Читать книгу: «Предел. Часть 1», страница 2

Глава 4

– Ну вот мы и встретились, – голос Принимающего был по-прежнему спокоен, видимо, он всегда такой. – Отдохнул от меня?

Обстановка та же, что и в прошлый раз. Хотя какая это обстановка? Туман, сиреневый туман. Песня вспомнилась. Принимающий разнообразием не отличался.

– Ой, ну откуда ты только берешься? – раздраженно, вопросом на вопрос ответил я.

– Я не откуда не берусь, я здесь существую.

– Но когда-то же ты появился впервые, – уверенный в правоте своего утверждения я произнес это снисходительным тоном, словно разговаривал с ребенком, не понимающим очевидного.

– Я был, есть и буду всегда.

– Ага, а еще люди говорят: «Я был есть и буду есть».

Принимающий не ответил.

– Эй, ты что, обиделся? Это шутка такая, – попробовал я исправить положение. Но ответа так и не последовало. – Принимающий ты здесь? – этот вопрос был лишним, я и так почувствовал, что его рядом нет.

Меня угнетало его общество, но без него стало совсем не по себе. Только я успел это понять, Принимающий был уже снова со мной.

– Ты где был? Ты оставил меня одного. А ты не боишься, что я убегу с твоего хваленого Предела?

– Ты напомнил мне покормить мое животное. Когда-нибудь я его тебе представлю. Кстати, оно единственный экземпляр на Пределе. А с Предела ты не уйдешь, как не уйдешь от Жизни, от Смерти, от Рождения.

– Из жизни люди уходят, – попытался я поспорить.

– Они не уходят, их забирают. А если кто уходит самостоятельно, то жестоко за это расплачивается. Ты позже узнаешь. Но вернемся к нашему разговору. Ты спрашивал, откуда я взялся. Оттуда же, откуда и ты. Из вечности. Да, я знаю, что это не укладывается в твоем понимании. Прими это, как есть. Прими это, как принимаешь бесконечность и вечность вселенной.

– Объясни мне, Принимающий, если я родился, значит, я уже живу, но почему я здесь с тобой? Ты говорил, что Жизнь и Предел – это разное.

– Да. А что есть Жизнь, Пришедший? Это только наша память. Вся жизнь – память. Твоя Жизнь – твоя память, Жизнь другого Пришедшего – его память. Попрошу я тебя рассказать мне о твоей жизни, ты расскажешь мне только то, о чем помнишь. И не сможешь сказать, о чем не помнишь. Потому что для тебя этого нет. Пролежит человек без сознания, будут за ним ухаживать другие. И для них это будет случай из их Жизни, а для него будет существовать Жизнь только до этого периода и после него. Расскажут ему люди, что с ним было, он выслушает и запомнит их рассказ. И все равно не будет в памяти того периода жизни, а будет рассказ людей после того периода. Для человека же потерявшего память после трезво проведенного времени, в течение которого он созидал и разрушал, Жизнь его будет так же только рассказом людей и созерцанием своих творений, если скажут ему, что это его рук дело и он поверит. Если же все люди разом забудут хотя бы час жизни, никто не расскажет им об этом, и только внешние изменения окружающего приведут их в удивление, которым придумают люди объяснения, и это будет Жизнь каждого из них. При уходе с Предела память полностью очищается. Ты не вспомнишь своего младенчества, значит ты сам не живешь им. Твоим младенчеством живут окружающие тебя люди, они запомнят его. Это их Жизнь. Сейчас для них ты спишь. Мы встречаемся в твоем сне. Дальше твоя действительность все более будет походить на сон, а потом станет твоей Жизнью. Так тебе понятнее?

– Нет! Так мне не понятнее, – меня бесила и угнетала чушь, которой он пытался меня нашпиговать. Но как оказалось потом, это была необходимая для меня информация. – Сны не имеют системы, в них нет логики, я их почти всегда забываю. А ты здесь опять, на том же месте, и я тоже. Логики, конечно, нет, но система на лицо! Я не понимаю, не понимаю! И, вообще, человек во сне должен отдыхать, а ты пристал… – мой мозг сопротивлялся, не желая воспринимать больше ни одного слова. Если б я мог встать и уйти, хлопнув дверью, то сделал бы это гораздо раньше настоящего момента. От беспомощности я начал всхлипывать. Часто я стал плакать за последнее время, наверное, младенчество сказывается.

