Читать книгу: «Дюна: Леди Каладана», страница 5
Харконнен с видимым усилием сглотнул, чем снова привлек к себе всеобщее внимание.
Император жестом дирижера, призывающего оркестр к вниманию, поднял руку и продолжил:
– Странный ментат Фенринга раскрыл противозаконные махинации, а ведь даже мои бухгалтеры-ментаты не могли этого сделать. Все делалось очень тонко и скрытно. – Шаддам презрительно выдохнул через нос. – Как ее имя? Рулла Туэк? Я удивлен, что грязная баба из пустыни смогла проворачивать такие сложные махинации.
У барона участился пульс. Вдруг Шаддам знает больше, чем показывает? Он бы никогда не вспомнил имя Руллы Туэк, если бы не хотел использовать его в своих целях.
– Эти фрименские головорезы дьявольски сообразительны, сир, – признал барон. – Они совершили множество актов саботажа, испортили наше оборудование. Я всегда считал их почти животными, но очевидно, что многие из них – великие мошенники. – Он тоже решил произнести это имя. – Например, как Рулла Туэк и ее сообщники.
Шаддам побарабанил пальцами по ручке трона.
– Это очевидно, – в голосе его, однако, слышались недоверие и раздражение, – тем не менее дополнительный налог взимается, а это большие деньги, которые можно направить на благие цели. На самом деле я хочу устроить выставку этих денег, огромной их массы просто для того, чтобы все знали, что они есть, и прониклись к ним благоговением.
От этой приятной мысли настроение Императора снова улучшилось, и он позволил себе улыбнуться.
– Мы возьмем настоящие монеты, настоящие солярии, огромные ящики, заполненные ими, для демонстрации величия трона золотого льва. Эта демонстрация останется в памяти потомков. – Он отвлекся, представив себе великолепие этой картины, но затем внимание его вдруг снова переключилось на барона. – Неприятности с черным рынком специи выявляют недостатки вашего управления, барон. Одна банда воров ликвидирована, и граф Фенринг уверяет меня, что поводов для беспокойства больше нет, но я не ослаблю контроль и отныне стану следить за ситуацией еще более пристально. Действительно, мои бухгалтеры-ментаты нашли нестыковки в ваших отчетах и расходах.
Барон почувствовал, что потеет. Число зрителей, привлеченных разговором, удвоилось, и все смотрели на него во все глаза. Харконнен откашлялся и понизил голос:
– Может, мы обсудим это наедине, сир?
– Или, наоборот, всеобщее внимание пойдет на пользу делу?
Душа барона ушла в пятки. Неужели Император пытается обмануть его своим якобы хорошим настроением? Барон чувствовал, что попал в ловушку, и лихорадочно старался найти выход.
– Как мне улучшить работу, чтобы угодить вам?
– Ваши потери оборудования неприемлемы, – отрезал Шаддам. – Число списанных за прошлый год комбайнов, грузовиков и разведчиков намного превышает среднее значение.
– В этом году разразилось очень много песчаных бурь, сир. Кориолисовы бури, абразивное действие песка и колебания магнитного поля – все это портит оборудование и выводит из строя электронные системы.
Император вперил в барона острый, как клинок, взгляд.
– Вы списали на пятнадцать процентов больше оборудования, чем за все предыдущие годы, и с намного большими издержками.
– Оно устарело, сир. Мы эксплуатировали грузовики и комбайны в течение времени, намного превышающего срок их службы, и вот они в конце концов сломались. Нам пришлось списать все это габаритное оборудование, чтобы обеспечить безаварийную добычу специи.
– Я видел цифры, – настаивал Шаддам, – и оценил стоимость.
– Эти издержки в основном оплачиваются за счет дома Харконненов, сир. Я не могу допустить, чтобы мои рабочие работали на оборудовании, не соответствующем стандарту. Главное – безопасность людей.
Он изо всех сил старался создать видимость искренности.
На самом деле барон отметил как негодное оборудование, которое могло прослужить еще несколько лет, и использовал его для добычи специи в пользу КАНИКТ. Опасный шаг, но весьма прибыльный.
Он примирительно улыбнулся.
