Читать книгу: «Ночь империи», страница 7

В ответ на «маленького регента» Самаэль не сдержал фыркающего смешка, который приличия ради спрятал за кашлем. Все же он был за столом с правителем дружественной страны, так что стоило не забывать о правилах совсем сильно.

Иблис, если и заметил это действие, не стал заострять на нём внимание.

– Допустим, Вам хочется быть ближе к простому народу. Тогда я не подхожу, лучше пойти к городским. Я ведь тоже аристократия.

Князь отвлёкся от изучения скатерти и поднял голову на собеседника:

– Во-первых, любой горожанин, услышав о моей родине, кинет в меня вилы и попросит удалиться с его земель. Во-вторых,– слегка прижмурив один глаз, ифрит наклонился в сторону Самаэля.– Вы себя видели, генерал? Аристократия?

Не отрывая взгляда от ждавшего ответа гостя, Самаэль на ощупь нашёл на столе серебряный поднос и, свалив с него фрукты на стол, поднёс предмет посуды параллельно своему лицу.

– Нет. Не видел.

В следующую секунду стало возможно отследить тот момент, когда вся собранность и спокойность ифрита дали трещину, позволяя пробиться наружу тому детскому восторгу, когда ребёнок видел что-то новое и доступное для изучения.

– Поразительно,– с изумлением пробормотал на уровне слышимости Иблис, глядя на своё мутное отражение, которое было в поверхности подноса единственным.– Как давно?

– Лет с шестнадцати,– Самаэль со вздохом вернул поднос на место и слегка приподнялся со стула, чтобы собрать фрукты.– Наверное. Я точно не помню. Сказали, что проклятие, и чёрт с ним.

Весь восторг и энтузиазм с лица ифрита смыло, как будто на свежую картину плеснули из ведра краски – прежние эмоции медленно сменились на усталое недовольство.

– Не поминайте чёрта, будьте так любезны.

– Боретесь за чистоту речи?

– Борюсь с людской глупостью, которая на удивление заразна.

– Вот как,– тави едва слышно хмыкнул.– Похвально.

Дальше пошло проще, и в конечном итоге они ушли в своих разговорах в темы, отделённые от политики. Компания к обеду, наличия которой Самаэль изначально не планировал, оказалось приятной, и расходились они уже под вечер, когда дневные птицы замолкли, а ночные ещё не выбрались из своих укрытий.

Провожая гостя до дверей, тави услышал вопрос, который при идеальном раскладе должен был прозвучать ещё в момент с подносом.

– Нет желания узнать, как выглядите?

– Я же говорил, это лет с шестнадцати.– Мужчина пожал плечами,– не думаю, что с тех пор сильно что-то изменилось. А собраться утром и без зеркал можно.

Толком объяснить, как именно это случилось, не мог никто. В своё время Джанмариа бился и таскал племянника к кому только мог, начиная от лекарей и заканчивая странного вида псевдо-ведьмами, но у всех ответ был один: «Это какое-то проклятие».

У Самаэля были подозрения, что причиной была та аристократка, чью дочурку он опозорил на весь двор, заявив, что на подобном недоразумении не женится даже, если это будет единственным шансом спасти его жизнь. Эта сударыня тогда пригрозила тем, что самолюбие до добра не доведёт или чем-то в этом роде – он уже не помнил. Факт оставался фактом: через день после этого инцидента, сидя в покоях у сестры, он в процессе разговора глянул в сторону зеркала в полный рост, как раз недавно купленного, и увидел только комнату. Потом Алану, тоже заметившую неладное и кинувшуюся звать родителей. Потом и родителей. В зеркале были все предметы и все члены семьи за исключением одного, сидевшего напротив злополучного отражения и просто в него таращившегося.

Пока он размышлял о прошлом, не заметил, как ифрит, стоявший напротив, осторожно подхватил его за запястье. Нечеловеческая рука ощущалась горячей, с мягкой, напоминавшей кошачью, шёрсткой.

Глядя на контраст собственных пальцев с генеральской кожей, Иблис с лёгким удивлением вскинул брови.

