Читать книгу: «Раскол Панкеи», страница 10

Нарцисс

Фрикадельку всегда называли дохляком, дрищом или дистрофиком. Немудрено, что он не выдержал аскетичных скитаний. Ему надело дрожать как осиновому листу. В конце концов, никто его не узнает! Они уже отошли достаточно далеко. Он может спокойно обосноваться в каком-нибудь мотеле и зарабатывать гроши уборщиком в баре. Бродячая жизнь ему не предназначалась.

– Я больше не могу. Я ухожу, – сказал он.

– И вам тоже советую прекратить шляться в бегах, – сказал он.

– В тюрьме всё равно будет комфортней и безопасней, – сказал он.

Фрикаделька много чего ещё сказал. Конечно, он тайно ждал, что его остановят, что за ним погонятся и даже составят компанию. Всё-таки в одиночку в незнакомом городе будет довольно трудно продержаться на плаву. Но никто его не остановил. Никто за ним не погнался. И фрик ушёл.

От принятого самостоятельного решения полегчало. Стало свободней. Свобода ведь наступает не тогда, когда ты находишься на открытом пространстве, а когда перестаёшь подчиняться более старшим. Более влиятельным. Когда перестаёшь идти на поводу своих убеждений и предрассудков. И Фрикаделька перестал. Обрёл крылья и всё в этом роде. В общем, парень вдохновился и поверил в будущее благополучие. Очень наивный парень.

Фрикаделька действительно зарегистрировался в мотеле «Потапыч». Рассчитался мелочью. Прохрапел на настоящей кровати больше двенадцати часов. Потом выбрался в свет и накупил лапши быстрого приготовления. Горячая сочная пища. Фрикаделька летал на восьмом небе от счастья.

Но, как известно, с небес быстро падаешь и очень больно ударяешься. Фрикаделька тоже быстро упал, но не сильно ушибся. Его падение смягчили наркотики.

Не имея постоянного заработка, он связался с наркодиллерами. Планировал быстро разбогатеть, а потом бросить это занятие. Но не устоял перед соблазном и, не тренируясь на гашише и колёсах, занюхал дорожку кокаина. Его кресло превратилось в скоростную торпеду, а живот скрутила адреналиновая дрожь.

– Я сейчас сдохну! Я сейчас сдохну! – шептал Фрикаделька, вцепившись руками в подлокотники.

Никогда ещё парнишка не был так прав. Интересно, с чего это у него открылись экстрасенсорные способности? Вроде ведь никогда не занимался эзотерикой, чёрной магией или восточными практиками. Только в детстве молился Богу, употребляя слово «Боженька» и коронную фразочку «пожалуйста, сделай так, чтобы». Просьбы, разумеется, всегда отличались, к примеру «чтобы Артём не пришёл в садик».

Или:

«чтобы отменили уроки».

Или:

«чтобы был мир во всём мире».

Бог Фрикадельку никогда не слышал. Видимо, так люди и перестали в Него верить. Разочаровывались. Сдались. Может быть, если Бога назвать плохим и злым, то народ вновь сделается религиозным? Пожалуй, так.

После того как у Фрикадельки появились сомнительные связи, он значительно похудел, порябел и осунулся. Кожа стала серой, суставы выпирали, как у чёрножопого ребёнка в Эфиопии. Интересы сузились, а точнее – исчезли вовсе. Всё время уходило на то, чтобы продать порошок, получить навар и затариться самому. Так он и провёл свою самую саблезубую зиму. Правда, он тогда умер, хоть ещё и продолжал существовать.

Ломброзо

Чизаре Ломброзо – итальянский психиатр, родоначальник антропологического направления в криминологии и уголовном праве, основной мыслью которого стала идея о прирождённом преступнике. Он считал, что убийцы имеют стеклянные глаза, орлиный нос, развитые клыки, челюсти и скулы. Воры отличаются подвижностью лица и рук, блуждающими маленькими глазёнками, сдвинутыми бровями, оттопыренной ушной раковиной и редкой бородкой. Насильники непременно должны быть женственны. Они просто обязаны иметь вздутые губы и разбитый сиплый голос.