– Мы станем внимательнее следить за новым оборудованием, сир, чаще ремонтировать его, чтобы продлить срок службы. Арракис – одна из самых трудных планет в Империи, но мы делаем все, что можем, чтобы не снижать добычу специи.
Император плотно сжал губы.
– Да, мы должны делать все возможное ради добычи специи. – Он откинулся на спинку трона. – Это все, что я хотел с вами обсудить, барон. Знайте, что я слежу за вами. Надеюсь на повышенную эффективность и большее рвение, отныне и навсегда. Вы свободны.
Барон изобразил попытку поклона и пошел прочь, испытывая головокружение. Теперь он хотел только одного – скорее покинуть императорский дворец. Правда, сначала предстояло увидеться с Малиной Ару в штаб-квартире КАНИКТ на Кайтэйне, а затем со всех ног бежать на свою любимую планету – Гайеди Прим.
Он старался не замечать подозрительные взгляды придворных и советников, пока шел по заполненному людьми тронному залу, но вдруг остановился как вкопанный, увидев Преподобную Мать Бинэ Гессерит, незаметно стоявшую возле гигантской колонны – императорскую вещающую истину. Сначала он ее не заметил, но Мохайем внимательно слушала его во время аудиенции и проанализировала все его слова, стараясь найти признаки лжи. Она шла к барону, и он, встревожившись, старался в подробностях вспомнить все, что говорил императору и какие термины использовал. Не сделал ли он противоречивых заявлений? Мохайем сразу его поймает. Проклятая ведьма!
– Кажется, вы расстроены, барон Харконнен? Я слушала, что вы говорили.
– Меня все слушали, – парировал барон.
– Но они не воспринимали того же, что Вещающие Истину. Когда вы говорили, как граф Фенринг расправился с ворами специи, я уловила уклончивость в ваших ответах. Возможно, нам придется это расследовать и задать вам новые вопросы.
Барон изо всех сил постарался скрыть охватившую его панику.
– То расследование проводил сам граф Фенринг. Задайте вопросы ему. Он обнаружил виновную и разобрался в сути дела. Если вы уловили что-то подозрительное, то это потому, что я считаю сомнительными его методы ведения дел и его выводы. Но если Император удовлетворен и считает, что дело окончено, то так считаю и я.
Мохайем буравила барона темными глазами, и он не желал продолжения разговора, чтобы не наделать новых ошибок.
– Если вам послышалось что-то двусмысленное в моих словах и тоне, ведьма, то это только из-за того, что я очень не люблю вас.
Он не счел нужным скрывать отвращение. Гайю Елену Мохайем он считал презренной личностью и непревзойденным манипулятором: она шантажировала барона много лет назад, принудив оплодотворить ее по приказу Ордена сестер. Этот отвратительный акт наградил его неизлечимой болезнью, превратившей стройного мускулистого мужчину, каким он прежде был, в жирную пародию на человека.
Он зашагал прочь с сильно бьющимся сердцем, надеясь, что Мохайем не доложит о своих подозрениях Шаддаму.
Почти у самого сводчатого выхода из тронного зала барон снова прервал движение. Рядом с эрцгерцогом Армандом Икацем стоял стройный темноволосый человек в мундире дома Атрейдесов и мерил барона ледяным взглядом.
Герцог Лето Атрейдес.
Харконнен пошатнулся, едва не потеряв равновесие. Лето направил на него взгляд серых глаз, как оружие. Ненависть, исказившая его лицо, показалась осязаемой.
К счастью, их разделяли множество придворных. Не имея ни малейшего желания приближаться к Атрейдесу, барон поспешил прочь, чувствуя, как горит его лицо. Надо скорее уйти из этого змеиного гнезда.
* * *
Когда мы терпим неудачу с рождением Квизац Хадерача, это событие сильно травмирует нас, не только из-за провала кандидата, но и из-за неспособности матери Хадерача, которая все свои силы вложила в программу. Наши архивы полны имен неудачников – как тех, так и других.
Секретные архивы селекционной программы Бинэ Гессерит
Джессика сразу вспомнила эту столовую, до боли знакомую ей по годам юности – здесь она росла, воспитывалась, стала послушницей, прошла обучение, стала сестрой, а потом была послана наложницей к герцогу Каладана.
