Читать книгу: «СРО», страница 7
2
Вернувшись из мотеля, Юра включил компьютер и осмотрелся: модные обои, динамическая люстра, встроенный шкаф с удобной конфигурацией ящиков… Мать заставила отца сделать дорогущий ремонт, как только на него с неба свалилась работа в корпорации. Поначалу все думали, что старик Рейган (кличка перекочевала и в семью) вернется в депо, не пройдя испытательный срок. Но отцу повезло ― он прижился в офисе, благодаря чему семья жила в человеческом интерьере, но в гуманоидной пятиэтажке. От этого контраста Юру еще больше тянуло сделать операцию, ведь быть человеком и жить, как люди, ― это не одно и то же.
Почта и стена «Контакта» были забиты входящими сообщениями от пользователя «Аня Аматидис». Юра потер ладони и кликнул на первое письмо:
«Здравствуй, Просветленный ковбой, вернее, здравствуй, Юрий. Хорошо, что мы увиделись офф-лайн и я теперь знаю твое настоящее имя. Ты сказал, что оно обычное. Действительно, в нашей истории полно князей, космонавтов, популярных певцов с таким именем. А поскольку у людей дурацкий обычай называть детей в честь героев, твоих тезок полным-полно в Москве. Но мне это нравится, потому что я с детства ношу редкое имя нездешней девушки, которую правитель уморил в склепе. Смертью она поплатилась за то, что исполнила неписаные божественные законы наперекор воле царя. Отец хотел, чтобы я выросла благочестивой, следовала долгу и воле богов. Теперь надо мной висит негативная карма Антигоны, а отчий дом, словно склеп, ведь моя свобода полностью ограничена. Поэтому я предпочитаю простые и популярные имена. К тому же «Юра» гораздо лучше звучит, чем «Просветленный ковбой» (смайлик)».
«Нормально, общается спокойно. Значит, первую свиданку можно считать успешной. А то, что дергалась на встрече, спишем на юный возраст и сумасшедшего папашу», ― подумал Юра и кликнул второе сообщение:
«Привет. Кляну свой эгоизм. Этот пассаж про имена и волю родителей были лишними. Нужно было сразу спросить, не причинили ли тебе вреда папины орангутанги? Прости меня за него. Наш дом погряз в насилии, культ войны царит во всех помещениях, отцовские слуги стараются перещеголять друг друга в наращивании мускулатуры, метании дисков, борьбе и конном спорте. Очень трудно развиваться в гармонии с природой в таком окружении. Сорри, опять я о себе. А ты все молчишь, тебя нет в сети, я надеюсь, ты в порядке? (грустный смайлик)».
«Волнуется, это хорошо! Значит, я понравился маленькой принцессе Аматидис, несмотря на свое происхождение. То ли еще будет, когда я стану человеком! Все киски, вся женская половина «Контакта» будет моей, а не только этот комок комплексов со стремным именем. Ну да, лиха беда начало», ― довольно посмеивался Юра, приступая к третьему письму:
«Ты имеешь полное право не отвечать на мои письма. В Москве достаточно девушек с богатым духовным миром, но без отца-сумасброда, который не контролирует все ее действия. Уверена, что ты будешь иметь у них успех. Уровень, которого ты достиг в медитациях и в здоровом питании, позволит тебе стать хорошим тренером личностного развития. Такие тренинги посещают одни только девушки. У тебя отбоя не будет от влюбленных семинаристок. Да что там, ты просто можешь встретиться с любой дурой из «Контакта», и в первую же встречу вы будете целоваться, возможно, что не только целоваться. Что я могу предложить тебе, кроме неприятностей? Юра, ответь, если с тобой слишком грубо обошлись. Я прикажу уволить охранников. А вдруг ты обиделся, что я одернула руку? Но я же знала, чем это кончится, и так не хотела скомкать наш первый (как бы не оказалось, что последний) вечер (очень грустный смайлик)».
