Читать книгу: «Амплерикс. Книга 2. Цветы и ветер», страница 4

Шевр, которого Лагей увел той ночью на поиски мамы, стоял на траве на своих коротких прочных лапах и монотонно жевал растительность. Да, отец Тиби ошибался насчет жука, ведь всем было известно, что шевры не питаются плотью, пропуская мимо рта даже стаю летящих мушек. Травы и воды было достаточно, чтобы это огромное мощное насекомое утолило голод. Лагей стоял рядом с шевром, медленно пережевывающим траву прямо с корнями, и гладил ручкой его жесткие, сложенные вдоль тела крылья. Кларена всегда жаловалась на плохой аппетит сына, едва ли не силой запихивая в рот Лагею лепешку. Сейчас, вдали от Байхиби, нелюбовь мальчика к еде играла ему на руку. Он ел ягоды, выкапывал палочкой мясистые земляные груши, не гнушался и травой.

К своим почти семи годам мальчик имел весьма отдаленное представление о географии Амплерикса. Мама часто рассказывала ему о Чистых горах, у подножия которых простирался Байхиби, о Королеве, о повелителях ветров. Когда он перед сном слушал очередной рассказ, то представлял себе, каким красивым и далеким был Гальтинг. Лагей мечтал побывать там, увидеть своими глазами настоящих ангалийцев, а не ту кучку высоких сребровласых дядек, которые жили в своих больших домах по ту сторону Арамея в Байхиби. Лагей был уверен, что здешние ангалийцы какие-то ненастоящие, ведь они не стреляли из изящных резных луков по мишеням, не играли с ветрами и ни разу не возносились в воздух, как и положено было любому нормальному ангалийцу. Сейчас, глядя на то, как его теплый огромный жук завершает трапезу, Лагей не мог даже подумать, что Гальтинг находится совсем недалеко от места их с шевром очередного ночлега.

Лагею нравилось искать маму в компании шевра. Жук не доставлял мальчишке никаких хлопот, не пугал Лагея и беспрекословно подчинялся маленькому хозяину всякий раз, когда Лагей дергал за веревку, прося жужжащее в полете насекомое опуститься на землю со своей небольшой высоты. «Жалко, что ты не умеешь разговаривать. Наверное, ты просто еще очень маленький. Но не переживай. Ты подрастешь, и я научу тебя говорить», – шептал ему Лагей, ободрительно похлопывая ладошкой по прочному корпусу тела шевра, пока тот медленно расправлялся со своей травяной трапезой.

Когда Лагей уставал идти ногами, а это случалось часто, он тянул к себе веревку, и шевр, издавая монотонную вибрацию, послушно приземлялся к мальчику. Лагей залезал в металлический ящик, привязанный цепями к мясистым лапам жука, и шевр, взмыв вверх, рассекал воздушную толщу. Лагей, ухватившись ручками за борта ящика, наблюдал с открытым ртом за тем, как под ними медленно проплывают деревья, маленькие озера, рвы и овраги. Лагей был уверен, что шевр знает, куда им надо лететь. Шевр же не имел об этом ни малейшего понятия. Но каждый новый день приближал их на несколько десятков миль ближе к столице Эрзальской долины – именно туда направлялся жук, руководствуясь чем-то, известным только одному ему.

Один раз шевр, проголодавшись, опустился на землю рядом с небольшой деревней, расположенной в плотном кольце леса. Когда они с Лагеем приземлились, и мальчик, закинув ножку, кое-как выбрался из своей металлической колыбели и спрыгнул на землю, вышедшие из леса местные жители замерли от ужаса. Не каждый день доводится увидеть, как с неба на землю спускается, заслоняя собой огненные сферы, крылатое чудовище, несущее на своих лапах дитя. Лагей со свойственной любому ребенку его возраста детской непосредственностью побежал к деквидам, а они, заорав, бросились прочь, в сторону густого леса. «Извините, – закричал Лагей им вслед, – а вы не видели тут мою мамочку? Нигде не могу ее найти». Один из жителей деревни, прижимавший к себе плетеную корзину, наполненную ягодами, застыл, услышав человеческую речь, и обернулся. Лагей стоял от него в нескольких метрах. Как только мальчик приветливо махнул ему рукой, бедняга, пятясь спиной к лесу, швырнул в него корзину и со звонким криком: «Мерсеби!» скрылся в плотном переплетении ветвей. «Какой глупый человек, – сказал Лагей, вздохнув. – Значит, мамочка была права. Она всегда говорила: если будешь плохо учиться в школе, то осла от стрекозы не отличишь».

