Читать книгу: «Раскол Панкеи», страница 3

Выступления

Бедный Фрикаделька неуклюже отломил кусочек кораллового воска, согрел его, словно пластилин, и налепил на железку, которая больно вонзалась в щёку. Фрик искренне недоумевал, почему щёки считаются малочувствительной зоной. Какие-то мазохисты прокалывали их острыми спицами, растягивали и делали чёрт те что, в то время как он мучительно воспринимал едва заметную травму. Проверив языком, всё ли крепко держится, он оставил зеркало в покое.

Парень всё ещё не осознавал, что вошёл в отпадное объединение. Правда, он ленился ходить на ежедневные репетиции и выслушивать хлёсткие перепалки. Они вместе с Уроборосом благополучно отмалчивались, не занимая ничью из сторон, поскольку догадывались, чем это чревато. В глубине души Фрикаделька сильно восхищался Фтором и Везувием. Тем, как они смотрели на всех сверху вниз, и как огрызались, и как пускали ядовитые сарказмы. Но парнишка ни за что на свете не признался бы в этом почитании, так как первая встреча их прошла как слон по хрусталю.

Помпея с Пустыней казались более степенными и адекватными, хотя трудно судить людей по поверхностному знакомству. Волосы Уробороса, до скрипа залитые лаком, агрессивно сверкали колючками морского ежа, но никак не сочетались с его робостью и зажатостью. С его ранимостью сентиментальной девчонки. Одним словом, компания собралась нестандартная, и, хотя бы из-за интереса, присутствовать на их собраниях стоило.

В воскресенье Помпея сразу же всех удивил своим изобретением – микрофоном, завуалированным под упругий член.

– Фот это да! – отвисла многострадальная челюсть Фрикадельки.

– А эта штука хоть работает? – скептично скривился Фтор.

– А как же? – отозвался Помпея, завывая свежую песню.

«Рок – ракета!

Рок – карета!

Рок – реклама

Крутого клана!

Рок – лекарство

От рэпопьянства!

Роковый рокот

Слушать нет прока,

Им надо жи-и-ить!»

– Как это пошло выглядит! – смущённо поморщился Уроборос.

– Бомбически выглядит! – поднял палец вверх Везувий.

***

После того как состав группы был расширен, а трек-лист полностью укомплектован, в «Клубнике» с криками адреналина слушали только их. Кулаки, взмывавшие в густой воздух, тряслись в унисон с музыкой. Пустыня махал своими дошираковыми патлами; Фрикаделька, наряженный в платье цвета хаки, показывал разгорячённой публике средние пальцы, а Помпея важно гулял по сцене, постепенно лишая себя лохмотьев и кожаных ремней.

Помимо «Клубники», «Панкея» стала давать концерты и в клубе «Лазер», и в гей-баре «Barbie Boy». Гонорар пока что не играл роли бурых клеток в их кошельках, акцент ребята ставили не на заработке, а на полученных эмоциях. Отдача хмелеющей толпы лучше всего покрывала потраченные усилия и старания. Вечерами Пустыня мастерил маски из папье-маше в виде черепов буйвола и тукана. После высушивания он покрывал их токсично-жёлтым цветом. Или цветом радиации. Или цветом обкусанных губ. Но самым любимым был их фирменный трюк с пиньятой в виде земного шара с суперконтинентом посередине. После удара гитарой Пангея буквально взрывалась и вываливала на орущую публику ораву игрушечных тараканов и пауков. Если наделять этот обряд символизмом, то трактовка его была безнадёжно прозрачной.

Иерархия

Уроборос мирно дремал на спине так, что задранная жилетка обнажала волосатое пузо, на котором копошился Зомби. Уробороса успокаивали его быстрые перемещения и приятная щекотка. Наивная душа гота закутывалась в тёплую паучью любовь и отдыхала от злых насмешек. Ничто не могло его задеть. Ничто не могло его опечалить.

Прыткой молнией Зомби перекочевал на грудь, разместив свои длинные чёрные лапы на серебряной цепи плетения «Бисмарк».

