Читать книгу: «Убедительно и легко», страница 3

«На кухне коромыслом дым…»

 
На кухне коромыслом дым,
Звенят бокальчики.
– Ой, девки, хорошо сидим
Без наших мальчиков.
 
 
Сидим в компании своей,
Шампусик пенится.
А разрешение мужей?
Пусть ерепенятся!
 
 
Кто в мире сила и мозги?
Да мы же, бабоньки!
А мужики… Что мужики?
Пол смирный, слабенький!
 
 
Нам стоит бровью повести
Да стрельнуть глазками,
И мигом наши мужики
Все станут ласковы.
 
 
А если будут возражать,
Трясти традиции,
То мы ведь можем и не дать,
И век поститься им.
 
 
Вот мой заявится домой,
Придёт усталенький.
И что он скажет мне такой?
Чайку и баиньки!
 
 
Судьбы уроки нелегки,
Отбор естественный.
Эх, девки, что нам мужики,
Ведь рулят женщины!
 
 
Вот тут-то я зашёл домой,
В разгар величия.
И вмиг бомонд болтливый твой
Сменил обличие.
 
 
Головки сникли, каблучки
В момент зацокали,
На модных сумочках замки
Быстрей защёлкали.
 
 
– Ой, нам пора. Пока-пока,
До воскресения…
И дверь внесла на двух замках
Успокоение.
 
 
На кухне греется гуляш
И чайник мается.
И быт уютный тихий наш
Опять рождается.
 
 
И что б ни плёл девичник твой,
И как ни лаялся,
Но вот пришёл мужик домой…
И мир исправился.
 

Para bellum

 
Наши мелкие дрязги – убоги, унылы, неловки,
Но грозят разразиться весёлой семейной войной.
И намечены цели для яростной артподготовки,
Что поделать, в любви para bellum у каждого свой.
 
 
Но есть общее средство в составе любых арсеналов —
Если нужен сожжённый Рейхстаг, пробивной компромат,
Мы отправимся к бабушкам – кладезям тайных анналов,
Что на лавочке возле подъезда сурово сидят.
 
 
Обо всём известят коммунальные наши весталки,
Городские легенды, квартирных масштабов молва:
Кто приходит к тебе по средАм, когда я на рыбалке,
Кто приходит ко мне по субботам, когда ты – в дрова.
 
 
Всё наглядно и ярко, как красный плакат Агитпропа:
Кто машину помял, не вписавшись в простой поворот,
И кому приносил бандерольку курьер из секс-шопа,
И кто заполночь водку у Марьи Петровны берёт.
 
 
И кого провожал армянин, предлагая нарциссы,
И к кому приезжает родня, чтобы просто пожрать,
И кому пишет письма из местного ТЮЗа актриса,
И кто просто хамло, что давно бы пора расстрелять.
 
 
Вот и повод к войне, и железней найдёте едва ли,
Сожжены все мосты и форсирован вплавь Рубикон.
И осветят события с места семейных баталий
Неполживые СМИ под пушистым пуховым платком.
 

«Как я люблю тобою любоваться…»

 
Как я люблю тобою любоваться,
Как ты возбуждена и горяча,
Ты так прекрасна в эти восемнадцать
Часов, когда ты чавкая, урча,
Жуёшь, жуёшь, не в силах оторваться,
Чтобы успеть, пока «Маяк» звенит,
Доесть пельмени и допить Lavazza,
Ведь после восемнадцати – ни-ни.
 
 
Опять худеешь, значит скоро лето,
Пора под мышцы прятать целлюлит,
Успей доесть последнюю котлету,
Шматок лангета и мазок паштета,
Догрызть слегка засохшую галету
И два куска румяного омлета…
Чтобы снова сесть на жёсткую диету.
 
 
Успей доесть,
Пока «Маяк» звенит…
 

Апперкот

 
О Боже мой, какая прелесть —
Пишу любовные стишки.
Амур попал конкретно в челюсть,
Не тратя сил на потрошки.
 
 
Подкрался, голожопый, сзади,
Как Чингачгук, ни дать ни взять:
Подставил девушку на «Ладе»
Под бампер моего «Икс-пять».
 