Лагей посмотрел на шевра. Тот лениво шевелил усами и неторопливо поглощал траву, а еще мох и грибы, растущие возле пня. Мальчик подошел к брошенной глупым человеком корзине, поставил ее на землю и стал, ползая по траве на корточках, собирать в нее рассыпанные ягоды. Они были такие ароматные и упругие, что Лагей не удержался, отправил несколько ягод себе в рот и с удовольствием проглотил их, почти не жуя. Он закончил собирать лакомство с травы, поднял корзинку и посмотрел в лес, куда убежали незнакомые мужчины. «Извините, – жалобно сказал он в темноту, – а вам уже не нужны эти ягоды? Можно мне взять их с собой? Кушать очень хочется». Не услышав ответа, он вздохнул, зачерпнул из корзины пригоршню ягод и набил ими полный рот. «Хочешь немного?» – прожевав, Лагей протянул корзину шевру, но тот лишь повел усами, посмотрел на мальчика большими блестящими глазами, расправил крылья и поднялся на несколько метров над землей, чтобы его юный хозяин мог забраться обратно в железный ящик.

Оставив деревню позади, шевр тихо плыл по воздуху. Убаюкивающее жужжание его крыльев сморило уставшего Лагея. Еще несколько дней назад он нарвал травы и листьев и уложил ими дно металлического ящика, чтобы было удобнее спать там. Сейчас он, свернувшись калачиком, представлял себя птенчиком, который ждет в гнезде свою маму, улетевшую искать червячков для своего голодного потомства. Внезапно он услышал неразличимые голоса, доносящиеся до него откуда-то по воздуху. Сначала Лагей решил, что голоса причудились ему во сне, но глаза его были открыты, а заснуть с открытыми глазами у него не получалось еще ни разу, сколько бы он ни пробовал у себя в кроватке, в Байхиби. Вдруг на него сверху упала стрела. Следом – другая. Лагей испугался, приподнял голову и высунулся из ящика. По правую сторону от них парила красивая каравелла с двумя большими белыми парусами и несколькими маленькими, и на ее бортах стояли люди. В руках у них были луки, и из них они обстреливали шевра. Жуку, видимо, не было никакого дела до каравеллы и до ее лучников – он гудел в своем безмятежном, ровном, тихом полете. Его тело было столь прочным, что если бы лучники решили запустить в него копья вместо стрел, он этого даже не ощутил бы. Лагей нырнул обратно в ящик и заплакал от страха. А вдруг это пираты? Мама не раз рассказывала ему про жуткий город Маударо и про беспощадных пиратов, грабивших торговые каравеллы. Но Маударо был далеко на севере, окутанный холодной туманной дымкой, а здесь было тепло и вкусно пахло деревьями и свежей водой.

Обстрел прекратился – очевидно, люди услышали детский плач. «Кто там?» – донесся до него мужской голос. Лагей снова показал из ящика голову. Люди на каравелле настороженно смотрели на него. Каравелла накренилась немного влево и приблизилась к жуку так близко, что еще чуть-чуть – и широкие крылья шевра стукнутся о деревянные борта воздушного судна. Один из людей стоял одной ногой на борту каравеллы, а рукой держался за отходящую от высокой мачты веревку.

– Ты кто такой будешь? – крикнул человек.

– Я Лагей, – крикнул мальчик в ответ.

– Что это за зверь такой? Он тебя похитил?

– А что такое «похитил»? – Лагей почесал за ухом, чем окончательно поставил человека в тупик.

– Твоя зверюга-то?

– Это не зверюга. Это жук, не видите, что ли? Вы, наверное, тоже плохо учились в школе?

Человек так опешил от такого вопроса, что неожиданно для себя расхохотался. Лагей, не найдя ничего лучше, тоже звонко рассмеялся. Человек совсем не был похож на пирата, и мальчика это невероятно воодушевило.

– Ты куда путь держишь, капитан? – спросил человек, когда каравелла подошла вплотную к ящику и снизила высоту, чтобы не врезаться в шевра.

