Читать книгу: «Хроники экзорцистов. Книга 1. Поглотитель грехов», страница 14
– Эм-м-м. Да, моя. А в чем дело? – ответил Алекс спокойно.
– Мы разыскиваем пропавшую девушку. Узнаете ее?
Хельга показала фотографию Стефании и вцепилась взглядом в лицевые мускулы парня.
– Ох, да. Это Стефания. Мы с ней встречались вчера, – ответил парень.
Ни один мускул не дрогнул. Парень обладал стальной выдержкой.
– Во сколько?
– Где-то с семи до девяти.
– А потом?
– А потом я поехал домой.
– Один?
Пауза.
Корф уже был готов вбежать в дом и прижать парня к стенке, а потом набить ему органы так, чтобы они отвалились один за другим, ведь парень стоял и в наглую придумывал ложь прямо перед ними. Прямо перед офицерами. Прямо перед Корвинусом.
– Я подвез ее.
– Куда?
– Она попросила остановиться возле отеля «Вестерн».
– Тот, что на окраине города?
– Да.
– А потом?
– Потом я приехал домой.
– В котором часу?
– Примерно в десять вечера.
– Кто-то может это подтвердить? Ваши сожители?
– Нет. Я живу один.
– Не возражаете, если мы осмотрим ваш дом?
– Эм-м-м, не понимаю, с какой целью.
– Как я сказала вам, мы ищем пропавшую девушку, сэр.
– Думаете, она потерялась где-то в этом доме? – хмыкнул парень.
Но Хельге было не до шуток.
– Так или иначе, сэр, но мы попадем в ваш дом и осмотрим его, – голос офицера резко металлизировался.
Наступило молчание.
– Я не против. Конечно, вы можете осмотреть дом. Только позвольте, я сперва оденусь.
– Мы подождем внутри, сэр.
Хельга была молодцом, вцепилась в парня накрепко. Она не обладала чутьем экзорцистов, но ее опыт помог ей проанализировать поведение парня, его манеры и интонации. Пусть он и владел стальной выдержкой, но он растягивал слова и делал много пауз. Это значит, что он думал. Пытался быстро проанализировать, откуда они узнали про его машину, его адрес, что еще им известно, и придумать на все это правдивый ответ. Хельга знала наверняка, что он врет.
– Да, как пожелаете, – произнес парень.
В следующую секунду оглушительный выстрел свалил Хельгу с ног. Рамирес упал на напарницу. Корф прыгнул на Ибрагима и Еву, прижав их к тротуару.
Очередь выстрелов проредила воздух над ними, а потом все стихло.
– Это, сорок-восьмой, нам нужно подкрепление! Нам нужна скорая! Офицер ранен! Подозреваемый в доме двадцать три на улице Оскара Браго!
В доме раздался какой-то шум. Рамирес пнул входную дверь и увидел убегающего парня.
– Подозреваемый выбежал через заднюю дверь на улицу Якобинцев! – крикнул Рамирес в рацию.
И продолжил зажимать рану в груди напарницы.
Корф вскочил на ноги и за пару шагов оказался на крыльце.
– Останься здесь и прижми! – крикнул ему Рамирес.
– Ну уж нет! – огрызнулся демон и побежал в дом.
Он быстро пересек коридор и выбежал вслед за парнем.
К Рамиресу подскочили Ева и Ибрагим.
– Я останусь с ней! Поймайте эту сволочь! – крикнула Ева.
Рамирес кивнул и бросился в погоню.
Ева зажимала рану, чувствуя, как горячий поток заливает синюю рубашку офицера. Ева чувствовала Хельгу даже больше, чем через горячую кровь. Она видела ее внутренние волны, такие спокойные и размеренные, как у человека, который жил уверенностью в том, что все делает правильно. Офицер любила свою работу, жила по закону и искренне желала помочь тем, кто пал жертвой нарушителей этих законов. В Хельге было много света, и Ева прониклась к этой женщине искренней любовью всего за несколько секунд соприкосновения с ее кровью.
– Вы светитесь ярко, – сказала Ева.
Хельга в ответ нахмурилась.
– Бог вами очень гордится, – добавила Ева, плача.
Офицер улыбнулась и кивнула странной незнакомке из странного особняка странного семейства. Почему-то Хельге хотелось верить ее словам, эта правда была приятной.
Ибрагим прыгнул на крыльцо следом, вбежал в дом и растерялся, остановившись посреди коридора.