У Фтора, как ни странно, нос изгибала лёгкая горбинка, глаза даже отдалённо не напоминали стекло, скорее – чешую крапчатого сомика, а скулы никак не выделялись на лице. Это даже огорчало парня, поскольку значительно умоляло его харизму. В общем, Фтор не соответствовал стереотипному описанию убийцы, но тем не менее расстрелял свыше десятка людей без веской на то причины.

Ломброзо также объяснял, чем вызвана прирождённая преступность. Он заверял, что в ДНК ребёнка присутствуют гены дикаря. Первобытный безнравственный человек воскресает в новом теле и проявляет свои черты и своё поведение. Чизаре думал, что ребёнок может быть лишён отроду нравственного чувства. Ну и, разумеется, без эпилепсии ничего не обходилось. Куда же без бича всех убийц!

Вряд ли у Фтора было что-то не так с ДНК, да и эпилепсией парень не страдал. Короче, гипотеза Ломброзо проваливалась также круто, как и их карьерные планы. А ведь когда-то «Панкея» мечтала снять клип, метила на первые места в чартах, но это всё оборвалось так же, как гипотеза Ломброзо.

Собственно, почему Фтор вспоминал этого чувака. Всё потому, что парень не удержался и зашёл в неприметный ларёк с конфетами, чтобы купить кулёк «Бешеных пчёлок», где его и опознала кассирша. Мерзкая женщина в синем переднике и с мышиными волосами. Эта гадина вызвала копов, и мучился парень зря. Зря он топал на своих двоих, зря шпарил по шпалам и голодал. К тому же, потерял Везувия. Он, конечно, был в курсах, что вулканы засыпают, но не предполагал, что это так больно. Теперь стало ясно, почему Мунка так впечатлили кровавые облака.

Фтор ехал в полицейский участок и угрюмо молчал. Ему сообщили, что он имеет права хранить молчание, и что любое слово может играть против него, поэтому он ехал в полицейский участок и угрюмо молчал. Самым оскорбительным было то, что панку так и не удалось полакомиться мармеладом. Его прижали к капоту, словно пальцы гитарные струны при взятии баррэ.

Когда он оказался в серой комнате, утыканной флагами, гербами и прочей утварью, его стали допрашивать. Почему-то адвоката парню так и не предоставили. Сволочи.

Злой коп

– Слушай сюда, пупсик, – обратился к нему мужик, бренча связкой ключей, – ты участник группы «Панкея»?

Фтор упорно молчал до тех пор, пока кулак не прижался к его подбородку.

– Отвечай, щенок! Чистосердечное признание скостит тебе срок.

– Нет, – хрипло промямлил Фтор.

– Чего?! – опешил от его наглости коп.

– Нет! – повторил уставший панк.

– Посмотри сюда, – протянул ему распечатанные фотографии с рокового концерта в «Карусели», – твоя рожа здесь снята, а? – схватил Фтора за ухо он.

– М-м, – поморщился от боли захваченный, – да, – выдавил из себя он.

– Почему тогда лгал?! – рявкнул мужик.

– Потому что я не виноват! Меня заставили! Это не моя идея! – слезно залепетал желтоголовый.

– Ах, его заставили! Поглядите-ка на эту невинность! – презрительно скривился полицейский. – Ты мне зубы не заговаривай. Рассказывай как всё было.

– Это всё барабанщик! – шёл до последнего Фтор. Ему до жути хотелось прикинуться безмозглой овцой или слюнявым психом, лишь бы от него отстали и оставили в покое. – Он угрожал нам. Говорил, что если мы не подчинимся, то его дружки трахнут и зарежут нас, – испуганно жался он.

– О, не переживай, в тюряге тебя точно трахнут, – утешил его коп, – если не скажешь правду.

