Читать книгу: «Убедительно и легко», страница 2

Тараканья Love

 
Он был добрым тараканом,
Он её любил.
Из невымытых стаканов
Ей вино носил.
Звал её в бульон купаться,
Из куриных жоп.
В пудре сахарной валяться
И курить укроп.
Он кусал ей сыр овечий,
Молоком поил,
Ну совсем по-человечьи,
Он её любил.
 
 
И однажды тёмной ночью
Треснула стена,
И ему на вкусной почке
Отдалась она.
И сплелись усы в объятьях,
И хитин дрожал,
И её скучало платье
На конце ножа.
И сквозь грязные стаканы
Видела Луна,
Как ебутся тараканы
Посреди стола.
 

Капча

 
В панике я и в ужасе,
Узкий стянув «Ливайс»:
Вдруг на тебе обнаружился
Гадкий один девайс.
 
 
Чтобы забраться в трусики,
Милую приласкать,
С буковками нерусскими
Надобно совладать.
 
 
Вроде бы всё тут просто, но
Путаются слова:
Чтобы ввести по-взрослому,
Капчу введи сперва.
 
 
Шрифт разбирал нахмуренно,
К трусикам наклонясь,
Так надышал на Тьюринга,
Что запотела бязь.
 
 
Мучайтесь, типа, мальчики,
Только вот, хер-то вам:
Хакну твои кружавчики,
Тупо напополам!
 

«Приятный конфетно-букетный период прошли незаметно и споро…»

 
Приятный конфетно-букетный период прошли незаметно и споро,
Без громких прожектов о будущем трио и робких начальных укоров.
Топтаться на месте – не наша метода, и мы, горделиво и зряче,
Не видя беды и не ведая брода, нырнули в ликерно-коньячный.
 
 
Зелёного змия схватили за шкирку и сразу прищучили гада,
Чтоб смазывал наши привычки-притирки игристым целительным ядом.
Казалось нелепым и даже излишним стеснение в мире нетрезвом,
И мы в сюси-пусечный и мимимишный бесстрашно свалились отрезок.
 
 
А после, по старым накатанным рельсам отцовских и дедовских линий,
Ломая мечты и топча эдельвейсы двух связанных крепко фамилий,
Покатятся брачный, бюджетный, дошкольный, семейный, жилищный, скандальный,
Раздельный, ремонтный, кредитный, спокойный, взрослеющий и коммунальный.
 
 
А там пенсионный, неспешно и грозно, подъедет в скрипящей коляске…
Запомните, люди, покуда не поздно, покуда не кончились пляски:
На разных этапах – на крупных и мелких, на важных и самых пустячных,
Храните немного конфетно-букетных… и много ликёрно-коньячных.
 

«Мы поделим всю идиллию пополам…»

 
Мы поделим всю идиллию пополам,
Чтоб сложился романтический паритет:
Я согласен не будить тебя по утрам,
Чтоб с кофейным ароматом встречать рассвет.
 
 
Просыпаться и, твоих не тревожа снов,
Отключать будильник бешеный, пусть молчит.
Нашу буднично-изнеженную любовь
Скоро кофе горько-приторный укрепит.
 
 
Эта милая семейная канитель
Будет равной, что в ответ ты ни говори:
Я принёс кофейных зёрен в твою постель,
А теперь сходи, любимая, и свари.
 

Try again

 
Оторвись чуть-чуть от дела,
Милый программист:
Я давно уже поела,
Твой же сервер чист.
 
 
Я зову тебя обедать —
Ты погряз в Сети.
Не дождаться мне ответа
Через FTP.
 
 
Я рисую на салфетке
Код HTML,
Чтобы ты, мой сокол редкий,
Поскорей поел.
 
 
Брось салфетку на колени,
Посмотри сюда.
Не пингуй свои пельмени,
Это не еда.
 
 
Перерыв совсем не страшен,
Не спеши, доешь.
Посмотри, в тарелке с кашей
Не дочищен кэш.
 
 
И стучи потом в свой бубен,
Для тебя весь день
Сервер с пивом недоступен:
Later, try again.
 

