Читать книгу: «Выпуск», страница 2

На восьмое марта, когда мы, будучи десятиклассниками, устраивали концерт учителям, Слава прямо перед выходом на сцену, где они с Юлей должны были танцевать вальс, порвал с ней у всех на глазах. Грубо. Резко. И до слез обидно. Без причин. Без поводов. Просто взял и разбил их чувства вдребезги, оставив Юлю стоять в оцепенении. А после трусливо сбежал с концерта.

Следующие полгода подруга была сама не своя. Не училась, не смеялась, не улыбалась и совершенно не смотрела ни на кого, кроме меня. Все это время я старалась быть рядом с ней: поддерживала и стирала нескончаемый поток слез с раскрасневшихся щек, когда мы оставались вдвоем. И хотя она скрывала тот факт, что не единожды ходила к Славе за объяснениями, я знала: никаких ответов Усов ей не давал.

Так прошло шесть тяжелых месяцев, а потом подругу в один день будто подменили. Она вдруг стала прежней: яркой и веселой. Опять начала принимать внимание от других мальчишек, разрешила им ухаживать за собой и провожать до дома. Но с тех пор стала игнорировать Славу и все, что было с ним связано.

Я же, в свою очередь, поражалась ее выдержке и силе воли. И даже после такой большой любви и больного разрыва Юлька гордо держалась рядом с Усовым и ни разу не давала повода думать, что заинтересована им. Так их напряженные отношения дотянули до выпускного. А потом Юля и Слава разъехались по разным городам. И с тех пор они не видели друг друга.

До сегодняшнего дня.

– И что ты мочишь, Усов? Неужели сказать нечего? – прерывая тишину, говорит Юля, протискиваясь между нами, чтобы тоже взять бокал. – Хотя, знаешь, ничего удивительного. Ты никогда не мог набраться смелости, чтобы сказать правду.

– Юль…

– Нет-нет, мой хороший. – Коньярская тыкает пальцем в грудь Славика и улыбается своей сногсшибательной улыбкой, перед которой не мог устоять ни один питерский парень. – Я столько лет молчала, поэтому позволь теперь мне сказать, договорились? – Слава неуверенно кивает, а я напрягаюсь от мысли, что сейчас произойдет. Подруга делает большой глоток и громко, чтобы все слышали, говорит: – Катись-ка ты в задницу, Усов!

Вокруг все смолкают. Любопытные взгляды прикованы к нам, и я покрываюсь пунцовым румянцем, смотря во все глаза на Юлю, которая резко вскидывает руку и показывает Усову средний палец. Даже музыка останавливается в ненужный момент, но Коньярской это не мешает. Она продолжает испепелять Славу убийственным взглядом, не обращая ни на кого внимания.

Спустя секунду я начинаю нервно смеяться, пытаясь разрядить обстановку, но подруга и бывший одноклассник не поддерживают меня, уставившись друг на друга. Она с ненавистью, а он – восхищением.

– Коньярская, – привлекаю я ее внимание, едва успокоившись. – Только не дерись с ним, ладно? Он КМС по боксу.

– Он КМС по трусости – не более, – тут же бросает она и, гордо вздернув подбородок, удаляется к выходу.

– Юль, ну ты чего? – кидаю ей вслед, беру сумку и только собираюсь идти за ней, как тут же Слава останавливает меня легким движением руки.

– О нет, крошка-картошка. – Я замечаю, каким влюбленным взглядом Усов провожает Коньярскую до двери, а потом нервно дергает галстук, будто тот его душит. – Я сам.

– Ты уверен? Напомнить тебе, как она выдрала Каринке волосы, когда та попыталась пригласить тебя на белый танец?

– Не стоит, я прекрасно помню ту дискотеку. – Славка прикусывает нижнюю губу и нетерпеливо сглатывает, все еще смотря на дверь. – В тот день я влюбился в нее по уши. И сейчас, похоже, сделал это снова. – Он со звоном ставит свой бокал, поправляет пиджак и озорно подмигивает мне. – Уж прости, Николаева, но сегодня ты вернешься домой без мужа.