– Где искать? – крикнул он нервно.
– Подвал, конечно, – кашлянула Хельга.
– Подвал, конечно! – громко транслировала Ева.
– Не ори на меня!
Ибрагим был на пределе. Он устал от поисков и теперь соображал медленно. Легко сказать «ищи в подвале». Как понять, какая дверь ведет в подвал? Ибрагим стал ломиться во все двери, что встречал. Кухня, гостиная, туалет, кладовка. Распахнув еще одну, он отшатнулся, зажав нос и рот.
– Трупы. Так пахнут трупы, ребят.
Запах, что они почувствовали в трех кварталах отсюда, чуть не сбил с ног своей интенсивностью. Он вырывался из темноты внизу, куда вела лестница. Ибрагим сбежал по ступеням, спотыкаясь, и в темноте врезался в еще одну дверь. Двойная дверь в подвале – вот, что странно, а не держащиеся за руки экзорцисты на перекрестке!
На двери висел огромный амбарный замок. Вот это еще страннее! Ибрагим стал долбиться в дверь. С каждым ударом на него все больше накатывал тошнотворный запах, который уже стал настолько плотным, что вырывался из-за двери, как жидкость, заполняющая щели.
Ибрагим уже в который раз доказал, что он не агент Ее Величества – сломать дверь голыми руками ему не удалось. Он вообще задался вопросом, а возможно ли такое, или все это – голливудские враки. Пришлось вернуться на крыльцо, повозиться с кобурой от пистолета на поясе Хельги, и снова вернуться к странной двери в подвале.
Прицелившись в крепление замка, Ибрагим нажал на спуск. И ничего не произошло.
– Пистолет сломан! – отчаянно завопил он.
– Предохранитель! – крикнула сверху Ева, транслируя слова Хельги. – Опусти вниз!
Предохранитель щелкнул, раздался выстрел. А потом еще три. Крепления петель замка взорвались щепками, и Ибрагим выломал дверь.
Тотчас же он закрыл нос и рот рукой под атакой хлынувшего тошнотворного запаха и вбежал во тьму. На стене возле двери он нащупал переключатель, свет озарил подвал.
Стефания рефлекторно закричала, увидев перед собой силуэт в черном. Она всегда так реагировала на появление Алекса, который приносил с собой боль. Время посреди тьмы и боли теряло счет, и Стефании казалось, что прошло уже дней десять, как она здесь заперта – такими долгими были эти часы. Наверное так выглядит ад: бесконечная боль и ее ожидание.
То, что это был не Алекс, Стефания поняла сразу, но понадобилось время, чтобы это осознать.
– Ибрагим! – завыла он.
– Все хорошо! Все хорошо! Я здесь! – говорил Ибрагим.
Он пытался размотать цепи, но все никак не получалось, а Стефания рыдала от боли и визжала. Как же громко она умеет визжать! Еще несколько минут были потрачены на поиск болторезов. В общем, если бы Ибрагим когда-нибудь и был бы на службе Ее Величества, террористы бы уже шесть раз успели взорвать ядерную боеголовку.
Ибрагим перерезал звенья и подхватил падающую Стефанию. Она снова завизжала от боли. Серьезно, ей бы в аэропорту работать и чаек распугивать. Ибрагим бережно уложил ее на пол.
– Там Мария! – выла Стефания.
Ибрагим бросился освобождать нечто, что было покрыто чем-то склизким, что притягивало мух. Он даже не знал, живо ли это что-то. Тело смердело истошно, было холодным и покрыто засохшей кровью с ног до головы. Почувствовав легкий, едва пробивающийся пульс на шее, Ибрагим поразился чуду.
– Господи, благодарю! – только и выдохнул он. – Стефа, я за помощью!
– Ибрагим!
Но того уже и след простыл. Он взбегал по ступеням обратно наверх.
– Не оставляй меня! – рыдала Стефания.
Снова остаться одной в этом жутком подвале было невыносимо. Мозг в панике подкидывал глупые идеи того, что Ибрагим не вернется и она останется здесь заперта навечно. А логика твердила, что мозг сошел с ума, не слушай его, он перебрал адреналина.
Стефания лежала на холодном бетоне, покрытом ее блевотой и мочой. Она с трудом контролировала руки – настолько они онемели за это бесконечное время в аду. Кое-как она подползла к окровавленному грязному телу и взяла ее за руку.