Береги её

 
Береги её, как не берёг никто,
Пусть не знает она, что такое быт:
Кофе делай с утра, подавай пальто,
Огради от кастрюль, от лентяйки и от корыт,
Что стирают, ты знай лишь – кидай бельё.
Вроде мелочь, а всё же унылый труд.
И от этого ты огради её,
Сбереги от забот, мужики поймут.
 
 
Вымой пол – так как надо, свари обед,
Мусор вынеси, сам сходи в магазин,
Сам заштопай носки, заплати за свет,
И очисти оранжевый апельсин.
Ты создай для неё персональный Рай,
Сладкий мёд, крепкий чай, золотой бальзам…
Даже к сексу любимую не склоняй —
Дверь прикрой и по-тихому сделай сам.
 
 
Сохрани ей здоровье и ровный пульс,
Пусть до старости будет она сильна.
А к полтиннику кончится твой ресурс
И останется рядом одна она.
И когда будешь сморщенный и седой,
Будешь лёгими кашлять и ссать в постель —
Вот тогда наебётся она с тобой,
За все годы, что ты сэкономил ей.
 

«Хороший тост «Чтоб не помялась шляпа!..»

Марине Левандович

 
Хороший тост «Чтоб не помялась шляпа!»
Идёт в набор к тефтелькам и борщу.
Когда ты в тёплых и пушистых «лапах»
Колдуешь у плиты, я не ищу
Возможностей для глупых оправданий
Не отработать выданный аванс:
В постели, на полу и даже в ванной,
Какой бы там счёту ни был раз,
Как ни устал бы после трудной смены
И как бы ни болела голова,
Я буду исступлённо, вдохновенно
Вершить свои мужицкие дела.
Корми меня и требуй адеквата,
Накладывай солидный гонорар,
Двойная доза мяса и салата —
Твой превентивный ядерный удар.
Аунутся сто грамм и столь же сверху,
Воздастся за подливу и гарнир,
И всё пройдёт суровую проверку,
О чём недоговаривал Шекспир.
И пусть весь мир проблемами загружен,
Усталостью и чем-нибудь ещё,
Мужик придёт и съест твой тёплый ужин.
И выпьет чай.
И будет хорошо.
 

«Я доминантен нереально…»

 
Я доминантен нереально,
И поз таких не признаю,
Где над тобою я брутально
И жёстко сверху не царю.
 
 
Ты не оспоришь чувство это,
Тебе не справиться со мной,
Ведь я всегда страдаю летом
Сожжённой солнышком спиной.
 
 
Зато зимой хожу с соплями,
Но без заботы о спине,
И мы меняемся ролями:
Я снизу, ты верхом на мне.
 

«Никакого нет обоснования…»

 
Никакого нет обоснования
Новизны семейных склочных тем:
Я тебя оставил без внимания,
Ты меня оставила совсем.
 
 
Новые разучиваем роли,
Но финала не переписать:
Ты найдёшь внимательного более,
Мне тебя уже не отыскать.
 

Сорокагодовалый

 
Ты жила, о печалях не зная,
Но раёк потемнел в один миг:
У тебя вдруг завёлся, родная,
Сорокагодовалый мужик.
 
 
Основательный, крепкий, таёжный,
Сам себе и захватчик и страж,
Как для шпаги уютные ножны,
Как для «Фабии» новый гараж.
 
 
На каком он родился морозе
В новогоднем волшебном лесу?
Он храпит как весёлый бульдозер
И безжалостно жрёт колбасу.
 
 
Он не мажет бальзамом кудряшки
И не ищет по моде штанцы,
Но зато ловко чистит фисташки
И, не ловко, но сводит концы.
 
 
Не гламурный Ромео в лосинах,
Не наследник златого дворца.
Просто взрослый суровый мужчина,
Что немного похож на отца.
 
 
Не герой, не пророк, не мессия,
Но открылась внезапная суть:
У тебя на других аллергия,
А его бы обнять и заснуть.
 
 
И теплее покажутся зимы,
И не выпустит счастье из рук
Твой единственный, лучший, любимый
Дважды двадцатилетний супруг.
 