– Да чего тут рассказывать?! – взвыл гитарист. – Нас заставили! Я не хотел никого убивать!

В целом, он действительно не врал. Почему только пошёл на поводу у этой пигалицы? Он даже не скорбел по Помпее!

– А вы всегда никого убивать не хотите, ягнята безобидные, – сложил руки на груди громадина в форме.

– Но это правда!

Слёзы дрожали в его крапчатых тёмных глазах, дрожь по-прежнему пульсировала в теле. Несчастный парень горбился в своей кожаной куртке и слетал с катушек.

– Где остальные участники захвата? – спросил коп.

– Я не знаю! – воскликнул Фтор.

Он уже особенно и не думал. Странная лень не позволяла даваться в путаные объяснения.

– Всё ты знаешь, голубчик, – причмокнула хамская рожа, – ведь если не знаешь, тебе худо придётся. Ох, как худо. Таких молоденьких и смазливых, как ты, у нас любят, – намекнул он.

– Да отстаньте вы все от меня! – закричал убийца. – Я жрать хочу! Я хочу спать! Мне плевать на ваших расстрелянных педиков!

– Потерпи, дорогой, – нависла над ним полицейская туча, – и объясни мне, как так вышло, что ваш барабанщик вскрыл себе вены?

– Он просто слабак! Когда он осознал, что натворил, то испугался ответственности, и всё! – выплюнул слова Фтор.

– А ты не лучше. Где всё это время прятался? – вновь схватил за ухо коп.

– Нигде!

– Отвечай!

– Я же говорю, что нигде!

– В прятки играть вздумал? – недобро ухмыльнулся громила с дубинкой.

– В салочки, – разревелся Фтор так, что всё его лицо превратилось в морщинистый чернослив. Или изюм. Или курагу.

– Где твоя шпана? – гавкнул полицейский.

– Я не знаю, – выплеснул из себя Фтор.

– Ах, сукин сын! Всё ты знаешь! – тряс его коп.

Но Фтор больше не проронил ни слова. Он только кривился и пускал сопли.

Добрый коп

– Ты же ещё совсем ребёнок… – мягко начал белокурый мужчина.

В детстве Фтор долго не мог научиться проговаривать твёрдый звук «л», и мать водила его к логопеду, кудрявой статной женщине. У неё были два игрушечных пупсика величиной с мизинец, которых она называла мягким и твёрдым. Попка мягкого пупсика была покрашена в жёлтый цвет, а попка твёрдого – в синий. Так вот, когда логопед произносила слово, к примеру, «руль», то следовало поднимать пупсика с жёлтой задницей. А когда логопед говорила «злой козёл», то Фтор протягивал пупсика в синих трусах. Отчего-то полицейские, работающие по принципу «добрый/злой коп», до ужаса напоминали ему этих самых пупсиков.

– …Тебе пришлось нелегко, приятель, – вздохнул мужчина, – но всё уже позади. Ты можешь доверять мне. Расскажи, как всё произошло. Где твои друзья? – участливо поинтересовался он.

– Я не знаю, – прошептал Фтор, упав лицом на руки.

– Ну, полно-полно, – похлопал его по плечу полицай, – где вы скрывались столько месяцев?

– Мы… мы, – заикался Фтор, – сразу уселись в фургон и пустились в бега. Мы не имели чёткого плана действий. Мы даже не знали, куда катить, – вновь расплакался парень.

– О, что же вас толкнула на такой отчаянный шаг? – сухо спросил белокурый.

– Нам угрожал барабанщик, – проскулил Фтор.

– Но оружие раздобыл не он, ведь так? – придвинулся к нему блондин.

– А, – исторглось из груди Фтора, – не сажайте меня в тюрьму! Дайте мне условный! Позвольте мне жить, как раньше! – взмолился он.

– Если ты честно поведаешь нам обо всём, то так и будет, – поднял брови его собеседник.

– Мы решили восстановить справедливость, – начал Фтор.

– Поподробней, пожалуйста, – попросил полицейский.