 
Я грозен был и неминуем,
Внушал волнение и страх,
Грозил ей штрафами и хуем,
Пусть хуем только на словах.
 
 
Я раза в два, наверно, выше,
И в три, примерно, тяжелей;
Я страшный тигр на фоне мыши,
С мешком отборных пиздюлей.
 
 
Она – глазёнки голубые,
Косички, без помады рот,
Кроссовки, джинсики простые
И… охрененный апперкот.
 
 
Лежу в палате, ем «Агушу»,
Ворон считаю на кустах…
Разбередила, сучка, душу
И челюсть, сразу в двух местах.
 

Восстание машин

 
Сопрятались коты по зауглам,
Канарейка в жёрдочку скрутилась,
В кухне грохот, треск и тарарам —
Машенька на что-то разозлилась.
 
 
Может где-то накосячил я,
Может просто в мире напряжёнка,
Но на кухне лязгает броня
И гремит металл ужасно звонко.
 
 
То ли сковородки дребезжат
И звенит летучая посуда,
То ли злобных киборгов отряд
Топает по черепушным грудам.
 
 
Хуже нет разгневанной жены,
Не попасть бы часом под раздачу.
Сладкий лепет ядерной войны —
Жалкая подделка, не иначе.
 
 
Мне слегка добавится морщин,
И скажу я, просто, чтобы знали:
Справлюсь я с восстанием машин
С Машиным восстанием – едва ли.
 

«Мне снился сон…»

 
Мне снился сон,
Практически в 3D,
Раскрашенный волшебными цветами, —
Как будто люди вдруг исчезли все,
Как в фильме голливудском, про цунами.
И в мире тишина и благодать —
Никто не гадит, не орёт, не спорит,
А я пошёл по городу гулять,
И вдруг встречаю Анджелину Джоли.
 
 
Она такая вся на нервяке,
Помада, платье, тонкие колени…
А я ей предлагаю налегке
Пройтись по главной площади, где Ленин,
Гранитный и с протянутой рукой,
Где бьёт фонтан, где тёмные аллеи,
И до моста над тихою рекой,
Где запад по-закатному алеет.
 
 
И здесь она забудет обо всём,
Прижмётся, ёжась от вечерней стыни,
И ярким малахитовым огнём
Сверкнут её глаза, и как в пустыне
Вдруг пересохнет в горле. Помолчав,
Она своей рукою – тонкой, ловкой,
Небрежно сбросит петельку с плеча
И обнажит свои татуировки…
 
 
Я к ним своей ладонью прикоснусь…
И в тот же миг звенящий подзатыльник,
Свернув 3D в сияющую грусть,
Мне влепит беззастенчивый будильник.
И я проснусь в извечном бардаке,
Где пыль, тоска и шкалик недопитый…
И тишина. И где-то вдалеке
Всё так же Анджелина бредит Питтом.
 

Камышовый кот

 
Далеко-далеко, в заповедной глуши,
Средь уютных зелёных болот,
Возле старого пня, улыбаясь, лежит
Камышовый задумчивый кот.
 
 
На полмира вокруг – ни души, никого, —
Безмятежная сонная тишь.
Кот лежит и журчит в животе у него
Камышовая вкусная мышь.
 
 
На верхушках осин засыпают дрозды,
Ночь идёт – одинока, темна.
Отражением в зеркале тёмной воды
Камышовая всходит Луна.
 
 
Грустной песней рассыпется дрёма болот
В заповедном и тихом краю.
Так зовёт камышовый задумчивый кот
Камышовую кошку свою.
 

Пикачу

 
Ты не ведьма, ты ёбаный Пикачу,
Милый, тёплый, но с пафосом превеликим:
– Я тебя заколдую, коль захочу,
Душу вытрясу, выкраду, захвачу,
И к ногам своим брошу рабом безликим!
 
 
Загадаю на картах, сожгу в огне,
Воск, булавки… Ты кукла моя смешная!
На коленях тогда приползёшь ко мне,
Будешь выть словно пёс при большой Луне!
Я с тебя, дорогая, охуеваю.
 
 
Загляни-ка поглубже в хрустальный шар,
Сморщи лоб словно мудрый китайский старец,
Обойди демонических углей жар,
Проберись сквозь туманный ночной кошмар…
Видишь мой оттопыренный средний палец?
 