Тона

 
На мужика орать – резон
Ничуть не эффективный.
Смени-ка свой военный тон
На более интимный.
 
 
Кричать и требовать – легко,
Но уточним детали:
Битьём коровы молоко
Получишь ты едва ли.
 
 
Давай условим с этих пор,
Что будем между нами
Решать любой возникший спор
Постельными тонами.
 

«Ты живёшь, себя спасая…»

 
Ты живёшь, себя спасая
Мантрой, вытертой до дна:
– Не ругайся, дорогая,
Выпей красного вина.
 
 
Как ботинок на резине
Ты смягчаешь жизни ход:
– Дорогая, вот мартини,
Я исправлюсь, всё пройдёт.
 
 
У меня характер кроткий,
Но тернистые пути:
– Дорогая, ёбни водки,
Успокойся и поспи!
 

Иванке Трамп

 
Встану утром спозаранку,
Солнца радуясь лучу,
На красавицу Иванку,
Улыбаясь, подрочу.
 
 
Очень нравится, признаться,
Очень девка по душе,
Пусть давно не восемнадцать
Ей по паспорту уже.
 
 
Как одета, как обута,
Преисполнена манер.
Правда, папа ебанутый,
Но зато миллиардер.
 
 
Дипломат во мне хороший,
Окажу почёт и честь:
Был бы сахар, были б дрожжи,
Сговорятся зять и тесть.
 
 
А потом с тобой поедем
В неебическую даль —
В гости к лосям и медведям,
На гитарный фестиваль.
 
 
Ручеёк, палатка, барды,
Комары да самогон…
Ни к чему нам миллиарды,
Проживём на миллион.
 
 
Как тебе судьба такая?
Единение сердец?
Выбирай скорей, родная,
Ждать не будет молодец.
 
 
Вот пельмени, вот сметанка,
Расцветаю с каждым днём.
Приезжай ко мне, Иванка,
Поебёмся и пожрём.
 

«Твои желания прожгли мой чуткий слух…»

 
Твои желания прожгли мой чуткий слух,
Сезонными укрылись полюсами.
Припомни поговорку, милый друг,
В которой про телегу и про сани.
 
 
И не дави мне на уши, не ной,
Не дожидайся попусту ответа:
Просить бикини следует зимой,
А шубу, несомненно, ближе к лету.
 
 
И пусть она полгода подождёт,
Как графоманы ждут всемирной славы,
А там и мода новая придёт,
И новые насущные предъявы.
 
 
А мы по старой схеме провернём
Мечты твои, пусть подождут немножко…
Ну а сейчас, любимая, пойдём
Тебе на лето купим босоножки.
 

«Мадам, позвольте Вашу руку…»

 
Мадам, позвольте Вашу руку
Я поцелую в благодарность.
Вы в сексе редкостная сука,
А я унылая бездарность.
 
 
Дотоле мне, простому Васе,
Дитю совковых отношений,
Известно было о матрасе,
Как основании для трений.
 
 
Известно о любви в подъезде,
На сеновале – чё, бывало…
И слышал – можно в людном месте,
Но как-то вот не проканало.
 
 
Чуть-чуть известно о минете,
Почти что всё о позе «раком»…
Но вот я Вас случайно встретил
Под лучшим в мире Зодиаком.
 
 
И я узнал, что можно в ванне,
И в коридоре можно тоже,
И на балконе, утром ранним,
Над головами у прохожих.
 
 
В такси и лифтовой кабине,
В театре и концертном зале,
И в туалете в магазине,
И за колонной на вокзале.
 
 
И на мосту, и под салютом,
В гостях и в парке на скамейке,
И в вестибюле института,
И в гараже на телогрейке.
 
 
В сырой траве, на грядке с луком,
И в бане, плюнув на вульгарность…
Мадам, позвольте Вашу руку
Я поцелую в благодарность.
 

Возмездие

 
То ли ворон нам накаркал,
То ли Мойры сглазили:
В школе я с тобой сидел рядышком за партой,
И творил, по мере сил, кучу безобразий.
 