– Мария, все хорошо. Они пришли. Пожалуйста, держись, – шептала она.
Стефания пребывала на грани сознания, а потому потоки, что выходили из Марии, она видела ярче, чем обычно. Девушка была жива, и она обязательно поправится. Ее тело ещё не готово расстаться с душой. Мария была сильной.
А в углу за Марией стояла тень. Визитер. На грани сознания шестое чувство открывается шире, а потому его было видно отчетливее, чем когда-либо.
Силуэт черной тени принадлежал женщине с длинными волосами.
– Он ждет тебя…
Снова шепот, пробирающий до костей. Стефания смотрела на потустороннюю гостью, а потом психанула.
– Да пошла ты! – выплюнула она.
И поползла к выходу, злостно бубня себе под нос:
– Хватит с меня этого дерьма…
Она больше ни секунды не могла оставаться в этом мрачном месте. Все ее мировосприятие сжалось до размера единственной цели – убраться от этого ада подальше.
Руки дрожали так, словно стали ее собственными врагами, ноги не держали и казались парализованными, а оттого Стефания смогла лишь заползти на четвертую ступень лестницы. Там силы ее покинули. И физические, и духовные. В голове ярким пламенем горела истина, что она вынесла из этого жуткого места. Господь засунул ее сюда с одной целью, и она ее выполнила.
Она прозрела, как бы больно это ни было признавать.
Ее всю жизнь учили тому, что люди не могут сами совершать зло, что они это делают под давлением демонов; ложь, обида, страх – демоны манипулируют ими, чтобы перетянуть людей на сторону тьмы. Так ее учили. Но все это было обманом, которым ее пичкали каждый день по ложке, начиная с первых дней семинарии.
– Но я свой выбор уже сделал…
Раз за разом в голове возникал образ Алекса, стоящего перед ней, доказывающего своими словами, своим существованием обратное.
Изменить веру во что-то очень тяжело. Сегодня ты поедаешь плоть умершего соплеменника, чтобы его душа продолжала жить вместе с тобой, а завтра тебе говорят, что это каннибализм и это противозаконно. Сегодня тебе говорят, что у женщин нет души40, что они – существа более низшего порядка, чем мужчины, а завтра они получают право голоса и становятся лидерами мира. Сегодня тебя учат, что животные созданы для использования человеком в качестве ресурса, как дерево или нефть, а завтра люди заявляют, что это безнравственно и жестоко.
Стефании говорили, что демоны – причина зла в нашем мире. Сегодня же она узнала, что это не так. И теперь ей было очень больно оттого, что все это время она жила в заблуждении и одной лишь своей верой оскорбляла правду. Отчасти ей нравилась идея того, что демоны ответственны за зло. Так было проще жить – когда имеешь вполне конкретного противника. Она не желала впускать в свой мир даже небольшую возможность того, что люди могут осознанно выбрать путь зла, потому что жить в мире, где люди осознанно причиняют боль, невыносимо.
– Хорошо. Хорошо. Я все поняла. Я слышу тебя, – говорила Стефания сквозь слезы едва разборчивым шепотом, тонущем в склизкой массе соплей.
Тот, кому она это говорила, слышал ее прекрасно. С осознанием своей ошибки, со смирением перед новой истиной, Его присутствие становилось ощутимее. Такое теплое и убаюкивающее. Оно шептало ей без слов, чувствами:
«Ты ошиблась. Но ты осознала ошибку. За это награждаю тебя любовью».
Стефания сидела на ступенях и рыдала. А потом кто-то закрыл свет, льющийся на нее из открытой двери наверху. Кто-то большой и теплый.
Он осторожно спускался к ней, а в голове у нее, как заезженная пластинка, звучал ее собственный голос:
– Наверное в такие моменты Бог посылает их жертвам защитника.
Корф присел рядом с ней. Она не видела его лица, свет из проема двери позади него ослеплял.
– Ну давай. Посмейся надо мной. Скажи, что я была не права все это время. Что люди не лучше демонов, – сказала она.
Корф молчал.
– Потому что не было в этом подвале демонов. Даже настоящих сатанистов не было, – ее голос дрожал из-за слез. – Тут был просто человек… человек, который осознанно выбрал тьму…
С этими словами она закрыла лицо связанными цепью руками и заревела. От боли, от страха, от обиды на целый мир за то, что он такой несправедливый. Слабых похищают, мучают, убивают, и даже не осознают, что это неправильно. Так быть не должно. А как же добро, любовь, сострадание? Где это все? Почему люди осознанно причиняют другим боль? Как Господь такое допускает?