– К маме, – ответил Лагей.

– Вон как… А где мама-то твоя?

– Не знаю, – сказал мальчик.

Решив больше не упражняться в беседе с мальчиком на равных, человек сделал серьезное лицо и спросил:

– Тебе помочь чем? Не боишься этого монстра?

– Монстров я боюсь, – кивнул Лагей, – но только это не монстр. Это шевр, и он помогает мне искать мою мамочку. Вы сами кто такие? Не пираты?

– Хотел бы я быть пиратом, – хмыкнул человек, но, тут же решив, что маленькие мальчики не сильны в иронии и сарказме, ответил: – Нет, мы не пираты. Мы торговцы. Летим в Гальтинг.

– В Гальтинг? – восторженно воскликнул Лагей, и его бровки смешно приподнялись. – Всю свою жизнь мечтал увидеть Гальтинг!

– Всю свою жизнь! – человек расхохотался еще сильнее, чем в предыдущий раз. – Если хочешь, обеспечим тебе эскорт до столицы Эрзальской долины.

– А эскорт – это не больно? – недоверчиво спросил Лагей.

– Абсолютно не больно. Это весело. Ну что, согласен?

– Ну, согласен, – сказал Лагей, хотя совершенно не понимал, что же такое этот загадочный эскорт.

– Тогда пусть твое чудище летит за нами, – распорядился человек с каравеллы и скрылся за бортом своего судна.

Каравелла накренилась и быстро поплыла дальше. «Полетели за ними», – шепнул мальчик своему шевру, задрав голову кверху. Жук дал ходу, и привязанная к его лапам железная колыбель, по инерции качнувшись сначала в обратную сторону, понеслась по воздуху, и приятные теплые ветра стали обдувать мальчика.

Человек с каравеллы сидел на палубе и затачивал ножом стрелу для своего лука. К нему подсел другой торговец.

– К чему тебе это? Ты не знаешь, что это за пацан и что ему надо в этих краях. А главное, этот жук. У меня мурашки по коже от одного его вида.

– Пацан ищет свою мать, или ты не слышал? – Деквид повернулся к нему, взяв в руки металлический наконечник, чтобы приладить его к готовой стреле. – Пусть мальчишкой занимаются в Гальтинге. Он не наша забота. А вот жук может сослужить нам неплохую службу.

– По мне, жук служит не нам, а мальчишке.

– Он может сколь угодно служить мальчишке. Но как только доберемся до Гальтинга, сможем продать его там. За такое чудо можно попробовать не меньше сотни монет выторговать, если черные небеса будут благосклонны.

***

Помолодевшие вдовы не решались спросить у Главной, почему спустя несколько недель после вынужденного возвращения Апельгио в эти земли Главная не торопится изгнать его. Она распорядилась выделить юноше отдельную лачугу, где Апельгио поселился – первый и, если не считать трагически погибшего Баклия, единственный представитель мужей, чья нога смела ступить на отчужденную от всего остального Амплерикса Землю Вдов. Вдовы замечали, что время от времени Главная уходит с юношей в сторону обрыва, где покоится Белый Мост, а иногда Апельгио и вовсе пропадает на несколько дней, пока случайная вдова внезапно не обнаруживала юношу возле его покосившейся дряхлой лачуги. Не могли они не заметить и того, что Апельгио беспрекословно выполнял любые указания Главной, обычно сводившиеся, впрочем, к поручению залатать очередную сгнившую от времени крышу или починить мебель, рассыпающуюся на глазах. Сам Апельгио, казалось, был совершенно неприхотлив – он с благодарностью принимал любую пищу, которую ему не без удовольствия готовили обитательницы Земли Вдов. Юношу не расстраивал скудный рацион здешней территории – сами вдовы почти ничего не ели, не испытывая из-за своего проклятья вечностью необходимости отправлять в рот кусок пищи. На завтрак, обед и ужин Апельгио имел, как правило, лишь земляные груши – свежие, тушеные на огне или просто замаринованные в соке брусники, которая произрастала в Земле Вдов в изобилии.