«Не переборщил ли я с паузой в общении», ― подумал Юра и успел даже написать «привет», но вдруг квартирная дверь с шумом распахнулась, и прихожую заполнил отцовский хриплый бас.
Наверное, притащил своего друга Хлопотова, и теперь они будут пить. Вот они уже на кухне, вот отец стучит ножом по доске, с треском рассыпалось сало по раскаленной сковороде… Второй день он пытался выдержать вегетарианскую диету, чтобы быть подготовленным к следующей встрече с Антигоной. Но запахи хищной и варварской еды распространялись по всей квартире, заставляя Юрин рот наполняться слюной.
– Юрка, садись с нами ужинать! ― крикнул отец из кухни.
– Не мешай, я занимаюсь, ― отозвался Юра и отправил пользователю «Аня Аматидис» ответ: «Все в порядке. Отлучался по делам семьи в область, там не ловил мобильный Интернет». Потом почесал лоб и добавил: «В столкновении с охраной виноват один лишь я, ты ведь предупреждала о строгом нраве твоего родителя. Надеюсь, моя поспешность не станет преградой для наших дальнейших встреч».
– Остынет все, Юрик. Успеешь еще на порно-сайты поонанировать, ха-ха-ха! ― не унимался за стенкой отец.
– Отвали, пап! ― «духовный ковбой» уже строчил новое сообщение Антигоне, ник которой зажегся зеленым огоньком: «Про дев с «богатым внутренним миром» ты мне лучше не напоминай. Весь путь их развития длинной в три книжки из серии «Популярная психология». А если раскрыть им свое стремление слиться с космосом и питаться энергией солнца, они покрутят пальцем у виска и предложат вместо этого активнее «развивать отношения». Причем этот процесс в их понимании заключается в поэтапном приобретении материальных благ и производстве на свет себе подобных. Ты не представляешь, как долго я искал человека, с которым у меня так много точек соприкосновения. Я верю, что наша встреча кармически предопределена. И отец-консерватор ― не самое трудное препятствие на нашем пути».
Ответа не пришлось долго ждать:
«Наконец-то ты в сети. Я так рада. Я верила, что все хорошо. Просто от тоски наплела чепухи. Я тоже думаю, что «Контакт» свел нас не случайно. Но отец, к сожалению, ― очень серьезное препятствие. Почитай его статьи, вот тебе пару ссылок. Только подумай, что за первобытная дикость сквозит в его мыслях?! Разве даст он нам идти своей дорогой?! «О, Зевс, дай нам сил», как любит выражаться папа (очень веселый смайлик)».
«Уверен, мы с ним подружимся!» ― возразил Юра, снабдив письмо парой улыбок и проткнутых стрелой сердец.
«Как только он узнает про систему питания йогов, которую ты практикуешь, он умрет со смеху. Ведь мужчина в его представлении ― поедатель быков и овец. И пожиратель вина».
«Попробую обосновать свои взгляды на питание, ― написал Юра, и подумал, что напрасно соврал про свои успехи в йоге и сыроедении,― расскажу о своем мировоззрении. Старик не сможет помешать нам слиться телами и душами».
Пройдя по ссылкам Антигоны, Юра пробежал глазами заголовки статей Макария Аматидиса: «Олимпийские боги ― покровители ракетостроения», «Организующая роль Зевса в космической стратегии России», «Полисная этика и моральный кодекс покорителя космоса». Читать тексты было лень, и Юра перешел сразу к комментариям. Интернет-среда не жаловала автора. Блогеры устраивали соревнования на лучший стеб над греком. Некоторые фотоколлажи переходили все рамки приличий. «И как это сходит им с рук, ведь автора комментария так легко вычислить человеку со связями? А может, этот грек не так страшен, как его малюют? Определенно так, иначе конкуренты побоялись бы копать ему могилу. Может дело, за которое ему предложили такие деньги, не так уж сложно, может грек уже не тот, что раньше? Так и есть, ты справишься, ты ― молодец, у тебя блестящее будущее!» ― пытался успокоить себя Юра каждый раз, когда одолевали мысли о предстоящем деле. Получалось с трудом, ведь еще недавно он был просто студентом, а теперь приходилось быть профессиональным ловеласом, йогом, сыроедом и метким стрелком.
