Читать книгу: «Портрет», страница 4
– Марио Джорокко! Сколько лет, сколько зим! Прости, я опоздал на праздник, ты уже уходишь?-Мужчина говорил крайне дружески.
– Дио мио, скажите, что я не сплю и ты действительно пришел! Родриго Борджиа ли это сейчас стоит передо мной?!
– Он самый, Марио!
Они крепко пожали друг другу руки.
– Родриго, а где Чезаре? Он не с тобой?
– О, нет, сегодня он не приехал. Остался с Лукрецией. Кстати, а как там твоя Лукреция?
– Видно, что ты всё пропустил, Родриго. Она беременна, и сейчас отдыхает под присмотром Маргаритты.
– Скуза ме, скажи, что я не ослышался, Марио! Неужели правда беременна? От кого? Кто отец будущего Джорокко?
– Вот он.-Сеньор указал на Джованни с гордостью.
– Интересный парень, Марио.
– Бона сера, сеньор Борджиа. Меня зовут Джованни Мессини. Я художник, и зять сеньора Джорокко.
– Художник?-Удивился сеньор Борджиа.-Удивлен, весьма удивлен, Джованни. Хотя, с другой стороны, это неудивительно, ведь Марио всегда интересовали люди искусства.
– Что точно-то точно,-Сказал сеньор Джорокко.-Ну, а ты, Родриго? Какие у тебя дела? Говорят , что ты хотел заняться политикой.
– Именно поэтому я и пришел сегодня к тебе, Марио.
– Не понял. Объясни, Родриго.
– Дело в том, что я собираюсь уезжать в Рим, и заняться своей карьерой там. Кто знает, может быть когда-то дослужусь до Папы Римского.
– Ты? Папой Римским? Умеешь ты насмешить, Родриго, однако я уважаю твой выбор и даже поддерживаю его.
– Марио, я думаю, что больше я назад во Флоренцию не вернусь, поэтому пришел попрощаться. А в знак этого, я хочу подарить тебе одну картину.
– Какую же?
– Думаю, что твоему зятю будет очень интересна эта картина. Её мне прислал один мой знакомый, который давным давно уехал путешествовать, и осел в одной далекой, дивной стране. Люди там бледнее, чем мы, а еще у них странные глаза. Они все время прищюренны, словно они пытаются разглядеть кого-то, кто стоит очень далеко. Именно из этой страны нам везут шелк и порох.
Сеньор Джорокко слушал это с большим интересом. Видно, что ему было правда интересно узнать как можно больше о том, чего он не знал и не слышал до сель.
– А что изображает эта картина?-Спросил сеньор Марио.-Пейзажи тамошней природы? Или натюрморты с изображением дивной нам кухни?
– Не угадал, мой друг Марио. Это портрет женщины того народа.
– Очень интересно, Родриго! С большим удовольствием приму от тебя этот подарок! А где он?
– Ох, я специально приказал своему помощнику не вносить его сразу, дабы не портить сюрприз. Сейчас я за ним схожу.
– Я могу приказать страже за ним сходить.
– Нет, Марио, не нужно. Я хочу лично вручить тебе этот подарок, ведь все таки это последнее, что я тебе дарю перед отъездом.
Родриго Борджиа скрылся в толпе гостей. Через минут пять, он появился вновь, но теперь у него в руках было завернутое полотно.
– Вот.-Сказал Родриго.
– Хмм… А давай пойдем наверх, где нет лишних глаз, и там мы его развернем? Джованни тоже пойдет.
– Должен расстроить тебя, но мне уже пора. Я приходил лишь подарить картину, и попрощаться.
Марио был немного разочарован, однако он не мог держать гостя, а тем более своего друга, насильно у себя на празднике, поэтому они пожали друг другу руки, крепко обнялись, попрощались, и сеньор Борджиа ушел восвояси.
Далее вечер никаких потрясений не имел. После ухода Родриго, к гостям вышла Лукреция. Сеньор Джорокко и его дочь теперь были заняты разговорами с гостями, а Джованни был отдан подарок от Борджиа.
Он пошел в свою комнату. Поставив полотно на натюрморт, Джованни стал медленно раскрывать упаковку. С каждым новым лоскутом, постепенно прояснялся портрет прекрасной незнакомки. Когда последний лоскут был сброшен, Джованни увидел женщину в шелковом платье, красивыми цветами в волосах, сияющих украшениях на шее и в ушах.
Ее лицо было бледным, а губы ярко-алыми. Глаза, которые действительно были прищуренными, подведены черным, а брови были тонкими и выражали сдержанность.
Но больше всего Джованни удивило как был прорисован её взгляд, строгий, острый, как шпага, холодный, но в то же время крайне завораживащий и гипнотический.
Джованни долго смотрел и изучал эту женщину, ему она казалась очень реалистичной, словно вот вот её губы зашевелятся, и она начнет говорить с ним на незнакомом ему языке, таком же чужеземном и необычным, как и его носительница.
Сама картина была помещена в раму из вишневого дерева, Джованни это подметил не сразу, однако когда заметил был приятно удивлен.