– Что, тарантулушка, обниматься захотел? – мягко улыбнулся Уроборос, заглядывая во множество внимательных блестящих глаз.

И барабанщику казалось, что заглядывает он в горло бездны, чьи шершавые стены сыры и холодны. Секунда – и чёрная дыра затащит его в свой неизведанный омут, растворит на миллиарды атомов и унесёт по хитрым сплетениям космоса.

Но никуда Уроборос не уносился. Он продолжал давить на твёрдый матрас, деформируя его и разочаровывая себя. А ещё он думал. И думал он о «Панкее», и «Панкея» думала о нём.

Сколько бы Фтор ни тешил себя иллюзиями, он давно сдал лидерский пост. Теперь всё внимание было сфокусировано на солисте, а он занимал примерно одну нишу с Везувием, поскольку для публики они являлись двумя братьями, между которыми всегда можно провести параллель. Они просто дерзко смотрелись вместе и преобразовывали колебания металлических струн в колебания электрического тока. Фрикаделька собирал лайки с помощью своей причёски, вечно высунутого языка с серебряным шариком и танцевальных движений. По-другому – простых понтов. Басист группы, Пустыня, с лёгкостью клеил девочек, и не только по воскресеньям. Уроборос же был неким центром тяжести, главной мощью и устрашающим великаном.

– Каким великаном? – однажды прыснул Везувий. – Максимум – колобком с косметикой! Или Сусом Рамирезом из «Гравити Фолз».

Пати

Седьмое июля пришлось на воскресенье, чему Фтор несказанно радовался. Он мог без зазрения совести закатить умопомрачительную вечеринку и созвать на неё всех желающих. Однако, несмотря на клёвые декорации в виде носочных гирлянд, он не был возбуждён. Фтор вообще никогда не бывал возбуждённым. Зная это, друзья не стали устраивать имениннику грандиозные сюрпризы и раскошеливаться на дорогие подарки. Везувий заявился с мармеладными конфетами и лицом, измазанным малиновой помадой.

– О, какие люди! – встретил его Фтор, растопыривая лапы и заключая товарища в кожаные объятия.

– Держи, это тебе, – протянул Везувий запасённые сладости.

– Чёрт, дружище! Как же хорошо ты меня знаешь! – обрадовался Фтор, разворачивая одну «Пчёлку» и закидывая её в рот. – Ну, как я украсил свою берлогу? Нравится? – чавкая, спросил он.

– Самое оно! – хрустнул суставами Везувий.

Следующими дверь изрыгнула Уробороса и Фрикадельку, которые приволокли явно залежавшуюся и засохшую пиццу.

– Хэппи бёздей ту ю! – протяжно завыли они, но Фтор не собирался становиться аскетом и потому любезно попросил их замолкнуть.

– Как знаешь, – небрежно хмыкнул Фрикаделька, топая в кухню.

Последними постучались два мистера «П» с выпивкой в качестве пропуска на бал.

– Проходите, мальчики, – довольно улыбнулся Фтор, откупоривая их презент.

– И сколько тебе стукнуло? – спросил Пустыня, когда вся компания уместилась за скромным прямоугольником стола.

– Девятнадцать, – важно закурил Фтор. Сигареты играли роль свечек на медовом торте. Ну или на карамельно-песочном. Или на «Наполеоне».

– Что ж, пора сказать тост, – поднялся Помпея, – во-первых, я желаю… Мы желаем, – бодро поправился он, – тебе целую помойку вдохновения! Такую же огромную, как та, что благополучно процветает под окном. Во-вторых, мы желаем тебе неиссякаемой энергии и творческого роста! Пусть к тебе бегают обнажённые идеи, как воскресные шлюхи, а удача преследует, словно летние комары, – торжественно объявлял солист.

Фтор, широко расставив ноги и заведя руки за шею, слушал поздравления с детской улыбкой и согласно кивал, а-ля это как раз то, что ему нужно.

– Я польщён и тронут твоими словами, сирин наш отвратительный, – от души выразился Фтор, и все гости чокнулись почти опустошёнными банками.