Но следующее письмо магнатовской дочки заставило его отбросить все мысли, кроме одной. Это та самая мысль, что не отпускает молодых людей, не имеющих постоянного партнера, даже во время сна.
«Юра, я часто думаю, почему стремление к духовной жизни сливается во мне с непреодолимым желанием быть любимой юным, красивым и стройным парнем. Путь к просветлению ― это всегда отказ от плоти. Но однажды я подумала: раз мое томление настолько сильно, возможно единственный шанс избавится от него ― дать ему волю. Я обращаюсь к тебе сейчас как к учителю, а не как к мужчине. Что ты думаешь об этом?»
«Давай», ― вот что думал Юра, но понимал, что честный ответ все испортит. Тогда он набрал в поисковике фразу «ритуальный секс», наугад потыкал по результатам, выбрал абзацы, где были слова, которые, по его разумению, могли относиться к восточным религиям и слепил из них ответ:
«Женщина по рождению бездуховна, но обладает великим даром брать энергию от природы: от земли, воды, огня, воздуха. Она передает эту энергию через секс мужчине. Мужчина не может черпать энергию сам, поэтому он зависим от женщины. Женщина не может самостоятельно осознавать дух, если она не подключена к мужчине через половой акт. Мужчина, проникая в тело женщины, одухотворяет ее материю. Осознанный секс ― путь к совершенству для обоих. Это я как учитель авторитетно заявляю. А как мужчина добавлю: ты мне очень нравишься».
– Юрка, хватит мастурбировать, садись лучше поешь и выпей с мужиками. К нам дядя Витя не часто в гости приходит.
Юра вытер потные ладони о джинсы, он был уже не далек от того, в чем шутливо подозревал его отец. И только мясной запах, мучивший обострившийся от диеты нюх, сбивал его возбуждение.
«Правда, что ли, вмазать, сразу разморит и можно будет уснуть, несмотря на бедлам?» ― Юра дрожащими пальцами написал Антигоне, что ему пора медитировать, а сам направился на кухню. В коридоре он остановился послушать, о чем там говорят. Непроизвольно, эта шпионская привычка нечаянно выработалась в процессе общения с заказчиком:
– Тряпка ты, Витек, как ты можешь знать все про них, молчать и терпеть? ― шепотом спрашивал отец.
– Сука ты, Рейган, ― шипел в ответ Хлопотов, ― ты же знаешь, что он мой начальник и что корпорация ― это не просто работа, это «черная дыра». СРО засасывает в себя все: предприятия, отрасли, правительства и нас со всеми потрохами и душами. Что б ты сделал на моем месте?
«Тетя Надя дяде Вите изменяет, ― у Юры похолодело внутри, ― как можно, они же люди?».
– Моя однажды по молодости тоже с мастером на фабрике спуталась, ― откровенничал отец, ― я его так отделал, что на роже не видно было, где низ, где верх. А дома и ее, шалаву, проучил ― неделю бюллетенила.
«Урод», ― Юра вспомнил, как мать замазывала следы побоев пудрой, но слезы пробивали в ней кривые синие канавки, так что получалось еще страшнее.
– Да она тебе потом назло еще сто раз рога наставила, только по-женски, по-тихому, ― комментировал Хлопотов отцовское откровение, ― а я, ты пойми, даже уволиться не могу. Ведь, уйди я с работы, между ними все по-прежнему останется. Вот и мучаюсь.