– Наш солист скончался во время концерта. Восхищённые поклонники разорвали его. И мы решили отомстить, – поднял покрасневшие глаза Фтор.

Ему показалось, что во взгляде копа промелькнуло что-то вроде понимания или же сострадания.

– Оу, – вздохнул он, – и после убийства вы покинули место преступления, так?

– Так, – вытер щёку Фтор, – мы решили забрать необходимые вещи и высадили толстяка, ну, барабанщика, а он решил откинуть копыта, – внезапно улыбнулся Фтор. Его рассмешило воспоминание картины с резиновыми утками, голым Уроборосом и кровавой водой.

– Как вы скрывались? – продолжил допрос коп.

– Мы просто ехали в фургоне на Восток. Потом сожгли машину и пошли пешком, – шмыгнул носом Фтор.

– А тебе знакома эта девушка? – спросил полицейский, протягивая фотографию, с которой на него смотрела весёлая рыжеволосая Фанси. – Она пропала сразу после вашего отъезда. – Фтор на мгновения замялся, и эту заминку расценили как положительный ответ. – Вы похитили её? Вы её убили? – слегка надавил мягкий пупсик.

– Нет! Это Фанси, – пояснил Фтор, – любовница Помпеи, ну, солиста. Это она предложила и организовала выступление в «Карусели» седьмого января.

Мягкий пупсик замешкался. Видимо, он подозревал парня во вранье, но тогда не понимал, почему участник теракта не сваливал вину на девушку раньше. Да и признания Фтора звучали слишком убедительно. Слишком откровенно.

– Где остальные участники группы? – потёр переносицу блондин.

Фтор долго отрывал заусенец, но потом всё же взял в грудь побольше воздуха и начал:

– Уроборос вскрыл себе вены. Везувий самокремировался…

– Погоди, я не совсем тебя понимаю, – перебил коп, – что значит «самокремировался»?

– Чего здесь непонятного?! – взревел Фтор. – Он поджёг себя! И сгорел заживо! И мы видели этот бегающий столб огня! – сорвался на рыдания он. – Потом мы взорвали этот долбанный разукрашенный фургон и добрались до железной дороги. Тогда от нас ушёл Фрикаделька. Я без понятия, где он, честно! – провыл Фтор.

Он не выносил возобновлять в памяти смерть Везувия. Он до сих пор не привык к отсутствию друга и видением его смерти. Фтор стал бояться резких движений, воплей и всякой массовой суеты.

– Где девчонка? – переключился полицейский.

Вначале Фтор намеривался сказать «Не знаю. Они остались с басистом», но вовремя остановился.

– Она умерла. Она простыла в пути и скончалась. Она постоянно кашляла, в её груди булькала мокрота, и однажды утром мы обнаружили её мёртвой. Впрочем, оно и к лучшему. Бедняжка, она так горевала по возлюбленному, что довела всех нас до убийства! Но держалась она достойно. Покупала продукты и всё такое. Без неё нас засекли бы намного раньше. А Пустыня… Пустыня тоже наложил на себя руки. Он бросился под поезд. Господи! Его всего разнесло! Разворотило… – причитал Фтор, подавляя лукавую улыбку, которая всегда подкрадывалась к губам во время розыгрышей и шуток.

– Что ж, мы запишем твои показания, – осведомил его коп, поднимаясь из-за стола, – а сейчас ты погостишь в следственном изоляторе. Выспишься. Отдохнёшь. Приведёшь себя в порядок. Тебе, дружок, заключение пойдёт на пользу.

– Какое ещё заключение? – подскочил Фтор.

Но ему не ответили. Его взяли за наручники и повели в камеру.

Содом

В СИЗО парня окружали голубые стенки и такие же голубые педики. Учреждение не отставало от моды и потому соответствовало популярному нынче стилю – минимализму. Двухъярусные полки окружали узкую тропинку серого пола. Вместо стены, граничащей с коридором, была железная решётка, сквозь которую проникал белый бледный свет. В помещении воняло потом. Постоянный шум, однако, не мешал высыпаться и замыкаться в собственном мирке. Парень отстранялся от реальности и до сих пор вспоминал последний концерт и секретный тур.