Закусывали пиво твёрдой, как утренний член, пиццей и рифлёными чипсами. Только бедный Фрикаделька постоянно лез пальцами в рот, дабы затянуть бусины пирсинга или выколупать из брекетов забившиеся крошки.

– Чехо фы устафились? – угрюмо ворчал он.

– Забей, чувак! – утешал собрата малиновый панк, запуская деревянную корку в улей.

Когда мужское застолье плавно сошло на нет, пацаны заставили петь Дэвида Боуи. Хамелеон в сотый раз рассказывал им историю про звёздного человека, который говорил им – исключительно им, им шестерым – не продуть, вдохновиться и сойти с ума. Молодые и только ступившие на ковровую дорожку славы, они даже не догадывались, как доблестно исполнят все задания звёздного мэна.

Поклонники

Помпея, блаженно закатывая глаза и наслаждаясь визгом молодёжи, облизывал свой микрофон.

– Друг, драг, враг, оу… – стонал он, пока гитаристы ерошили струны.

На сцену летели любовные открытки и ленты презервативов. В дальних рядах девушки возвышались на горбушках своих ухажёров, прямоугольные огоньки дисплеев дрожали и вспыхивали. Интернет уже кишел снимками с их выступлений, и порой попадались даже качественные фотографии. После окончания концерта к ним ломились фанаты, желая лично обмолвиться парой фраз, получить роспись на салфетке или запястье, или удостоиться чести сделать совместную фотку. Обычно Помпея не пускал пьяных и обдолбанных крикунов в нечто вроде гримёрки, но в этот раз снизошёл до рыжеволосой дурочки, чьё лицо испещряли веснушки.

– Чем могу быть полезен? – солидно облокотился на дверной косяк он.

– Я восхищена вами, – загипнотизировано прошептала она, – мне очень нравятся ваши песни, и я знаю каждую наизусть, и я слежу за вами… то есть за вашей карьерой, то есть концертами… – терялась девчонка. Помпея уже сожалел, что решил выслушать эту трещалку. От обилия клише и типичных комплиментов его начинало тошнить. Парень хотел уже захлопнуть дверь, но рыжая радостно протянула ему руку для знакомства: – Я ваша фанатка, поэтому называйте меня Фанси, – лепетала она, вновь обретая веру в волшебство.

Ни один ребёнок не обрадовался бы встрече с Дедом Морозом настолько сильно, как она радовалась встрече со своим кумиром. Но Помпею не интересовала эта слепая глупышка без собственного мнения и некой грубости. Жёсткости. Прямолинейности. Она – лишь одна овечка из безмозглого стада. Ляля, на миг забытая опекающей ее мамочкой.

– Малышка, тебе хоть сколько лет? – усмехнулся Помпея.

– Семнадцать, но через…

– Понятно, – закатил глаза вокалист.

Как же его раздражали эти малолетние поклонники! Бессмысленные клоны. Бездарные копирайтеры. Пустышки, слизывающие его выходки. Повторялки, покупающие латексные лосины и шипастые аксессуары. Мудрецы, сыплющие его цитатами. Воры и взломщики. Лжецы и лицемеры. Никто и Ничто.

Фанси

Молодая девчушка в ляпистом сарафане смотрела телевизор, свив себе уютное гнёздышко из медвежьего пледа. На экране шла реклама прокладок. Сконфуженная скользкая русалка испытывала дискомфорт, пока к ней не являлась всемогущая Урсула с коробочкой «Kotex» в сиреневых мясистых руках.

– Не будь скованной. Выбирай настроение свежести! – подмигивала она, и в следующем кадре прекрасная дева в лёгких полупрозрачных одеяниях бежала по вольному полю и романтично раскачивалась на качелях.

– Миленько! – заливалась румянцем девчонка, опрокидывая в рот горстку попкорна и запивая его сладкой газировкой.