– Много знаете о сарпиде?

– Достаточно, чтобы подозревать, что Вы сейчас её приплетёте. Мне уже говорили, что это подобная чушь.

– Проклятиями занимаются ведьмы и ведуньи, и держатся они от силы пару лет,– пригрозил пальцем ифрит.– Сарпида меняет саму сущность, и остаётся с вами на всю жизнь.

Помолчав, Иблис глумливо улыбнулся.

– Вас бы на исследования.

Они дошли до порога, и, остановившись, Самаэль всё-таки рискнул попытаться добиться ответа на волновавший его вопрос:

– Почему Вы вообще это делаете?– держа ладонь на медной ручке двери, второй рукой тави махнул в сторону гостя.– Пришли со мной поболтать, хотя по легендам должны нашёптывать всякую чушь и склонять к тому, что Вам нужно.

Иблис посмотрел на него с таким же недовольством, что и раньше, но быстро избавился от любого намёка на эту эмоцию.

– Я мог бы это сделать,– он пожал плечами.– Но Вы, генерал, не какой-то рядовой бессмертный, который в будущем мало на что будет иметь влияние – и я знаю достаточно про род Гриндов, чтобы это утверждать.

– Допустим,– согласно кивнул Самаэль, скрестив руки на груди.– Но если я, как выражаетесь, такая важная персона, стоило бы всеми силами пытаться завоевать моё доверие.

– Нет, потому что я уже это сделал.

Говоря это, Иблис слегка отклонился в сторону и улыбнулся так, как за прошедшее время общения не улыбался ни разу – с каким-то детским самодовольством и радостью. На мгновение Самаэлю показалось, что он по ошибке пустил к себе какого-то выходца из Пантеона, которые точно так же чуть ли не сияли первозданным светом от осознания собственной восхитительности и добродетели.

Защемило под лопаткой, и тави логично рассудил, что это была его ущемлённая гордость: так легко и быстро его ещё никто не одурачивал. Он в целом был известен как личность, которую невозможно заболтать или парой улыбок пробиться у него в круг доверенных.

– Более того,– решил добить его Иблис,– Если мы пообщаемся ещё немного, то станем теми ещё друзьями. Я помогу тебе, исключительно «по дружбе», но ты будешь чувствовать себя обязанным – и это позволит мне однажды использовать тебя в своих интересах. Либо,– огненный картинно вздохнул, возвращаясь в своё привычное и куда более приятное глазу состояние спокойствия,– я вообще не буду ничего делать, а посмотрю, куда ты придёшь сам. Каждому на роду своё написано.

– Даже Птице?– ехидно усмехнулся Самаэль.

– Как ни странно,– Князь согласно кивнул.– Если тебе так хочется, единственный совет, который я могу дать – не пытайся сбежать от проблемы. Это её не решит.

– Я знаю.

Иблис пожал плечами, хмыкнув в ответ, и на этой ноте они расстались.

Закрыв двери, что, между прочим, должен был делать не он сам, а лакей, Самаэль некоторое время смотрел на их поверхность. Поговорить с Айоргом? Нет, не сейчас. С ним можно было говорить о рабочих вопросах, но не о сторонних. Хотя желание было, и с каждым днём в компании регента бороться с необходимостью всё обсудить было только сложнее.

5.

Проходя по коридорам Пантеона, Василиск не надеялся услышать что-то слишком интересное. Здесь всегда кто-то был, всегда кто-то разговаривал. В основном звучали сплетни и последние новости со всей империи, но сегодня он их знал, вместе с братьями и сёстрами посетивший похороны предыдущего Владыки. Своего разочарования от мероприятия Король богов не скрывал: он планировал встретиться с регентом, чтобы обсудить с ним пару насущных вопросов, но Айорг сделал всё, чтобы не пересекаться с родственником даже взглядами.

По итогу визит был в высшей степени бесполезным, и домой Василиск вернулся раздражённый больше обычного, а жители Пантеона благодарили кого угодно за то, что двери уже были закрыты до утра. Никому из прихожан не понравилось бы, вздумайся вдруг Королю богов на них огрызаться, что он на данный момент мог делать с упоением.