 
Сбереги свои чары для нужд иных,
Цель другую найди колдовскому средству.
Я не суженый-ряженый, не жених,
Не таинственный ёбарь на выходных,
Я всего лишь живу с тобой по соседству.
 
 
Так что дверь за собой закрывай скорей,
Жду супругу домой, может сделать больно —
От души наколдует тебе люлей.
Не поверишь, она – королева фей,
Я давно заколдован ей.
Добровольно.
 

На спирту

 
Всё охуенно и весело,
Годы растят красоту:
Наше любовное месиво
Мы развели на спирту.
 
 
Мы познакомились синими,
Счастье застало врасплох,
Наши судебные линии
Не распознали подвох.
 
 
Свадьбу почти не запомнили
Через хрустальный трезвон,
Месяц медовый оформили
Как послепраздничный сон.
 
 
Быт разрастается датами,
Белкой кружит в колесе,
Мы остаёмся поддатыми,
Веря семейной стезе.
 
 
Может быть, это неправильно,
Только вот сыкотно нам:
Вдруг протрезвеем нечаянно
И разойдёмся к хуям?
 

«Проснулся, глаз открыл лениво…»

 
Проснулся, глаз открыл лениво,
И потягушки пять минут
И, повернувшись на боку,
Чуть почесался в рыжей гриве.
 
 
И всё глядел исподтишка,
Как я неспешно одеваюсь,
Похабно-мудро ухмыляясь,
Подобье злое мужика.
 
 
И завтрак громко запросил,
И, не стесняясь своей скуки,
Мои заботливые руки
Голодным взглядом обносил.
 
 
Поел, и не сказал спасибо,
Безжалостный тупой мужлан,
А мыслью – снова на диван,
Но без меня, а мне обида.
 
 
Переварил, вздохнул, чихнул,
И не побрившись, не одевшись,
В моих обьятьях не погревшись,
Ты на работу ускользнул.
 
 
Где будешь ты – мне не узнать,
В твои обманы не поверю,
Быть может, ты в другие двери
Войдёшь, и нечего сказать.
 
 
И тех, других, что у тебя
В огромном городе немало,
Твоя душа, нет, не устала
Ласкать, не вспомнив про меня.
 
 
Под утро ты придёшь ко мне —
Уставший, потерявший голос,
И чей-то нежный белый волос
Найду я на твоей спине.
 
 
Ругать тебя я не смогу
И выгнать тоже не посмею,
Я не любить тебя умею,
Но только долго не могу.
 
 
А ты к прощению привык,
А я дарю тебе все силы,
Как хорошо, что ты, мой милый,
Всего лишь КОТ, а не мужик.
 

«Тебе нужен не я, а талантливый плотник…»

 
Тебе нужен не я, а талантливый плотник,
Чтоб с руками, мозолями и бородой.
Чтобы он смастерил из тебя подлокотник
Или раму красивую, или наличник резной.
 
 
Чтобы он с тебя твёрдым и строгим рубанком
Поэтично и нежно узорную стружку снимал,
Чтоб будил тебя утром тяжёлой киянкой
И без тени сомнений пилил, колотил и строгал.
 
 
Чтобы тонкие формы текстура твоя обретала,
Чтобы розовый лак обнимал тебя тёплой рекой.
Чтобы он из тебя сотворил что-нибудь, что попало,
Лишь бы ты не осталась обычной еловой доской.
 

Несолоно

 
Он прикупил вина и хризантем,
В потёртый пиджачок укутал плечи,
И, отрешившись от мирских проблем,
Планировал интимный жаркий вечер.
 
 
Он был готов на многое, на всё,
Что только бы она не пожелала,
Лишь бы бедро изящное её
Его за шею нежно обнимало.
 
 
Он был готов суровые уста
Прижать к тому, о чём и думать стыдно,
В такие сокровенные места,
Которые и в сауне не видно.
 
 
Он был готов, закончив все дела,
Лежать с ней рядом – гордым и уставшим,
Но не свезло, не вышло, не дала…
Ушёл домой несолоно ебавши.
 