Следствие вели недолго. Из обвиняемого он быстро превратился в подсудимого. Пару раз Фтору устраивали допросы, пару раз вызывали на заседания, а когда наступила дата суда, то он уже не особенно рыпался. Не то чтобы парень смирился, скорее, он просто забил.

Вначале высказывался прокурор. Его свидетелями были выжившие очевидцы и родственники жертв. Зарёванные женщины в чёрных платках тыкали в него пальцами, кричали и проклинали на вечное горение в аду, отчего по плечам парня даже прокатились мурашки. После прокурора высказывался бесплатный адвокат, и защищал он парня как-то вяло и безразлично. Пытался доказать, что Фтор находился в состоянии аффекта, обращал внимание на чистосердечное признание и давление со стороны. Задавал несколько вопросов самому гитаристу, но речь прокурора звучала убедительней. В результате Фтора приговорили к четырнадцати годам лишения свободы.

«Отлично, – подумал Фтор, – четырнадцать делится на семь. Везёт».

Гоморра

Содом и Гоморра – два известных библейских города, которые, согласно Библии, Бог уничтожил за грехи их жителей. СИЗО парень называл Содомом, а вот Гоморрой – тюрьму.

«Места заключения, – размышлял Фтор, – это, по сути, помойка для отходов общества. Сажать людей в тюрьму равносильно подавлению отрицательных вещей в бессознательное». И он был отрицательной вещью. Судя по сроку, на который его вытиснули, очень отрицательной.

Камера его размещалась на втором этаже. По соседству с Фтором жили отходы с тюремными кличками Катюша и Могила. Катюша был коренастым качком, из-за чего его и сравнивали с танком. Задавил танк трёх людей во время ограбления, но заверял, что нечаянно. Могила был худым, беззубым и лопоухим коротышкой. Удивительно, как он вообще уживался с Катюшей. У беззубого паренька пясти покрывали тёмно-зелёные наколки. Он постоянно сплёвывал и шепелявил не хуже Фрикадельки. А ещё он убил и изнасиловал свою младшую сводную сестру, за что и получил бан на дюжину годков. Могилой его прозвали за умение хранить секреты.

Фтор болезненно воспринимал расставание со своей причёской и прикольными шмотками, но льготы ему не полагались, и приходилось терпеть. Психовать, пинать стены, но терпеть. Со своими сокамерниками он сразу начал собачиться и огрызаться, за что Катюша его проучил.

После понятного лесон парень угрюмо шаркал подошвами в пределах каменного параллелепипеда, строго смотря в затылок впереди идущего, и сдерживал слёзы справедливой ярости. Он был униженным и растоптанным. Он уже не являлся человеком. Ну, этой, как её – личностью. Он был каким-то огрызком, банановой кожурой, яичной скорлупой или арбузной коркой. Треснутым пластиковым стаканом из серии «Одноразовая посуда». Он только постоянно складывал девятнадцать плюс четырнадцать и получал прекрасный возраст Христа.

А что? Он отлично справлялся с ролью Иисуса: выгородил Пустыню, не сдал его, хотя сам до сих пор не врубался, почему решил показать своё скромное благородство.

Порой парень мечтал совершить побег, как Энди Дюфрейн из повести Кинга. Или как Эндрю Комптон из романа «Изысканный труп». Но, к сожалению, Фтор не умел прикидываться мёртвым и орудовать геологическим молотком он не умел тоже. Да у парня и не было этого молотка.

Но человек способен привыкнуть к чему угодно. Как говорил Пустыня, а до него знаменитый Чарльз Дарвин: «выживает не сильнейший, а самый приспособленный». Всегда нужно быть прагматичным. Фтор прагматичным не был.