Все шло наперекосяк: сначала отделившийся Коврус, от которого они находились не так далеко, как казалось раньше. Это привело к потери части прихожан, которых теперь гнали от границы палками и стрелами, лишь бы не могли зайти на территорию Эрейи, где по-прежнему оставалось место их единения с богами и религиозных обрядов. Следом за отделившимися землями и жителями случилась смерть Владыки, а в промежутке между этим совсем недалеко от Пантеона умудрились разместить свои кибитки на стоянку кочевники откуда-то со стороны Махадри. Зачем они вообще добрались именно сюда? Они отпугивали людей, сами тянулись в Пантеон, но не ради веры, а в попытке найти способ разжиться парой лишних монет, шелков или украшений.

Все не так. В первую очередь, Первородные не должны были сидеть где-то на окраине – они должны были быть там, в столице, рядом с теми, кто принимал решение о новом правителе. Но всем когда-то так понравился указ Джартаха Неповторимого, что никто не думал его отменять.

Почему никто не понимал, что религия и государство в империи веками были неразделимы?

– Василиск?

Вынырнув из собственных мыслей, мужчина повернул голову на осторожно окликнувшую его Норию.

Эта их сестра, младшая среди девушек, была неприметнее даже Санбики, всем казавшейся блёклой. Нориа, в свою очередь, была серой, с мышиным цветом волос, передвигавшейся и говорившей на уровне едва различимой слышимости. Увидеть её повышавшей на кого-то голос было не озвученной, но несбыточной мечтой каждого в Пантеоне.

Бывали смелые прихожане, рисковавшие на почве её молчаливости с ней заигрывать и обещать, что с ними Первородная будет улыбаться и хохотать в голос: если рядом был Крокум, он тихонько подмечал, что хохотать Нориа должна уже просто по факту попыток заигрываний. И находились же энтузиасты. Им в любом случае было бесполезно пытаться: Нориа каждый день тихонько вздыхала, наблюдая за одной из служанок. Девушка ей призналась, что при всём уважении к статусу Первородных своей природе и супругу она изменять не готова.

– Можно с тобой поговорить?

– О чём?– Василиск нахмурился.– О том, как все мы опозорились, когда регент от меня нос воротил?

– И об этом тоже,– тихо произнесла Нориа, разворачиваясь и направляясь в сторону дверей из-за которых вышла, чтобы обратить на себя внимание брата.

Ей было легко вот так подгадывать нужные моменты для болтовни, и это было единственное, что могло заставить Василиска завидовать провидческим способностям сестры.

В остальном он не видел в этом даре ничего хорошего: Нориа знала многое, вплоть до кое-чьих смертей, и видела при этом не что-то абсолютно точное в глобальном смысле, но возможности, множившиеся нитями. Исход порой зависел от одной убитой героем провидения мошки, поэтому ни в чём быть уверенной не приходилось, и Первородная жила в постоянном страхе за тех, кого видела, и за себя, потому что не могла сказать чего-то в полной уверенности, что через пару минут эта вариация не исчезнет.

Прихожанам об этом знать не стоило. Им хватало святой веры в то, что Нориа видит их светлое будущее, где все они будут счастливы, богаты и непременно здоровы. Так было проще, да и пожертвования не становились от такого меньше – наоборот, только росли.

Пройдя следом за родственницей, Василиск остановился на пороге, закрывая за собой двери, и только после этого соизволил осмотреться. Не нужно было предвидеть будущее и читать мысли, чтобы заметить, что Король богов несколько не ожидал оказаться в покоях своей сестры, в меру скромных и казавшихся толком не обжитыми.

Хотя Нориа проводила у себя почти всё то время, что Пантеон не был наводнён прихожанами, помещение смотрелось бедно: широкая кровать в нише левой стены, отгороженная от общего пространства лёгким полупрозрачным балдахином, два высоких арочных оконных проёма точно напротив двери, тоже закрытые почти невесомыми отрезами ткани, которая ничего толком не прятала. Если сесть на разбросанных, казалось, по определённой схеме, подушках возле этих окон, можно было спокойно наблюдать за жизнью в садах, на которые открывался вид, но при этом в ней не участвовать. Стопка книг почти у самой двери. Справа – одинокое огромное зеркало, в которое Нориа наверняка толком и не смотрела, разве что бросая ленивый взгляд с утра.