– Успокойся, успокойся, – Принимающий говорил со мной как с ребенком. Вообще-то, почему «как»? – Все, что ты привык воспринимать как сон, здесь на Пределе, считай реальностью. А твоя действительность будет протекать как во сне, пока ты не выйдешь с Предела совсем. После этого у тебя постепенно начнет появляться твоя новая память. Все будет хорошо, вот увидишь. Потерпи, смирись, жди. Первые дни адаптации трудны для всех: для тебя, для меня, даже для окружающих тебя живущих людей.

– Хорошо, хорошо. Извини. Я спокоен, спокоен, – я пытался убедить в этом сам себя, иначе совсем крыша съедет. Хотя, куда уж дальше? – Принимающий, ты же не один на Пределе. Познакомь меня с кем-нибудь. Тут девушки есть?

– Есть тут и девушки, и дедушки. Не спеши. Я знаю, что тебе со мной скучно, но… Ты с ними встретишься. Ты многое узнаешь. Ты многих узнаешь: и Пришедших, и Существующих, и Гостей. Но это все позже, – после недолгого молчания он добавил: – Мы будем встречаться с тобой один на один тридцать один день. Мы будем просто говорить с тобой, как сейчас. Это адаптационный период. Это карантин. Ты слаб еще. Я берегу тебя. Я берегу таинство Предела.

– От чего? От кого? – по крайней мере я обрадовался, что сложившееся положение дел не бесконечно.

– Ты все узнаешь. Пожалуй, скажу только, что на Свете, где ты жил, где ты будешь жить, есть люди, возомнившие себя теми, кто вправе управлять Пределом, его Гостями и Пришедшими, и даже Существующими.

– Но как же они узнали о Пределе?

– Вопросы потом. А теперь тебе пора менять подгузники, Ха-ха. Мне аж сюда дурно пахнет, ха-ха-ха.

Глава 5

И долго и часто встречались мы с Принимающим в том же помещении. В перерывах между встречами меня развлекали люди-ангелы. Для меня они по-прежнему были все одинаковы. Меня купали, кормили, почему-то причиняли боль. В общем, делали все, что необходимо младенцу. Меня радовали и огорчали свидания с Принимающим, я устал от него и привык к нему. Я не способен был должным образом воспринимать течение времени. Казалось, что все встречи наши одинаковые и просто копируют друг друга. Мы говорили не об одном и том же каждый раз, но все разговоры были узнаваемы, как картинки калейдоскопа всегда новые, но сложенные из одних и тех же составляющих. Я привык к его манере изъясняться, мне казалось, что я слышу голос Принимающего, нормальный, человеческий.

– Почему, именно, тридцать один день, Принимающий? – спросил я как-то.

– Время между Смертью и Рождением преображается, это таинство складок времени. Девять дней между Смертью и Рождением. Но не для тебя, не для самого Умершего и Рожденного, а для вне. Живущие люди поминают Умершего на девятый день, и он рождается и попадает на Предел. Женщина же носит свое дитя до Рождения девять месяцев. А для самого Умершего этот период не имеет времени. Ты никогда не определишь этот срок, он и вечность и мгновение. На сорок дней после Смерти поминают Живущие Умершего. Тридцать один день до этого времени на Пределе Пришедший очень слаб, так как он еще связан с Жизнью, Смертью и Рождением, – голос Принимающего доносился до меня то с одной стороны, то с другой. Значит, он может передвигаться. – Я берегу тебя от этих связей, они угрожают Пределу. После этого ты станешь свободным Пришедшим. На Переделе ты проведешь около двух лет, пока не станешь готовым к Жизни.

– Ты говорил, что Живущие не помнят о Пределе. Почему же в Жизни они поминают Умерших именно в такие периоды?

– Иногда Предел просачивается в Жизнь, Смерть или Рождение, случается парадокс. Так было когда-то, таинство складок времени попало в Жизнь, и Живущие приняли его, но не смогли понять и объяснили по-своему. Существующие на Пределе Хранители заботятся о предупреждении и пресечении парадоксов.