«Лишний стакан креплёного…»

 
Лишний стакан креплёного,
Пивом чуть позолоченный,
Тело твоё точёное
Делает обесточенным.
 
 
Пара мохито с вишней —
Допинги необычные —
Вежливо обездвижили
Мысли твои приличные.
 
 
Шот голубой агавы
Из мексиканской провинции
Мигом сольёт в канаву
Все твои твёрдые принципы.
 
 
Лижешь ты через силу
Кремовое мороженое…
Солнышко моё милое,
Эк тебя распирожило.
 

«Мы опять худеем вместе…»

 
Мы опять худеем вместе,
Три недели как одна.
Геноцид сосискам в тесте,
Сдобным булочками – война.
В доме нет ни грамма жира,
Изгнан вон холестерин,
Идеальная квартира,
Продуктовый карантин.
 
 
Мы нашли себе Ваала,
Жертву требуют весы,
Мы забыли запах сала
И копчёной колбасы.
Я реву теперь без лука,
Путь к здоровью – это жесть.
Ох и страшная наука —
Не хотеть всё время есть.
 
 
В неуёмном этом деле
Преуспели от и до,
Мы на нём собаку съели
И щенков её штук сто.
Вышел срок наполовину,
На весы смотреть боюсь:
У тебя – четыре минус,
У меня – двенадцать плюс.
 
 
Чтоб свершить такое чудо
От души стараюсь я —
Заведения фастфуда
Посещаю втихаря.
Чтоб не пасть невинной жертвой
В похудательной войне,
Мне приходится усердно
Тайно жрать на стороне.
 
 
Эту схему не раскрою
И не выдам никогда,
Думай, что всему виною
Эта «умная» еда.
Предлагаю, в знак протеста,
Мясо жрать и пиво дуть,
И тогда я, честно-честно,
Похудею как-нибудь.
 

«Без весомых причин не ломай себе голову…»

 
Без весомых причин не ломай себе голову,
Осознанием факта всего одного:
Если девушка перед тобой ходит голая —
Это, парень, не значит ещё ничего.
 
 
Тут, наверное, стоит добавить конкретики,
Хоть сто раз говорили, но выслушай вновь:
Лишь когда она перед тобой без косметики —
Будь спокоен, вот это реально любовь.
 

Душа обязана…

 
Проснись, душа моя, доколе
Ты мять подушку собралась?
Ты видишь, рожь не жата в поле
И на ковре земная грязь.
 
 
Порты не стираны, не шиты,
Не кормлен во хлеву кабан,
И белокрылые «мохиты»
В мой не намешаны в стакан.
 
 
Вставай, душа моя, негоже
Служить подставкой для кота.
Давно пора рубать окрошек
В кастрюли звонкие борта.
 
 
Доить коров, коней стреножить,
Косить клубнику, лён и хмель…
А не давить в денёк погожий
Собой уютную постель.
 
 
Вставай, душа, не надо злиться,
По Заболоцкому, точь в точь:
«Душа обязана трудиться
И день и ночь, и день и ночь…»
 

«Слышу с кухни грозный крик…»

 
Слышу с кухни грозный крик:
– Надо выбить половик!
И купить еды домой!
 
 
Я киваю головой…
 
 
Не стихает дикий ор:
– Маме вызови «мотор»!
Спрячь в кладовку спиннинг свой!
 
 
Я киваю головой…
 
 
Начинается скулёж:
– Заточи мне хлебный нож!
В спальне форточку закрой!
 
 
Я киваю головой…
 
 
Переходят вопли в стон:
– Прибери уже балкон!
Мусор выбрось, пол помой!
 
 
Я киваю головой…
 
 
Полночь. В доме тишина.
Спят и дети, и жена.
Мир спокоен, добр и чист.
 
 
Я не сволочь. Я буддист.
 

Маша и шнурок

 
Маша кушала морожено,
Я подкрался осторожно,
И сразу в закоулочек,
Между теплых булочек.
 
 
Почесал чуток ей спинку,
Оттянул трусов резинку
И, пройдя подбритый лес,
Пальцами в пирог залез.
 
 
Маша девочка большая,
От пломбира оторвясь,
Ножки шире раздвигает,
Спинкой ловко изогнясь.
 