– Странно,– честно признался Василиск, привалившись спиной к дверям.– Ты первая, у кого я в покоях.

– Что в этом такого?– глянула на него через плечо Нориа, собирая какие-то свитки с постели,– мы все друг к другу то и дело заглядываем поболтать.

Король богов почувствовал лёгкий укол ревности, но только спокойно улыбнулся в ответ. Нориа и так знала, что его покривит от этой фразы – тут других вариантов развития событий не было, потому как Первородный, если решал уйти в свои покои, проводил там время в одиночестве. Садовники с ним активнее общались, когда он гулял, чем родные братья и сёстры.

Этот вопрос между ними поднимался уже давно, и Крокум один раз оправдался за всех, ласково усмехаясь Василиску с высоты своего роста, что Король богов – это даже выше, чем Первородные. Мало ли, чем он занят в своих покоях. Хотелось тогда ответить, что на досуге Король рассматривает иллюстрации обнажённых женщин, но язык не повернулся.

– Ты много знаешь о тех, кто сейчас при дворе?– Нориа, становившаяся в пределах своей комнаты не в меру активной и громкой, будто внезапно обраставшая красками и терявшая привычную блёклость, прошла мимо брата и вытянула из стопки книг одну, нужную ей именно сейчас.– Ты должен, если хочешь предпринять попытку вернуть нас ко власти.

– С чего ты взяла, что я-… Ладно, я понял,– слегка нахмурившись, Василиск скрестил руки на груди. От двери он отходить не торопился, найдя её вполне удобной опорой до той поры, пока кто-нибудь с той стороны не рискнёт без спроса открыть.– Послушай, я знаю, что там есть Айорг, которому Мортем дал шанс после того юродивого взобраться на трон. Неважно, чего мы хотим, мы скорее обломаем себе все зубы, пытаясь отхватить хоть маленький кусок.

Нориа остановилась посреди покоев и посмотрела на брата, как на сумасшедшего. Потом, раздражённо вздохнув, проворчала что-то вроде: «Так и знала», и, взяв за руку, словно маленького ребёнка, подвела Василиска к кровати. Ещё и заставила сесть, тут же выкладывая родственнику на колени свитки и книгу поверх них.

Название гласило «Гербовник имперского высшего света», но ни на какие мысли не наталкивало. Да, в империи было дворянство, и часть из них находилась на особом положении при дворе Владыки, но знать каждого? Нориа просила невозможного. У её брата была отвратительная память на имена, и она это знала.

– Вроде бы Король, но порой такой дурак,– вздохнула Первородная, раскрывая книгу и начиная искать нужную страницу.– Видишь ли, в отличие от вас я ещё позавчера вспомнила, что после похорон есть пара дней, в которые совет должен решить, кто будет следующим Владыкой.

– И им будет Айорг,– устало произнёс Василиск, наклоняясь вперёд и пытаясь заглянуть сестре в глаза.– Тут к провидцам не ходи. Есть ведь посмертный указ!

– Смотри сюда, чтоб тебя!– Нориа не выдержала, схватив Первородного за шкирку и заставив почти уткнуться носом в книгу, раскрытую на нужной странице.– Видишь фамилию Гринд? Посмотри внимательно вверх по их фамильному древу, будь любезен.

Когда за загривок крепко держала обманчиво хрупкая сестринская рука, желания спорить не было, и Василиск подчинился. Поначалу не увидев ничего интересного, в какой-то момент он наткнулся на то имя, которое Нориа, очевидно, и хотела заставить его увидеть.

Забыв о том, что его держали, мужчина резко выпрямился и уставился на сестру ошалелым взглядом.

– Магали?! Та самая Магали?!

