Читать книгу: «В муках рождения», страница 13

Женщина молчала, как каменная.

– Ребята! – обратился Гурген к своим воинам, – пойдите и посмотрите, чем богата конюшня госпожи: коней, ослов, мулов – всех оседлайте, чтобы нам отвезти девочек по своим домам. Быстрей шевелитесь, а то мы умрем тут с голоду. Спасибо тебе, госпожа, за ужин, но кто знает, какой благословенный яд был в него подмешан.

В это время вошел Вахрич.

– Господин, во дворе стоит конь, подобного которому я не видел даже в конюшнях греческого императора. Он может быть хорошей парой твоему Цолику.

– Этого коня госпожа дарит Ариге, – сказал спокойно Гурген.

– Что? Моего бесценного коня? Неверные псы! Нечестивцы! Разбойники! До каких пор мне терпеть? – крикнула женщина и, схватив кинжал, занесла его над Гургеном. Но Гурген взял ее за руку и, сжав пальцы, заставил выпустить кинжал. Но он все же поразился стойкости этой женщины, которая не только не вскрикнула, а еще попыталась другой рукой закрыть лицо.

– От кого ты скрываешь зеленое, как твое покрывало, лицо? – сказал Гурген, разглядывая кинжал. – Сколько раз в день ты употребляешь эту красивую игрушку? – И, переломив его пополам, бросил на пол.

В это время вошли его телохранители и сообщили, что все готово.

– Посадите девочек на коней! Арига поедет на коне госпожи. Это ничто по сравнению с ее страданиями в тюрьме в руках этой отвратительной женщины.

Он поднялся с места.

Караван радостно выступил из крепости и направился в Тарой. В Сасуне их приняли с великой радостью.

Но Сасун все еще продолжал оплакивать гибель Овнана. Каждый дом потерял в его лице отца и брата. И утешить осиротевших горцев нельзя было ничем.

Глава двадцать третья
Народ Васпуракана

История долго рассказывает нам о легких победах Буги, орудовавшего обманом, изменой и лживыми клятвами лучше, чем оружием, как это мы уже видели в Васпуракане, где он сокрушил власть Ашота и Гургена Арцруни, а сам, как и повсюду, не только не благоустроил страну, но как только мог, разорил ее.

Весной он прежде всего прошел через северные области Армении и напал на Тпхис. Этот город из деревянных домов, построенный на левом берегу Куры, принадлежал магометанскому владетелю Исаку. Не желая сдавать город, Исак сжег его дотла и был убит по приказу Буги.

Затем востикан, пройдя на север, напал на Цанар, где жил один из храбрых кавказских народов, но потерпел позорное поражение и, вернувшись в Армению, решил выместить злобу на сюнийцах, Хорошо нам знакомый Ашот Сюнийский укрепился в горах, а его старший брат Васак, смело отражавший удары врага, соединился с Гардманским князем Ктричем, предавшим его востикану.

В награду за это предательство востикан завлек Ктрича к себе ложными обещаниями и взял в плен, Затем Буга пошел на Ахван⁶¹, где храбрый князь Есаи Абумусэ, не поверив его ложным обещаниям, разбил наголову войска нечестивца.

Народ Васпуракана, услыхав об этой победе, воспрял духом и решил начать жестокую борьбу за освобождение страны от чужеземного ига. Апузапр Арцруни и его племянник, храбрый Саак Апумкдем, возглавили четырехтысячное войско, в жестоких боях разбили арабов и взяли Чуаш и Торнаван.

Для подавления восстания по приказу Буги были направлены в Васпуракан многочисленные воинские части арабских эмиров. Не имея твердой власти, армяне не в силах были противостоять арабам, ибо враги, ослабевая в одном месте, в другом получали пополнения и побеждали. Необходимо было найти выход для спасения народа от гибели.

Спарапет Смбат представил тогда Гургена востикану, рассказал о его героических подвигах в войне с греками, о том, что император вызывает его в Константинополь, но Гурген предпочел обратиться к нему. Поэтому, по приказу Буги, Гурген в ожидании божьей помощи решил пока остаться в арабских войсках.