Юра зашел на кухню, для конспирации хлопнув дверью туалета. Отец налил ему водки и наложил полную тарелку жареного мяса с грибами. «Все-таки надо бы хоть неделю посидеть на сырых овощах, хоть ощущения узнать, а то Антигона поймает на какой-нибудь мелочи, и все насмарку», ― подумал Юра, выпил и вцепился зубами в кусок свинины. Через секунду алкоголь обдал изнутри теплом, и Юра почувствовал необычайное многообразие мясного вкуса.
– Витек, проси у дирекции вертолет. Раз Охальник нас на такое рисковое дело толкает, давай брать от жизни все! ― закусив, обратился к Хлопотову отец. Из разговора Юра понял, что на работе им поручили что-то серьезное. Причем отец, как дяди Витин зам, был необычайно рад этому, сам же Хлопотов, напротив, то ли тяготился ответственностью, то ли просто боялся.
«Все-таки странный этот дядя Витя, ― думал Юра и смотрел на цветастые обои, рисунок которых не сходился на стыках, оттого что отец клеил их пьяным, ― отказывается от персонального вертолета. Мне бы такую машину, я б весь салон блондинками набил. Не для секса, а для чистого веселья. Я бы на них шампанским брызгал, а бутылки за борт выбрасывал, пролетая над Кремлем. Да мало ли что можно придумать, имея в арсенале бонус-пакет топ-менеджера. Ладно отец, пришелец второго поколения, а этот-то человек, почему у него нет вкуса к удовольствиям?»
– Рейган, ты же знаешь, ― отнекивался Хлопотов, ― что меня наизнанку выворачивает в этих треклятых вертолетах.
– Это с непривычки, ты башкой по утрам крути, постепенно вестибулярка окрепнет.
– Тебе-то на хрена вертолет, дурак старый? ― Хлопотов был явно в миноре.
– Ну не всю же жизнь мне в метро о гуманоидов тереться.
– А ты сам-то кто, пап? ― встрял в разговор Юра.
– Заткнись, сопляк.
– Зря вы его, дядь Вить, в свою корпорацию из цехов перетащили. Совсем наш папа от корней отбился ― человеком себя почувствовал!
– А ты сам-то далеко от меня ушел? ― отец зло ощерился и потряс Хлопотова за плечо, чтобы тот проснулся. ― Прикинь, Витек, он деньги копит на операцию. Знаешь, на какую?
Хлопотов помотал головой.
– По пересадке человеческой кожи. Понял?
– Как Майкл Джексон! ― икнул дядя Витя.
– Джексон был человек, просто черный. А прирастет ли человечья кожа к его гуманоидной роже, ― отец показал на Юру пальцем, ― еще бабушка надвое сказала.
– Прирастет!
– Прирастала бы, так ни одного гуманоида не осталось в России, все бы в человеки вылезли. Одни командиры были бы вокруг.
– Пришельцу на операцию всю жизнь копить, поэтому наши братья не стремятся стать людьми. А могли бы накопить и детям сделать, чтобы те не повторяли их трудовой подвиг и не жили втроем в однокомнатной квартире.
– Не, ты понял, Витек, к чему он клонит? ― таращил отец пьяные глаза на Хлопотова. ― Совсем обнаглел. Пора его на работу гнать, а то жрет, пьет, институт прогуливает. И все за мой счет, еще жалуется, гаденыш, что я ему морду новую не скроил. Скажи ему, Витек, молви слово человечье!
Хлопотов внимательно посмотрел на Юру и сделался вдруг совершенно трезвым:
– Дело, Юра, вовсе не в цвете кожи. Твой папа ― гуманоид, я ― человек, но он теперь заместитель директора департамента в крупном холдинге, а я когда-то работал под его началом в депо. Бесполезно ложиться под нож и спускать в трубу бешеные деньги, когда судьба отмачивает такие метаморфозы с жизнями людей и гуманоидов.