 
За косички часто дёргал,
Рисовал в тетради,
На портфеле на твоём я катался с горки,
Даже юбку задирал, подобравшись сзади.
 
 
Ты терпела, ты молчала,
Ты была не плакса,
Ты возмездие своё точно рассчитала:
Мы вошли под ручку в дверь маленького ЗАГСа.
 
 
Всё сложилось в жизни личной,
Складно получается:
Если раньше я тебя дёргал за косички,
То сегодня ты меня дёргаешь за яйца.
 

Милахи

 
Макияж домохозяйки
И передник в красный цвет.
Мы с тобой такие зайки,
Если делаем обед.
 
 
Чудо-тапочки с ушами,
Мягкий плюшевый халат.
Я воюю с овощами,
Побеждая их в салат.
 
 
Ты, как истинный романтик,
Рубишь яйца на куски.
У тебя на попе бантик
И цветастые носки.
 
 
Дремлет фрак в «купешке» тесной,
Платье убрано в запас.
Мы уютны и прелестны
Вдалеке от лишних глаз.
 

«На закате глаз и истерики…»

 
На закате глаз и истерики
С головой простились вчера.
Новые семейные серии
Могут подождать до утра.
 
 
Могут подождать слёзы горькие,
Могут и упрёки поспать,
А покуда рухнули в койку мы,
Продолжая рвать и метать.
 
 
Все слова, намеренно дерзкие,
Красной занесло пеленой.
Но зато постель по-соседски нам
Не делить, как с прежней, другой.
 
 
Пусть трещат цветастые простыни
И летят подушки в углы.
Мы с тобой давно маски сбросили,
Чтоб огонь не скис до золы.
 
 
И красивых слов говорить нельзя,
Лаской запечатанным ртом.
Это не «любить», это «трахаться»,
А любовь обсудим потом.
 

Платье в пол

 
Чем бы судьба ни тешила – всё урок,
Злоба ли чья, насмешка ли – будет впрок.
Выучено, отвечено, пуст престол,
Выбери себе вечером платье в пол.
 
 
Все эти джинсы, шортики – не в момент,
Слишком наглядно портили комплимент.
Куплен подобной курицей твой осёл?
Плюнь! И возьми, будь умницей, платье в пол.
 
 
Стерпится ли, рассеется – будем жить,
Опытом что ли мериться да хранить?
Год какой бы по ленточке ни пошёл —
Бровки вверх, моя девочка…
Платье – в пол!
 

«Увековечь меня на барельефе своей стены…»

 
Увековечь меня на барельефе своей стены,
Выкуй меня в своём статусе медными буквами,
Что-нибудь типа: «Все мужики – козлы!»
Что-нибудь вроде: «Я не встречаюсь с придурками!»
 
 
Что-нибудь наподобие: «Лузер, теперь ревнуй!
Сам виноват, что прошляпил такую заиньку!»
И расскажи всем подружкам своим, что хуй
Тощий, кривой у меня, и ужасно маленький.
 
 
Так ты, конечно, жестоко мне отомстишь,
Жизнь мою сделаешь грустной, пустой, потерянной…
Только подружки твои сразу поймут – пиздишь.
Ими не раз проверено.
 

Не подметая

 
Ты, милая, мой ангел бытия,
Мой ласковый и нежный небожитель,
И бережёт хозяйственность твоя
Уютную семейную обитель.
 
 
Когда бы я с работы ни пришёл,
Пусть даже неожиданно и рано, —
Вином украшен наш домашний стол
И пышной пеной истекает ванна.
 
 
И оттеняют винную купель
Пикантные холодные закуски,
И приглашает тёплая постель
Войти в режим любовной перегрузки.
 
 
Одно корёжит тонкую строфу,
Детали этой я не понимаю:
Ну хули так натоптано в шкафу?
Как можно жить, в шкафу не подметая?
 
 
Быть может, что местами я не прав,
Но намекну, без шума и без боя, —
Поставлю веник и совочек в шкаф,
И сей нюанс исчезнет сам собою.
 

Девушка с квадратной головой

 
Распустив застенчивые косы,
В темноте склонилась надо мной,
Распашонкой утирая слёзы,
Девушка с квадратной головой.
 