После смерти храброго Апумкдема положение в Васпуракане ухудшилось, и когда Васак из рода Арцруни занял столицу Рштуника как ее владетель, то не сумел противостоять арабскому насилию, и сам вскоре стал таким же насильником. Тогда Гурген не вытерпел и счел нужным встретиться со спарапетом по этому поводу.

– Страна Васпуракан, армянский спарапет, передана тебе востиканом, – сказал Гурген, – ты обязан сейчас быть с этим человеком. Я узнал, что в Васпуракане полное безвластие. Страна стонет под игом насильников, не пора ли нам найти выход из этого положения?

– Я об этом много думаю, Гурген, не сомневаюсь в твоей храбрости и сам ищу выхода. – Спарапет огляделся вокруг, чтобы удостовериться, не слышит ли их кто-нибудь. – Должно быть, многие считают меня вторым Васаком или Меружаном. Да, бывали минуты, когда я сам в себе сомневался, но совесть моя сейчас чиста. Одно время, верно, чтобы заручиться доверием Буги, я был его советчиком. Но никогда я не говорил ему того, чего он не знал, и ничего лишнего не добавлял к тому, что он знал. Он не хотел воевать с цанарцами, я подстрекнул его на эту войну, где четвертая часть его воинских сил в этих боях была истреблена. Я послал тайно в Ахван денежную помощь и подбодрил Есаи Абумусэ. И эта война тоже нанесла востикану большой урон..

Не думай, что, рассказывая тебе об этом, я восхваляю себя. Мне хочется в эти тяжелые для нашей несчастной родины дни оправдаться хотя бы в глазах достойных людей. На душе у меня тяжко при воспоминании об укорах человека, которого за его бескорыстие, храбрость и дальновидность, за мученическую смерть, увенчавшую его жизнь я считаю первым среди всех армян. Будь он жив теперь, когда половина войск востикана уже истреблена, я бы последовал его совету и, сбросив маску, поднял бы знамя восстания. Но бесподобного нашего Овнана нет, он на небе и смеется оттуда над нами. И все же нам надо исполнить его завет. Если ты сможешь собрать в Васпуракане тысяч тридцать войска, спустить с гор хотя бы десять тысяч сасунцев, будь уверен, что и я соберу столько же в Моксе и Шираке. Тогда, подняв на ноги духовенство, с католикосом во главе, мы начнем священную войну и исполним волю Овнана. Так поезжай, князь, господь с тобой! Да будет остер твой меч!

– Других поручений не будет, армянский спарапет?

– Нет. Если того потребуют обстоятельства, и я понадоблюсь тебе, напиши моему сыну Ашоту и будь уверен, что я сделаю все возможное.

– Очень хорошо, будь здрав, князь.

– Господь да будет с тобой.

Так расстались эта два человека, и Гурген с десятью телохранителями вступил в Васпуракан для начинаний, которые наследные князья и владетели страны не сумели предпринять сами. В дороге он часто вспоминал своего соратника Овнана, храбрость и бесстрашие которого сочетались с дальновидностью, осмотрительностью и умением руководить народом.

Таково было время и положение в стране, когда к Гургену Арцруни в течение нескольких дней стали стекаться отряд за отрядом армянские воины, и он, вступив в область Албак, занял две видные крепости – Джилмар и Сринг. После этого, не медля, Гурген напал на столицу области Рштуник, где находился Васак Арцруни, по прозванию Мясоед, объявивший себя военачальником Васпуракана. Гурген взял его в плен, но тут же вернул ему свободу, внушив, что удостоиться высокого звания военачальника надо своей деятельностью и трудом, а не проводя время в покое и развлечениях.

Разъезжая по всем областям, Гурген подтверждал свои слова делом. Где только стояли войска Буги, он в жестоких боях истреблял их, и вскоре очистил от чужеземцев весь Васпуракан.

Народ восхищался Гургеном Арцруни, ибо он не походил на своих сородичей. Этот храбрый князь не был надменным, как другие, не жалел себя, не предъявлял никаких требований к народу. Его часто видели сидящим с простыми поселянами. Он с ними дружески беседовал, подбадривал их, призывал помогать друг другу в борьбе с чужеземцами, упражняться в воинском искусстве, делать припасы на трудные времена.