– Да, других нет,– Нориа пригрозила Королю пальцем,– и её потомок сейчас служит первым тави. Ты должен был видеть его сегодня, их породу сразу заметно.

– Не видел,– честно признался Василиск.– Я особо по сторонам не смотрел.

Нориа вздохнула, присаживаясь рядом с братом, и положила ладонь ему на плечо.

– Василиск, послушай меня. Если мы хотим хотя бы попытаться, то это,– она постучала по книге,– наш шанс. До интронации нового правителя ещё несколько дней, а этот молодой тави, вполне возможно, захочет нас выслушать. Мы знаем, как все любят нашего старшего. Встреться с ним и с-

– Я с ним встречусь,– выпалил, глядя в пространство, Василиск, на лице которого было написано довольство собственной сообразительностью.– И с советом. Мешок золота ставлю на то, что они будут только рады посадить на престол кого-то, кроме регента.

Посмотрев на Норию, мужчина со смешком порывисто обнял её, целуя в щёку, и, не прощаясь, почти убежал из покоев. Первородная проводила брата взглядом и только скептично покачала головой – именно из-за таких «озарений», к которым все они приходили «самостоятельно», женщина и предпочитала обычно лишний раз ни о чём не кричать. Кроме того, частично помогать своим младшим и старшим можно было и вовсе молча.

6.

Мальчишка-посыльный, в радостной улыбке демонстрируя дырки от передних зубов, уступивших место коренным, ещё не выросшим, протянул ему кучку писем, перехваченных грубой верёвкой, прямо на пороге дома. Хотелось бы заметить, что поместье превратилось в проходной двор, но нарушитель спокойствия испарился прежде, чем его успели даже поблагодарить, и бодро сверкал пятками в районе ворот, когда к нему хотели было обратиться.

Из-за этих писем тави Гринд приехал на встречу с Эммерихом и Каджаром в крайней степени задумчивости, так что друзьям пришлось хватать его на полпути через погружённый в приятный полумрак зал таверны и тащить за нужный стол. Только поняв, что он оказался в сидячем положении, Самаэль вскинулся, поспешно опуская руки с письмами под стол.

Они решили встретиться просто так, забыв про чины и обязанности, отдохнуть и позволить себе вздохнуть спокойно. В тавернах всегда можно было почувствовать себя изолированным от мира снаружи – здесь никто не спорил о личности нового Владыки (разве что крестьяне могли обсудить это дело парой слов), никто не пытался плести заговоров и устранять противников. Аристократ здесь мог сидеть за одним столом с простолюдином, пить за его здоровье, и оба получали бы одинаковую обслугу, да знаки внимания от трёх симпатичных служек, которые, как на подбор, были разноцветными – светленькой, тёмненькой, да огненно-рыжей. Здесь пахло не благовониями, а кислой брагой, воском и окружающими, тянуло с кухни ароматами еды, а чихающие, кашлявшие и то и дело прикладывавшиеся к кружке музыканты вели свою негромкую, но бодрую в меру мелодию.

– У тебя там что, любовные письма от сударя регента?– ехидно улыбнулся Эммерих, подпирая щёку кулаком.

Интерес – по крайней мере, зрительный уж точно – к Самаэлю он потерял, едва услышал женский смех со стороны.

Довольно нескромно одетая сударыня, не стремившаяся спрятать ни своих ног, ни декольте или спины, сидела на коленях у одного из выпивавших неподалёку мужчин. Тот, сжимая грубыми, мозолистыми пальцами бедро цвета киновари, держал в свободной руке кружку с пенистой брагой, но про выпивку уже не думал, смеша свою спутницу речами, которые шептал ей на ухо.

Глянув в сторону женщины, тави Гринд не сдержал лёгкое изумление, выразившееся, по счастью, только дёрнувшейся бровью: вахши, о чём явственно говорили пятна киновари на её коже, перемежавшиеся с оливковым, вполне обычным оттенком. Она была не только одной из девушек, что старались заработать на посетителях таверны, но и вообще сидела у кого-то на коленях. Её спутник и его друзья, видно, были слишком пьяны – были бы трезвее, девицу уже бы выгнали. Имперцы были народом гордым и не слишком любившим тех, кого им сказала не любить история и определённые события современности, так что вахши никто не жаловал, если они не шли на чёрную работу.