«Тоже мне советчик, ― думал Юра и злился, что стесняется высказать свои мыли в лицо какому-никакому, а все же человеку, ― да разве пошел бы нормальный человек в цех к пришельцам? Только такой лох, как Хлопотов, и мог завести дружбу с отцом. Они же два сапога пара, и лицо у дяди Вити не многим светлей моего. Мне бы его происхождение, уж я бы нашел, как себя реализовать, а не квасил бы на кухне с пришельцами».
– Вы, гуманоиды, ― Хлопотов говорил и смотрел в окно, будто обращается не к Юре и его отцу, а ко всему их народу, ― думаете, вам тяжело живется оттого, что вы поражены в правах. Неправда, людям в тысячу раз тяжелей! Вот ты, Юрик, окончишь институт, тебя на практику направят, научишься там лепить узоры на дома, станешь работать. Потом женишься на пришелице, пойдут дети. Знаешь, сколько людей мечтают о такой жизни? Но нет, мы ― элита, с нас по двойному счету спрашивают. А что, если ты не готов по нему платить? Я вот, например, никогда не хотел в космонавты, так меня, не спрашивая, сунули в морской отряд ракетных войск. Я им говорю: меня тошнит в вертолетах, так они мне суют бумажный пакет и хлопают по плечу. Лети, мол, человек. А мне плевать на распил ракетного рынка, я не желаю костьми ложиться в борьбе промышленников со строителями, срал я на их СРО!
«Все врет, ― думал Юра, налегая на жаркое, ― отрекается от благ, но не спешит менять свои хоромы с функцией умного дома на тесную блочную коробку вроде нашей».
– Мне тоже их войны до лампочки, ― отец не сдавался в споре, ― но разве ты не понимаешь, как в СРО делаются карьеры? Тебе доверили серьезное дело ― это же шанс для нас обоих. Мне хоть в старости пожить по-людски, тебе ― свою Надьку, наконец, перерасти!
– Я радуюсь, только не тому, что на меня сделал ставку господин Охальник, а тому, что товарищ Аматидис, хоть и размазал меня по стенке, но все же оставил в живых.
– Напрасно ты, Витек, опускаешь руки, ― отец сентиментально обнимал своего друга, единственного человека, который не брезговал с ним общаться, ― тебе досталось, я все понимаю. Но ведь выполнить задание Охальника ― это же еще и отомстить греку ― твоему обидчику!
Хлопотов равнодушно махнул рукой, а отец повернулся к Юре:
– А знаешь, сынок, что там, ― отец показал заскорузлым пальцем в потолок, ― в самых верхах зреет решение о всеобщем равенстве пришельцев и людей. Скоро все изменится, ты и думать забудешь про хирургический стол. И представь, подготовить почву для этого поручено нам с дядей Витей.
– Ну, если так, ― усмехнулся Юра, ― тогда я спокоен за свою судьбу и участь нашего народа!
– Рейган, не преувеличивай, ― возразил отцу Хлопотов, ― Охальник брякнул про равенство в полемическом задоре. Должен же он оправдать свой наезд на Аматидиса какой-нибудь светлой идеей.
«Аматидис, ― брошенная вскользь фамилия мгновенно протрезвила Юру, ― значит, и их тоже натравливают на грека. Не исключено, что мне и делать ничего не придется. А вдруг не я один разрабатываю старика Макария? Надо действовать, черт возьми, тащить эту Антигону в постель, втираться в доверие, лезть к ним в дом. Время не ждет! А то слава и деньги достанутся конкурентам».
– И зря ты, Витек, ― продолжал говорить отец, хотя его давно никто не слушал, ― не ценишь доброты руководства. Охальник меня принял в корпорацию, несмотря на то, что я гуманоид. Я больше не чищу стрелки от снега и не ковыряюсь в вагонных унитазах. А еще мне за участие в боевых действиях премию выплачивают. Каждый месяц, Вить. Мелочь, а приятно!
– Дурак ты, папа, ― засмеялся Юра, ― это государство в твою пользу с босса процент взимает. Это часть оборонного налога.
Хлопотов кивнул, подтверждая слова Юры.