 
Девушка с глазами цвета моря,
Почему душа твоя болит?
Стал ли я того причиной горя,
Стал ли я источником обид?
 
 
Может я нечаянно, случайно,
Был с тобой безжалостен и груб.
Отчего же смотрит так печально
Твой прекрасный белокурый куб?
 
 
Где твоя запрятана обида,
Как мне грусть твою искоренить?
Галатея, детище Евклида,
Не дано тебя мне изучить.
 
 
Я учебник школьный пролистаю,
Нежно гладя грань твою рукой,
Жаль, я ничего не понимаю
В девушках с квадратной головой.
 

Фике

 
Она стояла на коленях,
С пурпурной розою в руке.
Качались веточки сирени,
И выпь кричала вдалеке.
 
 
А он в глаза смотрел ей томно,
И путал пальцы в волосах,
И двигался легко и ровно
Горячий хуй в её устах.
 
 
А ей слегка обидно было,
Хоть он старался, в меру сил,
Она его уж полюбила,
А он её употребил.
 
 
Не рассказала, не открыла
Происхождение своё,
И он её с улыбкой милой
Всю ночь на сеновале ёб.
 
 
Качались веточки сирени,
И выпь кричала вдалеке…
Он был какой-то там Оленев,
Она – какая-то Фике…
 

«Кофе и сыр…»

 
Кофе и сыр,
За окном, как всегда, ненастье.
В бложик пишу про смешные свои дела.
А ведь с утра на меня навалилось счастье —
Мы поругались,
Ты, вещи собрав, ушла.
Мне показала отставленный средний палец,
Хлопнула дверью,
Швырнула ключи в подъезд…
Я станцевал отчаянный дикий танец,
Спел «Аллилуйя»
И вылил, к херам, Шартрез.
 
 
Выпил сто грамм настоящей холодной водки,
Сел за компьютер и начал творить дела:
Поудалял наши общие с тобой фотки,
Статус поставил из серии «Ты ушла»,
Музыки грустной в плей-лист себе навтыкаю —
Пусть все решат что я плачу, грущу, топлюсь.
Что не дышу и попросту умираю
Я без тебя…
 
 
А я без тебя тащусь!
 

«Говорит Аиду Персефона…»

 
Говорит Аиду Персефона:
– Держишь ты меня в чёрном теле:
Ни машины, ни телефона,
Ни песца в шкафу, в самом деле.
У золовки моей, у Геры,
Полон дом серебра и злата,
По утрам ей поют Гомеры,
А у нас лишь ШурА поддатый.
У неё на руках болонка,
А у нас растолстевший Цербер,
Она ездит на Кипр с ребёнком,
А у нас – то тайга, то север.
У неё Ганимед дворецким —
Златокудрый да волоокий,
А у нас этот Харон мерзкий —
Колченогий да кособокий.
У неё там пиры да блядки,
Без обиды да без цензуры…
В общем, всё у неё в порядке,
Пофартило по жизни дуре.
Повезло с мужиком, заразе,
Он пробился, в авторитете.
Ну а мы – в подземелье грязном,
Мертвяки, тараканы, ветер…
 
 
Отвечает Аид супруге,
Головой покачав: «А знаешь,
Что грызутся они как суки,
Дверь квартирную закрывая.
Что давно ни любви, ни веры —
Проститутки, альфонсы, драки…
И милее всего для Геры
На просвет водяные знаки.
Что для Зевса всего надёжней —
Откупиться и пить втихую…
Неужели ты хочешь тоже
Роскошь,
Ложь
И любовь такую?
 

Дефис

 
И о чём говорить нам?
И есть ли смысл
Продолжать отношения личные?
Для тебя, это ж надо, тире и дефис
Не имеют отличия.
 
 
Я устал объяснять, рисовать, чертить,
Опускаюсь на корточки.
Ну какой же бесчувственной нужно быть,
Чтоб тире назвать «чёрточкой»?
 
 
Я исполню любой твой тупой каприз,
Я прощу тебе многое.
Но, пожалуйста, правильно ставь дефис,
Чудо ты длинноногое.
 