Желая в этот раз хоть немного побаловать «сынка», как к нему привыкла обращаться Фрея, и сварить ему брусничного мармелада, Фрея сидела на пригорке и собирала ягоды в берестяное лукошко. На мгновение ей показалось, что темнота в чащобе леса зашевелилась, но она списала эту иллюзию на замыленный глаз. Продолжая собирать ягоды и поглядывая в глубины леса, Фрея поняла, что глаза ее все же не подводят – темнота в чащобе леса действительно шевелилась.

– Кто здесь? – неуверенно спросила Фрея, прижав к себе лукошко с ягодами, но ответом ей была скупая тишина. – Есть здесь кто, или как? – голос Фреи стал недовольным, она привстала с пригорка и приблизилась к скоплению старых густых деревьев.

Вдруг на ее глазах из темноты ей навстречу бесшумно шагнул черный силуэт – такой сплошной и всеобъемлющий, что казалось, будто силуэт поглощает скопившуюся вокруг темноту и от этого становится еще черней и объемней. Вдове стало не по себе.

– Вы кто такой? – надрывно крикнула Фрея. – И что вам понадобилось в наших краях?

Черная фигура не удостоила вдову ответом. Силуэт приблизился к Фрее и, замерев на месте, остановился – лишь полы длинной мантии по инерции неспешно колыхались, задевая своими краями невысокие сухие травинки.

– Залина, – донесся до Фреи голос фигуры, и оттого, что вдова не смогла понять ни пола, ни возраста этой пугающей, непонятной персоны, зубы Фреи неожиданно для нее самой застучали от страха.

– За… За… Залина? – заикаясь, смиренно переспросила Фрея, удивившись тому, как прерывисто и слабо звучит ее дрожащая от необъяснимого ужаса речь.

– Залина, – повторил необычный голос, и вдове показалось, что она одновременно слышит сотни, если не тысячи разнотонных звучаний, изрекаемых пугающей фигурой.

– Залина у нас есть, да… Есть такая, – бормотала Фрея, пятясь назад по мере того, как фигура делала шаг за шагом по направлению к ней.

Сама того не осознавая, Фрея бросила на землю лукошко, и спелые бордовые ягоды рассыпались по темной земле. Вдова развернулась и прытко бросилась бежать, не чувствуя ни ног, ни земли под ними.

– Главная! Главная! – орала Фрея, несясь к домам и изредка оглядываясь назад, чтобы увидеть, что фигура бесцеремонно следует за ней. – Главная! Помоги! Спаси меня! – в ужасе вскрикнула вдова, когда, выбежав к домам, врезалась в Главную.

– Ты чего орешь? Совсем рассудка лишилась, глупая ты курица? – недовольно гаркнула Главная, резко оттолкнув от себя обезумевшую от страха Фрею.

– Там… Там… Он! Она! Они… – Вдова вцепилась в платье Главной и попыталась спрятаться за ее спиной.

– Да что с тобой, тупица? – Главная встряхнула Фрею, схватив ее за плечи.

– Вон! Вон, смотри! – Фрея обернулась и пальцем указала на деревья.

– Да куда смотреть-то? – Главная окончательно утратила всякое терпение, но, как только из леса выплыла фигура в длинной черной мантии, она замолчала и уставилась на этот таинственный силуэт.

– Залина, – чарующий объемный звук многоголосьем разлился по Земле Вдов.

Главная и обступившие ее остальные вдовы испуганно смотрели на фигуру.

– Ты кто такой? – превозмогая необъяснимый страх, граничащий со смирением, спросила Главная, безуспешно постаравшись придать своему голосу решимости.

Фигура ничего не ответила – она двигалась в сторону испуганных вдов столь бесшумно, что вдовам казалось, будто фигура не идет, а парит над поверхностью земли. Но больше всех была напугана Залина, видя, что силуэт уверенно приближается именно к ней.

– Ты не получишь ее, пока не скажешь, кто ты и для чего заявился к нам, – найдя в себе силы и едва не плача, сказала Главная, заслонив своим телом перепуганную девушку.

Но облаченная в мантию фигура, чье лицо было скрыто бездонным капюшоном, выставила перед собой длинную руку и сделала ладонью изящный взмах – Главная, которой рука даже не коснулась, внезапно отскочила и кубарем покатилась в сторону. Тем временем фигура приблизилась к своей цели. Залина плакала и тряслась от страха, не понимая, что с ней собираются сделать.

– Залина, – сочащийся из-под капюшона необыкновенный голос обволакивал, казалось, всю Землю Вдов – от границы леса и до Белого Моста.