Эммерих, поначалу рассчитывавший увидеть что-то приятное глазу, отвернулся сразу, хотя ему нечего было и высматривать в попытке кого-то себе отыскать: рослый обладатель пламени рыжих волос, коротко и несколько неровно стриженных, он женщинам нравился просто, когда подмигивал им – глаза у него были цвета хвойного леса.

– Одхэн Эммерих, заканчивай уже свои шутки.

– Первородных во имя, какая строгость,– ласково усмехнулся Эммерих, помогая подошедшей слуге поставить на стол три кружки.

Когда с этим было покончено, а девушка, услышав пожелания гостей касательно ужина, ушла, всё внимание вновь вернулось к Самаэлю. Отвлёкшийся ненадолго, он упустил момент, когда наклонившийся Каджар дотянулся рукой и выхватил письма.

Будь люди в таверне внимательнее к окружающим, смогли бы явственно отследить момент, когда тави Гринд одним единым движением поднялся со своей части скамьи и схватил друга за запястье, не давая увести руку с ворованными письмами дальше уровня досягаемости.

– Отдай,– выдернув из ослабевших пальцев Каджара письма, Самаэль сел на место и убрал их за пазуху.– Пока что я хочу с этим разобраться сам.

– Что-то мне подсказывает, это имеет отношение ко дворцу,– миролюбиво улыбнулся Эммерих, постукивая кончиками пальцев по стенке своей кружки.

– Да, имеет. Но мы в двух днях от определения того, кто будет новым Владыкой, и верить каким-то бумажкам…– тави Гринд поморщился и потёр висок пальцами.– Первородных во имя, эти два дня будут самыми сложными в нашей жизни.

– Ладно, я не хотел говорить про политику, но ты сам начал,– картинно вздохнул Каджар, отпивая браги.– Какие при дворе идеи? Они не нашли вдруг кого-то, кто может быть наследником?

– Да ну, нет,– фыркнул Эммерих.– Это бы выглядело слишком неправдоподобно.

Помолчав, мужчина прищурился и постучал указательным пальцем по центру разделявшего их стола.

– А если, скажем, регент окажется «не тем»? Ну, к примеру, Сонрэ повесит на него произошедшее с Коврусом, и совет это использует, как шанс отказать ему в интронации.

– Если нет наследников, нужно будет выбирать кого-то из совета,– пробормотал Самаэль, глядя на свою кружку с брагой так, как будто из пены на её краю могли появиться какие-то ответы на беспокоившие его вопросы.– Скорее всего, они будут ратовать за Онерли или Масру.

– Мы меняем одну кучу грязи на другую,– раздражённо фыркнул Эммерих, краем глаза наблюдая за поставившей закуски на стол служанкой.– Не хочу верить, что у Мортема было только два наследника.

Стоило говорить «теперь уже мёртвых». У Владыки Мортема было два сына – старший Йаман и младший Фикяр. Первого любили многие, второго почти не замечали. Йаман вёл армию империи на войну с Махадри, никак не желавшей становиться колонией, провёл с ними успешную войну, которая завершилась заключением договора, сделавшего проигравшую сторону вассалом империи. Возвращаясь домой с победой после изнурительных нескольких лет отсутствия, принц и его люди решили срезать путь через джунгли Найваро, что и стало для них роковой ошибкой: подвергнувшись нападению роя местных насекомых, до столицы добрались живыми немногие. Принц Йаман испустил последний вздох в Мидери, и отцу доставили уже его остывшее тело.

Если бы не неудачное стечение обстоятельств, сейчас тави бы не думали о том, что ждёт в будущем их и всю страну: Йаман был лучшим наследником из возможных. Он унаследовал жёсткость своего отца, но при этом был справедливым юношей, который старался заботиться обо всех в равной степени и который не рвался в войну просто потому, что ему хотелось захватить себе побольше власти. Судьба распорядилась иначе, и Фикяр оказался единственным наследником, хотя многие подозревали, что у Мортема было достаточно бастардов, которых он не признавал официально, но продвигал на тех или иных должностях.