– О, даже такая совершеннейшая система дает сбои? – удивился я, тайно злорадствуя, что узнал о недостатках опутавшего меня спрута.

– Скоро ты доверишься Пределу и примешь его, как он принимает тебя. В тебе еще говорить негатив Жизни. Он пройдет. На Пределе ему нет места. Скоро ты не будешь считать себя арестантом. Ты полюбишь Предел. Ты почти окреп, почти разрушены твои связи с прошлым. Завтра истекает тридцать один день и мы станем относительно свободны друг от друга.

– Ой, да неужели?! Спасибо, Пришедший, это самая лучшая новость, которую я от тебя услышал! – вау, как я был рад!

– Кроме этого, Пришедший, у меня для тебя еще одно радостное сообщение: я к тебе до завтра не приду, ты у меня не один такой. Отправляйся к своим мамкам-нянькам, а когда уснешь, побудешь здесь один без меня. Ха-ха, ты ведь уже большой! Не скучай.

Мы расстались. Я снова очутился на Свете. Мысли о переменах радовали, мне просто петь хотелось. И я пел. Правда, получалось не ахти как хорошо, но, по-моему, всем нравилось, я ведь старался. В этот день я долго не усыпал, наверное, от волнения. Ангелы носили меня на руках, мурлыкали со мной. Я пытался им отвечать. Я был в предвкушении, в предвкушении еще сам не зная чего. Главное, в перспективе были перемены. Но в конце концов сон одолел меня.

Оказавшись в знакомой сиреневой сфере, я все-таки чувствовал себя не так как прежде. Сказывалось отсутствие Принимающего. Я так давно не был с собой наедине, что сейчас даже растерялся. Неужели все проходят через то же самое? Видя эту сферу, этот сиреневый туман бесконечно много раз, я только сейчас задумался о его составе, происхождении. Интересно, весь Предел такой? Откуда приходит Принимающий? Как он вообще выглядит? Как я сам выгляжу сейчас? Я всегда без движений общался с Принимающим. Сначала я просто не мог этого делать, а потом и не пытался. А сейчас у меня получилось. Я двигаюсь! Иду! Шаг, еще шаг, руки вперед. Я видел в Жизни, что так передвигаются слепые, если у них отсутствует специальная тросточка. Сейчас я искренне проникся к этим несчастным людям одновременно жалостью и уважением. Тяжело. Дальше от центра сферы туман сгущается, но свет исходит не от стен, как я предполагал. Он равномерно присутствует во всем. Я попытался нащупать твердь стены, но только погружался все больше в глубь тумана, который становился все плотнее и плотнее, я начал задыхаться. Трудно дышать! Нечем! Я закашлялся. Черт! Назад, назад… Я развернулся. Споткнулся обо что-то, потом наткнулся на что-то плотное, невидимое. Что это? Дышать совсем нечем. Нет, не туда! Куда? Куда? Кругом вязкий сиреневый светящийся туман, какие-то невидимые уплотнения в нем, и я задыхаюсь. Задыхаюсь! Не могу же я умереть, не начав жить? Но, кажется, это конец.

– Принимающий!!! – захрипел я изо всех сил, сжимая свое горло руками, словно пытаясь оградить его от тумана. – Принимающий!..

– Где? Где ты, Пришедший? – услышал я его встревоженный крик. – Держись, держись, я иду!

– Я… Я…– я уже не мог ничего сказать. У меня туман поплыл перед глазами, хотя он здесь все время плавал.

Я увидел глубокое пятно темноты, движущееся в тумане. Оно то появлялось, то таяло. Что это? Смерть моя?

– Иди, иди на тьму, – голос Принимающего был очень озабочен. – Ты слышишь меня, Пришедший?

Я слышал, но ответить не мог. Я, шатаясь, шел к этому темному мельканию. Пятно становилось все более постоянным, выхватывало из тумана какие-то образы, очертания. Я упал на колени, и, уже не дыша, пополз к нему. Пятно опустилось на меня, ослепив своей темнотой.