Внезапно что-то горячее опустилось на нее и мягко обняло, завернув в теплое тесто, как сосиску. Корф укрыл ее своей неизменной замшевой курткой с ворсистым подкладом. Как же в ней тепло! Он ее еще и нагрел. Он же демон. Он теплый.
А потом демон аккуратно поднял ее и понес к свету.
11. Хорошие картинки
«Величие и моральный прогресс нации можно измерить тем, как эта нация относится к животным».
Махатма Ганди
Как это обычно происходило в последнюю неделю августа, сад начал превращаться в живую акварель: красные, желтые, коричневые, оранжевые оттенки заполняли каждый миллиметр пространства вперемешку с последними созревшими ягодами на радость птицам и грызунам. Деревья перекрашивались, подражая радуге, словно сама природа соскучилась по детским раскраскам. Опадающие листья постепенно сплетались в разноцветный ковер под ногами. Садовник Бертранов никогда их не собирал, они создавали естественный перегной, и земля оставалась богатой каждый год, питая сад живительными соками. Это и был главный секрет его пушистости. Еще через сотню лет здесь будет непроходимая чащоба, и особняк Бертранов точно обзаведется каким-нибудь вампиром.
Стефания сидела в бельведере бабушки и читала очередную хрестоматию. Когда становилось чересчур не по себе от описанных событий, она снова обращалась к #смешныекотики и заряжалась позитивом. Хотя не особо это получалось после произошедшего, и ей определенно стоило начать поиски нового способа обретения равновесия.
Что-то там про Сим-сити Ибрагим говорил.
Мария Вальгос очнулась лишь вчера – спустя неделю после вызволения из пыточной. У нее было сильное обезвоживание, истощение и начал развиваться сепсис. Ей предстояло долгое восстановление, не говоря уже о еще более длительном восстановлении душевного здоровья. Стефания пробыла в том подвале всего десять часов, и до сих пор не могла уснуть одна в темноте. Мария же провела там три месяца. Никому не под силу представить, что пережила бедная девушка.
Чудовище развлекалось кровопусканием, изнасилованием, могло онанировать перед истекающей кровью женщиной. Стефания помнила кровавые разрезы на теле Марии, они были везде, проходили и вдоль и поперек, даже были на лице и на волосяном покрове головы. И то были только свежие раны, сосчитать же количество заживших разрезов было еще сложнее. В течение трех месяцев по мере истощения организма тело постепенно теряло функцию регенерации тканей, и тогда стало развиваться заражение крови. Мария впала в подобие комы прямо там на цепях.
Они успели ее спасти.
Спасли от истязателя, но спасли ли ее в действительности, никто не знал. После пережитого психологическая травма могла оказаться сильнее желания жить. Таких историй Стефания тоже читала тысячи все в тех же хрестоматиях.
И тогда к делу активно подключилась Ева. Она прилагала все усилия, чтобы поддержать Марию. Она молилась о ней постоянно, ездила к ней каждый день и проводила с ней время, вычищая серые потоки печали спящей Марии светом.
– Во сне я видела ангела, – произнесла Мария, очнувшись от долгого сна. – Она была очень похожа на вас.
Ева стала ее хранителем от тьмы. Девушки сдружились.
Стефания получила лишь три разреза – по одному на каждый его визит.
В памяти запечатлелась каждая секунда, когда он резал ее. Глубина разрезов была не больше сантиметра, на деле же Стефания клялась, что он наматывал ее внутренности, как спагетти на вилку. Но гавнюк-Алекс имел достаточно практики, чтобы понять, насколько глубоко нужно проникать, чтобы жертва оставалась в живых как можно дольше.
Алекс раскололся быстро. Это даже расколом трудно назвать. Он хладнокровно рассказал абсолютно все, когда понял, что уже не отвертеться. Его жертвами стали тринадцать женщин. Их захороненные трупы уже искали в болотах и лесах соседних городов, где он прокладывал свой путь за пределами черты. Где он сделал выбор.
Из того, что рассказала Стефания, совпало все. Тем самым семейство Бертранов снова заработало репутацию надежного информатора. В отчетах показания Стефании считались признаниями Алекса, которыми он поделился с ней в подвале сам. Не могли же они написать, что девушка это все прочувствовала, потому что она экстрасенс.