Неожиданно для себя Залина поняла, что в этом странном голосе нет ни одной нотки враждебности, и это заставило ее немного успокоиться и взять себя в руки.

Между тем фигура вплотную приблизилась к Залине и положила ей на плечо свою руку, и в этот момент девушка окончательно успокоилась, ясно осознав, что ей не грозит опасность. Фигура взяла Залину за руку и неспешно повела за собой обратно – туда, откуда она вышла ранее. Главная вскочила на ноги и попыталась было приблизиться к фигуре, увлекающей Залину за собой все дальше и дальше, но фигура взмахнула рукой, и Главная застыла на месте. Фигура продолжила вести Залину к выходу из леса, куда до настоящего времени не могла ступить ни одна из вдов. Внезапно Главная все поняла. Она рухнула на колени, в мольбе протянула руки к фигуре и прошептала: «Вы Верховный судья… Конечно! Это вы. Видно, красный огонь, что послал вам Баклий, достиг цели. Вы Верховный судья!»

Фигура, остановившись, безмолвно глядела на Главную, хотя ни взгляда, ни лица судьи видно не было. «Я прошу вас! Я смиренно молю вас! Залина не единственная, сосланная сюда незаконно. Умоляю вас, возьмите меня с собой. Умоляю! Всего крупицу вашего великого внимания. Это мой единственный шанс. Прошу вас!»

Главная, рыдая, протягивала руки к Верховному судье, но фигура лишь безмолвно развернулась и пошла дальше к выходу из леса, уводя за собой Залину. «Умоляю!» – рыдала Главная, на коленях пытаясь ползти за ними. За миг до того, как Верховный судья и девушка беспрепятственно вышли из Земли Вдов, Главная вскочила на ноги и бросилась вслед за ними. Она бежала так быстро, как могла, но на самом выходе из леса всем телом больно ударилась о невидимую преграду, через которую до Залины не в силах была пройти ни одна вдова. «Умоляю! Лишь крупицу!» – обреченно кричала Главная, глядя, как Верховный судья и девушка, покинувшие Землю Вдов, исчезают в темноте, оставляя отчаявшуюся Главную здесь, на этой территории. «Всего крупицу вашего благословенного внимания…» – продолжала всхлипывать Главная, когда фигур судьи и Залины уже не было видно.

Главная, все еще сидя на земле, поднесла руки к лицу и громко разрыдалась. Немного помешкав, Фрея подошла к ней, присела рядышком и, стараясь проявить соучастие, обняла ее за плечи, но Главная лишь резко оттолкнула руки Фреи.

– Ну чего ты, в самом деле, как маленькая, а? – Фрея попробовала приободрить Главную.

– Я не должна быть здесь. Не должна, – доносились тихие всхлипывания Главной, которая, казалось, начала понемногу успокаиваться.

– Да ты покажи мне ту, которая должна! Мы все тут без вины повинны.

– Говори за себя, – ехидно рассмеялась стоявшая неподалеку одна из вдов. – Мой кобель скакал по койкам, как клоп, и я, как узнала, оттяпала ему хрен ножом и не жалею до сих пор. Уж лучше тут, среди этих полутрупов.

– Да заткнись ты, остолопка! – грозно рыкнула на нее Фрея, продолжая поглаживать рукой по спине Главной.

– Залина, видимо, не обманула, рассказав нам свою историю, – прошептала Главная.

Она поднялась с земли и ладонями утерла с лица слезы. Увидев, как остальные вдовы обступили ее, сочувственно разглядывая своего лидера в невиданный до этого момент слабости, Главная окончательно взяла себя в руки: «Не надо вот так. Не надо стоять и жалеть меня. Девчонка так хотела мужа и семью… Надеюсь, женское счастье найдет ее в этой поганой жизни».

Главная шагнула в толпу расступившихся перед ней вдов, отыскала среди них Апельгио и спросила:

– Вернулся?

– Да, – сухо ответил Апельгио, не поднимая взгляда.

– Нашел?

– Там ничего нет, к сожалению…

– Что ж, попытка того стоила. Пойдем, надо обсудить дальнейшие шаги.

Она, не проронив больше ни слова, отправилась в сторону Белого Моста, где, как считали остальные вдовы, Главная обсуждала с юношей что-то такое, о чем вдовы знать были не должны.