Снизу рамы была позолоченная табличка, на которой было аккуратно, неизвестными для Джованни буквами, была выцарапана какая-то надпись. Эти буквы складывались из закавыристых палочек и закарючек, но увы, Джованни не мог прочитать их, поэтому мог только догадываться, что там было написано.
Вечер медленно подходил к концу. Все гости уже стали расходиться, всех низкими поклонами провожал Маттео, а Маргаритта дарила каждому гостю по большой бутылке вина от дома Сальерри.
Доминико Морелло, который тоже присутствовал на празднике, демонстративно разбил подаренную бутылку и ушел с праздника злым и трезвым.
Страже не пришлось много убирать после праздника, ведь гости были весьма аккуратны и особой грязи не оставили, лишь пару небольших, случайно пролитых, капель вина остались то тут, то там, однако это были мелочи.
Сеньор Джорокко пожал руку последнему гостю, и приказал страже закрыть за ним ворота.
Карро Матто-закончился.
Лукреция опять почувствовала себя не совсем хорошо, поэтому пошла отдыхать, за ней пошла и Маргаритта.
Маттео также пошел отдыхать, ведь он весь день помогал страже и сеньору Джорокко в организации вечера.
Уставшим был и сеньор Джорокко. Он также пошел в свою комнату, и быстро там захрапел.
Джованни решил оставить портрет незнакомки у себя в комнате, уж очень необычной была эта женщина на картине.
Он подошел к открытому окну, и посмотрел куда-то вдаль. Мыслей особо не было, ведь всё, что он мог тут обдумать он уже давно обдумал, и всё принял. Он уже написал о своей новой жизни матери и отцу, что остались в поселении, что недалеко от Венеции. Ответные письма он никогда еще не получал, так что был даже не совсем уверен, доходят ли вообще его письма до родителей.
Из окна дул прохладный ветер сентябрьского вечера. Джованни подумал, что может заболеть от него, а это очень плохо, ведь он мог заразить и Лукрецию, поэтому он решил его закрыть, но шторы оставить распахнутыми, ведь в этот вечер очень красиво светила луна.
Затем он лег спать.
Утро было недобрым. У Джованни сильно болела голова.
«Неужели я всё таки заболел»-Промелькнуло у Джованни в мыслях. Надо бы позвать Маргаритту.
Джованни решил спуститься на общий завтрак. За столом сидела даже Лукреция. Повар Хулио, который родился в жаркой Испании, специально для нее приготовил еду отдельно, по рекомендации Маргаритты.
За столом она сидела смешно непричесанная, и весело хихикала со своим отцом о вчерашнем празднике.
– О, Джованни, почему ты опоздал?-Спросила Лукреция, завидя его на пороге столовой.-И почему ты такой хмурый?
– Мне кажется, что меня схватила болезнь.
– Если тебя схватила та же болезнь, что и Лукрецию, то о тебе заговорит вся Италия.-Решил пошутить сеньор Джорокко.
– Папа! Как ты можешь так глупо шутить! Маргаритта, немедленно осмотри его.
–Уно моменто, сеньоритта, только не волнуйтесь, вам вредно. Джованни, пройдемте к вам в комнату.
Они пошли наверх.
– Какие у вас симптомы?
– Голова болит.
– И всё?
– И еще, вроде бы живот болит.
– Хмм… А вы вчера что ели или пили?
Задавая вопросы, она начала осматривать его лицо, проверять глаза и зубы. Смотреть на руки , в особенности на пальцы и ногти.
– Много вина выпили на Карро Матто?
– Больше, чем обычно себе позволяю.
– Что ж, при осмотре, я не увидела признаков заразной болезни. Скорее всего, у вас легкое переедание. Думаю, что постельный режим вам поможет. Ложитесь, а я принесу вам еду сюда.
Она вышла из комнаты, а Джованни сразу решил лечь.
– Маргаритта, ну что там с Джованни-Спросила Лукреция, когда она спустилась в столовую.
– Сеньоритта Лукреция, волноваться не стоит, у него обычные симптомы, после хорошего вечера.
– Понятно-Воскрикнул сеньор Джорокко.-С непривычки оно-то всегда так быть может. Пройдет. А ты, дочка, не переживать.
Маргаритта пошла на кухню, и собрала там всего самого разного, что было на завтрак, и принесла всё это Джованни.
Ему еда еле лезла. Он съел всего кусочек кролика моченного в молоке и всё. Затем он смотрел на портрет незнакомки. Он не знал почему, но при взгляде на него, боль немного притуплялась. Спокойное выражение лица незнакомки, её холодный взгляд, успокаивал и голову и живот. Затем Джованни уснул.
Прошло несколько дней. Головные боли у Джованни так и не прошли, хоть стали немного слабее. Может это из-за того, что он смотрит на портрет незнакомки. Он всё не мог найти связь между портретом и болью, но факт был фактом. Боль уходит, когда Джованни любуется ею.
Какая же магия таится в этом портрете?
В один из дней сеньор Джорокко попросил Джованни помочь ему в заполнении важных бумаг, пока Маттео выполнял другое поручения хозяина.