У Алекса было тяжелое детство. Собственные родители сделали его адом. Для ребенка родитель – авторитет, даже бог. Все, что говорит родитель, правда. Модель поведения, которую они демонстрируют – единственная верная. Как и модель семьи, в которой растят ребенка. Все эти законы впитываются растущим организмом, как знания и навыки для копирования в будущем. Маленький Алекс впитал в себя искаженные понятия о взаимоотношениях между людьми, жестокие и даже извращенные. Неудовлетворенные жизнями, озлобленные неудачами родители не нашли лучшего способа защищать собственное достоинство, как через манипуляцию детской привязанностью. Пользуясь наивностью и чистотой ребенка, они вливали в него то, что помогало им обратить его на свою сторону, как доказательство превосходства в споре, затянувшемся на года.
– Ущербные люди, – прокомментировала Шеф, читая отчет Габдуллы. – Самый последний трус и слабак будет выезжать за счет ребенка.
Они вдвоем сидели на балконе скромной квартиры Габдуллы на четвертом этаже с видом на побережье, и это единственное, чем детектив мог похвастать из своих пожитков. Но казалось, девушку его скромное жилье ничуть не стесняло. Шеф в своей уже привычной манере сидела в плетеном кресле в трусах и топе с очередными мультяшными героями, кажется, это было какое-то аниме, и сосредоточенно вчитывалась в экран ноутбука, посасывая чупа-чупс.
Габдулла сидел в соседнем плетеном кресле и сосредоточенно возил стилусом по экрану планшета, не желая снова обращаться к Шефу за помощью с этим дьявольским девайсом. Он сделал все согласно инструкции: создал пару через блютус, но экран все равно не реагировал на чертов кончик. Что еще нужно этому гребанному терминатору?!
– Зачем вообще заводить детей, если ты их не хочешь? – спросила Шеф.
– Может, они хотели, потому что фантазия, что они создали о ребенке в своих головах, была приятной. На деле же это оказалось огромной ответственностью, с которой они были не в силах справиться.
– Ты так говоришь, будто оправдываешь его родителей.
– Ничуть. Просто мне их жаль.
– Почему?
– Они были глубоко несчастны. А боль любого человека приносит боль и тебе, потому что мы живем в едином мире. Все питаемся одной энергией. И когда кто-то совершает злодеяние, то ты чувствуешь это, как горький привкус в бульоне. Тебе тоже становится больно, пусть ты и не осознаешь этого. Но поверь. Тебе больно.
Шеф отвлеклась от чтива и пристально уставилась на Габдуллу. Он никогда не любил ее этот взгляд через толстые линзы. Как будто на тебя кот из Шрека смотрит.
– Ты классный, – наконец произнесла она.
Детектив хмыкнул.
– И позволь я тоже избавлю тебя от страданий, – сказала она. – У тебя стилус не работает, потому что его зарядить надо.
Габдулла так и вспыхнул. Она снова его заткнула. Он никогда не перестанет быть профаном в этих электронных новшествах.
– И давно ты заметила? – спросил он.
– Два часа назад. Хотела проверить, сколько ты продержишься на своем упрямстве. Мог ведь спросить, что не так.
И впрямь мог. К чему это фанфаронство? И снова Габдулла задался вопросом:
«Как он жил без нее раньше?»
Историй о сложных взаимоотношениях между родителями – миллионы. Мы все несем внутри кучу комплексов от детских травм, но это не делает нас такими монстрами, как Алекс. Что же послужило переключателем?
Кролики.
Безвинно убитые слабые бесправные существа для Алекса стали проекцией самого себя. За их счет тоже можно было выехать, ведь они неопасные и сдачи не дадут. Для родителей кроликом был Алекс.
В раннем возрасте дети отрывают крылья бабочкам, не осознавая, что причиняют боль живому существу. Таким образом они проявляют исследовательский интерес, который необходимо вовремя направить в нужное русло – в другую сторону от причинения вреда чему-то живому.
Когда же ребенок начинает пинать собак и таскать котов за хвост с полным осознанием того, что он причиняет боль живому существу – это патология, которая сегодня вошла в список стандартных критериев при диагностике и психиатрическом лечении эмоциональных расстройств. Причастность к актам жестокости по отношению к животным – «красный флаг», неотъемлемая часть сущности убийц и насильников41.
