Читать книгу: «Жуткое утешение», страница 6

– Я пас.

– Как хочешь.

С этими словами Безел снова взлетел, и, оставшись одна, Нилит получила идеальную возможность упасть в нору старых добрых размышлений. Бессмысленный внутренний монолог – полезный, но при этом раздражающий, напоминал щекотку пером.

По крайней мере, ее забавляли проклятия плещущегося в воде Фаразара.

Глава 7. Герой

Никситы, первыми овладевшие искусством порабощения и составившие Догматы, быстро провозгласили себя единственными хранителями Никса. Такими они и остались. Ранее никситы были просто мудрецами, знатоками языческих церемоний; их роль состояла только в том, чтобы лодочник получил свою монету, а боги – свои души. И все же почти десять веков спустя только они обладают правом добывать, накапливать и продавать воду Никса – даже за пределами Арка. Они больше не отправляют мертвых в загробный мир, но оставляют их в заточении здесь.

Фрагмент свитка, который анонимный автор в 987 г. отправил камерарию Ребену

Все знают, что беда не приходит одна, но никто не говорит о том, что любопытство ненавидит одиночество. Оно обожает компанию, особенно странных собеседников. Оно их любит. Просто обожает.

Я понял, что мое отношение к Острому зависит от того, насколько он полезен. В данный момент я мог копаться в его знаниях, как в библиотеке, а историй он мог рассказать не меньше, чем подвыпивший солдат. На каждый вопрос, который вертелся у меня на языке, у меча был ответ – или, по крайней мере, случай из жизни, который представлял бы интерес для меня. Я впервые прижимал голову к двери гардероба не от скуки, а чтобы лучше расслышать слова меча.

Острый впал в лирическое настроение.

– И тогда могучий Горуш подтянул солнце поближе, чтобы спалить своих врагов. А когда горящие солдаты побежали к морю, чтобы потушить пламя, на берегу их встретила его армия мертвецов. Сеш потерпел поражение еще до того, как солнце разрушило его узы. В наказание за то, что он изменил течение Никса, убил лодочника и подарил человечеству тайну порабощения мертвых, Горуш посадил Сеша в темницу до скончания времен.

– А я-то думал, что восточные мертвые боги – странные.

– Все плоды пустыни – странные, как говорят поэты. В любом случае, некоторые утверждают, что героем этой истории был Сеш, ведь теперь порабощение играет важную роль в нашем мире. В каком-то смысле Сеш победил. Боги утратили силу, и мы забыли их, и даже Сеша – не все, но, по крайней мере, многие. Еще остались те, кто поклоняются ему, превознося его подвиги. Угадаешь кто?

– Тот Культ. Культ Сеша.

– А у тебя уже неплохо получается.

Я пожал плечами, хотя в гардеробе было темно и Острый не мог меня увидеть.

– Я жадно впитываю сведения – но только те, которые мне полезны.

Моя голова была набита странными комбинациями и именами важных личностей, а еще в ней хранился полный список публичных домов Таймара. Украденным картам лично я предпочитаю четкие наводки. Легенды о сокровищах пусть слушают искатели приключений и люди с богатой фантазией, но я не принадлежу ни к тем ни к другим. Подобные истории обычно в одно ухо влетают, а из другого вылетают, словно ветерок сквозь забор. Ну, то есть так было до сегодняшнего дня.

– Ты так и не объяснил, почему задаешь столько вопросов о порабощении. Более того, у меня такое чувство, словно я говорю уже два дня подряд.

На самом деле так оно и было: за все это время я не произнес и пары фраз.

– Ты спрашиваешь почему? Это хороший вопрос, и ответить на него можно было по-разному. Потому что я хочу узнать больше – как и любой человек, у которого появился новый навык? Или для того, чтобы удрать и, возможно, отомстить? Можно ли это назвать мечтой о правосудии? Может, обмануть его – сказать, что я хочу почтить память старых мертвых богов? Я мог бы выбрать любой ответ, но в конце концов все они вели к одному – к тому, чтобы заполучить свою половину монеты и убраться как можно дальше от этой страны безумцев.