Наконец Гурген с четырьмястами храбрецов дошел до села Вордок у Армянского ущелья, желая истребить арабов, засевших в Беркри, и очистить от них столицу князей Арцруни.

В ожидании прибытия остальных армянских войск Гурген нередко выезжал за город на одинокие прогулки и, отпустив поводья своего верного Цолака, медленно ехал по берегу реки, разделявшей надвое широкую равнину, где когда-то произошла знаменитая битва армянского праотца за свободу народа. В этой исторической битве и был убит Бэл.

Поднимался ом и на вершину одной из окрестных гор, где до сих пор сохранились развалины, известные под именем крепости Гайка. Он разглядывал крепкие каменные стены, достойные титанов и, сидя на скале, думал о том, каким маленьким и слабым казался он по сравнению с этими мощными и величественными памятниками.

Однажды утром, когда Гурген, по обыкновению погруженный в раздумье, находился на прогулке, он заметил темную тучу, надвигающуюся к «пустыне Авраама» со стороны Беркри.

Он вскочил на коня и воскликнул:

– Едем, мой храбрый конь! Враг сам идет навстречу, не желая утруждать нас! – И Цолак, поняв его, помчался ураганом, поднимая за собой тучу пыли.

Когда Гурген въехал в Вордок, четыреста всадников были уже наготове.

– Молодцы, ребята! Раз вы уже готовы, не будем медлить. Но откуда вы узнали о приближении неприятеля?

– Я сторожил на дороге, – ответил молодой всадник.

– Как тебе кажется, сколько их?

– Две тысячи человек только придворного войска, посланного востиканом. Военачальника зовут Бутел. Есть с ним и утманцы, да еще некоторые азаты Васпуракана присоединились к ним и тоже идут на нас.

– Откуда у тебя эти сведения?

– Я увидел арабского всадника, скакавшего к нам, спрятался за скалой, и когда он проехал, напал на него и пронзил копьем коня. Всадник вместе с лошадью повалились наземь. Человек крикнул: «Аман!»

Я не убью тебя, иди вперед и говори мне правду, – сказал я. Он все рассказал, но как я ни старался, как ни подгонял его копьем, не смог довести до наших. На полдороге он упал и стал плевать кровью. «Не могу больше, хочешь, убей меня», – сказал он, но я сдержал слово и оставил его полуживого на песке.

– Молодец, хорошо сделал.

Проехав немного, Гурген расположил свое войско на холме, влево от которого змеилась река, а вправо громоздились горы. Ниже холма он и расставил свое войско. Отряд щитоносцев прикрывал пеших лучников.

Когда же неприятель подошел ближе, армяне напали на него и нанесли ему сильное поражение.

Арабы пришли в себя, построились и снова напали на армян. Этого Гурген уже не вынес, он подхлестнул коня и, прорвавшись в левое крыло врага, помчался на них. Неприятель бежал, преследуемый армянскими конниками. Гурген с такой силой и так яростно разил их мечом, что на поле боя осталось убитых больше, чем тех, которые бежали.

В это время правое крыло арабов напало на левое армянское и сумело сдвинуть его с места. Арабы повернули назад, чтобы окружить Гургена, но не сумели противостоять ему и отступили.

Не решаясь вступить в Васпуракан, арабские войска в страхе повернули обратно.

Но Гурген не мог забыть слов молодого дозорного, они терзали его сердце…

Некоторые васпураканские азаты присоединились к ним…

Что бы сказал Овнан, увидев этих людей среди врагов армянского народа и христианской веры? – думал Гурген. – Если он, переборов жалость, велел повесить трех предателей, и я должен быть с ними суров, чтобы раз навсегда искоренить это зло в армянской знати.

Так думал он, преследуя арабов, которые, дойдя до реки Сев-джур, внезапно остановились: их ждала смертельная опасность. Около тысячи армянских крестьян, вооруженных серпами и топорами, встретили их на берегу и стали нещадно истреблять.

Арабы бросили оружие и попросили пощады у Гургена, который, хоть и знал коварство и низость врага, но все же никогда не убивал безоружного. Он приказал своим воинам не трогать арабов. Среди пленных находился и военачальник Бутел. Гурген велел вернуть ему меч и обещал свободу остальным арабским начальникам.

Но перед армянскими азатами, среди которых был и Васак Мясоед, Гурген остановился и воскликнул сурово:

– Вы, нечестивцы и злодеи! Вы, поднявшие руку на свой народ и на своих братьев, вы еще ждете жалости от меня? Я не убиваю безоружного, это верно, у меня меч воина, а не палача. Я предам вас суду ваших же братьев. Вот идет народ, наши крестьяне, я отдам вас в их руки, пусть они сами решат, даровать вам жизнь или убить… А ты, Васак, позор рода Арцруни, выродок Меружанов, у тебя и мозгов не хватит, чтобы стать предателем или изменником. Я тебе дарую твою негодную жизнь, ибо ты слабоумный, иди, скитайся, как Каин, будь посмешищем для всех. Тебе, военачальнику Васпуракана, как ты себя величал, недоставало только, чтобы ты примкнул к нашим кровным врагам и пошел против своего народа.

Тут подоспела огромная толпа вооруженных армянских крестьян. Глаза их горели ненавистью и местью, но при виде Гургена они забыли о своих горестях и в один голос закричали; «Да здравствует Гурген, наш избавитель!»

Между тем изменники-азаты подошли к Гургену и попросили его пощадить их, не предавать разъяренному народу.

Сердце Гургена отличалось мягкостью и добротой. Он простил их и велел отпустить на волю.

– Пойди и передай своему господину, – сказал Гурген арабскому военачальнику, – что я очищу страну от разбойников и двуногих зверей! Я подчиняюсь только своим законным властителям, а насильникам и разбойничьим атаманам – никогда! Пусть сам изберет, как лучше со мной говорить.

Когда враги и изменники скрылись из виду, Гурген задумался.

– Нет, я не такой, каким должен быть военачальник. Овнан на моем месте не отпустил бы этих разбойников, завтра они вновь соединятся с врагами народа и пойдут на нас. Но почему нет вестей ни от кого?.. Смбат молчит, гонец мой еще не вернулся, Хосрова нет со мной, а я сейчас так нуждаюсь в советах этого благоразумного человека.

Глава двадцать четвертая
Нечестивая арабка

Имя Гургена разнеслось по всей стране. Друзья и врали равно смотрели на него с благоговением, но не счастье его было в том, что он терпел больше всего обид от родных и близких, которым ничего не стоило давать ложные клятвы и нарушать обеты. Все пользовались его великодушием и добротой, зная, что он мстил только врагам.

Хотя Гургену очень хотелось отдохнуть немного в столице Рштуника, дорогой ему по воспоминаниям, но он не мог себе этого позволить и непрерывно привлекая все новых воинов, упражнял их в воинском искусстве, следя в то же время за каждым движением востикана.

Народ Васпуракана называл Гургена отцом и своим спасителем. А востикан, поняв, что перед ним человек стоящий целого войска, почел за лучшее действовать лицемерием и покончить дело миром. Он послал Гургену в дар княжеский меч и пояс, боевого арабского коня и приказ о назначении его властителем Васпуракана, и великой радости армянского народа.

В то же время он собрал всех армянских нахараров и самого спарапета Смбата и увез их в Багдад, вверив Армению сыну Смбата Ашоту. Багдадский эмир заставил всех без исключения пленных армян принять магометанство. И только спарапет Смбат и княгиня Рипсимэ, презрев его угрозы, кончили свою многострадальную жизнь в темнице.

Между тем, Ашот Багратуни стал мудро и благоразумно править страной и восстанавливать ее. Каждый мыслящий человек в те времена удивлялся и удивляется до сих пор жизненной силе армянского народа, который после стольких бедствий и страданий сумел подняться на ноги и продолжать строить новую жизнь.

Но народу Васпуракана не суждено было жить в мире и покое. Не успел Гурген утихомирить страну, как Григор Арцруни, бежавший в Абхазию из страха перед востиканом, с грузинским войском пошел на Васпуракан, чтобы изгнать оттуда Гургена и завладеть страной.

Но грузины, услыхав от народа, с кем они должны иметь дело, не захотели воевать и вернулись обратно. Григор тогда решил вступить в переговоры с Гургеном, предложив ему разделить между собой Васпуракан.

В это же время сын князя Ашота Арцруни Ваган вернулся из Багдада и, собрав войско, напал на столицу Рштуника, но, потерпев поражение, был вынужден вернуться обратно и рассказать эмиру о происшедшем.

Гурген, занятый только войной с чужеземцами, всегда великодушный и незлопамятный по отношению к проступкам своих соотечественников, продолжал наносить арабам удар за ударом, о чем рассказывают летописцы, называя его освободителем и Иудой Маккавеем.

Гурген же был выше всех похвал и сочетал бесконечную храбрость с благородным сердцем, что в те времена, когда брат шел на брата, было беспримерной редкостью.

Ашот Арцруни по приказу верховного эмира послал своего сына Григора Дереника и брата Гургена захватить Васпуракан и изгнать оттуда Гургена Апупелча, который, узнав об этом, уехал в ту часть области, где находились крепости Сринг и Джилмар, и совершенно отказался от власти. Когда же он увидел, что семья Арцруни хочет лишить его и этих крепостей, решил уехать с небольшим отрядом в Грецию. Гурген Арцруни без стеснения послал к нему человека с предложением не уезжать никуда, обещая восстать против брата и разделить со своим тезкой страну. Гурген Апупелч, выслушав посланца, горько рассмеялся, сказав: «Пойди и передай своему господину, что я еду на чужбину, не желая проливать крови своего народа, и удивляюсь, что он, не стесняясь изменить брату и племяннику, осмеливается предложить мне дружеский союз».

После этих слов огорченный Гурген Апупелч сел на коня и с несколькими всадниками отправился в путь. Он доехал до Карина, куда уже дошла слава о нем.

Император Михаил приглашал его к себе в Константинополь, но родная земля и сердце, которое, он верил, принадлежало ему, – мешали принять это приглашение, и он оттягивал его.

В таком настроении он тяжело заболел в Карине, и после выздоровления врачи направили его в окрестности города для перемены климата. По предложению каринского военачальника, Гурген поселился на небольшой даче у самой греческой границы. Дом стоял на холме, и Гурген любил отдыхать в тени вековых дубов на берегу небольшой речки.

Его могучая природа взяла свое, и он стал уже поправляться, когда однажды утром отряд воинов арабов, окружив его на прогулке, связал и повез к Ашоту Багратуни. Это изменническое нападение было подготовлено с помощью греков.

Ашот и сам в это время был в тяжелом положении – против него строились козни. Отец его, спарапет Смбат, находился в руках варваров в Багдаде, и он, испугавшись верховного эмира, не сумел освободит Гургена. Он счел за лучшее послать его к владетелю Тпхиса, считавшемуся среди окрестных эмиров самым человеколюбивым. Тпхисский эмир попытался угрозами и увещеваниями заставить Гургена принять магометанство, но, ничего не добившись, снова велел связать его, надеть на шею цепь и отправить в персидский Атрпатакан. Там приспешники сатаны пустили в ход все, чтобы только заставить этого богатыря отречься от христовой веры, но Гурген, не боявшийся смерти на бранном поле, и здесь остался непоколебим.

Положение Гургена становилось все невыносимее. Христовы враги мучили его жаждой и голодом. Он брошен в подземелье крепости Гмбет на берегу озера Урмии.

Однажды в подземной темнице Гургену, потерявшему всякую надежду на освобождение, привиделся человек в светлых одеждах, который сказал; «Будь осторожен, борись храбро, будь христовым воином, не заблуждайся, как те пленные, принявшие веру Исмаила…» Гурген присмотрелся к нему и узнал Овнана. Он простер к нему руки с возгласом: «Овнан! Овнан!..» Но видение исчезло. Узник ощутил в себе новые силы и вновь уповал на бога.

Но разве Гургену нужна была жизнь? Даже в та времена, когда он был владетелем Васпуракана, он ни минуты не думал о себе, не мстил никому и сочетал добродетель с храбростью.

Он устал от мирского зла, видя вокруг только ложь, обман и предательство. С израненным сердцем, думая только об Эхинэ, он просил бога взять его жизнь, ибо тяжко было ему. Сейчас в грустном одиночестве и безделье он острее ощущал свою сердечную рану, чем среди лязга оружия на поле боя.