***

Спустя полчаса я непринужденно болтаю с другими своими одноклассниками, с которыми всегда общалась одной большой компанией: Колей Мишиным, Ксюшей Комаровой и Вовкой Степановым. Мы удобно располагаемся подальше ото всех за занавесом сцены и как в старые добрые времена организовываем свой собственный столик с напитками и закусками.

Вова напоминает нам, что однажды за такой сабантуй мы все получили от завуча знатный выговор и наказание в виде дополнительного субботника, пока остальные были в походе. А Коля дополняет рассказ историей, как они с парнями спрятались в актовом зале, прогуляв физкультуру, и решили впервые напиться на территории школы. Мы все смеемся над этой ситуацией, потому что прекрасно помним, что на следующий день у ребят был пробный экзамен по математике и они все пришли на него с похмелья, кое-как держась на ногах.

Ксюша усаживается на колени к Коле и рассказывает о том, как она недавно проходила пробы в новый фильм, пока Вова разливает нам по бокалам шампанское. А я, прислонившись к стене, с теплой улыбкой наблюдаю за тем, как Коля Мишин ласково смотрит на свою жену.

Если история Славы и Юли начиналась с бурного романа, то эти двое одиннадцать лет сидели за одной партой и всей душой с детства недолюбливали друг друга. Живя на одной лестничной площадке, Ксюша и Коля постоянно строили козни, часто задирались, а в выпускном классе чуть не подрались на уроке литературы из-за разногласий по поводу пьесы Гоголя «Ревизор».

Ксюша отстаивала позицию, что это глубокая, чувственная драма, а Коля, брызжа слюной, спорил, что Гоголь не «дебил какой-то» и заложил в пьесу смысл сатирической комедии. Тогда их разнимал почти весь класс, а позже они оба, стоя на пороге директора и приклонив головы, пытались объяснить, кто из них все-таки дебил: Гоголь, Ксюша или Коля.

С тех пор все говорили, что Мишин и Комарова созданы друг для друга. Нежный характер Ксюши, ее талант к актерскому мастерству и неподдельная доброта идеально подходили под неиссякаемую энергию Коли, который жил одним баскетболом, его саркастичные шутки и невероятное обаяние. И никто из нас не удивился, когда на выпуском вечере они танцевали вместе один медленный танец за другим, а потом, спрятавшись от чужих глаз, целовались в ночи, взявшись за руки.

Спустя месяц Ксюша поступила в московский театральный институт, а Коля, все бросив, поехал вслед за ней покорять вершины спорта. Что у него, кстати, прекрасно получилось. Мишин стал работать тренером в центральном клубе ЦСКА, воспитывая юниоров, а Ксюшу взяли в труппу театра Моссовета.

И сейчас, сидя рядом с новоиспеченными молодоженами, я радуюсь за них, как никто другой. Потому что те дети, которые не испытывали друг к другу никаких теплых чувств, теперь сияют ярче голливудских звезд и золотых медалей, даря друг другу вселенскую любовь.

– Как думаете, Слава еще жив, или Коньярская уже давно закапывает его косточки на заднем дворе школы? – спрашивает у нас Вова, вставая рядом со мной и закидывая руку мне на плечо, которую я слегка сжимаю, поудобнее устроившись в его объятиях.

– Ставлю сотку, что они давно целуются в кабинете географички, – тут же отвечает Коля, на что получает от Ксюши нахмуренный взгляд. – А что? От них же искры летят в разные стороны.

– Мне кажется, Юля не будет так просто бросаться в объятия Славы после того, что между ними произошло. – Комарова отпивает из своего бокала и выразительно смотрит в мою сторону. – Не спорю, Усов, конечно, потрясающий…

– Эй! – Коля обиженно, словно мальчишка, надувает губы, и мы тихо смеемся, наблюдая за его небольшим приступом ревности. – Если ты не заметила, рядом с тобой сидит твой муж, Комарова.