Сколько же лет прошло. Это было как будто в другой жизни. Лето.
Войдя, она заметила, что обеденный зал расширили за счет пристройки, соединенной со старым залом коротким коридором. Настало время приема пищи, и вокруг сновали множество женщин, но все они, казалось, избегали ее. Неужели все знают, зачем она приехала? Джессика хорошо помнила здешние сплетни и пересуды. Они что, действительно думают, что она представляет опасность для Ордена сестер, даже не зная, почему?
Пока она раздумывала, куда бы сесть, к ней подошла незнакомая сестра и завязала разговор.
– Куда сесть, зависит от того, какую кухню вы предпочитаете, традиционную или современную.
Эта высокая женщина имела такую же бронзовую кожу, как и Джессика, нежный овал лица и кошачьи синие глаза. Плавные движения выдавали хорошо тренированную мускулатуру; выглядела она на год-два старше Джессики.
– Я сестра Ксора, – представилась она, и Джессика заметила, что все остальные в зале посмотрели в их сторону.
Ксора понизила голос.
– Им очень любопытно узнать что-нибудь о тебе.
– Я Джессика… сестра Джессика, прибыла с Каладана.
Ксора улыбнулась.
– Кто ты, знают все. По всей школе только и разговоров, что о тебе. Говорят о прибытии Таинственной женщины. Так тебя здесь называют. Все хотят знать, зачем ты здесь и что от тебя хочет смертельно опасная Лезия. Очевидно, ты воплощение кровопролития, страха и разрушения.
Джессика удивилась до глубины души.
– Но почему тогда Лезия не убила меня, как и других? Ей предоставили шанс.
– Это она пока не убила. – Ксора указала рукой на ближайший стол и звучным голосом осведомилась: – Не возражаешь, если мы пообедаем вместе?
Джессика оглянулась на других сестер и решила, что, наверное, лучше, если она не станет есть в одиночестве. Друзей у нее здесь явно нет.
– Я буду очень рада – если тебя не пугает таинственная женщина.
– Я готова рискнуть, – ответила Ксора. Она выбрала стол, отметила его как занятый и повела Джессику к раздаче. – Я питаюсь исключительно здесь уже семнадцать лет. Помню, правда, несколько банкетов в императорском дворце, но это было так давно… – грустно добавила она, пока они шли к длинной стойке. – Рекомендую уаллахскую кашу, полезную зелень и специи с горным кабаном или вегетарианские. Я предпочитаю мясную версию. – Она лукаво улыбнулась. – Точу зубки.
Джессика улыбнулась в ответ, но инстинктивно проявила осторожность в отношении этой женщины. Может она просто старается выглядеть дружелюбной, а на самом деле ищет ее общества по своим причинам?
– Достаточно хорошего супа, учитывая холодную погоду.
Она с тоской вспомнила летние ливни Каладана.
Они выбрали кашу с подовым хлебом и пошли с подносами к стойке десертов. Джессика заметила, как одна из сестер опрыскала водой деревце, стоявшее в горшке на последней стойке раздачи. После этого листья растения посветлели, оно потянулось вверх, и на ветке появился ярко-желтый плод. Сестра сорвала его, положила на поднос и пошла к своему столу.
Джессика стояла как зачарованная.
– Никогда в жизни не видела такого лимонного дерева.
– Эти плоды слаще и мягче лимона. Дерево плодоносит только после того, как его опрыскают водой, – объяснила Ксора. – Так на так, вода в обмен на плод.
Ксора повторила водную процедуру, и скоро у них обеих были свежие фрукты, с которыми они и вернулись к столу. Во рту эти плоды оставляли гамму превосходных вкусовых оттенков – один за другим.
– Восхитительно!
Ксора сардонически улыбнулась.
– Помни главное напутствие Верховной Матери: не ешьте десерт перед основным блюдом.
Воспоминание заставило Джессику улыбнуться, и она поняла, что потихоньку успокаивается.
Ксора нагнулась к Джессике через стол, не удержавшись от желания посплетничать.