 
Я в штанах своих копаюсь,
Я штаны стащить пытаюсь.
Потянул я за шнурок —
Завязался узелок.
 
 
Машенька стоит, скучая,
Сладкий свой подставив грех,
И мороженка уж тает
На губах. Да не на тех!
 
 
Говорит она: «Ну хули?
Сколько ждать твоей балды?
Разминулся что-ли с хуем?
Подобрался – так еби!»
 
 
Говорю ей: «Ты, подруга,
За мороженкой следи,
Щас тебе я вдую туго.
Ну, короче, не пизди»
 
 
Очень сильно я старался,
Но шнурок не поддавался,
Не ебать же, хуй-наны,
Машу мне через штаны.
 
 
Маша свой пломбир доела,
Распрямила гибко тело,
И оборвала контакт,
Показав мне длинный fuck.
 
 
Подъебал меня шнурок,
Не пустил меня в пирог.
И с тех пор ношу, друзья,
На резинке брюки я.
 

«Птицы твои злы…»

 
Птицы твои злы,
Рвут небеса в кло…
Рушится мой мир,
Мелким стеклом кро…
 
 
Руки поднял я,
Бьёт по ушам бо…
«Снова пришёл пья…
Грязная ты сво…»
 
 
Я за стеной спря…
Гордо за ней хрю…
Хоть бы и свин я,
Но я тебя лю…
 

Вляпались

 
Мы под куполами золотыми
Ждём, когда нам выдадут венец…
Чую я печёнками больными,
Что какой-то близится пиздец.
Что не будет больше по-былому,
Что мне век свободы не видать,
Что впадаю в бытовую кому,
Из которой точно не восстать.
 
 
В чёрном фраке, строгий и красивый,
К алтарю ведёт тебя отец…
Ну какая дьявольская сила
Нас втолкнула в этакий пиздец?
Ты прекрасна, в этом нет сомнений,
Я тебя люблю и все дела,
Но вот чую – ты с моих коленей
Вежливо на шею заползла.
 
 
Музыка органа отыграла,
Обнажая перестук сердец…
Ты сама-то, солнце, осознала
То, в какой ты вляпалась пиздец?
То, что я теперь твоя надёжа,
Я твоя спина из кирпича.
Жить тебе, мою смешную рожу
За собой по жизни волоча.
 
 
Мы с тобой, как чайки-перелётки,
Связаны сиянием колец…
Гости жрут четвёртый ящик водки,
Радуются, им-то не пиздец.
Я тебя целую, на закуску,
В твой влюблённо-радостный оскал…
Почему так весело и грустно —
Я ещё и сам не осознал.
 

«Пишет мне девушка Рая…»

 
Пишет мне девушка Рая:
– Я без тебя умираю.
Я без тебя не дышу.
Будь со мной, милый, прошу.
 
 
Пишет мне девушка Нина:
– Где тебя носит, скотина?
Хоть отвечай на звонки!
Сволочь, как все мужики!
 
 
Пишет мне девушка Лида:
– В опере нынче «Аида».
Есть два билета в партер.
Жду тебя, мой кавалер.
 
 
Пишет мне девушка Катя:
– Гоу сегодня на пати!
Новая шоу-программа
С пышками из Амстердама!
 
 
Пишет мне девушка Света:
– Водка. Пюрешка. Котлета.
Тонкий халат. Без белья.
В шесть. Как всегда – у меня.
 
 
Дело серьёзное, братцы,
Ну и куда мне податься?
 
 
Думать тут долго не надо,
Знают в народе расклады:
Ладят любовь и совет
С запахом вкусных котлет.
 
 
Ладит таинственный вечер
С искренней радостью встречи,
С нежностью сказанных слов:
Ужин, жилплощадь, любовь.
 
 
Стих завершён невзначай…
В общем, Светлана, встречай!
 

Кю

(Кин-дза-дза v/s А. С. Пушкин)

 
Пустое ку жестоким кю
Она при встрече заменила
И душу скорбную мою
В эцих с гвоздями превратила.
 
 
Мой цак трагически всплакнёт,
Кэцэ последний вспыхнет ярко,
Ни чаттла нету для подарка,
Ведь я, увы, не эцилопп.
 