Андерсен

В газете «Свежие сплетни», которую купила Фанси, Пустыня прочитал о том, что Фтора не только поймали, но и всучили ему четырнадцать лет. Так же в новостной справке сообщалось, что остальные участники мертвы, и Пустыня почувствовал себя заново рождённым. Всегда, чтобы восстать из пепла, сначала нужно сгореть.

– А ему недурно вкатили, – прокомментировал Пустыня.

– Угу, – равнодушно согласилась Фанси.

Уже третий месяц они платили за коморку в грязном хостеле «Холостяк» и не выходили в свет. Вели жизнь затворников. Боялись высовывать нос наружу. Но теперь, когда их посчитали гниющими трупами, выдохнули. В первую очередь молодые люди оформили себе новые паспорта, разумеется, в разные дни и с разной историей порчей/пропажей документов. Фанси вновь перекрасила волосы, теперь уже в смольный оттенок.

Весной, когда брошюры запестрели заголовками о вирусе, они совсем почувствовали себя в безопасности. Мир переключился на новую трагедию. О них благополучно забыли.

В июне пара решила расстаться, чтобы не напоминать друг другу о тяжёлом прошлом. Больше их ничто не связывало, и выносить друг друга им становилось тяжело. Путники привыкли путешествовать налегке. Они сели в разные автобусы и поехали навстречу зелёным горизонтам. Солнечные волосы приятно золотили кожу.

Больше Пустыня не видел Фанси. Он добрался до вокзала, купил билет в родной город и расположился в старом крошечном купе. Парень по-прежнему таскал с собой акустическую гитару и играл для души. Он уяснил раз и навсегда, что играть для людей нельзя. Они могут использовать тебя. Сплагиатить. Не понять. Проглотить. Отравить завистью. В худшем случае – полюбить.

Парень вспоминал напутствия Боуи: «не продуть, вдохновиться и сойти с ума». Молодые и только ступившие на ковровую дорожку славы, они доблестно исполнили все задания звёздного мэна.

Пустыня задумчиво перебирал струны, глядя в проносящиеся мимо пейзажи и осознавал смутное решение, которое зрело в нём очень долгое время. Наверное, то же самое чувствуют кошки, уходящие из дома в глубокой старости. Они просто понимают, когда наступает их час потерять одну из девяти жизней. У Пустыни была всего одна жизнь, но он тоже знал, что наступает его час.

Больше он не мог выносить внутреннего разлада. Вина, как Христовый крест, давила ему на плечи. Пустыня верил, что ничего не остаётся безнаказанным, за всё приходится платить, и он приближался к кассе с набитым пакетом. «Вот, я купил десятки убийств, месяцы лжи и трусости. Рассчитайте меня, пожалуйста», – скажет он, и аппарат внимательно просканирует штрих-код.

– С вас смерть в двадцать лет, молодой человек, – вежливо улыбнётся продавщица, – подскажите, в нашем магазине вы нашли всё, что искали? – добавит она в конце.

От предстоящего шага живот Пустыни противно сводило. Он всегда боялся брать на себя ответственность. Этакий убийца-стесняшка. Убийца-плакса. Убийца-безвольный слабак и нытик. Сейчас на нём недаром болталась футболка с надписью «Kiss. Bang. Suck. Kill». От напряжения его сердце было готово остановиться раньше, чем задумано.

Уважаемую меланхолию гитариста нарушила возня в коридоре. Он лениво поднялся и отодвинул дверь купе. На пороге мялись два паренька, один – долговязый очкарик, другой – опрятный юноша с вежливым лицом ботаника.

– Что за нойз? – спросил Пустыня.

– Мы услышали, как вы играете, и захотели, чтобы вы скрасили наш нудный вечер, – ответил ботаник.

– Говно вопрос, – отчего-то легко согласился Пустыня.

Как говорили козлята, умирать – так с музыкой. Обрадованные парни провели его в соседний вагон. В их купе, согретым тёмно-жёлтым светом, сидели ещё два блондинчика. Первый – кудрявый губошлёп, и вторая – худая девица. Она оказалась пираньей, принадлежащей к тому сорту рыб, которые кусают по локоть, если в рот кладут мизинец.