Соблазнительно облизнув липкие губы алым языком, она постаралась вновь сосредоточиться на мелькавших картинках, но не смогла. Реклама натолкнула её на привычные переживания о своей взрослости и привлекательности. Что если она недостаточно подтянута? Недостаточно крепка и налита? Аккуратные вздёрнутые груди обхватывал ажурный бюстгальтер размера75А. Ежедневная гимнастика, разработчики которой обещали попу, как орех, почему-то не делала её таковой. Животик… Ну, что животик? Обычный животик с россыпью мелких родинок. Спину девушка всегда держала прямо и следила за грацией, так как относила себя к изящной породе.

Нередко она вышагивала перед зеркалом той безукоризненной походкой, какой модели ходят по подиуму в красных кимоно и платьях с широкими поясами. Мать, занимавшая должность психотерапевта, хрипло произносила:

– Бусинка, ты рискуешь загреметь в психиатрическую больницу, если будешь и дальше так себя вести. А что? Там тебе быстро впишут сверхценные бредовые расстройства и синдром дисморфофобии. Но ты не переживай, восемьдесят процентов случаев происходят в период пубертатского криза.

В переводе её слова означали, что в подростковом возрасте почти каждая девочка недовольна своей внешностью, и это самое естественное, что может быть.

Но её волнения не имели бы почву, если бы под рёбрами не колыхались бабочки. Белянки рапсовые. Белянки альпийские. Лимонницы крушинные. Маленькие крапчатые ангелы. Дивные эльфийки. Невесомые феи.

Очарованная солистом группы «Панкея», девица заполонила телефон его фотографиями. Назубок выучила его песни и тайно следовала за ним после выступлений. Колючий бунтарь снаружи. Мягкий душка внутри. Она давно отдала ему сердце, став самой внимательной и преданной болельщицей. Самоотверженной, замаранной в любви по локоть Фанси. Любовь окрыляла её и толкала на глупости. Алый язык, облизывающий липкие губы, заплетался и забывал, как прижиматься к нёбу. Сворачиваться в трубочку. Дрожать под струёй воздуха. Фанси знала только шесть букв:

П

О

М

П

Е

Я

Его имя сочетало величие и утончённость. Монументальность и покой. Силу и созидание. Какие податливые тёплые звуки… Какой глубокий, пробирающий до мурашек голос… Он окутывал её туже медвежьего пледа. Он захватывал её, словно сетчатый питон заглатывал жертву. Робкую антилопу. Кроткую лань с невинным испуганным взглядом.

Фанси мечтательно накручивала и без того волнистый локон на палец, представляя, как будет тушить для возлюбленного рыбу. Как будет присутствовать на всех его репетициях. Как будет гулять по его груди своими аккуратными светло-лиловыми ногтями. Но как осмелиться заговорить с принцем на чёрной сцене? Как набраться храбрости, чтобы заглянуть ему в глаза? Что если он одарит её презрением? Или, того хуже, жалким нисхождением?

Но выносить тягучее томление любви Фанси уже не могла, и потому, чуть не падая в обморок, постучалась в гримёрную суженого. В её груди появилась влажная пустота, какая возникает на скоростных аттракционах. Она ощущала себя задыхающейся золотой рыбкой в мозолистых руках старче.

– Чем могу быть полезен? – кучерявой пеной проплыл его баритон, отчего каждая клеточка тела насытилась гелием.

Он открыл ей дверь! Он удостоил её вниманием! Он с ней заговорил! Растерянная и обезоруженная, гостья позабыла опорную речь, вступительные слова и, судорожно силясь припомнить хоть одно, упустила последний шанс произвести хорошее впечатление. Её восхитительный Помпея захлопнул калитку перед её вздёрнутым носиком. Это было поражением. Скорбным финалом. Невыносимой пыткой. Позорным поражением и неминуемой смертью.

Глотая невидимые молекулы уверенности, Фанси постучала ещё раз. Смерч страха закручивал её в бешеном эпицентре, из которого никак не получалось вырваться.

– Чего ещё? – сжалился Помпея, разевая дверной проём.

– Я… я… – заправила выбившуюся прядь за ухо Фанси, – я бы хотела, – слабо мяукала она. Но чего? Чего она хотела? Встречи наедине? Приглашения на свидания? Автографа на ключице? – Я бы хотела поцеловать вас… – нечаянно выпалила девочка, отчего бровь Помпея сложилась в вопросительный знак. У него очень выразительные брови… – Ой, – опомнилась Фанси, – я дура! Забудьте, – покраснела.