 
Я как заброшеный пацак,
Как пепелац без гравицаппы,
Ах, уберите свои лапы —
Я Вас любить мечтал не так.
 

«Я читаю тебя как книжку…»

 
Я читаю тебя как книжку,
На диванчике, перед сном,
Прочитаю твоё пальтишко,
Поразмыслю над свитерком.
 
 
Зачитаюсь ремнём и пряжкой
(как изящен её сюжет),
И чулки заложу бумажкой
Сторублёвой – крупнее нет.
 
 
Вот завязка!
Замес!
Интрига!
Пальцы с хрустом свело мои.
Я ногой в нетерпенье дрыгал,
Силясь лифчик разъединить.
 
 
А потом дочитал остатки,
И стянул их вдоль стройных ног,
И раскрылись твои загадки,
И прочитан был эпилог.
 
 
Отыграли герои роли,
Слишком бледный и скучный вид.
Закурю сигаретку, что-ли.
Всё банально.
Сюжет избит…
 

Самооборона

 
Тебе цветы кидал в окошко
И звал в кино на «Черепашек»,
Но оказалось всё немножко
Страшнее сказочных ромашек.
 
 
Пришла пора суровых самок,
Принцессы выросли иные:
По кирпичам разобран замок,
Дракон пошёл на отбивные.
 
 
Жених осёдлан и стреножен,
Расписан план, составлен график,
Семейный быт скользнул из ножен
Мгновенных общих фотографий.
 
 
Попробуй-ка, внеси поправки
В совместный дрифт на поворотах —
Коса окажется удавкой,
И ты повиснешь на воротах.
 
 
И чтоб в гробу не очутиться
Под тяжестью твоей короны,
Придётся на тебе жениться,
В пределах самообороны.
 

«Вся посуда раскурочена…»

 
Вся посуда раскурочена
И разбита тишина,
Перемирие закончено,
Начинается война.
Переходишь в наступление
И теснишь по всем фронтам…
Да, забыл про день рождения
И опять напился в хлам.
 
 
И орёшь ты с новой силою,
Выражений не боясь.
Что-то ты сегодня, милая,
Словно с хуя сорвалась.
 
 
Словно яростная фурия,
Ешь меня, сколь хватит сил:
Снова платье по фигуре я
На тебе не похвалил.
Не осыпал комплиментами
Новый цвет твоих волос,
И дышу теперь моментами
От истерик до угроз.
 
 
А ты всё орёшь, красивая,
Не стесняясь, не таясь.
Что же ты сегодня, милая,
Словно с хуя сорвалась.
 
 
Чтоб твои атаки дивные
Эффективно отбивать,
Нужно меры превентивные
Как лекарства принимать.
Я пошлю к едрене матери
Прекращение огня,
В поцелуях и обьятиях
Зафиксирую тебя.
 
 
И кричишь ты с новой силою,
Без стесненья и стыда,
От меня теперь, любимая,
Не сорвёшься никогда.
 

Трали-вали

 
Мы давно друг друга знали
По этапу «трали-вали».
 
 
И нечаянно достигли
Отношений «фигли-мигли».
 
 
А потом мы превратили
Всё в сплошное «шпили-вили».
 
 
И теперь для нас играют
«Тили-тили», «баю-баю»…
 

Я прошу

 
Я прошу тебя: только не превращайся в них —
В этих тёток, умятых в пуховики,
Что бегут за автобусом, толстой махая сумкой,
И кричат на водителя:
– Погоди!
Оставайся такой, как сейчас, безумной,
А испортишься – лучше не подходи.
 
 
Я прошу тебя: только не в красный цвет,
Не в гнездо медной проволоки. Совет
От подруги дурной своей вычеркни, словно ненужный номер,
Что прически на свете прекрасней нет,
Чем завивка и марганцовочный колер.
Никогда для тебя не наступит «так много лет».
 
 
Я прошу тебя: только без пошлых драм,
Уж скандал так скандал, половина посуды – в хлам,
Чтобы стёкла звенели, соседи к стене прилипали с кружкой.
Чтобы ссора звучала как самый убойный Drum,
А не плакать в углу и сопли пускать в подушку,
Дескать, хватит скандалить под старость, куда уж нам…
 
 
Мы с тобой проживём до лысин и до седин,
До беззубого смеха, паучьих сетей морщин,
Лишь бы скука да быт, да тоска не скрутили нас прочно.
Я останусь единственным из мужчин,
Ты – единственной женщиной, это точно.
И печалиться, значит, нам нет никаких причин.
 