Ксюша, игнорируя очередные наши с Вовой смешки, наклоняется к Мишину и что-то шепчет ему на ухо, после чего отстраняется, чтобы предоставить мне и Вове возможность видеть, как у Коли начинают гореть щеки и нос. Одноклассница явно его чем-то смутила, и Мишин, залпом допив остатки шампанского, быстро поднимается. Он берет свою жену за руку и, буркнув нам с Вовой короткое «Мы сейчас», уводит ее через заднюю дверь актового зала в коридор. Только спустя секунду я улавливаю звонкий смех Ксюши и глубокий голос Коли.

– Влюбленные голубки, – в один голос произносим мы с Вовой наш вердикт, чокаясь бокалами.

Решив, что молодоженов мы не увидим еще минимум минут двадцать, я довольно занимаю место, на котором сидели ребята, и встречаю на себе заинтересованный взгляд Степанова. Его голубые глаза блуждают по моему телу, а сам он нетерпеливо сжимает бокал с шампанским.

– Пойдем потанцуем, что ли, Рин, – неожиданно предлагает Вова, отчего я на секунду теряюсь и удивленно смотрю на него. – Что? Неужели я не могу пригласить тебя на танец?

– Почему же, можешь. – Я стараюсь контролировать свои эмоции и не подавать виду, что чувствую себя странно от поступившего предложения. Ставлю бокал на столик, беру Вову за руку и вывожу нас в середину актового зала, где некоторые одноклассники неспешно двигаются в такт спокойной музыки. – Приглашай.

Вова приподнимает уголки губ, и я вижу, как озорно блестят его глаза, поэтому улыбаюсь в ответ. Он поднимает правую руку ладонью вверх, а я, исполнив неуклюжий поклон, принимаю его предложение, и мы начинаем медленно вальсировать.

Степанов крепко держит меня за талию и уверенно ведет нас под плавную музыку, будто заранее знает, куда я поверну или ступлю. Он с легкостью кружит вместе со мной по всему актовому залу, заставляя все мысли раствориться. Я же наслаждаюсь его теплом, пока счастливые воспоминания проносятся перед глазами.

Вова Степанов – отличник, хоккеист и душа компании. Мы всегда знали: если кому-то из нас нужен совет, Вова – лучший помощник в этом деле. Он чувствовал каждого из нас, помогал и всегда поддерживал. Запрещал сдаваться в трудные времена и давал хорошего пинка под зад, чтобы мы стремились к своим мечтам.

Только благодаря ему Ксюша решилась подать документы в театральный, Коля – поехать на региональные соревнования, а Слава отправился на областной турнир по боксу, где стал призером и получил первый взрослый разряд. И лишь одну единственную Юльку ему никак не удалось уговорить поехать в Питер на вступительные экзамены в художественную академию, потому что та была против любых советов, полагаясь лишь на свои чувства.

Позже, ночью после выпускного, Юлька тайно призналась Вове, что зря не послушала его тогда. Он же просто обнял ее и сказал, что она сделала правильный выбор. А когда мы обе переехали в Питер, Коньярская открыла свою студию, которая сейчас была на слуху у любого современного питерского художника. И Вова, уверена, на тот момент гордился ей больше всех на свете.

Однако каким бы хорошим и добрым Вовка ни был, я часто замечала, как он одинок. С нами Степанов расцветал и веселился, но как только наступал момент расставания, он поникал и уходил в себя.

Иногда я пыталась разговорить Вову, хотела узнать, что его тревожит, но он лишь натянуто улыбался и постоянно отвечал: «Все хорошо, Рин, ты зря переживаешь». После выпуска никто из нас ничего о нем не слышал, словно Вова специально делал так, будто его не существует. И меня не покидала мысль, что тут что-то не так: бывший одноклассник что-то скрывает от нас. Даже после стольких лет дружбы.

Но сейчас, танцуя вальс со Степновым и смотря в его грустные глаза, которые неотрывно следят за моими движениями, я вдруг понимаю, почему он всегда был одиноким в нашей шумной и веселой компании.

Причиной была я. Всегда я. Подруга, которую, похоже, он любил.

Поняв, что музыка уже давно не играет и мы двигаемся в одиночестве посреди актового зала, я останавливаю Вову. Пытаюсь улыбнуться и собраться с духом, чтобы задать ему один из самых сложных вопросов за всю нашу дружбу.

– Вов, слушай, я хочу кое-что знать. Это правда, что…