– А ты смешная. Забавная, – деликатно потрепал её по плечу Помпея.

Смешная? Забавная? Что это значило? Это комплимент? Намёк? На что именно намёк? Ошарашенная девчонка широко улыбалась и со слюной, как у собаки Павлова, пялилась на голый торс высокого парня.

– Ты где завис? – послышался окрик из дальнего угла комнаты.

– Уже иду! – откликнулся Помпея. – Ну, тогда до встречи, – ласково кивнул он, уже ныряя в шумный котёл варившихся панков.

Весь оставшейся день Фанси лихорадило и знобило. Сам Помпея, наикрутейший из наикрутейших, с ней пообщался! Не вышвырнул! Не растоптал тяжёлым гриндерсом! Он не заразился звёздной болезнью, как все пятиминутные Фредди Меркьюри. Не зазнался. Не возомнил себя пупом Вселенной. Божечки, какой он идеальный! Возможно, очень скоро они будут тусоваться вместе и не мыслить жизни друг без друга! Ах!

Рыжая красотка перестала собой управлять. Она лишь шумно потягивала лимонад через фигурную соломинку, беззвучно пукала и разглядывала коллекцию куколок «LOL». Этих блестящих карапузиков. Крохотных модниц. Стыдясь саму себя, она до сих пор покупала шары с сюрпризом и, благоговея, разворачивала их. Слой за слоем. Обвёртку за обвёрткой. Затем она расставляла махоньких пупсиков на полках вместо книг и интерьерных ваз. Фанси возбуждённо воображала свою миниатюрную копию в этом стиле и с увлечением зарисовывала её на полях тетради. В общем, в Фанси удивительным образом сочетались черты взрослой пантеры и наивное восхищение ребёнка. Её призвание уже теребило душу, но для его исполнения девушки следовало себя изменить. Стать достойной Помпеи. Доказать ему свою любовь и готовность на что угодно.

Распри

Везувий проснулся.

После ослепительной ночи с взрывами бурных оваций он до обеда провалялся на мятой скрипучей койке. Парень даже не раздевался, и потому его брутальная задница, умещённая на одеяло в звёздочку, смотрелась слегка комично. Задрав накрашенные веки и свесив ноги в тяжёлых ботинках, он немного посидел, как бы загружаясь, а потом двинул в кухню, ища чем можно поживиться. Его завтраком оказались подгоревшие тосты, которых посчитали испорченными и отправили в мусорное ведро. Благо в пакете, кроме вонючих дырявых носков, ничего не лежало.

Затем Везувий закрылся в санузле справить нужду и закрепить ирокез шипящим потоком лака. Разблокировал полудохлый телефон комбинацией цифр «1281». Проверил новости и размял пальцы игрой в «Broken Bones». Потыкав каналы и убедившись, что ничего стоящего нет, выскочил в подъезд, потрёпанный и смурый.

Когда панк добрался до «Сахары», то застал всех увлечёнными и склонёнными над какими-то бумагами.

– Хайлоу, старина, – потряс рукой Фтор, – присоединяйся! Мы планируем альбомчик запилить! – быстро ввёл друга в курс дела.

– Давай поподробней, – хмуро попросил Везувий.

– Мы уже создали броский имидж и, как говорится, созрели для записи альбома, – открыл пасть Пустыня. – Помпея подыскал одну студию с фиксированным тарифом, так что сейчас мы уточняем детали и пускаемся творить шедевры! – затейливо прищурился он.

– А бабки? Может, какой лейбл подыскать? – низко пророкотал красноголовый.

– Не-не-не, – отхлебнул чай Помпея, – так мы только погрязнем в долгах. У меня сохранились кое-какие сбережения от выступлений в клубах. Фтор и Пустыня согласились скинуться, – рассказал он.

– Я бы тоже отсыпал, но у меня ни хроша, – признался Фрикаделька, – понимаете, брекеты, – указал на свой хаворник он.