– Сам ты дурак, ты вообще не служил, так молчи. Витек, давай за ракетные войска! ― отец разлил остатки водки, накапав на стол. ― За наш космос, за нашу звездную империю и за нас, воинов-ракетчиков!
Выпили, отец снял с гвоздя гитару и ударил по струнам. «И снится нам не рокот космодрома», ― в следующее мгновение Юра вместе со всеми орал знакомые с детства слова, удивляясь и не понимая, почему каждый раз с таким удовольствием присоединяется к этому свинству.
3
Хлопотовой было холодно, но она покорно лежала на кровати и слушала очередной монолог Охальника. Потолок из плазменных панелей демонстрировал плавное движение перистых облаков на голубом фоне. Шеф то ли забыл включить порно, то ли не сделал этого намеренно, чтобы Надежда не отвлекалась от его речи:
– Да, Надин, вам, женщинам, привыкшим к мужчинам, лишенным индивидуальных черт, сложно представить, что когда-то мы были другими. Ты зовешь меня извращенцем, а ведь строгий пиджак на нас одели пуритане-протестанты. Капитализм распространил этот образ по всей планете. За два с половиной столетья он крепко въелся в мозг.
Хлопотова боялась уснуть и старалась сконцентрироваться на словах начальника. Она мысленно повторяла их, чтобы запомнить, ведь Охальник мог в любой момент приказать повторить сказанное:
– В архаическом искусстве мы видим фигурки с гипертрофированным членом. Грубый фаллоцентризм простителен предкам. Они верили в его плодородную силу. Готовя телегу с семенами, мужики держались за свой уд, сеяли без штанов, трясли концами перед грядками. Фаллос всегда был символом могущества и власти.
Хлопотова улыбнулась, подумав, что если бы в ракетном веке мужиков мерили архаическими мерками, Охальнику не видать бы ни могущества, ни власти.
– Но греки ― не те греки, которые живут исключительно в голове Аматидиса, а настоящие, которые придумали философию и европейскую культуру, ― они считали мужское тело воплощением божественной красоты.
Хлопотова по привычке систематизировала информацию: «Греция ― тонкий эротизм; средние века ― табу на телесность; классицизм ― вместо тела ― его симметричный чертеж. Стоит запомнить, ведь если Охальник не спросит, то на экзамене по истории искусства пригодится».
– Люблю поэтов-романтиков. Они заглянули в мужчину гораздо глубже, показали бабам, что мы тоже можем быть ранимыми. За ними пришли реалисты, вскрыли скальпелем естественных наук мужской череп, обнаружили там психологизм и наваяли кучу макулатуры, которой по сей день мучают детей в школах.
– Как ты мучаешь меня своей культурологией, ― вставила Хлопопотова.
– Это чтобы ты поняла, что с ХIХ века образ мужчины ни разу не был переосмыслен. А ведь мы за это время несколько галактик покорили. Мы ― мужчины. А в вашем воображении мы все те же придурки с кучей комплексов из детства и нездоровой привязанностью к матери. Настало время нам перемениться, и ты сейчас станешь свидетельницей рождения мужчины ракетной эры.
– О боже! ― Хлопотова вдруг представила роды Охальника. Она вздрогнула: пятидесятилетний магнат чудился ей обернутым пуповиной и испачканным кровавой слизью.
Охальник тем временем вытащил из платяного шкафа громоздкий чехол, расстегнул его и вывалил на кровать что-то среднее между водолазным костюмом и летным комбинезоном. Хлопотова инстинктивно подтянула колени к подбородку.
– Не бойся, это моя новая плоть. Вернее, новый гаджет к моей плоти, ― Охальник скинул халат и принялся натягивать на себя резиновое изделие.
Плотно застегнувшись и надев шлем, Охальник стал похож на раздобревшего героя американских комиксов. Глава «Космопрома» словно прочел ее мысли, промычал в шлемофон: «Подожди, еще не все!» ― и нажал красную кнопку на костюме.