– Вот он! – услышал я над собой незнакомый мужской голос. – Я нашел его, Принимающий!

– Тащи! – это был голос Принимающего!

И меня потащили за руки. Через несколько мгновений я вздохнул, настолько глубоко, насколько был способен. Я глотал и глотал воздух, захлебываясь им.

– Кричи! Кричи! – долетел до меня приказ Принимающего как сквозь вату. – Кричи, говорю тебе, мать твою!

– Кричи! – орал на меня незнакомец.

И я закричал:

– А-А-А-А!!!

Мой собственный крик оглушил меня. Надо мной склонялись ангелы, озабоченные, удивленные, а я все орал. Мне делали больно, кололи. Все внутри меня болело. Болело. Я что заболел?

Глава 6

В сиреневой сфере кроме меня были двое: Принимающий и тот незнакомец, который спас меня. Не обращая внимания на мое присутствие, они разговаривали между собой.

– Принимающий, ты не имел права оставлять его наедине с Пределом раньше установленного срока. Ты нарушаешь таинство складок времени, – голос незнакомца был укоряющим.

– Хранитель, но это был уже последний тридцать первый день, – Принимающий виновато оправдывался. Хотя было понятно, что обвиняющий его тип младше.

– Да, именно, тридцать первый день, который входит в срок карантина! Ты не должен был. Связи еще не были разрушены полностью. Предел чуть не просочился в Смерть, он вытянул бы его Смерть в Жизнь других людей. В их Жизни был бы небольшой парадокс: умер бы совершенно здоровый младенец, Это мы бы уладили. Но Пришедший чуть не умер до своей Жизни! Ты понимаешь, что это такое? – тревога пронизывала всю его речь.

– Понимаю. Но ведь этого не случилось.

– Да, но это может отразиться на его дальнейшем пребывании на Пределе и, соответственно, на всех нас. А сейчас не случилось, только благодаря мне. Я нашел его в последние мгновения.

– Спасибо, – грустно сказал Принимающий.

– Ну вот, хоть «спасибо» вытянул, – усмехнулся мой спаситель. – Ладно, дружище. Не плошай больше. Встретимся. Разбирайся со своим нарушителем, – Хранитель сказал это ласково, дружелюбно.

Значит, они друзья? Мы остались с Принимающим вдвоем, как всегда раньше. Никто не решался заговорить первым. Наконец я сказал:

– Извини, Принимающий. Я подвел тебя. Но ведь ты не предупредил меня…

– Я сам виноват, – перебил меня он. – Я подверг опасности тебя, Предел, Жизнь и Смерть.

– Тебя накажут?

– Нет, если ты никому не скажешь.

– А Хранитель?

– Он не скажет. Он хороший свой парень. Он помог мне, я помогаю ему. Ты сильно испугался? – спросил он с заботой.

– Признаться, да. А что это было?

– Для тебя еще не открыты были коридоры Предела. Смерть затянула бы тебя, ты сам не выбрался бы. Только Существующим на Пределе это под силу.

Я решил перевести разговор на другую, более приятную тему:

– Принимающий, ты же видишь меня. Расскажи, как я сейчас выгляжу, какой я теперь?

– Ты и сам знаешь, какой ты. На Пределе каждый именно такой, каким он себя представляет, каким он себя чувствует. Как правило, все Пришедшие такие же, какими были при Жизни. Но я тебя еще не видел. Сейчас уже можно посмотреть.

Мне в глаза ударил пучок темноты, я зажмурился.

– Принимающий, это ты такой темный? – спросил я, не открывая глаз.

– Ха! Ну насмешил, – он действительно рассмеялся.

Его смех был здоровым, заразительным. Так можно смеяться только после перенесенного стресса, чудом избежав смертельной опасности. Я подхватил его хохот и тоже смеялся от души, беспричинно. Когда, наконец, приступ и у него, и у меня прошел, Принимающий продолжил:

– Я темню, чтоб увидеть тебя. Ты прямо-таки красавец!

– Как это «темню»? – я открыл глаза, он убрал темноту.