– О’кей, дружок, – злобно сверкнул глазами Везувий. Ему не очень-то симпатизировали занятия благотворительностью. С чего он обязан тратиться, когда другие нагло пользуются его услугами и прославляют свои имена? В группе должно быть всё честно. Всё поровну, – тогда ты не будешь участвовать в записи. И вообще, выметайся-ка тогда из нашей банды!

– Но почему? Мы же фроде как дохофарифались! – испугался фрик.

– Не бойся, парень с дредами и без тебя найдётся. Только побогаче, – напирал Везувий.

– Не горячись, – вступился за товарища Помпея, но не успел он закончить, как Везувий сменил адресата.

– А ты вообще не пиликай! – стукнул кулаком по столу он. В его интонации читалась явная угроза.

– Простите, – раздался дрожащий голос Уробороса, – но я тоже пока на мели, – боязливо потоптался он.

– Приплыли! Нам что, содержать их? Мы не спонсируем бедных! Мы должны действовать по принципу симбиоза! – свирепел Везувий.

– Да что ты так завёлся? – удивился Пустыня. – Хочешь – тоже не отсыпай маней, – пытался нащупать компромисс басист.

– Здесь дело в принципе! – сложил пальцы щепотью Везувий. Ссора могла длиться до морковкино заговенья, как вдруг кто-то постучался в гараж.

– Это ещё кого ветром принесло? – осклабился Фтор.

– Я проверю! – подорвался Помпея.

Учтивый щегол. Щенок обходительный. Когда железные двери со скрипом раздвинулись, то воздух пронзил канареечное чириканье:

– Извините, что вмешиваюсь, но я услышала разговор и подумала, что могла бы помочь, – пискнуло оно.

– Ты кто такая, пташка? – упёр руки в боки Фтор, разглядываю хрупкую девчонку с рыжими волнами волос.

Одета она была в лёгкое голубое платье, и для образа диснеевской принцессы не хватало только синей ленты на башке.

– Девочка, а тебе не страшно с незнакомыми хулиганами связываться, а? Вдруг мы насильники какие? – насмешливо ухмыльнулся жёлтый. – Твоё счастье, что сегодня не воскресенье! – как безумный, загоготал он.

– Не смущай даму, придурок, – по-доброму улыбнулся Помпея, – так о какой помощи ты говорила?

– Ну… – провела сандаликом по пыльному полу она, – я могла бы оплатить запись альбома…

– Эй, малышка, – фыркнул Пустыня, – откуда у тебя деньги?

– Думаешь, успеешь насосать? – прислонил руку к паху Везувий.

– Я просто из богатой семьи, и меня буквально засыпают золотом, – смущённо потупилась гостья.

– Откуда нам знать, что ты не лжёшь? Вдруг ты обманешь свою мамочку и нас в это дело впутаешь? – спросил Помпея.

– Я не лгунья! Я обожаю ваши песни, и только поэтому хочу оказаться причастной… – обиженно затрещала она.

– Так, – остановил её Пустыня, – тебя хоть как зовут-то?

– Фанси, – шмыгнула носом Фанси.

– А больше похожа на Фанту! – вновь рассмеялся Везувий.

– Сильно весело? – окатил его недовольным взглядом Помпея, после чего обратился к своей подружке. – Большое тебе спасибо, но мы не можем принять от тебя деньги. Это будет неправильно.

– И, к тому же, мы должны решать такие вопросы с твоими родителями, – вставил Пустыня.

– Не надо обращаться со мной как с малолетней! – неожиданно вспыхнула Фанси. – Между прочим, мне уже есть восемнадцать! И с финансами я в силах распоряжаться самостоятельно. Я не собираюсь кого-то обманывать и воровать, – твёрдо отчеканила она.

– Что ж, тогда сама принимай решение, – позволили парни взвалить малышке на себя ответственность.

– Правда? То есть, конечно! Супер! Я скоро вернусь! – проверещала она, выбегая под такое же рыжее солнце.

– Дожили… – вздохнул Помпея.

– Это что за фифа? – моргнул Фрикаделька.

– Да так, одна поклонница, – скупо отозвался Помпея.