– В школе сейчас происходит много событий. Главная тема разговоров – ты и Лезия, но кроме того, сейчас разразился своего рода финансовый кризис. Дом Тулла, наш главный благотворитель, прекратил платежи. Старый виконт отчислял огромные суммы в пользу Бинэ Гессерит – ты же видела модернизированные старые и недавно возведенные новые здания, – но недавно он умер, и наследники прекратили финансирование, сказав, что их дом и так достаточно много пожертвовал на Орден сестер. Для Верховной Матери это стало настоящим потрясением. Мы предложили прислать наложницу новому виконту, но он отказался, – добавила Ксора и некоторое время помолчала. – Я бы с удовольствием поехала к нему, если бы мне дали такой шанс. Я слышала, что Джиандро Тулл красавец, а я как раз в таком возрасте, что смогу стать подходящей для него спутницей.
– Ты можешь попросить о назначении?
Ксора в ответ лишь грустно улыбнулась, и Джессика заметила, что она очень мила – с высокими скулами и чувственными полными губами, которые делали ее интересной и привлекательной.
– Нет, единственное, что может делать сестра, – это стараться изо всех сил и надеяться, что ей предложат что-нибудь интересное.
– Да, – согласилась Джессика и откусила кусок сочной свинины, наслаждаясь ее изысканным ароматом.
Когда-то давно она не имела понятия, что ее назначат к герцогу Лето, и с большим сомнением приняла это предложение.
Ксора тоже положила в рот кусок мяса, подумала и сказала:
– Расскажи о себе, таинственная женщина. Мне очень хочется лучше тебя узнать.
Джессика мгновенно насторожилась.
– Разве здесь плохо осведомлены обо мне? Старая Лезия потребовала, чтобы меня оторвали от дома, от моего сына Пола. И все из-за того, что старухе приснился дурной сон.
Ксора сочувственно хмыкнула.
– Лезия! Эта злобная старуха устроила здесь настоящий хаос. – Она улыбнулась, но натянуто, словно выдала тайну. – Прости за напористость. Я специально тебя искала, потому что кое-что знаю о твоих тайнах. У нас с тобой есть… кое-что общее. – Она оглянулась и понизила голос. – Как и ты, я тоже когда-то служила наложницей… И у меня тоже есть сын, рождение которого не санкционировали Бинэ Гессерит.
Пораженная, Джессика положила ложку на тарелку. То, что она была наложницей Лето, знали все сестры, но нарушенная ею инструкция оставалась тайной. Известно ли им, что ей предписывалось рожать только дочерей? Она думала, что эта информация доступна только Мохайем и другим Преподобным Матерям высшего ранга. Внутри Джессики все похолодело, она молча ждала продолжения.
Ксора многозначительно кивнула и снова заговорила:
– По крайней мере, тебе разрешили остаться с твоим герцогом, меня же за тяжкое отступничество отозвали семнадцать лет назад. Я сижу здесь и впустую трачу свои способности. Я обладаю навыками высокого уровня, но прокторы оставили меня здесь обучать послушниц.
Джессика не удержалась от вопроса:
– Что стало с твоим сыном? Он… далеко отсюда?
Лицо Ксоры исказилось от обуревавших ее чувств. На несколько мгновений она прикрыла глаза.
– Нет, он очень близко, но мне не позволяют быть его матерью. Он меня даже не знает.
Джессика не могла себе даже вообразить, что чувствует эта женщина.
– Мне искренне тебя жаль. Расскажи, что произошло.
– Меня назначили в наложницы к барону Онару Молаи, когда он был еще совсем молод, романтичен и свеж лицом. Я его вторая наложница от Бинэ Гессерит. Он устал от первой – сестры Джиары, ты видела ее здесь, в Школе Матерей. Верховная Мать решила заменить ее мной.
Джессика вспомнила встречу с сестрой Джиарой у бронированной двери палаты Лезии. С незапамятных времен руководство Бинэ Гессерит меняло наложниц, как шахматные фигуры. Назначение Джессики в дом Атрейдесов, а Ксоры – в дом Молаи считалось вполне обычным делом.
– На службе у моего аристократа я провела несколько месяцев при императорском дворе на Кайтэйне. – Она замолчала и пожевала нижнюю губу. – Пока я была там, лорд Молаи активно занимался политикой. Меня предоставили самой себе, и я стала заводить собственные связи. У меня случился роман с молодым сардаукаром, я влюбилась в него, как ты в своего герцога. Это было полным нарушением всех правил – не только Ордена сестер, но и принятых при дворе и у сардаукаров.
Джессика удивилась, но Ксора продолжала говорить, решив рассказать свою историю до конца.
– Когда я забеременела, моего сардаукара разжаловали и отправили на отдаленную планету, а меня в наказание отозвали в Школу Сестер. Барон Молаи пришел в ярость из-за публичного позора, и Харишка отправила ему одну из самых соблазнительных наложниц, чтобы смягчить его гнев. Я родила сына уже здесь, на Уаллахе IX.
Джессика от всего сердца сочувствовала горю, которое довелось пережить Ксоре, и эта боль только усугублялась ее собственным бедственным положением.
– Как и я, ты влюбилась, несмотря на запрет, и родила ребенка, хотя не имела права этого делать.
Ксора посмотрела в глаза Джессике.
– Наверное, мы единственные сестры, которые решились на это.
Джессика прикоснулась к руке Ксоры, но отдернула ее, прежде чем кто-нибудь успел это заметить. Здесь не место для выказывания эмоций. Любых эмоций.
* * *
Я увидел, что уловки и маски императорского двора суть фальшивые, но принятые всеми иллюзии. Все это страшно далеко от реальной жизни.
Герцог Лето Атрейдес, из писем к сыну
Формальный вызов на дуэль от лорда Атикка, холодный как лед, Лето получил на листе ридулианской бумаги. Он с упавшим сердцем прочел вызов и понял: невозможны никакие переговоры, никакие возмещения, у него не примут никаких извинений. Придется встретиться с этим человеком в традиционном поединке, где прольется кровь за кровь.
В ожидании условий вызова Лето проводил время в изучении правил Ландсраада и законов Империи. Он перечитал «Учебник ассасина», пытаясь найти хоть какой-то выход, но в случае объявления кровной вражды возможности ответа резко ограничивались.
Лето не отказался бы добиться примирения, но Атикк не согласился бы ни на что, кроме смертельного поединка. Горячие слухи уже гуляли по императорскому двору, и нездоровое возбуждение охватило его залы. Лето понимал, что поклоны, просьбы или попытки примирения заставят его выглядеть слабым.
Лорд Атикк являлся мастером единоборств и не раз доказывал это на деле. Лето практиковался в этом мастерстве на учебных аренах своего замка. Он нанимал спарринг-партнеров, которые заставляли его потеть в поединках, но никто не мог сравниться в навыках с Сафиром Хаватом, Гарни Холликом или Дунканом Айдахо. Лето не горел желанием драться, но был, как хороший боец, готов к поединку.
Герцог приучил себя не показываться в крытых галереях или крыльях дворца без свиты каладанских гвардейцев и придворных. Шагая гордой поступью по дворцу, Лето видел, как люди отводят взгляды и перестают шушукаться.
Когда он прибыл на Кайтэйн, двор гудел, взбудораженный известием об уничтожении Дома Вердена, но теперь все говорили о вызове Атикка и о неминуемой дуэли. Многие шепотом высказывали подозрения в нечестной игре Лето, в то время как другие говорили об этом, не таясь, совершенно открыто и не боясь, что их подслушают.
– Очень удобно… один из немногих выживших на Оторио.
– Он смог уцелеть, когда столь многие погибли.
– Я слышал, что он заранее укрылся на императорском корабле и бросил других гореть в огне взрыва.
Лето в ярости обернулся, но толпа сместилась, и придворные прикрыли говоривших.
Как ни удивительно, на защиту Лето встал не кто иной, как граф Фенринг, обрушившийся на сплетников.
– Благодаря наблюдательности и быстрому мышлению Лето Атрейдеса наш Император пережил эту злодейскую атаку! Ах-х, если бы не герцог Лето, большинство из нас не успели бы спастись. – Граф окинул пылающим взглядом трусливых льстецов, его слова разили, как смертоносные клинки. – Он вне подозрений!
– Но тогда почему лорд Атикк послал вызов Дому Атрейдесов? – выкрикнул кто-то.
– Потому что ваш Аттикк – просто неблагодарный глупец, – ответил Фенринг. – Он и сам-то остался жив только благодаря предостережению Лето Атрейдеса. Атикк обязан ему жизнью, и это низость с его стороны – вызывать на дуэль человека, известного своей честью.
Лето не понимал, как отнестись к поддержке со стороны такого человека, как Фенринг. Он решил соблюдать нейтралитет.
– Спасибо вам за добрые слова, граф, но мне думается, что лорд Атикк едва ли переменит решение.
– Конечно, нет, хм-м-м, – ответил Фенринг. – Придется с ним разобраться.
Лето пощупал в кармане листок с вызовом и подумал о неминуемой дуэли.
– Я знаю, когда это кончится.
Фенринг провел пальцем по скошенному подбородку.
– Хм-м-м, – произнес он и махнул рукой в сторону глазеющих придворных. – Идите прочь и оставьте герцога Лето в покое, займитесь каким-нибудь другим вздором.
Люди разошлись, вышел и Фенринг. Люди Лето Атрейдеса не смогли сдержать улыбок.
Однако торжество длилось недолго. Рядом с мраморной статуей древнего героя стояла Преподобная Мать Мохайем и сверлила Лето взглядом проницательных глаз. Пока герцогу удавалось избегать встречи с ней, но, услышав слова графа Фенринга, она выступила из тени.
– Ваше быстрое мышление на Оторио спасло жизнь и мне, Лето Атрейдес, – заговорила она сухим скрипучим голосом. – Практически я одна из тех, кто обязан вам жизнью, хотя Орден сестер не признает таких долгов.
– Я делал это не ради вас. – Лето силой воли подавил эмоции. Если бы эта ведьма погибла в музее Коррино, она не смогла бы дергать за веревочки, чтобы манипулировать Джессикой. Сестры являлись насквозь лживыми созданиями, и теперь ему ясно, что его связь с матерью его сына столь же иллюзорна, как голографические картины вокруг императорского дворца.
Он чувствовал, что Мохайем буквально пронзает его взглядом. Она же прекрасно понимала его эмоции и ход мыслей.
– Точно известно, что Джессика благополучно прибыла в Школу Матерей. Ее хорошо приняли, о ней позаботятся, и вам больше нет нужды о ней беспокоиться.
– Джессика сделала выбор. Она показала, кому верна, а я извлек из этого важный урок.
Мохайем улыбнулась и сделала вид, что не поняла сказанного.
– Я рада, что вы довольны ее многолетней службой. Джессика в молодости была моей ученицей. Я хорошо ее учила.
– Слишком хорошо.
– Орден сестер всегда может предоставить Дому Атрейдесов другую наложницу. Я с удовольствием приму участие в выборе. – Она поклонилась, кажется, поддразнивая герцога. – Я могу найти женщину, более подходящую для вас.
Гнев охватил Лето, он отвернулся.
– В этом нет необходимости. В замке Каладана больше не нужны ведьмы.
Очень скоро волны дворцовых слухов стали клубиться вокруг прибытия еще одного скандального аристократа Ландсраада, неиссякаемого источника сплетен. После многолетнего отсутствия на Кайтэйн с пышными церемониями прибыл барон Онар Молаи, явился так, словно в прошлом ничего не произошло. Он так сильно рисовался при дворе, что возбудил бесконечные разговоры о его опале и бесчестье и о том, и как Ксора, его наложница из ордена Бинэ Гессерит, наставила ему рога, открыто и бесстыдно связавшись с императорским сардаукаром прямо при дворе.
Люди, прибывшие с отдаленного Каладана, проявляли мало интереса к политике и придворным скандалам, но даже Лето слышал невероятную историю, потрясшую ряды сардаукаров и личной гвардии императора. Это событие пошатнуло положение Дома Молаи и позиции аристократа в Ландсрааде, и смягчился он только после того, как Орден сестер предоставил ему новых наложниц. Барон пребывал в тени почти два десятка лет.
Теперь, дерзко появившись в Кайтэйне после долгого отсутствия, он не проявлял ни мятежности, ни забывчивости. Лето наблюдал, как он общается с чопорными аристократами, словно со старыми приятелями. Молаи делал вид, что предательство целиком и полностью легло на совесть его наложницы, и не испытывал в связи с этим ни тени смущения.
Эта ситуация заставила Лето думать о Джессике и о более тонком способе, каким она причинила боль ему. Он также помнил слова Мохайем. Стоит ли залечить боль, приняв череду следующих наложниц, просто чтобы забыть Джессику? Однако Лето понимал, что это лекарство не подействует, только причинит страдания Полу.
Он сосредоточился на текущих проблемах: на сыне и на неминуемой дуэли.
Закончив расследование на Элегии, полковник-баши Колона с радостью вернулся в императорский дворец. Как сардаукар, он был обязан давить в зародыше любой мятеж, как уничтожил весь род Верденов, но во владениях виконта Тулла не нашлось ничего подозрительного. Когда Колона представил императору рапорт, ему показалось, что Шаддам разочарован, но сардаукар никогда не станет фабриковать улики.
Одетый в парадный мундир полковник-баши стоял неподвижно, как статуя, в тронном зале, и немало удивился, когда увидел, что барон Молаи вернулся во дворец после стольких лет добровольного изгнания. Аристократ высоко держал голову и важно выступал под руку с прекрасной наложницей Бинэ Гессерит. Джопати Колона давно не вспоминал своего сосланного друга, однако никогда не забывал, какое несчастье с ним произошло.
Они вместе учились в суровой школе сардаукаров на Салузе Секундус, а затем оба получили назначение на службу в императорском дворце вместе с другими сардаукарами. Жизнь при дворе полнилась искушениями и соблазнами, но Колона все же не понимал, как мог солдат пренебречь званием и честью и позволить соблазнить себя наложнице барона Молаи.
Эта интрижка навредила аристократу Ландсраада, сломала карьеру сардаукара, опорочила наложницу и привела в замешательство императорский двор.
Молодого солдата с позором изгнали из гвардии, а барон отправился домой зализывать раны и восстанавливать репутацию, не появляясь на Кайтэйне. Очевидно, он решил, что семнадцати лет для этого вполне достаточно.
Но императорский двор ничего не забыл, как не забыл и полковник-баши Джопати Колона. Он стоял по стойке смирно в тронном зале, устремив взгляд прямо перед собой.
* * *
На утро дуэли с лордом Атикком Лето проснулся со страхом и с ощущением неизбежности. Он плохо спал, но в целом чувствовал себя готовым к поединку. Он оделся в свободный наряд с гербом Дома Атрейдесов и опоясался церемониальным мечом, который захватил с собой. Сегодня это оружие послужит отнюдь не украшением.
Лето покинул гостевые покои, не зная, суждено ли ему туда вернуться. Он уже оставил подробные инструкции Сафиру, Гарни и Дункану на случай, если не переживет поединка, и записал послание Полу. Когда старый герцог Паулус погиб в бое быков на ристалище, Лето был еще не готов занять его место, но тем не менее ему пришлось взять на себя эту ответственность. Полу при необходимости придется сделать то же самое. Его сын станет хорошим и благородным правителем.
Лето попал в тенета имперских игр. Может, он сделал глупость, ввязавшись в них?
Свита хранила хмурую серьезность. Одетые в черно-зеленые мундиры люди сопровождали Лето по гулким залам к месту дуэли поблизости от обширных покоев лорда Атикка.
Приблизившись к месту поединка, они заметили множество взволнованных до крайней степени придворных, охваченных потрясением и страхом, еще больше усиливающими волнение. Лето едва не отпрянул, увидев врача Сукк и нескольких слуг, несших носилки, на которых лежало огромное тело лорда. Кожа его покрылась пятнами, на лице застыла маска боли, а открытые налитые кровью глаза вылезали из орбит.
Шепот громом отдавался под сводами зала.
– Лорд Атикк мертв!
– Прямо в день дуэли.
– Он отравлен! Его отравили в его собственных покоях.
– Никогда не ожидал этого от Лето Атрейдеса!
Лето оцепенел.
– Что это? Кто-нибудь, объясните мне, что произошло.
Из покоев мертвого Атикка вышел Фенринг и пошел за носилками.