– Ты слушал меня не внимательно все эти дни, я готовил тебя к пребыванию на Пределе, а ты не слушал. Я объяснял тебе, что Предел – это тьма. Не в смысле «плохо», а в смысле «темно». Жизнь – это свет. Говорят: «Появился на свете», то есть появился в Жизни. Жизнь изначально темна, в ней существуют источники света, только при свете можно видеть. Жизнь не возможна без света. Свет – основа Жизни. Свет – это Жизнь, а Жизнь – это свет. Все наоборот на Пределе. Предел изначально светел. Здесь не возможно видеть при свете, только при темноте. У нас существуют источники тьмы. При тьме все видно, вот я тебя и отемнил.

– Не может быть! Не может быть источника тьмы по всем законам физики.

– Для Жизни оставь законы физики. Здесь законы Предела. А если ты такой любитель физики, то скажу, что в жизни основной источник света – Солнце, а здесь – черные дыры. Ха-ха!

Немного поразмышляв об услышанном, я попросил:

– Принимающий, дай я на тебя потемню.

Наощупь приняв фонарик, я долго не включал его, меня пугало то, что я мог увидеть. Вдруг он имеет не человеческий облик? Каким он может быть? Кто такие эти Существующие на Пределе?

– Давай же, Пришедший, решайся. Нам пора уходить отсюда, срок истек.

Я зажмурился и нажал кнопку. Пучок тьмы лег мне на ноги. Мои прежние ноги, босые, голые.

– Я раздет, – констатировал я.

– Нет, ты не раздет, ты еще не одет, – пошутил Принимающий. – Я мог предположить, что такое случится, почему-то это свойственно только особям мужского пола. На, одевайся. Свое одалживаю. Потом подберешь себе, что-нибудь получше.

Я поймал брошенный мне сверток. В нем был огромный спортивный костюм, благо, что брюки на шнурке; дурацкие кеды минимум на полтора размера велики. Но это лучше, чем ничего. Я наощупь оделся, подвернув брюки и рукава. Мне, конечно, нравится носить широкие брюки, но не до такой же степени.

– Ты и девушкам свои вещи предлагаешь?

– Нет. Это ты у меня исключение. А девушки обычно представляют себя одетыми. У них всегда одежда входит в их образ, в их представление о себе. Но здесь все предусмотрено, тебе будет предоставлена любая одежда.

Я направил тьму по сторонам. Рассеяв светлый туман, тень легла на непривычные предметы. Видимо, это намек на скудную мебель. Одно подобие кресла было пустым, на втором сидел человек. Принимающий. Я отемнил его снизу, поднимая тьму все выше. Ботинки. Отглаженные брюки. Рубашка с вязаной жилеткой. Это был очень крупный пожилой мужчина, с седой аккуратной бородой и почти поседевшими волосами. Эдакий престарелый джентльмен. А меня одел как последнего бомжа. Хороший психологический прием! Я старался разглядеть его лицо. Он прикрыл глаза тыльной стороной ладони:

– Но, но, в глаза не темни. Я тут с тобой совсем от темноты отвык. Выйдем на тьму, тогда и насмотришься, – вставая, он взял у меня фонарик. – Пора. Пойдем я покажу тебе твою комнату и кое с кем познакомлю.

– Только не знакомь меня ни с кем в таком виде, – взмолился я.

– Это невозможно.

Я обреченно вздохнул и последовал за ним.

Глава 7

Лучик темноты выхватил из тумана низкий проход в сфере. Он был арочного вида с неровными, словно проломленными, краями. Пригнувшись, миновав его, мы очутились в полутемном длинном коридоре. Если бы я не был уверен, что я на Пределе, то решил бы, что нахожусь в какой-то тюрьме или больнице. Коричневый кафельный пол эхом отражал звук наших шагов: уверенных и твердых Принимающего и шаркающих в больших кедах моих. Мне оставалось только руки за спину заложить, и обстановочка подходящая. Шершавые высокие стены до половины выкрашены темным, не поддающимся описанию, цветом. На сером, каком-то закопченном, потолке покачивалось подобие лампочек, которые тускло темнили, без люстр или плафонов.

