Читать книгу: «Живи», страница 4

До позднего вечера брожу по городу. Сумерки поздние, лето все-таки. На какой-то улице натыкаюсь на разрытую канализационную яму, слои уходят глубоко под землю. Оттуда как будто смотрит время. Может по тем бревнам, что в самом низу ямы, ходил Невский или еще какой-нибудь князь. Ближе к полночи забредаю в заброшенный старинный храм. Удивительное дело, его облюбовала группа художников, на улице развешаны замысловатые инсталляции, а внутри, под сводами в бочке горят поленья. В тусклом свете сверху глядит лик Христа, а со стен – зарисованные до пояса синей больничной краской святые. Кое-где поверх советской краски нарисованы граффити. Ребята-художники вполне интеллигентны, даже что-то из классики знают. Пользуясь хорошей акустикой играют Цоя.

Ночь провожу в дешевой ночлежке на берегу Волхова. Утром, немного перекусив и приняв душ, снова пускаюсь в путь.

До Москвы меня подкинул дальнобойщик. Мрачный пилигрим. В своем оббитом рюшками и коврами металлическом коконе он путешествует сквозь тысячи километров. Трудно даже сказать, о чем он думает. Тихая ночь, свет встречных машин всполохами освещает его лицо. Глаза неотрывно глядят в одну точку. Может он ушел в транс? Может это и есть нирвана? Вот так, за монотонным занятием, забываться.

И вот, Москва. Дальнобойщик высаживает меня за МКАДом, на окраине типового района. В предрассветной тишине бреду к метро. Жуткий червь еще не проснулся. Кругом всё спит.

Только у входа на станцию собираются приезжие работяги. С грустными, практически обреченными лицами. Доезжаю до Воробьевых гор и любуюсь на просыпающуюся столицу. На набережной где-то внизу гудит уборочная машина, кругом любители утреннего бега, бабули со скандинавскими палками.

Удивительное зрелище – поодаль, за спинами многочисленных охранников стоит какой-то человек. Лица не видно, наверное богатый бизнесмен. Стоя тут, на смотровой площадке, он чем-то походит на Воланда. Одинокий и несчастный. Ему принадлежит наверное многое, но он по прежнему бессилен изменить главное. Ему не купить лекарства от одиночества.

К обеду прощаюсь с Москвой. Этот участок дороги преодолеваю вместе с молодой парой. Парень и девушка только поженились, едут в свое свадебное путешествие. Впадаю в сонное забвение и просыпаюсь только ближе к вечеру. Проносимся мимо поля подсолнечников. Их желтые головы едва покачиваются на ветру, в лучах закатного солнца.

На подъезде к Ростову-на-Дону прощаюсь со своими попутчиками. Иду с рюкзаком по пустынной дороге, кругом заводи. Слышится шелест камыша и треск цикад. Кое-где на водной глади поблескивает луна. У воды необычайно холодно, а кругом ни одного огонька. Усталый и немного грязный я вижу вдали небольшое пятнышко света. Как мотылек ускоряюсь видя его. Оказывается это подсветка небольшого дорожного указателя:

«Храм св. Николая – 3 км».

Затея гиблая, но все же.

Глубокой ночью набредаю на храм. Он одиноко стоит почти посреди поля. Вдалеке виднеется крохотный хуторок. В окне одной из прихрамовых построек горит свет. Стучусь.

Дверь открывает бородатый мужчина лет шестидесяти. Как оказалось позже – местный священник. Он предложил поужинать, а за одно достал и две рюмочки. Хорошее самодельное южнорусское вино пошло на пользу. Всю ночь мы проговорили с ним на самые разные темы. Это такая исповедь, но в обратную сторону. Он говорил о своей нереализованности, о греховности. Никогда бы не подумал, что у церковной жизни, у этой светлой части нашей обыденности такая изнанка.