Наплывал вечер. Джованни чиркнул огнивом над фитилем свечки, зажигая лепесток огня на ней, и сел за сосновый стол, на котором лежали листы.
Работа шла очень легко, несмотря на то, что головная боль начала усиливаться.
Он положил перо на подставку, откинулся на кресле и протер глаза.
В кабинете сеньора Джорокко весели очень много картин. Марио правда очень любил искусство, там были и пейзажи Италии, и портреты, и мольберты. Но самая красивая картина конечно был портрет его дочери Лукреции. Еще после свадьбы он попросил её разрешения, повесить нарисованный Джованни портрет, у себя в кабинете. Посмотрев на портрет, Джованни осознал страшную вещь. Лукреция на картине была красивая, свежая, воздушная, а сейчас, за месяцы беременности, она стала другой. Джованни не мог понять, что точно стало с Лукрецией, но она перестала быть для него идеалом.
Неужели он влюбился в портрет незнакомки?
Да нет, быть такого не может! Это же глупо. Или нет?
Наступила ночь. Вся работа была выполнена.
Джованни пошел в свою комнату, не выпуская из головы мысли, которые мучили его в кабинете. Отяжеленный ими, он лег спать.
Свет. Яркий свет обжог глаза Джованни, и резко потух. Он стоял в комнате. Она была узкая и длинная, а в ее конце стояла Лукреция. Джованни стал подходить ближе, но расстояние до нее вроде и не уменьшалось.
Вдруг, стена сзади Лукреции резко осветилась. Позади Лукреции, уже родившей Лукреции, которая держала ребенка на руках, висел портрет прекрасной незнакомки. Только этот портрет был необычный, точнее, необычного размера. Он был раза в четыре больше оригинального, и занимал собой всю стену. Взгляд у незнакомки был таким же холодным, однако Джованни показалось, что к этому холоду добавилась немного злобы и ехидности.
Наконец расстояние начало уменьшаться, он подошел ближе. С каждым новым метром на его пути сами по себе зажигались свечи, освещая путь.
Он шагал и шагал, в конце концов подойдя к фигуре Лукреции, которая стояла опустив голову над малышом.
Джованни попытался прикоснуться к нему, но руки Лукреции резко одернули сверток от его пальцев, а сама Лукреция подняла голову на Джованни.
Но тут его охватил ужас… У Лукреции совершенно не было лица. Ни рта, ни глаз, ни носа, ничего не было, лишь пустой лик. Вдруг Джованни резко отбросило на несколько метров назад, вся комната начала дрожать, огонь на свечах стал устрашающе плясать, лишь безликая Лукреция вновь встала в прежнюю позу, баюкая малыша.
Портрет незнакомки зашатался, поднимая клубы пыли, но Лукреция не реагировала.
Вдруг, незнакомка улыбнулась, и портрет сорвался со стенки, и стал падать на Лукрецию.
Джованни проснулся от страха. Это был кошмар, просто кошмар, однако какой реалистичный. Казалось, что грохот упавшего портрета доносился наяву и отдавался глубоким звоном в ушах. Джованни резко вскочил на кровати, и оглянулся по сторонам.
Вокруг него была всё та же комната, которую заливал слабый лунный свет.
Он кинул взгляд в угол. Там, на мольберте, стоял оригинальный портрет незнакомки, который больше всего был освещен луной. В совокупности с её ледяным взглядом и серебряным светом казалось, что от картины правда веет холодом.
Джованни подошел к ней, разглядывая дивные черты лица. Ночью она казалась еще реалистичнее, словно перед Джованни сейчас не холст, а окно, которое может в любой момент открыться, и незнакомка заговорит с ним, а он ее не поймет.
«Что же ты такое?»-Подумал Джованни.-«Какая магия в тебе живет?»…
Дни шли и дальше. Джованни продолжали сниться кошмары, головные боли не прекратились, а его моральные силы были на исходе.
Джованни грызла мысль, что больше он не видит в Лукреции идеал красоты. Да и ладно с той красотой, на самом-то деле, главное, что Джованни перестал смотреть на Лукрецию, как раньше, когда даже неряшливой она казалась самой красивой на земле. Они перестали толком разговаривать, лишь перекидываясь парой фраз за общим завтраком, а потом снова на весь день, ночь и вечер возвращались в свои комнаты. Ему перестало быть интересно, как у нее дела, и здоровье. Он знал, что Маргаритта всегда с ней, и что она стережет здоровье хозяйки как зеницу ока, однако…
Раньше он сам хотел убеждаться в этом, а сейчас не хочет, довольствуясь лишь фактами.
Он больше не любит её, он любит картину, как бы глупо и смешно это не звучало. Он не мог перестать думать о незнакомке, но как это объяснить Лукреции и сеньору Джорокко? Совесть не давала ему покоя, ведь он не мог так разбить сердце не только Лукреции, но вообще любой женщине.
Но может быть еще не всё так плохо? Может это лишь иллюзия, и когда она пройдет, он снова полюбит Лукрецию и всё станет как было до появления это проклятой картины?