Хлопотова взвизгнула, потому что Охальника обвили электрические разряды, в комнате запахло гарью и паленой резиной. Когда на пол посыпались искры, Надежда понадеялась, что начальник не выживет, но пиротехнические эффекты закончились, и перед ней предстал утянутый в талии и раздутый в плечах супергерой.
– Как я тебе? ― спросил супермен голосом, который был искажен звукоснимателем.
– Ужас.
– Дура, должно быть восхищение, ― обиделся Охальник и продемонстрировал свои техно-бицепсы, ― теперь я ― Неомен!
Хлопотова всерьез испугалась, когда Охальник запрыгнул на кровать.
– Иван, пожалуйста, сними это, ― Хлопотова всхлипнула, ― я тебе никогда не отказывала, но сейчас я буду кричать!
– Да что ты, трусиха? Я просто хотел предложить полетать, у меня реактивный движок, или по потолку и стенам попрыгать, у меня функции человека-паука активированы.
– Не подходи, ― Хлопотова закрылась подушкой.
– Тьфу, какая ты несовременная. Вроде неглупая баба, а в голове стереотипы. Увидела чудо техники и чуть не обделалась. А ведь Неомен ― это твой мужчина! Современник тебя удовлетворить не может, он пасует перед твоим умом и силой. Наше настоящее все еще притворяется прошлым, но естественный ход событий не остановить ― в новой эре старикам места нет. У тебя один шанс на счастье ― успеть за мной, за временем за прогрессом, ― Охальник полез к Хлопотовой целоваться.
– Подожди, я не готова.
– Я не могу ждать, потому что я иду в ногу со временем. Воспользуйся лубрикантом.
Хлопотовой было неприятно. А ведь когда-то этот мужчина возбуждал ее по скайпу, правда, тогда она думала, что Охальник ― командир звездного отряда. В юности мы все делаем глупости, виртуальный роман мог бы сойти на нет и забыться. Но псевдокосмонавт настоял на переводе их «дружбы» в другой формат.
Первые встречи, к несчастью, не разочаровали: импозантный Охальник являлся в кителе небесного цвета с золотыми погонами и нашивками за дальние полеты. Как можно было быть такой глупой и не погуглить: форма космических войск в те времена была совсем другой, Охальник собрал в свою одежку все самое яркое за историю военного платья. Надежда купилась, как глупая птица на яркий хвост самца.
Охальник подергивался все энергичней, Надежда с той же скоростью удалялась в прошлое. Воспоминания ее были живей и чувственней гнусноватого и функционального настоящего. В памяти Хлопотовой ожил интерьер двухместного купе южного экспресса.
Юная Надежда, тогда еще не знакомая с проектом «СРО», удивилась ЖК-мониторам, вмонтированным в оконные проемы. Охальник объяснил, что в разбросанных вдоль железных дорог поселках проживают гуманоиды первой волны, их хулиганистые дети развлекаются метанием камней в проезжающие поезда. Поэтому вагонные окна стали заваривать стальными листами. Чтобы пассажиры не испытывали психологического дискомфорта от замкнутого пространства и искусственного освещения, плазменные панели транслировали реальный пейзаж: однообразные степи, изредка оживленные держателями ракетоносителей и служебными строениями стартовых площадок. К одному из таких космодромов стремительно нес локомотив студентку и ее импозантного возлюбленного. Успело несколько раз расцвести и снова стемнеть, но Надя и Охальник только пили чай и разговаривали.
Как-то на закате, когда в окне-экране неожиданно мелькнули сирые деревца, будущий босс нежно обнял Надежду за плечо и сказал, что на следующем полустанке экипаж корабля будет изолирован от жен и спутниц для подготовки к полету. Она все поняла и послушно отдалась космонавту.
Проводы звездных героев в бездну космоса были отработанным ритуалом. Надежда была единственной зрительницей, искренне переживавшей трансляцию старта ракетоносителя. Самая пожилая женщина ― жена капитана орбитальной станции ― вязала на спицах, подруга бортмеханика обрабатывала пилкой ногти.
Хлопотова помнила, как дрожала, глядя на ракету, пускающую клубы огня.
«Прошел контакт подъема», ― констатировала любовница бортмеханика, огненный столб толкнул ракету ввысь. В какое-то мгновение аппарат превратился в желтый шар, который тут же начал сжиматься, заставляя делать то же самое Надино сердце. «Давление в камере возгорания и работа двигателя в норме», ― слышалось ей, когда огонек рассыпался на мелкие искры. «Тангаж. Брызг нет», ― заключила все та же подруга бортмеханика. «Как же нет брызг, а это что было?» ― воскликнула Надя. «Последняя ступень отделилась, деточка, ― пожилая жена капитана свернула вязание, ― ох, девочки, поскорей бы нам на пенсию! У меня дочка в Армавире замуж выходит, а я тут кино смотрю. Надоела эта космическая одиссея, сил нет».
Надя осталась одна, чтобы поплакать то ли о разлуке с любимым, то ли о детстве, которое резко оборвалось прошлой ночью в купе экспресса. Вдруг кто-то коснулся ее плеча. «Я не вынес вида твоих страданий и катапультировался», ― Охальник стоял за спиной и улыбался.
Признаваясь в обмане, он загадочно намекал, что его роль в космическом проекте намного круче, чем у простого пилота. Черная дыра СРО стремительно затянула Хлопотову: аборт, измены Охальника с сотрудниками «Космопрома» обоих полов, вынужденное замужество и череда соитий по производственной необходимости. Ловко.
Хлопотову поражало, что после всего этого Охальник не терял уверенности, что она стремится быть его Неовумен. Надежда продолжала подыгрывать шефу и в то же время собирала информацию о нем. Пока конкретного плана по изменению собственной судьбы у нее не было, но она мучительно искала выход.
Охальник слез с кровати, вытер полотенцем шею и подмышки и сказал:
– А я ведь, Надюш, придумал способ похоронить Аматидиса как бизнесмена.
– Ты убьешь его шаровой молнией? ― Хлопотова укрылась одеялом.
– Помнишь японский проект орбитального лифта, который должен был подниматься за счет центробежной силы?
– Он же еще в 55-ом году провалился из-за неспособности ученых создать достаточно прочный трос.
– Да, япошки облажались из-за каких-то углеродных трубок ― нанотехнологии не оправдали надежд островитян. Но нам-то что?
Надежда стала одеваться, спокойно выслушивая очередной план «Барбаросса», коих Охальник успел внедрить в СРО-проект великое множество:
– Лифт ― это что? Правильно, промышленное устройство. Значит, его производством, монтажом и техническим обслуживанием будем заниматься мы, промышленники, а не строители. «Космострой» не при делах. А если лифт заменит ракетоносители, зачем нужна сеть космодромов? Так что, горячо любимый Макарий Леонидович, подите вон!
Охальник развернул бумажный плакат с пожелтевшим рисунком космического лифта: «Нравится?»
– Что это? ― Хлопотова уже застегнула верхние пуговицы и торопилась закончить рабочий день.
Плакат у меня в детской висел ― это постер фильма по роману Артура Кларка.
– Ванечка фантастикой увлекался? Как мило, воплотил детскую мечту в жизнь.
– Поможешь мне реализовать это?
– Разве я могу в чем-то отказать мужчине всей моей жизни? ― Хлопотова нежно обняла Охальника.
– Ай, ― вскрикнул тот, ― что это было?
– Просто ущипнула. Любовная игра, «послесловие», называется. Удивлен?
– Давно бы так, а то в последнее время как полено.
На самом деле это был подслушивающий жучок, выполненный в виде микро-клипсы. Хлопотова вживила его в кожу босса, потому что с диктофоном за Охальником было не угнаться.