– Ах-х хм-м-м, к сожалению, индикатор ядов в столовой лорда Атикка оказался неисправным, и подмешанный в сыр яд без вкуса и запаха не распознали.
Граф улыбнулся, словно не придавал никакого особого значения случившемуся. Во всяком случае, ни лице его не отразилось следов потрясения.
Лето внутренне похолодел.
– Вы хотите сказать, что кто-то отравил его непосредственно перед назначенной на сегодняшнее утро дуэлью?
Один из придворных злобно фыркнул.
– Кто-то!
Фенринг встал рядом с герцогом.
– Это вполне согласуется с кодексом поединков, мой дорогой герцог. «Учебник ассасина» недвусмысленно допускает применение яда при объявлении кровной вражды, ради того, чтобы избежать дополнительного и ненужного вреда. Хм-м-м.
Чувствуя нарастающую тревогу, Лето расправил плечи и возвысил голос.
– Я не травил Атикка! Я пришел сюда, чтобы биться с ним. Я сам решаю свои проблемы и не прячусь от них. – Он поднял меч и указал на силовой защитный пояс. Гнев Лето не знал предела. – Я не напрашивался на эту дуэль, и я не убивал его.
Толпа молча смотрела на него.
Фенринг снова заговорил:
– Еще раз хочу сказать, что это вполне приемлемое завершение кровной вражды. Дело решилось без кровопролития и разрушительного боя на мечах. – Он приветственно поднял руку. – Хвала герцогу Лето Атрейдесу!
У Лето горело лицо. Свита его оцепенела. Отравление могло быть приемлемой тактикой, и возможно, собственный мастер-ассасин герцога Сафир Хават мог бы при известных обстоятельствах прибегнуть к яду, но сам Лето никогда не убил бы собрата аристократа таким низким способом. Вызов на дуэль принимался согласно кодексу чести. Для герцога это попахивало трусостью.
Фенринг же не скрывал удовлетворения и отнюдь не выглядел смущенным.
– Ну, ах-х-х, неважно, кто это сделал, но теперь конфликт можно считать почти улаженным, а мы можем заняться другим важными имперскими делами. – Оставив труп на попечении врача Сукк и слуг, бросившихся прочь с носилками, граф понизил голос. – Не стоило вам тратить на него время, Лето. Я вижу для вас куда более крупные возможности.
* * *
У меня великое множество деловых связей, потому что КАНИКТ – огромная компания, проникающая повсюду. У меня немного союзников, потому что поддержание союзов требует долгосрочного планирования и определенного взаимного доверия. Еще меньше тех, кого я могла бы назвать друзьями. Они драгоценны для меня, но и очень опасны, потому что слишком много обо мне знают. Я не часто соглашаюсь идти на такой риск.
Ур-директор КАНИКТ Малина Ару
Серебряная Игла пронзала небосвод Кайтэйна, словно меч. Высокое здание не было запятнано ни окнами, ни архитектурными украшениями, но полупрозрачный металл позволял руководителям компании наблюдать изнутри панораму города. Снаружи, однако, штаб-квартира КАНИКТ выглядела сверкающей и непроницаемой, как и сам КАНИКТ.
Шпиль сконструировали так, чтобы внушать подсознанию ассоциации с кинжалом ассасина, не позволяя императору забыть, кому на самом деле принадлежала реальная власть. Шаддам Коррино всю жизнь видел Серебряную Иглу, но Малина Ару сомневалась, что он считывал тайный посыл или хотя бы догадывался о нем.
Прежде чем вернуться в тихое убежище на Тупайле, ур-директору предстояло закончить кое-какие дела с сыном Франкосом в здании штаб-квартиры. За время пребывания на Кайтэйне она свидетельствовала перед комитетом Ландсраада, поклявшись – совершенно честно и в присутствии Вещающей Истину, – что не поддерживает непосредственной связи с Якссоном после атаки на Оторио и предполагает (хотя она на самом деле ни минуты в это не верила), что Якссон удалился в изгнание за пределы Империи с тем, чтобы никогда не возвращаться. Она образцово сотрудничала в попытках выследить Якссона и предать его в руки правосудия и превосходно разыгрывала роль убитой горем матери, сын которой совершил тягчайшее преступление.