– Зачем они постоянно ходят к Мосту? – в никуда прозвучал вопрос одной из вдов, когда фигуры Главной и Апельгио скрылись в толще ветвей деревьев.

– Мне-то почем знать… – вздохнув, сказала Фрея. – Она Главная. Ей, наверное, виднее.

Глава 4

Банный комплекс Аджхарапа приятно удивил патриция. Баня была сложена из камня, и в ее полу были врыты большие овальные чаши, наполняемые по трубам горячей водой из чугунного котла, стоящего у дальней стены. Возле каждого бассейна располагались сплетенные из ветвей ясеня лежаки. За неделю, прошедшую со дня свержения Дейны, патриций наведывался в бани каждый вечер. Компанию ему неизменно составлял Мачео. Если в овальных теплых бассейнах нежились другие горожане, то они немедленно покидали воду, голышом пробегая по бортикам к раздевалкам, чтобы ненароком не разозлить ангалийца. Патриций же без всякого стеснения сбрасывал с тела тонкий халат, резким движением развязывал пояс на халате Мачео, и они окунались в воду, пока остальные посетители бань подбирали с пола свою разбросанную одежду.

«Постой», – смущенно прошептал Мачео Шаю, косясь на спешно одевающихся посетителей. Патриций же не любил ждать. И не ждал. Он провел мокрой рукой по волосам юноши, забирая их назад в комок и несильно сжимая.

– Погоди, – улыбаясь, сказал Мачео, – я не захватил с собой масло.

Патриций лишь больно сжал его бедро.

– Сам виноват. Значит, придется потерпеть больше обычного.

Мачео смутился, но Шай сказал:

– Не волнуйся. Я взял немного.

Тяжело дыша, Мачео распластался животом на лежаке, уткнувшись лицом в расстеленное полотенце. Помещение бани было окутано густым белым паром, и капельки пота стекали по скулам Мачео, впитываясь в полотенце. Он стиснул зубы, а запыхавшийся Шай поднялся с его спины и оставил юношу лежать на узком лежаке и негромко постанывать. Патриций томно потянулся, подняв руки высоко к потолку. Обернувшись к Мачео, он присел на лежак и стал массировать стройную спину Мачео и его округлые плечи. Он взял в руки сосуд с маслом. «Опять?» – встрепенулся Мачео, но Шай покачал головой, прищурился, вылил масло себе на ладонь и принялся медленно растирать руками спину Мачео, отчего тот издал протяжный, полный удовольствия и неги стон.

– Твои руки удивительны, – шепнул Мачео, сладко прикрыв глаза.

– Странно, что из всего моего тела тебя поразили именно руки. – Шай провел маслеными ладонями по плечам юноши и стиснул их.

– Ну, не думаю, что массаж можно делать другими частями твоего тела.

– Другими частями своего тела я могу даже держать лук.

– Лучше прибереги свои части для завтрашнего вечера.

– Сегодняшний вечер еще не закончен, – возразил патриций.

– Ну уж нет, – улыбнулся Мачео. – Еще немного, и я засну.

– Поверь, это мне ничуть не помешает.

– Могу только посочувствовать твоему возлюбленному.

– Или позавидовать?

– Или позавидовать, – вторил Мачео. – Каково его имя?

– А с чего ты решил, что у меня есть возлюбленный?

– С того, что будь ты свободен, я схватил бы тебя в охапку и не отпускал до той поры, пока небеса не заберут мою душу. И все же – как зовут этого счастливчика?

– Я не привык обсуждать темы, если мы с собеседником не определили наличие предмета для разговора, – уклонился от ответа Шай.

– Был у меня один любовник, – вздохнув, сказал Мачео, – который никогда не говорил мне ничего определенного. Сколько вечеров мы провели в этих банях вот так, как сейчас мы с тобой. Как только он понимал, что допустил меня слишком близко к своей душе, то всякий раз деликатно отталкивал меня, бормоча что-то похожее, как ты – про неопределенность предмета для разговора. Но, стоило мне отдалиться от него и скоротать вечер в компании других любовников, как он начинал умасливать мой слух сладкими речами. Воодушевленный, я давал отказ любовникам и нырял в его объятия, наслаждаясь ими до тех пор, пока он вновь не заводил разговор про неопределенность предмета.