– Если мы предположим, что бастарды имелись…– задумчиво произнёс Самаэль.

– Конечно, имелись!– возмущенно фыркнул Эммерих.– Вспомнить только, как он к Геенне колья подбивал! Мужик был горазд не только мечом махать, я уверен.

– К Геенне?– после некоторого молчания переспросил Каджар.– Ты о чём это?

– Вы не знаете? Да ну?– осмотрев друзей, тави Эммерих задиристо улыбнулся.– О-о-о, там такая история была. Я сам лично не видел, но отец мой имел счастье наблюдать. Мортем, когда молодой был, на одном приёме познакомился с девкой из ифритов. Не знаю уж, почему она в коалиции прибыла, да и не суть важно. Ну, они на приёме общались, потом, говорят, всю неделю, что огненные гостили, Мортем от неё ни на шаг не отходил. Ну, и потом, когда все разъехались, начал письма слать с просьбой за него замуж выйти.

– Видимо, не убедительно писал,– не сдержал смешка Самаэль.

– Да в том-то и дело, что тут не ясно, как девица была – против или нет. Отец говорит, к нему после этих писем сам Князь явился и сказал, что девка – из его ближайших подчинённых, и он им с чужой кровью родниться не позволит. Якобы, Мортем всю наследственность испортит. После этого-то с Геенной отношения и расстроились.

Мужчины замерли, каждый задумавшись о своём, хотя в конечном итоге все пришли к попытке представить Владыку Мортема строчившим любовные письма за море. Выходило так себе, поэтому пытаться быстро перестали, но определённый осадок любопытства, смешанного с весельем, остался.

– Насчёт отношений, кстати,– заметил Каджар, откидываясь на стену спиной и скрещивая руки на груди.– Знаете, чего огненные сегодня на похоронах шастали?

Этого толком не знал никто – по крайней мере, из тави. Сонрэ из списков выкидывали заранее, потому как пытаться с ним что-то обсудить виделось затеей бесполезной, а они втроём и Гелен просто терялись в догадках.

Самаэль с удивлением осознал, что мог бы выспросить у своего сегодняшнего гостя в обед, какие причины привели ифритов в империю: едва ли они приезжали просто так выразить своё соболезнование. Мог бы, но всё это вылетело из головы, и момент ушёл, давно скрывшись за горизонтом.

– Давай уже, не томи,– Эммерих толкнул друга в плечо.– Говори, знаешь же что-то!

– Конечно, знаю,– хохотнул Каджар, слегка качнувшись в сторону. Посерьёзнев, он сел ровно.– Слух ходит, что регент решил принцессу за самого Князя замуж отдать. Вот они свадьбу обсуждать и приехали сегодня.

Глава 4. Старая кровь.

1.

Семь тысяч двести девяносто восьмой год. Странная, всегда казавшаяся корявой цифра, вдруг всплыла в голове, когда её там совсем не ждали, и причина для этого была банальная – он посмотрел на карту и наткнулся взглядом на Махадри.

Страна, которая была занозой для многих предшественников, а благодаря старшему сыну Мортема на какое-то время стала вассалом, исправно платившим дань. В семь тысяч двести девяносто восьмом году Третьей Эпохи на престол сел мальчишка Фикяр, за его спиной встал Владыка-регент, и едва ли не после интронации пришло письмо, тоже от регента. Это была женщина – ранника Лаахи, державшая власть в руках до тех пор, пока её сын не достигнет совершеннолетия. Она обладала достаточным умом и наглостью, чтобы объявить об отказе выполнять договор, заключённый некогда между империей и её страной.

Айорг не то, чтобы любил Махадри – он считал эту страну слишком легкомысленной, с культурой, построенной на обожании всего живого, песнях и танцах – но признавал, что время от времени они выдавали интересных личностей, а ещё не имели никогда и в мыслях быть занозой для империи. Просто Эрейя считала, что должна прибрать к рукам как можно больше земель, а Махадри на мирное предложение стать колонией с первого дня отвечала суровым отказом.