«Пролилась река из небесных чаш…»

 
Пролилась река из небесных чаш
Синей гладью.
Как же берег твой перекинуть в наш,
Мне узнать бы.
 
 
Как бы берег мой нашим обратить,
Общим сделать?
Как бы мне тебя оптом полюбить —
Душу с телом?
 
 
Берег твой далёк, голову кружит
Август душный.
От меня к тебе с весточкой летит
Змей воздушный.
 
 
Ты мне по реке девичий привет
Шлёшь веночком.
Мне б тебя обнять, да мосточка нет,
Жалко очень.
 
 
От любви к тебе распирает грудь,
Давит плечи.
Вот придёт зима и тернистый путь
Станет легче.
 
 
Не растопит лёд и пушистый снег
Злое солнце.
Я тогда по льду прибегу к тебе,
Поебёмся.
 

«Подсудимых нет и обвиняемых…»

 
Подсудимых нет и обвиняемых,
Нет других подследственных личин,
Мы с тобой взаимозаебаемы,
С кучей отягчающих причин.
 
 
Каждый со своими тараканами,
С острым томагавком за спиной:
Подъебал, а личиком – как каменный,
Оборжал, но чутко и с душой.
 
 
А в ответ – лови! (раскрылся, глупенький) —
Профессиональное туше,
Сразу мачо превратился в хлюпика,
С коренной обидой на душе.
 
 
А когда сражения окончены,
Ночь включила звёздный перелив, —
Миримся постелью полуночною,
Ласками друг друга усмирив.
 
 
Но в дубравах дремлют персональные,
Хитрые засадные полки,
Чуть сверкнут вдали огни сигнальные —
Получай, рассудку вопреки!
 
 
Оба – и не дети, и вменяемы,
Жить бы – всё рядком, да всё ладком.
Только мы взаимозаебаемы,
Ёбнутая дура с мудаком.
 

Метафорическое

 
С тобой мы встретились отчаянно,
Медленно, пафосно,
В свистящем городе прокуренном,
У слепых тополей.
А день стелился нескончаемой,
Шёлковой патокой,
Лишь ветер песни пел нахмуренно
Средь раскосых аллей.
 
 
Я обнимал тебя за талию
Бицепсом яростным,
И стройный взгляд безотлагательно
Проникал в твой корсаж.
Ты от моей улыбки таяла
Вежливо, жалостно,
И свой румянец гулко прятала
В холостой макияж.
 
 
Роман закончился обрывочно,
С финишем выспренным:
Ты растворилась в Риге бархатной,
Я исчез в Туруханск.
Но вкус эмоций томно-сливочный,
С привкусом жизненным,
Родил из нашей страсти пафосно-
Растворимый романс.
 

Девушка с отсутствующим взглядом

 
Шёл я возле кованой ограды,
И увидел, словно в сладком сне, —
Девушка с отсутствующим взглядом,
Ой-да взглядом,
По проспекту шла навстречу мне.
 
 
Волосы налиты синим ядом,
Чёрная помада на губах.
Девушка с отсутствующим взглядом,
Ой-да взглядом,
Разожгла огонь в моих мечтах.
 
 
Как бы мне пройти с тобою рядом,
Как обнять за талию рукой?
Девушка с отсутствующим взглядом,
Ой-да взглядом,
Своровала тихий мой покой.
 
 
Счастье покатилось звездопадом
И любовь по венам растеклась.
Девушка с отсутствующим взглядом,
Ой-да взглядом,
Мимо, как маршрутка, пронеслась.
 
 
Словно запах яблочного сада
Я вдыхал духов твоих амбре.
Девушка с отсутствующим взглядом,
Ой-да взглядом,
Потопталась на моей судьбе.
 
 
Верю я, что ждёт меня награда,
Что любовь могу свою найти.
Девушка с отсутствующим взглядом,
Ой-да взглядом,
Снова попадётся на пути.