Каждая причина – это маленькая история, которую мы рассказываем себе, чтобы приукрасить наши желания. Мы каждый день придумываем причины, чтобы объяснить или оправдать наши действия и чтобы быть как все. Но эти истории коварны и опасны. Мы рассказываем их снова и снова – так часто, что сами начинаем в них верить, хотя они лишь маскируют нашу главную цель: получить то, о чем мы мечтаем.

Я сказал ему, чего я хочу.

– Потому что мне не нужно это.

– Это?

– Это! Этот гардероб, это рабство, эта… полужизнь! – заорал я. – Мне нужна свобода, и ради нее я готов на все. Если для этого мне нужно разобраться в мертвых богах, Культе или порабощении – что ж, я не против.

Острый помолчал.

– Ну, насчет гардероба и рабства ты мог бы что-нибудь сделать. А вот то, что ты умер…

– Со смертью я уже смирился.

На самом деле – нет, но я слышал, что позитивный настрой творит чудеса. Я почти забыл о том, как бьется сердце, пока не почувствовал в своей груди сердце Баска. С тех пор я мечтал ощутить это снова.

– Чтобы привыкнуть к своему облику, мне понадобилось много времени. Это все, что есть у мертвых – время.

– Не обижайся, меч, но лично у меня есть руки, ноги и дар богов, который я собираюсь использовать.

– Дар богов?

Я сжал губы. Острый уже знал о том, чем я занимаюсь, о том, как я прибыл в Аракс, и о том, как мной завладел Баск. Но я еще не рассказывал ему о моих «гостях», как я их назвал. Я был уверен, что даже душа-клинок решит, что это – бред сумасшедшего. Я назвал ему лишь одну причину своего вселения – старую добрую «это произошло случайно».

– Это старая фраза крассов, – сказал я. Нет, это не так. – Она означает своего рода магию. – Нет, это не так.

Меч загудел; этот звук был похож на затухающий звон колокола.

– Никогда такого не слышал.

Я решил отвлечь его внимание, дав возможность поведать еще одну историю.

– Но если Сеш такой замечательный и принес столько пользы нам, смертным, то почему так мало людей ему поклоняется? Почему в городе мертвых не приняли Культ?

– Потому что большинство верит, что Сеш, как и другие боги, умер. Еще остались те, кто следует древним традициям, но они подобны песчинкам на берегу.

– То есть все верят только в половины монет.

– Удобная религия, если у тебя теней больше, чем у остальных, верно? Но мы все равно надеемся, что нас ждет загробный мир. Мы, люди, такие дерзкие.

Я знал, что на самом деле нас ждет холодное место под землей, наполненное воплями, но решил об этом не распространяться.

– А Культ?

– Ты когда-нибудь слышал слово «экстремист»?

Нет.

– Ну так вот: экстремисты – это они. Они здесь с тех самых пор, как изменился Никс, с тех пор как открыли волшебное порабощение. Но они фанатично преданы Сешу и славятся своей манией величия – не говоря уже о коварстве.

– У нас на востоке есть бог, похожий на Сеша. Но наши старые религии называли порабощение проклятием, поэтому никто не смел поклоняться ему.

– Лопт, если не ошибаюсь.

– Я смотрю, ты разбираешься в мифологии Красса.

– Келтро, люди уже тысячи лет рассказывают одни и те же мифы, уже тысячи и тысячи лет. Наши боги – это просто пережеванная жвачка из богов древности. Если взглянуть повнимательнее, станет ясно, что боги крассов и аркийцев совершенно одинаковые. Обрати внимание на мастера Фалафеля: он написал цикл эпических поэ…

– Нет.

– Ну и ладно. Все равно они крайне вторичные, – буркнул Острый.

Я решил подбодрить его еще одним вопросом.

– Я знаю, что Догматы придумали никситы, но кто написал самый первый Кодекс – они или Культ?