– Я чувствую в твоих словах вопрос, который ты не решаешься задать, – сухо бросил ему Шай, который всегда утомлялся беседами о сердечных делах.

– Мой вопрос предельно прост и, думаю, хорошо понятен тебе. – Мачео слегка приподнял голову и посмотрел на сидящего над ним Шая. – Есть ли где-то на другом краю Амплерикса юноша, что отчаянно ждет патриция Эрзальской долины, пока тот наслаждается вечерами в далеком Аджхарапе, по ту сторону Чистых гор, в компании другого юноши?

– Не ждет, – ответил Шай, поймав себя на мысли, что он, в общем-то, не лжет в данный момент.

– Стало быть, у меня есть шанс? – эти слова прозвучали робко, как звучит любой вопрос, на который страшно получить отрицательный ответ.

– У тебя есть шанс похвастаться перед своим любовником тем, что ты имел удовольствие делить ложе с патрицием Эрзальской долины. Представь, какой отличной мотивацией это станет для него.

Мачео тяжело вздохнул. Он понял, что пытаться привязать к себе этого непокорного ангалийца – все равно что совладать с диким жеребцом. Если удастся оседлать коня на время, тот устроит дикую, увлекательную, опасную скачку, но в конце выкинет наездника из седла, заставив его больно удариться оземь. Жеребец будет катать наездника столько, сколько угодно жеребцу, но не наезднику, и однажды не позволит более расчесать гриву. Он топнет копытами, встанет на дыбы и унесется вдаль, не оставив за собой ничего, кроме сладких воспоминаний и взвившейся в воздух пыли.

– Скажи мне, – воспользовавшись молчанием Мачео, Шай постарался перевести разговор на другую, более интересную ему тему, – чего не хватает Аджхарапу?

– Не хватает? – переспросил Мачео, почесав нос о полотенце. – А чего не хватает любому городу?

– Ты мне скажи.

– Не хватает свободы. Не хватает земли, не засаженной этими мерзкими хищными розами с их перезревшими клыками. И монет.

– Монет не хватает даже Королеве, – усмехнулся патриций, и его руки скользнули к пояснице любовника. – Но в чем жители Аджхарапа нуждаются особенно остро? За то время, которое я провел в вашем городе, смог понять только то, что вы не испытываете недостатка в цветах.

– Для чего ты спрашиваешь?

– Хочу быть полезным Аджхарапу. Хочу, чтобы жители не видели во мне капризного иноземца, прибравшего к рукам город и прибыльное дело по производству лодок. Отныне Аджхарап – новый протекторат Эрзальской долины, но мне нужно заявить о себе жителям в правильном ключе. Нужна их поддержка.

– Поддержка для чего?

– Для того, чтобы обеспечить себе нужную репутацию и стать истинным правителем протектората.

– Город является протекторатом только в твоих мечтах, – ответил Мачео. – Корона не давала на то своего согласия.

– Корона поглощена заботами о больной Королеве, а не о далекой территории Восточного Амплерикса. С Триарби я смогу договориться. Сейчас же меня интересует другое – чего не хватает Аджхарапу?

– Чего нам не хватает… – задумчиво сказал Мачео. – Пару лет назад на нашу центральную набережную обрушился осколок скалы с Чистых гор. Несколько домов оказались погребены под камнепадом вместе с обитателями.

– Да, я видел ту глыбу в реке. – Ладони патриция поднялись по спине юноши. – В тот день, когда ваши стражники вели меня в мэрию к Дейне.

– Из-за камнепада течение реки затруднено, большие корабли не проходят. Только лодки. Торговля не умерла, но… прихворнула. А еще речная вода.

– Что с водой?

– Раньше, до камнепада, она была почти прозрачной в городской черте, даром что Арамей зовется млечноводным. Словно сами Чистые горы забирали из воды молочный оттенок на западе и пропускали ее к нам, на восток, уже ясной, точно стекло.

– У вас я уже успел искупаться, – сказал патриций, вспомнив свою первую встречу с Клареной. – Вода как будто была густой.

– Она застаивается возле пирсов и в гавани. И воняет время от времени. Даже аромат цветов не может заглушить запах. Особенно в штиль.