 
Верю, милая, выучишь и поймёшь,
Прояснения тебе скорого.
Ты же девочка-солнышко, солнце-клёш,
«Я люблю тебя – это здорово…»
 

«Ну и кто тут всему голова, скажи?..»

 
Ну и кто тут всему голова, скажи?
Видишь, в доме наточены все ножи,
 
 
Видишь, гвозди забиты, накормлен кот,
Холодильник затарен на год вперёд,
 
 
Ловко вкручены лампочки, пол помыт,
В кухне кран не чихает и не хрипит,
 
 
На балконе верёвка звенит струной,
Починилась духовка сама собой,
 
 
И вокруг лепота, теплота, уют.
В общем, люди хорошие здесь живут.
 
 
В общем, я в одиночестве не помру,
Можешь к маме уматывать поутру,
 
 
Можешь ездить ей жалобно по ушам,
Приравняв меня к смертным семи грехам.
 
 
Можешь многое сделать, но дело в том,
Что неплохо бы просто взглянуть кругом,
 
 
Ведь в таком-то жилище грешно не жить.
Может проще остаться? И повторить?
 

«Всё по возможностям мне и по силам…»

 
Всё по возможностям мне и по силам,
К подвигам доступ широкий открыт:
С неба звезду я достану для милой!
…если кредитный отдел разрешит.
 
 
Я разнесу Гималайские горы,
В пыль превращу их хвалёный гранит!
Я покорю океанов просторы!
…если кредитный отдел разрешит.
 
 
Рыцарем стану! Да что – Суперменом!
Горы проблем опрокину на щит!
Все твои беды решу непременно!
…если кредитный отдел разрешит.
 
 
Хочешь увидеть могущество в деле?
Хочешь чудес от широкой души?
Милая, ты же в кредитном отделе.
Зай, ну пожалуйста, ну разреши…
 

Мириться

 
Вот закончится дождь… и давай мириться.
Это глупо – ругаться, когда кругом
Оживают цветы, запевают птицы,
Открывает глаза полусонный дом.
 
 
В босоножках июнь пробежит по лужам,
Пусть сигналят машины ему вослед!
Завтра он будет выглажен, отутюжен,
А сегодня на парня управы нет.
 
 
Он смеётся, гремит – проливной, звенящий,
Заводной кандидат дождевых наук,
Открывая, как-будто, волшебный ящик,
Где веками хранились и свет, и звук.
 
 
И у нас – то же самое, та же буря,
Гром и молния – в голос и по ролям,
Не жалея, не жалуя, не халтуря,
Без пощады застигнутым кораблям.
 
 
Мы запутались в вихре причин и следствий,
И, скорее, всё ровно наоборот:
Чтоб спасти этот мир от стихийных бедствий —
Перестанем ругаться… и дождь пройдёт.
 

На грабли

 
Сидишь и дышишь: О боже, боже!
Скажи мне, боже, что всё не так.
Как ни старалась быть осторожней,
Но снова чувствую, что мудак.
 
 
Зачем влюбилась опять как кошка?
Ни в зуб, ни в лоб, ни в коня овёс:
Опять на грабельную дорожку
Какой-то леший меня занёс.
 
 
Жестокий опыт – учитель строгий,
От прошлых граблей не слез синяк.
Мне б научиться смотреть под ноги,
Но в этой жизни, видать, никак.
 
 
Пока сойдётся, пока срастётся,
Пока притрётся – уже развод.
И одинокое бабье солнце
Над горизонтом опять взойдёт.
 
 
На эту драму смотрю без грусти,
А если честно – сижу и ржу.
Сейчас немного тебя отпустит,
Всю злую правду тебе скажу.
 
 
Не впрок наука, а что, не так ли?
Господь напрасно тебя учил:
Из года в год посылал он грабли,
Но, наконец, инструмент сменил.
 
 
Не стоит попусту тратить силы
И предвкушать миллион проблем:
Ведь я не грабли, мон шер, я – вилы.
А это – сразу и насовсем!
 