К сожалению, совокупность таких факторов, как насильственная среда в доме, демонстрация убийства животного, как нормы, равнодушие школы, соседей и даже участковых, привело к тому, что маленький Алекс отвернулся от света.
После смерти родителей триггер включился через год. Именно тогда он оставил работу на мясокомбинате в цеху забоя скота. Он проработал там недолго, хоть ему и нравилась работа. Но чего-то не хватало, какой-то полноценной удовлетворенности по жизни. Смерть родителей навела на мысли, стала неким вдохновителем наконец реализовать свои фантазии. Так, тускнеющие ощущения эйфории от убийства коров засверкали с новой силой после первого убийства человека. Он жил от ступени до ступени на собственной лестнице дьявола, проживая промежутки между ними подработками. Значимыми событиями жизни для него являлись именно переходы на ступени, потому что именно в такие моменты из ничтожества, каким он ощущал себя подсознательно после долгого родительского внушения, он превращался в господина.
Неизвестно, сколько бы еще он вершил насилие, если бы ему не попалась Стефания, которая была представителем не только знатного семейства, но и экзорцистом, да еще экзорцистом, расследующим это дело. Фактически она сама искала его. Именно благодаря свежести следа полицейским удалось поймать его. Он не успел сменить ни машину, ни место пребывания. Он практически сел на крючок. Очень непрофессиональный хлюпкий и вообще непланируемый крючок.
Но пусти Господни неисповедимы. Дядя не уставал это повторять, сидя рядом с выздоравливающей племянницей, которая вновь заставила его гордиться ею, когда сказала, что со всей той болью и несчастьем, через которые она прошла, она благодарна Богу за них, потому что взамен он подарил ей прозрение. Виктор не допытывался, какое. Ему было достаточно видеть привычные желтые волны спокойствия в племяннице.
Алекс тоже был спокоен. Патологически спокоен. Психолог поставил ему диагноз шизоидного расстройства личности, и он избежит колонии строгого режима.
Стефания не судила. Этим заниматься не ей. Как и не людям. Господь сам все расставит на свои места.
#смешныекотики все хуже справлялись с тем, чтобы уводить ее от мрачных мыслей. Это было нехорошо. Экзорцист должен иметь отдушины. В голову приходило только одно – манчкин. Ей позарез нужен манчкин.
Повеяло знакомым пульсирующим теплом. Она подняла голову. Перед ней стоял огромный Корф с подносом в руках. Они провели вместе достаточно времени, чтобы Стефания научилась ощущать характерные для него колебания. Отныне она видела демона, не видя его глазами.
Корф молча поставил поднос на стол и медленно разлил Эрл Грей. Изысканные чашки старинного фарфора, раскрашенные в нежный розовый цветочек, смотрелись очень глупо в его мощных руках. Он мог раскрошить их одним легким нажимом, как сделал это с Алексом, которого завалил на асфальт всего через пять минут погони. Но, похоже, демон учился галантности у пресвитера Джованни, потому что начал держать чашку с оттопыренным мизинцем.
Жалкое зрелище.
Он сидел на скамье рядом с девушкой, оставив между ними полметра для невидимой стены, если Стефания вдруг захочет ее снова возвести.
– Привет, – сказал он.
– Привет, – ответила она.
Это был их первый разговор с того дня. И он как-то не особо задавался, потому что в следующие пятнадцать минут они сидели молча и пили чай с имбирными печеньками.
– Спасибо тебе. За все, – произнесла Стефания, уверенная, что первая должна начать этот тяжелый разговор.
– Ну наконец-то. Я уже неделю жду, когда поблагодаришь, – ответил демон.
Стефания хмыкнула.
Ева рассказала, что пока офицеры бежали к Корфу, сидящему на пойманном Алексе, демон воспользовался шансом и сломал тому три ребра. Может, сам хотел, а может, мстил за Стефу. Никто не узнает, ведь свет не может проникнуть во тьму, а значит и мысли демона экзорцистам неведомы.
– Мне стыдно, – произнесла она вдруг.
В который раз Стефания заметила, что рядом с ним просто не может сдержаться и выливает на него кушат секретов. Что это? Демоническая магия?
– Да нормальные трусы на тебе были, – ответил он.
– Я не об этом.
– Добротные такие. Зато гланды в тепле.
– Я не об этом! – резко бросила она.
И тут же пожалела, схватившись за живот. Швы еще не затянулись и при любом движении противно ныли.