Наверное, именно из-за знания этих особенностей регентом, Владыка Фикяр оказался тем, кто закончил бесконечные склоки с южанами: требование ранники Лаахи было удовлетворено, и Махадри вновь стала абсолютно независима от своих соседей.

Помнится, Сонрэ тогда готов был плеваться ядом, убеждая всех и каждого, будто регент был плохим влиянием на молодого правителя. Он будто забыл, что сам, стоя возле Фикяра на церемонии интронации, нашёптывал ему на ухо пошло звучавшие речи о том, что мальчишка теперь – солнце и луна империи, вода для несчастных, защитник для слабых и отец с матерью в одном лице для всех желающих. Это звучало куда страшнее, чем общение с южанами, о которых бедный ребёнок к своему счастью даже не узнал.

– Вы хоть слушаете?

Мысли о Махадри упорхнули точно так же, как жившие в той стране птички-морянки, мелкие и крайне нелицеприятные. Айорг часто заморгал в попытке вновь сориентироваться в пространстве и понять, что, зачем и почему.

Напротив, отделённые от него громадой стола и пышным ковром, сидели главы ведомств и тот самый генерал Сонрэ. Почему он до сих пор таскался в компании политиков, валакх не имел не малейшего понятия, но точно знал, что ему не нравится наличие в этой группе Мадлены. Девушка сидела среди этих интриганов, как овца в стаде волков. Обидно было, что овца не подозревала о не самых добрых намерениях своего окружения.

До решения по личности нового Владыки оставался день. Завтра, когда займётся солнце, нужно было объявить своё решение народу. После этого было чуть больше суток на устройство интронации, а к свадьбе подготовка полным ходом шла уже сейчас, пока Владыка-регент тщетно пытался сообразить связь между своей неуёмной дочерью и главами ведомств.

– Хоть бы каплю уважения проявил,– фыркнул Сонрэ, скрестив руки на груди.

Потерев глаза, Айорг наклонился вперёд и запоздало, когда было уже бесполезно что-то менять, почувствовал, что сидел на собственных волосах. Ему случалось порой забывать подобрать их, что неизменно веселило Олли, если замечала, как он потом мучился. Пришлось отказаться от идеи наклоняться.

– Я предпочитаю платить людям их же монетой,– спокойно ответил он генералу.– Вы ко мне уважением не фонтанируете, сударь.

– Все, давайте все успокоимся,– взял на себя роль миротворца глава дипломатического ведомства Онерли.– Сударь регент, мы с моими соратниками подумали о Вашем желании выдать нашу дражайшую принцессу замуж за правителя ифритов, и решили, что это… Не совсем целесообразно.

– Не скажу, что удивлён,– валакх вскинул бровь.– Судя по наличию среди вас моей дочери, вы считаете рациональным класть под Князя её. Мадлена, ты хотя бы в курсе, зачем они тебя притащили?

Судя по тому, как резко побледнела при упоминании Иблиса дочурка, она знала просто, что должна помочь в чём-то убедить родителя. Для неё это было лишним поводом поиграть на отцовских нервах, и потому Мадлена ухватилась за предоставленную возможность, не раздумывая.

В отличие от принцессы Офры Мадлена встречалась с хозяином огненных земель пару раз, когда навещала прочно окопавшегося там в нынешние годы старшего брата. Иблис, конечно, не выглядел сущим монстром, но, как и принадлежавшая ему страна, внушал некоторые опасения своей неопределённостью и отсутствием конкретики в вопросе: «Что от этого ждать».

– Но ведь согласитесь, сударь регент,– подхватил идею своего товарища Элан,– будет гораздо выгоднее, если за правителя потенциального союзного государства выдать девушку с более высоким статусом.

Айорг приподнял голову, поводя вниз-вверх костяшками указательного пальца по шее к подбородку. Главы ведомств либо сами не понимали, что стояли, по колено закопавшись, либо придумали такой план, который он пока не учуял и не смог толком понять.