– Это сделал Фаэра, первый император Арка. Догматы заложили правила порабощения, но ему были нужны законы, которые позволили бы ему остаться императором. Так на свет появился Кодекс, который все преемники Фаэры переписывали и исправляли. Кажется, его обновляли чаще, чем «Плачущее небо», – добавил Острый, довольно ухмыляясь.

Шутка – если это была шутка – пролетела мимо меня, не достигнув цели.

– А где сейчас искать этот Культ?

– В наше время они держатся особняком, но, уверен, их до сих пор можно найти где-то за пределами центральных кварталов. Если увидишь человека в алых одеждах, то он наверняка член этой секты. К ней принадлежат многие свободные тени, в том числе торы и тал – и, по слухам, они жертвуют на нужды Культа немалые средства. Раньше у него даже была церковь, но когда император запретил Культ, ее сожгли.

– Император Милизан.

– Эту историю ты уже слышал.

– Вдова Хорикс сказала, что Милизана убил его собственный сын.

– История гласит, что Милизан связался с Культом, и чем сильнее он проникался его учением, тем глубже члены секты проникали в Небесную Иглу. А когда он заговорил о том, чтобы убить себя и тем самым стать ближе к Сешу, Фаразар, будущий император, решил, что пора действовать. И, по-моему, это было правильно, ведь к тому моменту Культ уже дотянулся до Палаты Кодекса, двора и даже до Палаты Военной мощи.

Острый явно ждал, что я задам ему вопрос. В другой ситуации я бы промолчал и пересидел бы его, но сейчас я сгорал от нетерпения.

– И что было потом?

– Милизана убили в типичном аркийском стиле. Фаразар спрятался в личной уборной императора и просидел там почти сутки, прежде чем заколол его мечом. Говорят, что клинок вошел Милизану в задницу и вышел изо рта. После того как он поработил своего отца, опустив в Великий колодец Никса, Фаразар, по королевской традиции, забрал себе все его монеты и стал правителем. Затем он отправил свою мать, императрицу Хирану, в ссылку на север и сделал императрицей свою жену, которая родом из Красса. Это произошло чуть менее двадцати лет назад. С тех пор Хирану никто не видел, и даже записки никто от нее не получил. Она просто исчезла. Или умерла.

– Похоже, подобные вещи часто случаются в этом городе.

– Только императоры смеют убивать в открытую. Остальные аристократы довольствуются мелкими интригами.

Рассказать дальше Острый не успел: похоже, Баску наскучило держать меня под замком – ну, или он нашел другие сейфы, которые я должен взломать. Как только они открыли двери гардероба, я обмяк, твердо решив, что заставлю этих людей отработать свое жалованье.

С мягким стуком я ударился об пол и закатил глаза.

Ни один из них ко мне не прикоснулся – несомненно, выполняя приказ Баска. Я со вздохом встал и, проходя мимо Острого, закатил глаза к потолку.

В ответ он мог лишь блеснуть в свете лампы.

– Помни, что я тебе говорил, – донесся до меня еле слышный шепот.

Охранники вздрогнули, но ничего не сказали.

Тыкая в меня дубинками, они заставили меня спуститься по лестнице и зайти в еще одну пыльную комнату, где по кругу были расставлены ящики: обстановка напоминала какую-то захудалую арену для боев под одной из таверн Красса. В центре круга стоял голый до пояса человек, похожий на жабу; его мускулистую грудь покрывали геометрические узоры – татуировки, сделанные на Разбросанных островах. Пот стекал с него ручьями. Его огромная бритая голова со множеством бугров сияла в свете ламп. Под его глазами были синяки, словно он целый год не спал. На пальцах рук и ног виднелись кольца из зеленоватого металла. Таких бесстрастных людей – да и жаб, если уж на то пошло – я никогда еще не видел.

– И что теперь? – спросил я у своих тюремщиков.

Они затолкали меня в круг, а человек тем временем задвигал плечами и закрутил головой. Я часто бывал на аренах Таймара и поэтому сразу распознал в нем бойца.

– Баск, ты спятил? – Я понятия не имел, здесь ли он или нет, но все равно обратился к нему. – Я замочный мастер, а не кулачный боец!