– И что у тебя в арсенале? – высокомерно подняла бровь пиранья, которая представилась как Мэрилин Монро.

– Да что угодно! – поддался на провокацию Пустыня, в результате чего ему пришлось вспомнить и «Rolling Stones», и «КИШ», и так нелюбимую Помпеей группу «Nirvana».

Как же всё-таки без него одиноко. Но никто не замечал его грусти. Конечно, счастливые путешественники, отвлекаясь на пререкания, хвалили его, обсыпали лестью и хлопали, как будто комару, но это внимание не считалось чистой монетой и не исполняло функцию спасательного круга.

– Гудбай, – попрощался Пустыня, когда недовольные пассажиры стали сыпать жалобами и угрозами.

Сизифов камень повис у него на шее. Ноги стали чехлом для контрабаса. Сейчас он уйдёт, и никто не заметит его пропажи. Всем плевать, как и на Помпею было плевать.

– Постой! С тобой всё в порядке? – неожиданно окликнул его ботаник, которого звали Андерсеном.

– Да, – отрешённо покачнулся Пустыня.

– Я могу чем-то помочь? – предложил юноша.

Странно, по нему разве видно, что он нуждается в помощи?

– Нет, – содрогнулся он, чувствуя, как лёд из желудка поднимается выше.

– В чём дело? – участливо забеспокоился Андерсен.

Пустыне не хотелось откровенничать с незнакомцем, но поскольку он не собирался задерживаться на этой жестокой планете, то дал слабину.

– Я пел сегодня в последний раз, – шумно выдохнул он.

– Это ещё почему? – не понял Андерсен.

– Потому что я делал ужасные вещи, – проскулил Пустыня, чувствуя, как подкашиваются его колени.

– Какие вещи? – встревожился попутчик.

– Теперь это неважно. Теперь уже ничего неважно, – промяукал он интонацией, привычной для Уробороса, – сегодня я уничтожу внутреннее чудовище. Я убью себя, – выпалил он.

– Зачем же бросаться из крайности в крайность? – не стал читать нотаций юноша.

– Я заслуживаю наихудшего наказания, – покачнул головой Пустыня, – я ужасней Генри Ли Лукаса и Бобби Джо Лонга! – сокрушился он.

– Абсолютно каждый заслуживает понимания и прощения, – твёрдо произнёс Андерсен.

– Нет! Мне невыносимы воспоминания своих преступлений! – сорвался на плач Пустыня. Гной, который нарывал столько дней, теперь покидал воспалённую рану.

– Вина, конечно, деструктивное чувство, но она мотивирует к изменениям в лучшую сторону. Пусть твои грехи послужат причинами благих поступков. Принеси в наш грёбанный мир каплю счастья, – по-книжному посоветовал Андерсен.

– Как? – выглянул из-за своих ладоней Пустыня.

– Организуй группу поддержки. Создай общество анонимных музыкантов, что ли. Главное – не будь рецидивистом, – пояснил знаток.

– Да, – всколыхнулся Пустыня, – пожалуй, ты прав, – проревел он, бросаясь в объятия.

Пустыне было неважно, что на них смотрели проходящие мимо пассажиры в пижамах и с чашками в руках. Ему было неважно, что его слёзы мочили футболку незнакомца, и что он едва помещался под его крылом.

– Стань другим такой же опорой, – прошептал на самое ухо Андерсен. Как же Пустыня нуждался в таком интимной сокровенной беседе!

– Так же, как я, обними потерянных душ, – продолжал вдохновлять парень. – Вдохни в упавших силы встать, – на прощание сказал он.

И его слова гвоздём врезались в душу Пустыни.

И он встал. И взглянул в распахнутые глаза светлого будущего. Он сможет себя простить. Он сможет себя принять и полюбить снова. Он создаст клуб анонимных убийц.