«Мы разосрались не по-детски…»

 
Мы разосрались не по-детски,
Понять бы логику твою:
Раз я стираю эСэМэСки,
То, значит, палево таю.
 
 
Любви досадная превратность;
Читай, родная, по губам:
Ну вот люблю я аккуратность
И не коплю различный хлам!
 
 
Окинь наш быт суровым взглядом
И оцени мой злой талант:
Носки попарно, туфли рядом…
Я просто конченый педант.
 
 
Я сообщения стираю,
Как паутину со стены,
И сам себя оберегаю
От нашей ревностной войны.
 
 
Ведь мне с тобой придётся биться
И долго, нудно объяснять,
Что «Лана-пицца» – это пицца,
А не шифрованная блядь.
 
 
И ты поверишь в эту сказку
И снова с рук мне всё сойдёт…
Моя волшебная отмазка,
Математический расчёт.
 

Поэтесса

 
Так и закончилась наша любовь,
Неумолимо, как камень,
Тянет нас в пропасть заблёванных слов,
Что называют стихами.
Снова про кофе пишу и туман,
Ты – про обман и разлуку…
Лайкает стих твой какой-то еблан…
Мой же не лайкает, сука.
 
 
Я засучил рукава и штаны,
Выпил портвейну для страсти,
Клею в строку нехуёвой длины
Плач про ушедшее счастье.
Ты, в телефон уперев маникюр,
Пишешь, как в школьной тетради…
Лайкают стих твой четыреста дур!
Мой же не лайкают, бляди!
 
 
Тысячу грустных баллад я сваял —
Где их немая могила?
Два миллиона сердечек собрал
Статус, что ты сочинила.
Как ни ругайся, как ни сквернословь,
Лайки – упряжка прогресса.
Вот и закончилась наша любовь,
Хуева ты поэтесса!
 

Расстегай про «женюсь»

 
как неприятно быть поэтом
когда ты очень одинок
какой бы дать тебе на это
намёк
 
 
надену мятую рубашку
и ароматные носки
как будто бы я полон тяжкой
тоски
 
 
начну зимой ходить без шапки
ужасно отобьюсь от рук
чтоб во дворе шептались бабки
бирюк
 
 
начну писать стихи плохие
про глубину любимых глаз
как будто я в чужой стихии
погряз
 
 
неделю морду не побрею
борщом невкусным обольюсь
давай я на тебе скорее
женюсь
 

Булимия

 
У Татьяны истерия —
Навалилась булимия.
Выйдет Таня в огород
И капусту всю сожрёт.
 
 
С неебической сноровкой
Проредит гряду с морковкой.
И лучок, пока не в дудке,
Упокоится в желудке.
Всякий вкусный корнеплод
Наша Таня тащит в рот.
 
 
А соседи смотрят хмуро —
Исчезают ночью куры!
Ясно, кто их мог сожрать,
Но пока не доказать.
 
 
И свинья у них за месяц
Сдулась килограмм на десять.
Видно, кто-то, с недосыта,
Пиздит кашу из корыта.
Таня, Таня, хватит жрать!
Стыдоба, едрёна мать!
 
 
Почему же поутру
Ходит Таня по двору?
От забора до гряды,
Вечно в поисках еды.
 
 
Просто у Татьяны в хате
На разложенной кровати
Спит Серёга-баянист,
Тоже знатный булимист!
 

Третье сентября

 
Дождливый день влечёт ко сну
И дразнит призрачной весной.
Я календарь переверну,
Пускай висит вниз головой.
 
 
Переверну пустой стакан
И две больших сковороды,
Переверну на кухне кран,
Пускай останусь без воды.
 
 
Переверну кровать и стол,
Пластинку группы «Верасы»,
Переверну, пока в прикол,
С кукушкой старые часы.
 
 
Переверну половики,
Ковёр и плазму на стене,
И лишь цветочные горшки
Спасутся чудом на окне.
 
 
Затем переверну кота,
Хотя ему на всё плевать,
Пускай повсюду суета,
Он продолжает мирно спать.
 
 
Поддамся силе сентября,
И жадно гляну на жену:
Иди, родная, я тебя
От всей души… переверну.