Из темного коридора, где ждали двое, донесся шепот. Кто-то взмахнул рукой. Охранники толкнули меня на пол.

Наказание. Наверняка это наказание – за то, что я посмел прикоснуться к тору. Я не знал, понимает ли он, что я с ним сделал, и слышал ли он вообще о вселении. Я вообще ни хрена не знал, если не считать того, что сказал мне Острый: что все это слухи, о которых не упоминает Кодекс, слухи, о которых половина Арка забыла с тех самых пор, как Никс начал выплевывать мертвых. У времени есть одна ужасная привычка: она пожирает знания.

Человек поднял кулаки и заплясал вокруг меня, притворяясь, будто наносит мне удары. Я покачал головой.

– Я не боец.

Больше я ничего не сказал, но он, вероятно, предположил, что я добавил: «Поэтому, пожалуйста, бей меня сколько хочешь».

Он с радостью выполнил мое желание. Его кулак с медными кольцами на каждом пальце врезался в мои ребра. Я осел на пол и сжался в комок; волны тепла прокатились по моему телу.

Он подтолкнул меня ногой. Я заметил, что его взгляд бегает из стороны в сторону – он слишком много внимания уделял охранникам. Кроме того, мне было холодно, однако с него продолжал течь пот.

Мне знакомы многие проявления страха. У кого-то он проявляется в виде дрожи и холодного пота. Другие предпочитают скрывать его за ухмылкой или наигранной невозмутимостью. Человек-жаба принадлежал к числу последних. На меня он смотрел, словно извиняясь. Но ему не очень стыдно, подумал я, когда он пнул меня в бок.

– Чего ты добиваешься, Баск? – спросил я, снова обращаясь к невидимому человеку.

Нет ответа.

Я поднялся и решил подыграть – насколько это в моих силах. Мне нужны сведения, а ради них можно немного потерпеть. Между нами вращались наши кулаки: два грязных, два светящихся. Я ударил первым – это был удар с широким замахом, абсолютно бесполезный. Костяшки пальцев бойца, словно колотушка, врезались в мой подбородок, а затем в мой нос. Это повторялось снова и снова. Мое лицо превратилось в маску боли.

Ярость заставила меня встать с грязного пола. Я попытался вцепиться в соперника, но он обхватил меня за голову, подтянул к себе и ударил коленом в живот. На колене не было меди, поэтому удар на меня не подействовал, но все равно было неприятно ощущать, как в тебя раз за разом врезаются чьи-то конечности.

Я вывернулся. Если бы я был существом из плоти и крови, то уже сломал бы себе шею. На секунду я высвободился, но затем на меня снова обрушились кулаки – и на этот раз противник бил меня более отчаянно, чем раньше. Я отбивал один удар за другим, пока снова не оказался на полу. В глазах у меня помутнело.

Превозмогая боль, я заметил, что к нам бросились охранники. Я уже собирался оскорбить всех их предков, как вдруг понял, что им нужен не я, а боец. Осыпая его проклятиями и угрозами, они прижали его к ящикам.

Это было испытание – проверка, а не наказание. Баск хотел воссоздать произошедший с нами случай, но так, чтобы находиться за пределами досягаемости. Неизвестно, понял ли он, что я в него вселился, но он хотел увидеть это снова. Видимо, им руководила жажда наживы; он почуял новые возможности. Мысль об этом заставила меня улыбнуться.

Острый однажды процитировал слова некоего драматурга о том, что театр – единственная радость, доступная всем. Тогда я презрительно фыркнул в ответ, но сейчас понял, что это правда. Да, арены Таймара и Сараки предназначены для отбросов общества, но по сути своей они – тоже театральная сцена. Поднимающийся занавес? Первый удар. Остроумный диалог? Парирование и блоки. Крещендо? Треск пробитого черепа, облачко голубого дыма, хлюпающий звук, с которым уходит внутрь сломанная скула. Все это – спектакль, такой же, как и данная ситуация. Я был героем своей собственной жалкой пьесы. Теперь я все понял: Баск не собирался рисковать мной – он просто хотел побудить меня к действиям.