– Я не об этом, – повторила она уже тише, когда ноющая боль улеглась. – Я же экзорцист. Я должна была прочесть его.
– В твою защиту напомню тебе, что он не одержим.
– Все равно.
– Нет. Не все равно. При должной тренировке, можно научиться управлять телом так, чтобы блокировать эмоциональные сигналы и фильтровать их.
Корфу было виднее, как никому из живущих. Он обрел тело, будучи зрелой сущностью. Он как будто влез в скафандр и полностью изучил его заново уже во взрослом возрасте. А люди же обладают этим скафандром с возраста, когда еще не имеют способности анализировать. За годы люди привыкают к оболочке, как к пластырю, который перестаешь замечать через пару часов. Все кажется привычным, и в этом комфорте уже сложно заметить какие-то особенности.
– Психопатические личности непредсказуемы и тем отлично умеют дурить мозг, – объяснял Корф. – Они обладают эмоциональным диапазоном, которым не умеют пользоваться. Их не выводят из равновесия стандартные раздражители. Они реагируют на события не так, как обычные люди. Они не владеют невербальным общением. А экзорцисты – не психиатры. Вы считываете в сущностях веру. Психопаты же ни во что не верят. Перед ними вы безоружны.
Корф становился все интереснее. Видимо, жил в библиотеке Арелатского аббатства. Пресвитер Джованни подошел со всей серьезностью к образованию демона. Корф перестал быть молчаливым и угрюмым демоном, каким Стефания встретила его в первый день знакомства. Корф раскрывался, все больше рассказывал, все больше интересовался миром вокруг. И все больше Стефания видела в его груди красивый блеск и серебристые переливы меняющейся тьмы.
– Если их невозможно считать, то как же ты меня нашел? – спросила Стефания.
Корф озадаченно взглянул на нее.
– Ребята сказали, что ты обнаружил след Алекса, который привел к дому.
Корф уже хотел сказать, что тот поток темной энергии, что он уловил, принадлежал не Алексу, а ей, но что-то удержало его от обнародования этой правды. Он не понимал сути этого явления, не знал, как его интерпретировать, и Стефанию пугать впустую тоже не хотел. А потому просто пожал плечами и ответил:
– Наверное, ты права. Я демон, я всегда буду принадлежать темной материи и чуять ее везде. В том доме было много боли, ее я и услышал.
Стефания нахмурилась. Никакому человеку не нравится, когда ему напоминают о собственных ошибках. Те слова, что она сказала Корфу о неотвратимости его демонской сущности, сейчас же были противны ей самой.
– Я думаю, у тебя получится, – произнесла Стефания тихо.
Корф озадаченно взглянул на нее.
– Поменять свой заряд, – объяснила она. – Если очень хочешь и веришь в это, то получится. Не все демоны одинаковые.
Они смотрели друг на друга и улыбались, приняв догмы друг друга.
Корф положил руку на спинку скамьи. Через долгое-предолгое мгновение Стефания наконец-таки почувствовала робкое прикосновение его пальца к ее спине. Точно между лопаток. Легкое поглаживание обещало защиту и заботу, какую больше никто не сможет подарить ей в этом мире. Ну а она больше не хотела возводить между ними стену.
– Сколько хороших воспоминаний ты уже накопил? – спросила Стефания.
– Девять.
– О, неплохо. Какие?
Корф задумался, а потом начал перечислять:
– Сон в мягкой кровати под горячим одеялом. Рукопожатие Епископа Штайна. Одежда, купленная специально для меня. Обращение пресвитера Джованни ко мне «сынок». Эрл Грей с двумя кусочками сахара. Поездки с Ибрагимом в «службе спасения». Язык в ухе, не спрашивай. Живая Мария Вальгос.
Корф остановился. Но Стефания еще не разучилась считать.
– А какое девятое? – спросила она.
Он взглянул на Стефанию и ответил:
– Чаепитие в бельведере в последний день лета.
Стефания улыбнулась.
– Это и впрямь хорошее воспоминание.
Корф кивнул.
– Тебе нужно вести список. Вдруг ошибешься в счете, – предложила она.
Вечером Стефания просматривала профиль Корфа в Инстаграме, добившись права быть принятой им в подписчики. Там было десять картинок – список его хороших воспоминаний.
Десятый пост, опубликованный этим вечером, содержал картинку держащихся рук. Подпись гласила:
«Первое прикосновение»
#смешныекотики
Для обложки книги использовано изображение с сайта:
