Читать книгу: «СРО», страница 11
10
После разговора с Охальником Хлопотов спустился на нулевой этаж, где в спортивном баре снимали стресс Рейган и Света. Все столики были заняты, возле мониторов, транслирующих посадку зонда, толкались разгоряченные азартом и алкоголем посетители.
– Витя, мы здесь, ― Рейган помахал Хлопотову пивной кружкой, разбрызгивая пену на окружающих, ― присаживайся, сейчас тебе пару «дринков» принесут. Мы со Светой тоже с крепкого начали, а теперь пивком полируем.
– Заметно, ― Хлопотов безошибочно определил стадию Рейгана: не пьяный, но изрядно навеселе, в таком состоянии он мог удачно острить и придумывать креативные ходы. Света внешне была спокойна, но глаза ее выдавали. Предсказать поведение женщины, выпившей наравне с гуманоидом, практически невозможно. В следующую секунду она могла полезть на сцену и устроить стриптиз, могла свалиться под стол, а могла просидеть весь вечер, тараща осоловелые глаза на Рейгана.
– Чего они все так орут? ― Хлопотов, поморщившись от выпитой водки, разглядывал посетителей.
– Прямой эфир. Сажают зонд на малоизученную планету. Аппарат строили конструкторы из нераскрученного КБ. Букмекеры все еще принимают ставки, ведь хреновина может стать космическим мусором в любой момент.
– Понятно, ― Хлопотов осушил вторую рюмку.
– Витек, ты бы позвонил жене, ведь она работала с этими инженерами. Может, шепнет нам по секрету, чего там, в срошных верхах, решили: сядет зонд или нет?
– Тебе надо, ты и звони. Премию получил за моральный ущерб? Вот и спусти ее на тотализаторе, шальные деньги все равно счастья не приносят.
– Это точно, ― всхлипнула Света, ― гори они огнем эти ипотеки, машины, бонусы. Еще один такой допрос, и я на себя руки наложу.
– Светик, Витек, ну что вы, ― Рейган выглядел бодрячком, будто это не его сильней всех избивал Быков, ― радуйтесь, что все обошлось.
– Зачем ты позвонил в Заветы Ильича и сообщил о бомбе? ― Хлопотова злила непрошибаемость приятеля.
– Тебя хотел прикрыть. Я ведь думал, ты с бабой. На твоем месте любой бы завел подругу, не все же на жену-мегеру дрочить. Ой, извини, Света.
– А если бы тебя Охальник в полицию сдал?
– Не сдал бы, я ведь работник СРО, а корпорации своих не закладывают, потому что мы о космосе слишком много знаем.
– Стратег хренов, ― Хлопотов заметил, что Света как-то необычно смотрит на Рейгана. ― А вам-то, Светлана, Быков что инкриминировал?
– У меня на компьютере нашли секретные документы, к которым у меня нет доступа. Забыла удалить из корзины.
– Это она за мной ошибки поправляла, ― Рейган был явно доволен собой.
– Не стыдно, морда гуманоидная? ― Хлопотов диву давался, как это Рейгану все сходит с рук. ― Подставил ни в чем не повинного человека.
– Нет. Это все Быков, он брат моего мужа. Они оба офицеры космических войск, раньше мы все в одном гарнизоне служили. Однажды, во время полковой попойки, Быков принудил меня к близости с командиром части, угрожая, что в случае отказа мужа переведут в Забайкалье. Мы столько раз переезжали по военным городкам, годами жили в тайге, а тут такое счастье ― дивизия, расквартированная в республиканском центре. Я согласилась.
– Скотина Быков, ― Рейган нежно погладил Свету по волосам, ― надо было, Витек, нам с тобой эту мразь с вертолета тогда скинуть.
– Он и сам поразвлекся после полковника, ― продолжала Света. ― Я благодарила бога, когда Быкова выгнали из армии за воровство. Но он не отстал, в «Космопром» меня устроил якобы в качестве компенсации, мужу помог в академию генштаба поступить. Пятый год мы в Москве, и я терплю ради детей. Здесь ведь школы, институты, а в провинции их бы в гуманоидов превратили.
– Быков заставлял вас шпионить за нами? ― Хлопотов не переставал удивляться страстям, кипевшим в его департаменте.
– Специально для этого и пристроил, но я вас всегда старалась прикрывать: бутылки выносила, почту подчищала, кофемолку включала, когда вы что-нибудь по поводу Охальника или СРО-проекта шутили.
– Значит, нас слушали?
– Да. Поэтому меня и схватили. Рейган мне все время комплименты делает, вот Быков и подумал, что у нас роман. Я призналась, чтобы перестали бить, хотя между нами ничего такого не было.
– Это надо исправить, ― нашелся Рейган, ― чтобы не было обидно за наказание без преступления.
Света расплылась в пьяной улыбке, а Рейган полез на сцену, где настраивали инструменты музыканты местного ансамбля. Вдруг весь бар заревел, в мониторы полетели пивные кружки, Света крикнула от страха. Главный ньюсмейкер недели ― геодезический исследовательский зонд ― рассыпался на куски, только соприкоснувшись с поверхностью планеты. Ставки росли после каждого успешно пройденного этапа: отстрел крышки, парашют, пуск тормозных двигателей ― и тут ― на тебе. Тот, кто ставил на аварию, разбогател. А владелец конструкторского бюро, наверное, где-то мылил веревку ― СРО-проект отторг его бюро, видимо, инженер поделился не со всеми.
Крики отчаяния и радости сменил равномерный гул. Те, кто ставил на катастрофу, угощали выпивкой проигравших оптимистов. В зале шло повальное братание, грозившее перерасти в массовую драку. «Пора убираться отсюда», ― подумал Хлопотов. Рейган крикнул со сцены: «Песня посвящается девушке Свете ― самому светлому существу в известных нам галактиках!».
«Там, где клен шумит над речной волной
Говорили мы о любви с тобой»
― горланил Рейган беспроигрышную лирическую балладу, когда Хлопотов выходил из бара. Уже через час он стоял на мосту и смотрел на суету вагонного участка.
На тупиках кипела жизнь: пришелицы со шлангами мыли сцепленные вагоны, по тупикам курсировали кары с тормозными колодками и самосвалы с углем. На объездной дороге формировался состав. Пахло углем. Повсюду сновали человечки, вернее, гуманоидики, в оранжевых жилетах. «Ну что, Витек, ― мысленно обратился к себе Хлопотов, ― напряги воображение, представь, что ты ― гуманоид. Ты сможешь, все могут, значит, и ты сможешь». Он постоял еще немного, плюнул с моста и направился в отдел кадров.
Заполняя анкету, Хлопотов немного замялся, но все же указал в графе «происхождение», что является пришельцем. Далее он бегло прочел должностную инструкцию и удивленно отметил, что слесарю вагоноремонтной бригады полагается надбавка за пребывание в «вынужденной позе».
– Что это? ― поинтересовался он у девушки, которая отгородилась от посетителей решеткой.
– Вам же в вагоне на коленках ползать и нагибаться неудобно придется. Это к болезням суставов приводит. Разве вы не знаете? Вы же говорили, что у вас есть опыт работы по специальности?
– Есть опыт, вот держите, ― Хлопотов просунул между прутьев заявление, анкету и паспорт.
– Не возьму, не пихайте, ― кадровичка отбросила заявление Хлопотова, листок упал на пол, пришельцы с интересом наблюдали за сценой, ― у вас же в паспорте четко написано: человек. Мы людей не принимаем ― приказ вышел по московской железной дороге.
– У меня пятый разряд по слесарке!
– Знаем мы ваши разряды: на фотопринтере что угодно слепите. Приходил уже тут один, блогером оказался. Проработал всего неделю, а такого понаписал, будто у нас тут бордель на колесах, а не вагонный участок. Как только руки не отсохнут у таких. Из-за него нашего начальника в СРО «РЖД» вызывали, теперь он с инфарктом в институте Склифосовского лежит.
– Да я же свой, я пять лет у вас работал.
– Уходите, я сказала, а то вам сейчас ребята бока намнут, ― на Хлопотова хмуро поглядывали пришельцы в промасленных робах и приветливо рассматривали проводницы, по-видимому, принимая его за министерского ревизора.
Пришлось повиноваться. Хлопотов хмуро поплелся к метро. В кармане зашевелился телефон.
– Здравствуйте, мама, ― ответил он теще.
– Витя, ты если не можешь ничего в этой жизни, то так и скажи. А то лезешь везде, только хуже всем делаешь. Ко мне соседка приходила, скандал устроила, ты, когда кран менял, весь потолок ей залил. Специалист, называется!
– Вы не знаете, где сейчас Надя?
– Это у тебя надо спрашивать, ты ― муж. Я ей всю ночь звонила, абонент не доступен. Знаешь, я хоть и ценю добродетель, но если Надюша нашла себе какого-нибудь надежного мужчину, я их благословлю.
– Кому вы нужны после своих Аматидисов и Охальников? А убытки соседке я сам возмещу, пришлите счет. До свидания.
11
«Неразумно, ой как неразумно было приходить сюда вместе с Антигоной. Грек, может быть, и не знает про номер в отеле, но заказчик-то точно в курсе. Еще Мальков. В любую минуту могут нагрянуть атлеты Аматидиса или люди заказчика. Но куда ее было вести ― в нашу малогабаритную однушку?» ― думал Юра, шевеля пальцами ног и разглядывая обои.
Сразу после близости, как только Антигона заперлась в душе, Юра исследовал простынь, но не обнаружил крови. Потом, подчиняясь приступу неконтролируемой подозрительности, он зашел с телефона Интернет и ввел в поисковик фразу: «Кровь при дефлорации». Аргументы корифеев из серии «у всех все по-разному» не удовлетворили Юру, и он пошел по следу. На коленках он повторил путь своей юной любовницы от кровати до ванной и, обнаружив серию капель, почувствовал мгновенный прилив радости, который тут же сменился досадой.
«Как собака, ― корил он себя, ― еще бы понюхал, настоящий мужчина-человек никогда бы не оскорбил партнершу подозрением. Проклятая отцовская кровь, гуманоид, чистый гуманоид». Им овладел приступ самобичевания: «Забыл даже спросить: больно ли ей было? Вместо этого валялся потный и яйца чесал. Животное. Ненавижу себя, ненавижу, она же мне жизнь спасла, а я тут пятна выискиваю».
Юра ударил кулаком по подушке: «Спасла, отдалась мне, теперь бежать со мной готова. А я?» Стыдливое воспоминание обожгло щеки: когда он суетливо целовал живот Антигоны, она легко толкнула его голову вниз, а он… «Боже, как стыдно, зачем я уперся?» ― замешательство Юры длилось недолго, но пока он колебался, вспоминая отцовские шутки про мамино тело и женские запахи, Антигона могла бы обидеться.
Женский мир после знакомства с ним оказался еще более сложным и таинственным. Но один вывод Юра все же сделал: «Девушка отличается от пришелицы тем, что хочет получать от жизни удовольствие и готова ради этого постараться».
Наконец, из ванной вышла голая Антигона. Полотенца на ней не было, она и не думала стесняться своего парня, и это было восхитительно.
– Знаешь, я хотел тебя спросить про ружье, ― Юра подумал, что зря начал этот разговор, можно было отложить, но сейчас его этот вопрос мучил его сильнее всего. Так остро он не переживал даже чувство страха перед Быковым, Мальковым и Аматидисом. «Догадалась ли она, что я пришел, чтобы убить ее отца? ― думал он. ― Если нет, то правда станет причиной нашего разрыва. Не хотелось бы, черт возьми. А если да? Может, она решила взять меня в любовники, чтобы избавиться от сумасброда-Аматидиса? Она же его наследница, я как-то об этом совсем не думал. Почитаешь человеческие книги, так страшно с женщиной в одной постели лежать. Особенно, когда вспомнишь, как Антигона дротики метает. А писатели у них: Кристи, Донцова, Маринина ― все женщины, ни одной пришелицы. Причем, что ни героиня у них, то мокрушница. Может, у людей так принято: не посудой друг в друга кидаться, как отец с матерью, а сразу стрелять?».
«Тьфу. Самому противно, ― Юре сложно было поверить в эту версию, потому что он знал правильный ответ. ― Горожу ахинею, очерняю ее, а все для того чтобы на ее фоне собственная мерзость не так выделялась».
– Ну, спрашивай же, ― Антигона целовала Юру в шею, в ухо, в ключицу, а он лежал и вспоминал, как его чуть не убили.
Борцы выломали дверь и заломили руки. «Хоть поцеловать успел напоследок», ― мелькнуло тогда в голове, мог ли он знать, что успеет гораздо больше. Казалось, все, вот сейчас перережут горло, и станет темно. Было страшно.
Но Аматидис, на Юрино счастье, любил поговорить с пленниками:
– Напрасно ты, ничтожный гуманоид, задумал дочь мою облобызать, ― слова грека крепко врезались в память.
Ведь говорил он как раз о том, что мучило Юру с рождения. О какой-то мойре, богине судьбы, что дает золотую нить лишь достойным. Таким храбрецам, как Аматидис. Поэтому он живет во дворце, а Юра достоин шерстяной бечевки: «Судьба твоя: лопата, телевизор да пришелица-жена».
– Но ты посмел обнять царевны тело. За это будешь ты убит, ― Аматидис взял долгую паузу.
Юре тогда показалось, что он чувствует ток крови в венах и аортах:
– Мог жить ты долго, но перечить стал ты воле Зевса. Да будет долгой твоя смерть!
Грек долго тряс кулаками над головой и красочно описывал предстоящую казнь:
– Сначала я проткну тебе живот. Не сильно, мы же не японцы. В ту брешь мы напихаем бычьих жил, кишок и требухи. Того добра, что мухи любят. Оно валяется в достатке возле бойни. Затем мы свяжем стопы ног твоих и бампер колесницы, поедем медленно во двор, где будут псы и птицы рады полакомится телом гуманойда.
Юра не смог бы смотреть такое зверство даже по телевизору. Он жалел, что заказчик не вшил в ворот его тенниски ампулу яда. Этот шпионский аксессуар был бы весьма кстати, когда голого Юриного живота коснулось холодное острие копья.
– Не сметь! ― крикнул вдруг чей-то детский голос, нет, не детский, девичий.
Антигона! Она держала в руках Юрину винтовку. Тогда-то Юра и почувствовал, что любит эту девочку. Чувство это было даже сильнее, чем к матери, потому что собственного рождения он помнить не мог, а Антигона подарила ему жизнь здесь и сейчас. Аматидис вынужден был убрать копье, так как в голову ему целилась прекрасная амазонка.
– Юра, ко мне, ― Антигона дождалась, пока он пересечет скотный двор и спрячется за ее спиной, и стала медленно отходить.
– Афина-Паллада, ― взмолился грек, ― укроти мою дочь, как обуздала ты коней Пегаса!
– Папа, я сегодня сделала открытие: у меня под кроватью камеры скрытого наблюдения. Скажи, в душе тоже есть? Твои спартанцы-дагестанцы смотрели, как я моюсь?
– О дочь! Те камеры давно установил я, когда ты девочкой была и пряталась под ложем, шепча свои посланья Дедушке Морозу. Я сделал это, чтобы знать, какой тебе нести подарок.
– Так вот как пропали мои японские комиксы.
– О боги, это порнография была!
– Порнография ― твои космонавты с голыми письками!
– Будь проклята та мать, что родила тебя!
– Отсуди у нее компенсацию за бракованный плод!
Дальше Антигона показала, что водит автомобиль-колесницу ничуть не хуже, чем бегает, метает и стреляет. Однако от преследователей удалось оторваться лишь в метро, где дочь Аматидиса присела на корточки, а Юра смешался с серолицей толпой гуманоидов.
– Так что ты подумала, когда нашла винтовку? ― Юра решился.
– Я решила, что оружие нужно для того, чтобы мы с тобой могли бежать в Индию или на Тибет. Правильно?
Юра хотел сглотнуть, но слюна вдруг исчезла изо рта:
– Правильно, ― было чувство, что он выхаркнул лезвие, так больно было врать. Но он хотел, так хотел, чтобы она опровергла теорию Аматидиса насчет золотых и шерстяных нитей судьбы и побыла с ним хотя бы еще разок.
Антигона облизала губы и подмигнула Юре:
– Сходи в душ, я тоже хочу тебе кое-что сделать.
Юра не решался:
– А тебе не будет противно?
– Когда любишь человека, любишь его всего.
Юра обомлел: «Человек. Вот так просто. Без всяких операций, без пометок в паспорте. Человек, и все тут!».
12
Хлопотов как мог затягивал беседу с Охальником, в паузах между словами напрягал слух, надеясь услышать шум лопастей спасительного вертолета, но тщетно ― Надя не спешила в мотель. «Эсэмэска доставлена, ― волновался Хлопотов, ― может, она его не ревнует? Может, ей плевать на то, с кем он и где. Тогда я влип».
Словно в подтверждение этой мысли Охальник нежно дотронулся до хлопотовской руки:
– Знаешь, Витя, этот мерзкий допрос, который устроил Быков, кое на что мне приоткрыл глаза. Ты ведь не так прост, как кажешься.
– Серьезно? ― Хлопотов высвободил руку, якобы для того, чтобы сделать глоток вина.
– Признаюсь, не ожидал увидеть в исполнительном клерке думающего человека, да еще с такими познаниями в литературе.
– Это вы про Пелевина?
– Знаешь ли ты, что пару десятков лет назад именно я предложил включить его роман в школьную программу?
– Зачем? Там же намек, да что там намек ― прямое описание фальсификации космических программ.
– Вот именно. Запрети такую книжку, сделаешь ей рекламу, спровоцируешь нелегальное распространение, превратишь шуточную побасенку в библию оппозиции. А под угрозой учительской указки кто ее будет читать? Правильно, две очкастые отличницы, которые получат пятерку и забудут навсегда, что там написано. Удивительно, что у тебя до этой книги руки дошли. Как? Зачем?
– Мне корабельный механик, мой непосредственный армейский командир, посоветовал. Я, когда увольнялся из армии, спросил его, не стыдно ли ему Родину разворовывать? А он ответил: как домой приедешь, возьми в библиотеке «Омон Ра», читай по главе в день перед просмотром новостей. Когда смысл происходящего дойдет, воруй, делай карьеру, баб пользуй или эмигрируй, а то сопьешься.
– Сильно, ― Охальник потрепал Хлпотова по щеке, ― все это называется Кривомазовщина. В честь героя книги «Омон Ра». Мой термин, я ведь с первых дней в СРО-проекте.
– А зачем он, весь этот проект? На фига врать самим себе?
– Ну как зачем? Русский национальный характер подразумевает патетический самообман. Не прищуришься ― не выживешь в России. И до нас врали. Но кто? Хунта кагэбэшников, которая правила между кризисами, что, не врала? Врала, как и вся власть, начиная от первых князей и до наших дней. Но их вранье было без фантазии, они пользовались советской терминологией, у них кроме размытой идеи «единства» ничего не было. «Чтобы сохранить страну в ее географических границах, все средства хороши» ― далеко ли уедешь на таком хлипком тезисе?
– Не знаю, я тогда маленький совсем был.
– А я знаю. Непродуманная во всех деталях социальная мифология приводит к политической напряженности. Был момент, чуть до революции не дошло. А в наших условиях ― это катастрофа. И тут пришли мы, вернее, еще не мы, а наши учителя, которые были пиарщиками от бога, постмодернистами, блогерами-миллионниками. Они научили нас, а потом и всех остальных, врать от души. На фоне чиновничьего мракобесия даже идеи Аматидиса, эти культурологические отсылки к античности выглядели свежо, никто ж не знал, что в будущем он свихнется и доведет идею до абсурда.
– Все бы ничего, если б вы полстраны в гуманоиды не записали.
– Кто их записал? Мы? Ха-ха! От них что, кто-то скрывает правду? Порыскай в Интернете ― вся информация в открытом доступе. Пиар-проект «Космическая колонизация» только придал легитимность их собственному ничтожеству. Раньше они в своих бедах обвиняли жидов, коммунистов, олигархов, американцев. А те им в ответ: свиньи, быдло, люмпены! Так и перерезали бы друг друга. А теперь все тихо: одни бедные, потому что пришельцы, для рабов и так неплохо устроились, другие богатые, потому что ― люди.
– Если так, то вся ваша иллюзия держится на соплях и может рухнуть.
– Никогда, Витя, пойми ты, наконец, никогда она не рухнет. Тысячелетия люди молятся богу, то есть просят у духа материальных благ и не видят в этом противоречия. Самый сильный обман ― самообман, и чем иллюзорней реальность, тем более она материальна.
– Как это?
– Полвека назад, после вступления России в ВТО, не стало отечественной промышленности. Но товары были, и собирали их русские рабочие для русских потребителей на территории России. Пусть прибыль шла иностранным концернам ― кто разбирается в этих финансовых схемах? Первые зарплату получают, вторые машины, третьи свои миллионы. Все довольны.
– Но товары были, а ракет-то нет. Нет планет, богатых нефтью, покоренных галактик, нет инопланетных рабов.
– Все есть. Ракеты есть, раз за полеты на них платят зарплаты, надбавки и пенсии. Люди изображающие пришельцев, выжигают поляны вокруг космодромов, имитируя старты ракет, производят нано-трубки, которые пойдут на растопку этих костров. Все продумано. Настоящие гуманоиды России не нужны, ей и своих рабов хватает. А залежи нефти, Витя, имеют природное свойство обновляться. Пелевин об этом тоже писал. Только происходит это без помощи волшебных коров, без всяких там крошечек-хаврошечек. Ученые доказали.
– А вдруг эта гипотеза ― такая же липа, как ваша космическая колонизация? Что, если, геофизики подумали: «Пелевина все равно никто не читает, почему б тогда нам всем не притвориться, что нефть бесконечна?»
– Исключено. Это были британские ученые.
– Странно, ― размышляя слух Хлопотов, ― вы вроде с Амаидисом враги, но доводы у вас одни и те же.
– Когда-то Макарий был моим приятелем, мы вместе работали в идеологическом отделе правительственной молодежной организации, вместе историю колонизации придумывали, вместе проект СРО писали. Он тогда был веселый, спортивный, бабам нравился. Но легкости в нем не было, а в работах его игры. Все он какую-то патетику выдавал, почву искал везде, к корням отсылал. Сначала у него былинные герои в каждом проекте вылезали. Но эту тему ему запретили, сказали, что от богатырей ленью и косностью попахивает, а это с брендом модернизации не вяжется. Тогда он вспомнил про себя, что он краснодарский грек и придумал всю эту чудо-архаику про возвращение к родоплеменной древнегреческой этике. Его правительство за это даже орденом наградило.
– Зачем?
– Ну как, он большое дело сделал: объяснил россиянам, тем, которые в гуманоиды идти не захотели, почему их стало втрое меньше. Он сказал им: «Вы забыли богов, вы потеряли идеалы. Падение патриархального уклада, непопулярность брака, засилье гомосексуализма ― вот что сокращает численность популяции свободных граждан России».
– А на самом деле?
– А на самом деле ― больше не нужно. Нефть ― есть кому добывать, газопроводы ― есть кому обслуживать, а остальным по стакану водки на дорожку и добро пожаловать в гуманоиды.
– И Аматидис в курсе? Просто он так искренне сокрушается, что люди вырождаются, молодежь клянет…
– Поэтому я с ним и борюсь: он поверил в свой лжедискурс. Он предал СРО-проект, перестал подмигивать и поэтому стал опасен. У власти должны стоять трезвенники. Мозги надо, как порох, держать сухими, а у него просто крыша поехала.
– А вы не думали, что весь ваш проект сводит на нет назначение человечества?
– Ты знаешь, в чем оно?
– Я думал так: человек меняет планету. Процесс этот «терраформирование» называется, вы в курсе. Земля терпит. Для чего? Может, думает, что мы разовьемся до такой степени, что сможем остановить суперастероид, который когда-нибудь прилетит, чтобы сбить ее с орбиты. Тогда вся ваша космическая профанация ― могила человечества.
– Витюша, ты идеалист. После эпохи постмодерна, после эры СРО это просто смешно. Смешно, но мило. Ты мне этим очень нравишься. Потому я и предлагаю тебе занять место супруги в совете директоров и в моем сердце, ― Охальник приблизился для поцелуя, вцепился взглядом в глаза Хлопотова. ― Ты готов?
– Господин Охальник, а вы в душ разве не пойдете?
Охальник пошел мыться, пообещав по выходу из ванной стать хлопотовским господином по-настоящему. Виктор тем временем несколько раз повторил отправку сообщения Надежде. Когда вода в душе перестала шуметь, он все понял и просто попросил жену о помощи.
– Ты еще одет? ― поинтересовался Охальник и сбросил полотенце.
– У вас телефон пиликал, может, что-то важное по работе? ― Хлопотов тянул время, цеплялся за последнюю соломинку, вдруг Надя все-таки прилетит.
Охальник прочитал сообщение и рассмеялся:
– «Надя, бери вертолет и прилетай на сто третий километр Минского шоссе. Придорожный мотель. Комната 101. Там ты увидишь своего любимого Охальника в неожиданном амплуа. Вряд ли после этого у тебя останется хоть капля восхищения по отношении к своему любовнику. Твой муж Виктор».
Хлопотов обомлел.
– Конечно, я читаю всю вашу переписку, ― признался Охальник, ― и разговоры слушаю. Вас ведь только оставь без присмотра, сразу интриги начинаете плести. Даже ты. Эх, переоценил я тебя, Витек. Посмотрим, что ты тут еще понаписал: «Надя. Умоляю. Спаси!» Нет, Витя, никто тебя не спасет. Твоя жена меня разлюбила лет эдак десять назад, а в последнее время я вообще перестал ее контролировать. Жаль, ваша пара подавала надежды.
Охальник присел на край кровати:
– О люди, вы ― неправильные приматы! Витя, ты слышал что-нибудь о бонобо?
Хлопотов помотал головой:
– Эти обезьяны не знают насилия, их самцы не подавляют самок, спаривание для них не акт агрессии, а инструмент разрешения всех конфликтов. Все члены популяции ласкают друг друга, играют гениталиями, резвятся даже с представителями своего пола. А когда на их границы нападают другие обезьяны, они вместо войны устраивают оргии. Такой прием обескураживает воинственных обезьян, и те удаляются в джунгли, полагая, что победили. Разве это не прекрасно?!
Рассуждая, Охальник надевал на голое тело резиновый костюм:
– К сожалению, люди предпочли произойти от предка шимпанзе, пестующего культ насилия и сексуального подчинения. Печально, Витек, но придется и тебе подчиниться. Как говориться, назвался груздем ― снимай штаны!
Охальник вспыхнул и задымил, а через секунду на Хлопотова набросился Неомен. Ручищи супергероя зафиксировали Виктора, и ему вспомнилась фраза из деповской анкеты. «Вот она ― “вынужденная поза”», ― успел он подумать перед тем, как в зад воткнулся электрод и произошел сильнейший разряд.
Когда все кончилось, Охальник не стал разоблачаться:
– Витя, спасибо за прекрасный вечер. Извини, но мне пора, у меня встреча в соседнем номере! ― сказал и принялся рукой-электропилой вырезать проход в стене.
Когда перегородка рухнула и Хлопотов вытер слезы, он увидел двоих подростков, обсыпанных штукатуркой. Дети в страхе прижимались друг другу.
– Познакомься, Хлопотов, это клоун Юрик, гуманоид, который решил стать человеком, ― Охальник рассмеялся искаженным, загробным смехом. ― Знакомая история, правда? Юууууурик! Иди к дяде! Юуууууурик!
Закричала какая-то девушка. В ту же секунду снаружи стали ломиться в дверь с криками: «Откройте, полиция! Виу-виу-виу! Антигона не бойся ― это папа! Ааа! Ооо! Ыыы!».
Хлопотов не стал дожидаться развязки, накинул плащ и выскочил в коридор. Там толкались спецназовцы, борцы или стриптизеры, черт их разберет, копьеносцы, горничные и вообще неизвестно кто.
Виктор бежал босиком по траве, побитой первыми заморозками. Стопы мерзли, но страх ада, происходившего за спиной, подстегивал. Пробежав половину поля, отделявшего его от шоссе, он услышал топот преследователей. Самый резвый из них вскоре поравнялся с ним:
– Здрасте, дядь Вить! ― выкрикнул парень на бегу.
– Юра, ― Хлопотов узнал сына Рейгана, ― и ты в СРО вляпался?
– А чего это вы голый?
– А сам?
– Я с девушкой был. Не с пришелицей, с девушкой. Понимаете?
– А меня супергерой трахнул.
– Понятно, я ему не дамся, уж лучше в тюрьму, ― бросил Юра и стал энергично обгонять.
– Там тоже насчет этого опасно, ― выкрикнул Хлпотов и словно сглазил: Юра повалился на землю от меткого попадания копья в левую ягодицу.
