за вашей работой. Надо же нам как-то отчёты писать.

– Ну и хорошо, я тогда немножко передохну.

Но видно не судьба. Открылась дверь и в комнату вошёл Витольд Христианович. Я отрешённо закрыла глаза.

– Так и думал, что вы уже в первый же день найдёте для себя занятие, – усмехнулся господин Недзвецкий, – Ваше высокоблагородие, я могу похитить у вас старшего ученика лекаря? – обратился он к майору, – У нас в повивальном доме настоящая la révolution. Супруг роженицы не даёт господину Лаппо провести операцию. Вбил в голову, что раз госпожа баронесса однажды смогла спасти «истеру»¹¹⁰, то и они ни на что другое не согласны.

При этом он так забавно сложил руки в шутливом молитвенном жесте, что господин Сушинский рассмеялся и кивнул. Мне же хотелось хоть немного отдохнуть, но… вместо этого отправилась приводить себя в порядок и собираться.

Аристарх Петрович был крайне недоволен тем, что мне вместо чая и покоя приходится куда-то уезжать, так что всё это время я слышала их негромкое переругивание. Егор тоже сердито сопел, помогая мне укладывать очищенный фартук, который наверняка ещё сегодня пригодится.

Лица в коридоре были уже не заинтересованные, а скорее удивлённые. Солдаты тихо переговаривались, провожая меня взглядом. Моё же внимание привлёк младший чин со странно перевязанной рукой. Она была в неестественном положении и явно причиняла дискомфорт. Как я его пропустила? Остановившись, ощупала его конечность и, повернувшись к Семёну Матвеевичу, безапелляционно заявила:

– Кость нужно сломать и собрать заново, это никуда не годиться!