Когда они вытолкнули бойца обратно на арену, на его лице было написано, что ему тоже все ясно. Он знал, что он – расходный материал. Эти слова повисли между нами в спертом, наполненном потом воздухе.

Я позволил ему бить меня снова и снова, и время от времени сам атаковал, просто чтобы ему было не скучно. Мои удары едва его задевали, и уж тем более не останавливали, однако я чувствовал, как он отшатывается после каждой мощной атаки. Я с ужасом думал о том, сколько крови я бы уже потерял в настоящей драке. Оставалось благодарить судьбу за то, что я уже умер.

Этот фарс продолжался почти час – до тех пор, пока плечи человека не согнулись практически необратимо, до тех пор, пока в нем не осталось ни одной капельки пота. Я встал, упершись руками в колени и тяжело дыша – просто по привычке. На моем теле появилось двадцать сияющих белых пятен: кулаки моего противника нанесли мне немалый урон.

– Ну что, доволен, Баск? – Я посмотрел на ящики, на хмурые лица сбитых с толку охранников, на тени в коридоре. – Или кто-то должен умереть, чтобы у тебя встал?

Послышался чей-то шепот – быстрый и злой. Я слов не разобрал, а вот охранники все прекрасно услышали. Теперь, когда их страхи оказались необоснованными, они схватили меня. Я увидел, как обессилевшему бойцу бросили несколько самоцветов. Прежде чем меня увели, в свете лампы проплыло хмурое лицо Баска. Посмотреть мне в глаза он не осмелился.

Когда меня без церемоний потащили наверх, в башню, я посмотрел на пыльные столбы света, которые пронзали внутренний дворик. По моим прикидкам, уже был день, и притом пасмурный. Несколько дней назад над башней стонала буря; возможно, ее «хвост» все еще накрывал город. И хотя его не было видно, я слышал его рев и ощущал мощное давление. Теперь, когда я фактически целиком состоял из воздуха, изменения в погоде стали гораздо заметнее.

Мы уже почти поднялись по лестнице, когда раздался стук ударов древком копья по металлу. Охранники что-то буркнули друг другу, бросая взгляды вниз, в лестничный колодец. Пока меня заталкивали в мою безвкусно обставленную камеру, некоторые из них уже отправились встречать гостей. Меня, сгорающего от любопытства, заперли в гардеробе.

– Что они сделали? – спросил Острый, как только наша комната опустела.

Я улыбнулся.

– Потерпели поражение, вот что. Баск заподозрил, что во время нашей прошлой встречи что-то произошло. Он пытался раззадорить меня, заставить меня действовать.

– И это… ему удалось?

– Нет.

Меч вздохнул – почти с облегчением.

– Значит, это была ошибка. Ты ошибся насчет вселения.

– Ой, ну не знаю, – рассмеялся я. – Я просто не пробовал. Но сегодня ночью попробую, и ты мне в этом поможешь.

– Э-э… но как?

– Не бойся, дорогой Острый. Много работать тебе не придется.

– Но что я должен делать?

– Пока я без понятия, но я что-нибудь придумаю. Не волнуйся, у нас все получится. И я заберу тебя с собой.

– Келтро, это звучит чудесно, но ты меня пугаешь.

Я театрально вздохнул.

– Ты слишком много времени потратил на страхи. Человек, которому нечего терять, может потерять только себя. Себя я уже потерял. Так чего мне бояться?

– Боли. Наказания. Еще сотни лет на полке. Полной смерти.

Возможно, именно весь этот театр придал мне уверенности. Возможно, на меня повлияло то, что мне досталась роль непобедимого героя. Как бы то ни было, даже мысли о битком набитой призраками бесконечной пещере и о черной бездне не могли стереть улыбку с моего лица. Сегодня Баск раскрыл свои карты. Он меня боится.

– Я говорил, что мне нужна свобода.