– Штиль… – повторил Шай и добавил: – Порою эрзальские ветра тоже требуют покоя.

– Несколько раз в неделю мы вычищаем дно реки от ила, а пирсы – от скользких водорослей. Иначе никак, – сказал Мачео. – Бега реки нам не хватает, ее быстрого течения, вот чего.

– Прекрасно. Я помогу вам.

– Ты? – усмехнулся Мачео. – Голыми руками? Или той частью тела, которой ты можешь держать даже лук? Мы уже второй год пытаемся раздробить кирками ту насыпь. Но пройдет еще несколько лет, прежде чем русло Арамея будет освобождено от глыбы хотя бы наполовину.

– Части своего тела я предпочту приберечь для твоего. Но думаю, что разделаться с глыбой мне под силу.

– Вооружишься хлыстом и будешь подгонять работников? Так Дейна уже делала.

– Глупый мальчишка, – улыбнулся патриций. – Красивый, но глупый. Пойдем за мной.

Шай поднялся с лежака и протянул Мачео скользкую от масла руку. Тот ухватился за нее и встал, улыбнувшись на комплимент.

– Помимо тебя у Дейны были еще советники? – спросил патриций.

– Помимо меня? Не смеши. Я не был ей советником. Я был ей помощником.

– Ну, пусть помощником. Не придирайся к словам.

– А я не придираюсь. Советовать, как вытереть задницу – это одно, а помогать это сделать – совсем другое. Не находишь?

Патриций замедлил шаг, повернул голову к Мачео, но промолчал. Умение острословить всегда было для Шая знаком неслабого ума, и эти знаки прельщали его. Мачео, чей ум слабым назвать было нельзя, понял это.

– В Аджхарапе устроен синедрион, – продолжил Мачео, когда Шай двинулся дальше. – В состав городского синедриона входят трое: Эрбус, начальник стражи, Акира, старшая из счетоводов мэрии, и главный лекарь Одвин. А Дейна председательствует в синедрионе.

– Председательствовала, – поправил его Шай. – Расскажи мне о каждом из них. В чем их интерес, если не брать в расчет жалование и положение? В чем слабости?

– Слабостью лекаря Одвина являюсь я, – сказал Мачео. – Безо всякого результата для него, впрочем.

– Части его тела не в состоянии держать лук?

– Той части не видно за рыхлым старым большим животом, – ответил Мачео.

– А ты видел?

– Небеса уберегли. Просто допускаю. Он одаренный травник. Очень любит пиво и очень любит поглядывать на меня, когда приходит к Дейне. Судя по тому, что за большим животом не видно других частей его тела, я предположу, что любовь к пиву все же сильнее.

– Кто он для Дейны?

– Скорее привычка, доставшаяся от ее отца. Одвин был в синедрионе еще при нем. Он единственный, кто остался из прошлого синедриона.

– Он авторитет?

– Разве что для юношей, что торгуют своим телом. Да и за тот авторитет Одвин платит им монетой. Дейна слушает его порой, но не всегда считается с его мнением. Впрочем, сомневаюсь, что Одвина это сильно беспокоит. Он в синедрионе только ради прибавки к жалованию. Это к словам об интересе.

– Хорошо. А начальник стражи?

– Эрбус не такой старый. Довольно крепкий мужик, опытный воин. Его уважают. Даже плавийцы, которые дежурят в Аджхарапе, прислушиваются к его словам. Месяц назад в городе заметили Хищника, и Эрбус в одиночку разрубил его. Хищник прикинулся торговцем из Серебряной Слезы и одним вечером, когда на площади было малолюдно, последовал за дочкой корабельщика. Говорят, дети для Хищников – что запеченная тыква для Дейны. Отец девчонки заметил его за миг до того, как торговец собирался схватить ее. Врезал ему прямо промеж глаз и сломал нос. Капли черной крови – и все стало понятно. Хищник не успел даже обратиться, как Эрбус, который проходил неподалеку, разделил его своим мечом на две равные половины. Голова еще человечья была, а внизу уже мохнатые белые лапы показались. Так он и рухнул на землю, в таком виде. Его даже сразу не сожгли – два дня он гнил на площади, пока на него только ленивый не посмотрел. С тех пор Эрбус – местный герой, это даже плавийцы признали, ведь их бы высекли до полусмерти, кабы Хищник девку пожрал.