С исхудавшим от голода и болезни лицом, забытый людьми, Гурген бодрствовал, когда однажды вошел к нему тюремщик и сказал:

– Пойдем, госпожа хочет тебя видеть.

– Какая госпожа?

– У нее приказ от великого эмира. Пойдем со мной.

Изнемогая от тяжести цепей, Гурген последовал за ним. Они вошли в комнату, где на диване сидела женщина в широком плаще, лицо ее было закрыто покрывалом. По обе стороны от нее почтительно стояли два черных евнуха. Вид этой женщины и евнухов не предвещал ничего хорошего, и Гурген почувствовал опасность, хотя всегда отличался бесстрашием и не боялся смерти. Он окинул безразличным взглядом комнату и стал смотреть в окно, откуда виднелось озеро, залитое солнцем, и небо, которого он был лишен.

Когда тюремщик вышел, женщина под покрывалом заговорила:

– Не узнаешь меня, неверная собака? – произнесла она хриплым и злым голосом. Она раскрыла лицо, и Гурген узнал арабку из Апауника.

– Не было нужды показывать мне красоту твоего желтого лица, – спокойно сказал Гурген. – Твои грубые слова, твой отвратительный голос сказали мне, что предо мной самая наглая женщина, которую когда-либо я в жизни встречал. Закрой свое лицо, чтобы не изменить своей вере и чтобы я не видел ничего безобразнее моей тюрьмы.

Женщина затряслась от ярости, поднялась с места и, заскрежетав зубами, гневно воскликнула:

– Нечестивец! Даже в цепях ты осмеливаешься говорить мне дерзости? Знай, что я госпожа твоего тела и ты не уйдешь от меня. Сколько лет, как я живу жаждой мести, и наконец аллах предал тебя в мои руки. Мне нет нужды закрывать от тебя лицо, потому что ту уже труп. Не думай, что ты умрешь обыкновенной смертью. Я клещами истерзаю твое тело, сожгу на медленном огне. Нечестивый разбойник, ты ворвался в мой дом, похитил моих служанок, увел моего коня, отнял у меня Али. Не жди от меня жалости. Вот приказ верховного эмира, который внял моим просьбам и подарил мне тебя. Единственное, что спасет тебя, неверная собака, это, если ты отречешься от своей ложной веры и, закованный в цепи, как раб, будешь мне служить…

– Какое счастье стать рабом такой фурии, мне, презревшему преходящее величие и славу из-за своей веры!.. Что ж, если господь решил, что мое тело должно погибнуть от твоих отвратительных рук, да будет благословенна его воля!

– Продолжай лаять, неверная собака! Я исколю твой язык раскаленной иглой. Ты узнаешь, что я за женщина!

– Напрасный труд. Я тебя знаю хорошо и рад, что спас тогда бедных девочек от твоих зверских рук.

– Что ты сделал с моим Али? Признайся, наглец!

– Я с той ночи не видел твоего Али.

– Не признаешься? Хорошо. Заговоришь под пыткой. Но я зря снизошла до разговора с таким презренным рабом, как ты. Завтра мы уедем в мой замок. Там ты изменишь и свой наглый вид, и свою веру. Я многих рабов превращала в мягкий воск, ты станешь таким же..

– Ты мне опротивела, довольно, – сказал пренебрежительно Гурген и повысил голос. – Тюремщик, веди меня в тюрьму!

Когда тюремщик вошел в комнату, Гурген молча повернулся к двери. Женщина обратилась к тюремщику.

– Если хочешь спасти свою голову, следи за узником построже. Завтра утром сдашь, его мне.

– Чей это приказ, госпожа?

– Если тебе не знаком приказ верховного эмира, то твой господин и начальник города знают его хорошо, – сказала женщина, развернув перед ним свиток.

– Я всегда подчинялся приказу своих князей, госпожа, – сказал тюремщик, растерявшись от гневного вида женщины, и пошел за Гургеном, который, громко распевая псалмы, шел спокойно впереди.

А эта арабка, которая после известного нам вечера бежала из области Апауник и жила в замке близ города Хой, вышла из комнаты приказать слугам готовиться к отъезду из крепости вместе с Гургеном, которому она мысленно готовила дьявольские пытки.