– Да…

– Ну так вот, я собираюсь ее добыть, и притом любым способом – с помощью вдовы, вселения, и даже с помощью сраного Культа. Мне плевать, кто или что позволит мне добиться цели, но в итоге я стану свободным.

Таково мое желание. Возможно, оно было эгоистичным, но чтобы выжить в мире, где немногие готовы протянуть тебе руку помощи, ты должен думать только о себе.

– Если тебе нужно то же самое, можешь пойти со мной.

Острый обдумал мои слова и в конце концов вздохнул.

– Ну ладно. Лучше сделать и пожалеть, чем вообще ничего не делать, так? По крайней мере, так сказал Десами.

– Еще один сраный поэт?

– На самом деле автор сонетов.

– Значит, это первые разумные слова, которые произнес поэт.

Из-за решетки показались сияющие белые глаза.

Невидимый рот заговорил.

– Говори, по какому делу?

– Полковник Калид к тору Баску. Снова.

– Он занят.

– А мы все разве не заняты?

– Просто отдай мне свиток.

Металлическая створка, находившаяся под решеткой, открылась, издав звук, похожий на крик чайки. Наружу – ладонью вверх – высунулась рука в перчатке.

– У меня послание от тал Хорикс. Его нужно доставить лично тору.

– Ох. Жди здесь.

Решетка и створка, щелкнув, захлопнулись, а полковник Калид отступил к краю лестницы и стал ждать, поглядывая на дом Баска, жалкое подобие башни – этажей пятнадцать. Он сосчитал все узкие крошечные окна. На него смотрели установленные между эркерами и балконами горгульи, сделанные скорее в стиле Скола, чем Арка. Никчемные создания. Скорее всего, дождь попадал в их распахнутые рты раз в десять лет, не чаще.

За огромной железной дверью, которая тоже была меньше, чем в доме Хорикс, раздались крики. Они не смолкали в течение нескольких минут, и до полковника доносились обрывки фраз, такие как: «Да кто сделал этот…» и: «Грязная сука!».

Наконец двери открылись – и притом быстро. Но если хозяева рассчитывали застичь его врасплох, то их ждало разочарование: Калид уже был за пределами досягаемости. Аркийские двери уже давно преподали ему урок.

Тор Баск стоял в темном внутреннем дворике и щурился: его слепил дневной свет. Он уже нахмурился, готовясь встретить полковника. Баска окружали восемь телохранителей с короткими копьями в руках.

– Говори, посланец.

Калид подвигал плечами, заставив пластины своего доспеха звякнуть.

– Моя госпожа тал Хорикс желает знать ваше решение.

– По какому именно вопросу? Разве ты не знаешь, что я очень занят?

Полковник все сам прекрасно видел. Волосы Баска, обычно напомаженные, сейчас торчали в разные стороны и лезли ему в глаза. А ведь большинство торов и тал напрягаются лишь на балах или в спальне.

– Вопрос таков: хотите ли вы приобрести ту тень, того красса, за которым приходили не так давно? Один свиток уже был отправлен вам, но ответа мы не получили. Моей хозяйке нужен ответ.

Баск улыбнулся, но так сильно сжал губы, что они побелели.

В соответствии с распоряжениями Хорикс Калид пытался казаться терпеливым и беспечным. Он никогда раньше не слышал этого слова – «беспечный» – теперь оно всплывало в его мозгу каждый раз, когда у него появлялась свободная минутка.

Баск тянул время.

– А что это за тень? Видишь ли, я много с кем веду дела.

– Неужели вы не помните? Красс, которого продал Боран Темса. Тень, которая, похоже, представляет угрозу для жизни тал Хорикс.

– Ах да.

– И что же?

– Ну…

Баск снова принялся тереть подбородок.

Калид шагнул вперед, заставив охранников ощетиниться копьями.

– Вдова хочет, чтобы вы поняли: это последний раз, когда она делает вам подобное предложение.

Баск надулся. Он прекрасно понял, что имеет в виду Калид: это последний шанс исправить причиненный вред и вернуть призрака.

– Вот как?

