Отзывы на книгу «История западной философии», страница 4

Краткий вывод: хорошо, но в совокупности с другими учебниками по истории философии. В этой книге есть характеристика эпох и критика философских концепций, но взгляды философов раскрыты упрощенно и местами - неполно.

Нелегко писать о книге, в которой история философии неотрывно сплетена с личным взглядом автора.

Объективно книга дает хорошее представление об основных этапах развития истории западной философии, в ней просто и доступно изложены взгляды великих философов, многие из этих теорий Рассел подвергает критике. С одной стороны полезно видеть слабые места в знаменитых философских системах, с другой - как по мне, в книге слишком много личного, слишком прорывается субъективное отношение Б. Рассела к некоторым концепциям, и чем ближе к современности, тем больше внимания автор уделяет выражению личных предпочтений (в ущерб объективности).

Приятное отличие от других учебников по истории философии в том, что в этой книге есть краткие справки об исторических эпохах, в которых развивается та или иная идея, и прослеживается преемственность. В этом же и минус книги лично для меня - я люблю подмечать сходства и заимствования сама.

Ирония и критика Б. Рассела в первых 2/3 книги кажется даже приятной, потому что она ненавязчивая и не так уж часто встречается в тексте. Под конец демонстрация его личный взглядов начинает раздражать, потому что цель моего чтения - разобраться с историей философии, а не с личным мнением ее автора.

Еще одно слабое (на мой взгляд) место книги - систематизация. Разумеется, о философах и мировых тенденциях мы читаем в хронологическом порядке, о каждом философе узнаем сначала биографию, затем - его личные взгляды, но каждая глава написана в форме свободного эссе, в котором одна мысль перетекает в другую, четкой системы в тексте нет. Только самые большие главы разбиты на отдельные части.

Острый как бритва интеллект автора режет на маленькие кусочки труды титанов мысли. Ключевые концепции, от Фалеса до самого Рассела, в контексте западной истории. Мой мозг отказывался воспринимать доктрины греков, наверное мешала призма сознания 21 века, а потом Лейбниц, Локк, Гегель, едрить колотить, как вас понимать, у нас на районе по другому принято мысли выражать.

Итак сегодня вечером на ринге…

Ницше vs Будда

Будда начал бы спор, говоря о прокаженных, отверженных, бездомных и несчастных; о бедняках, у которых болят натруженные руки и которые едва поддерживают жизнь скудным пропитанием; о раненных в битвах, умирающих в медленной агонии; о сиротах, с которыми плохо обращаются жестокие опекуны и даже о наиболее удачливых, но преследуемых мыслями о крахе и смерти. Из всего этого бремени печали, сказал бы он, надо найти путь к спасению, а спасение может прийти только через любовь.

Ницше, которому лишь всемогущество Бога могло бы помешать прервать Будду, разразился бы, когда пришла его очередь: «О, Господи! Человече, ты должен научиться быть более толстокожим. Зачем хныкать из-за того, что простой люд страдает, или даже потому, что великие люди страдают? Простой люд страдает обыденно, страдания великих людей велики, а великие страдания не нуждаются в сожалении, так как они благородны. Твой идеал чисто отрицательный – это отсутствие страданий, которое может быть полностью обеспечено лишь в небытии. А у меня положительные идеалы: я восхищаюсь Алкивиадом, императором Фридрихом II и Наполеоном. Ради таких людей любое страдание оправдано. Я взываю к тебе, Боже, как к величайшему из творцов-художников: не позволяй, чтобы Твои артистические порывы обуздывала дегенеративная обуянная страхом болтовня этого несчастного психопата».

Будда, который на небесах успел изучить историю всего, что произошло после его смерти, и овладел наукой,восхищаясь знанием и печалясь по поводу его применения людьми, отвечает со спокойной вежливостью: «Вы ошибаетесь, профессор Ницше, думая, что мой идеал чисто отрицателен. Действительно, он включает негативный элемент – отсутствие страдания, но вдобавок он имеет столько же позитивного, сколько можно найти в вашем учении. Хотя я и не особенно восхищаюсь Алкивиадом и Наполеоном, у меня тоже есть свои герои: мой последователь Иисус, потому что он учил людей любить своих врагов; люди, открывшие, как управлять силами природы и затрачивать меньше труда на добывание пищи; врачи, нашедшие средства против болезней; поэты, артисты и музыканты, которые несут на себе печать божественного блаженства. Любовь, знание и наслаждение красотой – это не отрицание; этого достаточно, чтобы наполнить жизнь самых великих из когда-либо живших людей».

Знаю эту чёртову и многострадальную книгу с юности. Она одновременно и талантлива и бездарна. Многострадальна она как историей своего создания ,так и историей публикации её у нас при комунячьем царе Никите Добром , когда , по приказу тогдашней боярской думы (политбюро) из неё выкинули целую главу о Марксе , написанную , по мнению заскорузлых коммунячиих бояр , слишком вольнодумно и презрительно к их богу. Прочесть эту легендарную главу по русски удалось лишь не так давно. Талантлива она своим языком – искромётным английским Уайльда, современником которого был мажорик – автор и , возможно , знал его лично. Но даже если и не знал , то дух уайльдовского юмора и благожелательного скепсиса пронизывает и эту книгу и всё творчество великосветского придурка Рассела с начала и до конца его пустейшей и длиннейшей жизни. Бездарна же она и общей бездарностью старых и дряхлых духом народов, давным–давно уже совершивших свою революцию и неудержимо несущихся под откос истории,к своему окончательному упадку и культурно–политическому небытию, и в то же время особенной бездарностью англоязычных народов , не способных мыслить отвлечённо и потому, вообще чуждых философии и не достигающих её понимания как науки у греков и у немцев. Последнее , возможно, обусловлено особенностями английской речи , грамматикой и фонетикой языка, обрекающими его носителей на априорный сенсуализм и узкий чувственный эмпиризм. Как бы то ни было , любой серьёзный философ по прочтении этой книги будет сожалеть о потраченном времени, осознавая , что это просто сборник анекдотов и великосветских дворцовых каламбуров, который во всех отношениях не лучше , а ХУЖЕ Диогена Лаэрция. Лорд Рассел поставил цель сделать что либо весёлое и , в то же время значительно–систематическое в плане познания. Однако голый аналитизм , выступающий у него как итог развития всемирной философии, по сути, отсылает читателя к её началу – к заявлению Сократа о том , что «я знаю ,что ничего не знаю».Это идёт в русле общего поздневикторианского скепсиса , который Уайльд гениально резюмировал сентенцией из «Дориана Грея» о том , что скептицизм есть начало веры. Для романа такой итог хорош, но для научного труда он хуже , чем итог Диогена Лаэрция (материализм Эпикура) и тысячекрат хуже , чем грандиозный итог великого Гегеля (абсолютное самопознание мирового Разума),который, как пытался поугарать грёбаный премьерский внучатко , не сумел объяснить превращения столов в стулья и наоборот в понятии !