– Именно.

– Что ж, в таком случае передай, что я отзываю свое предложение. Она вела себя так грубо, что я утратил интерес. У меня достаточно крассов-теней, и еще один мне не нужен, особенно опасный смутьян.

Баск уже подал знак охранникам, чтобы те закрывали дверь.

– Все это в прошлом! Я предложил свою помощь, а в ответ вдова лишь досаждает мне.

Еще одно слово, которое Калид не слышал. Возможно, так говорят жители Скола.

Баск замахал руками, словно отгоняя осу.

– Надеюсь тебя здесь больше не увидеть, полковник. Всего хорошего!

Калида вывели, и двери с грохотом захлопнулись за ним. Отвернувшись от ворот, он усмехнулся. Он даже не делал вид, будто понимает намеки и разбирается в интригах, которые плели аристократы. Хорикс выдала ему реплики, и он их произнес. Но он знал, что его госпожа опытный игрок и что сейчас Баск сделал ход, который ведет к проигрышу. Калид был не против, ведь то, что приносило пользу Хорикс, обычно было выгодно и ему.

Когда он вернулся в башню Хорикс, вдова уже ждала его на пороге. После быстрой прогулки по оживленным улицам, под палящими лучами солнца и в полном доспехе даже самый закаленный аркиец побежит к первому же корыту с водой, которое попадется ему на пути. Прежде чем подойти к Хорикс, Калид поспешно смыл с себя грязь и пот.

– Госпожа.

Не говоря ни слова, она повела его по украшенному мозаикой внутреннему дворику. Ее руки, как обычно, были скрыты в рукавах, но капюшон она откинула назад. Ее жидкие волосы сияли, словно серебряные нити. Ее голодный взгляд был прикован к губам полковника, словно она хотела прочесть его слова еще до того, как он их произнесет. Поединок с Баском зажег в ней былой огонь.

Калид низко поклонился.

– Прошу прощения, госпожа. После песчаной бури в городе весьма оживленно.

Хорикс нетерпеливо зацокала языком.

– Полковник, мне плевать на песок. Меня интересует только наш добрый друг, тор Баск. Что он сказал?

– Что отзывает свое предложение и что вы должны оставить его в покое. Что он предложил нам свою помощь, а мы якобы лишь досаждаем ему.

– Неужели? Какая дерзость.

– Похоже, вся эта история сильно его разозлила, – добавил Калид. – Полагаю, именно этого вы и добивались?

Морщинистое лицо расплылось в улыбке.

– Именно. Как я и предсказывала, гордый тор Баск только что бросил мне вызов. Он думает, что я блефую, что я беззуба и слаба. Он рассчитывает на то, что я откажусь от Келтро и обо всем забуду.

– А что вы предпримете?

– Полковник, я раздавлю его. Даже если бы Келтро не был одним из лучших замочных мастеров в Дальних Краях, я все равно не допустила бы, чтобы меня обворовывали. – Хорикс сделала шаг назад. – Если Баску нужна тень, мы доставим ее ему. Скажем, что это подарок, и умоем руки. Он поверит, что я получила компенсацию за Келтро и считаю дело улаженным. – Хорикс выпятила серые губы, и они стали похожи на кошачью задницу. – Вы нашли для меня хорошего духа?

Калид улыбнулся.

– Да, госпожа, нашел. С прекрасными рекомендациями.

– Отлично. Не прекращайте радовать меня, полковник. Ради вашего же блага.

Оставив его посреди огромного мозаичного пола, она пошла наверх, в свои комнаты. Эта упрямая женщина никогда не пользовалась заводными лифтами, предпочитая ходить пешком.

Полковник покачал головой. Он осуждал не ее, а тора Баска: за все те годы, пока Калид служил вдове, еще никому не удавалось ее одолеть, даже в то время, когда из ценностей у нее была только собственная гордость.

Калид бросил взгляд на дверь в противоположном конце дворика – закованную в цепи и запертую на замок. Вот теперь у Хорикс появились причины сражаться еще яростнее, чем раньше.