– В любом месте из сферы есть такой коридор. Но выйти в него может только свободный Пришедший, или несвободный Пришедший в сопровождении Существующего, – оживленно рассказывал мне Принимающий. – На Пределе много подобных сфер, но они только для карантина, я не советую возвращаться туда.

– Да я и не горю желанием снова там оказаться, – меня аж передернуло.

Мы подошли к единственной высокой двери в конце коридора. Она была очень массивной, из тяжелого ржавого металла, без единой ручки и замочной скважины. Неужели весь Предел такой мрачный? Принимающий ловко сделал какой-то немыслимый финт рукой, и дверь с жутким скрежетом и скрипом отворилась, подняв клубы желтого то ли пара, то ли газа. Потом, позволив нам пройти, захлопнулась за нашими спинами с оглушительным стуком, окатив эхом, казалось, все в диаметре не менее километра от нас. Немного оправившись от звукового потрясения, я обернулся и с изумлением заметил, что место, где только что за нами закрылось это дизайнерское уродство, является частью цивильной стены. Я зажмурился и потряс головой. Бесполезно. Когда же я глянул вперед по направлению нашего движения, то испытал не меньшее удивление и остановился как вкопанный. Мы оказались в огромном шикарном холле полном народу. Большинство было пожилыми людьми. Все были красиво одеты, тихо беседовали друг с другом по кучкам, играла легкая музыка, кое-кто непринужденно танцевал, кто-то жевал подносимую еду. Так, с корабля на бал! Да в таком виде! Никто словно ничего не слышал, ни один человек не удивился нашему приходу, хотя я-то явно не вписывался в это общество.

– А, новенький Пришедший? – к нам подошла миловидная девушка с рыженькими локонами, кого-то странно мне напоминающая. – Привет.

– Привет, – в один голос ответили мы с Принимающим.

– Принимающий, кому ты его сдаешь? – продолжала она беседу, по-прежнему приветливо улыбаясь.

– Не тебе, крошка. Он слишком упрямый, ты с ним не сладишь, я не повешу на тебя такую обузу, – он потрепал ее по голове.

– Как тебе на Пределе? – обратилась она ко мне.

– Еще не знаю, я только освободился.

– Пришедший еще не был у Прощающего? – деланно удивилась девушка.

– Мы идем к нему, ты же знаешь, это не долго, – подмигнул ей мой конвоир.

– Хорошо. Я буду ждать.

– Даже не думай, – пригрозил ей Принимаающий.

Отойдя подальше от этого прелестного создания, я отметил:

– Какая она миленькая.

– Лучше думай о предстоящей встрече с Прощающим, Пришедший, – строгим тоном изрек сопровождающий меня Принимающий.

– Сейчас я буду каяться?

– Да, Пришедший, не трусь, – в его голосе снова появились теплые нотки. – Главное, не нагруби Прощающему, иначе опять пойдешь на карантин.

– О, нет. Только не это. Ты же говорил, что я стал свободным! – возмутился я.

– Не горячись, шучу я, шучу. Думаешь, я не хочу избавиться от твоего общества также как и ты от моего? Ты у меня уже в печенках сидишь.

Проходя через холл, Принимающий постоянно перекидывался любезными фразами с попадающимися на пути людьми. Я чувствовал себя здесь не просто белой вороной, а вообще каким-то страусом. Наконец, мы вышли на высоченное крыльцо, спустились на тротуар. Улица. Удивительная, необыкновенная. Воздух насыщенный, плотный, как вода, но дышится легко. Движения стали медленными. Я видел такое в документальных фильмах о людях, высадившихся на Луну. Вот здорово! Причудлива игра свето-теней, темнота падает на предмет, и он отбрасывает свет. Чудеса! Звуки тоже растянуты, словно русские народные напевы. Плавный ветерок покачивает им в такт молодые деревца. Мы сделали буквально десятка два шагов по аккуратной аллейке, Принимающий резко остановился, я по инерции наскочил на него.

– Тише ты. Пришли.

Он встал на крышку широкого серого люка и дернул меня к себе, крышка быстро начала опускаться. Ну и скоростной лифт! Эта скорость совсем не гармонировала с окружающей плавностью.

– Глубоко же забрался ваш Прощающий, – переведя дух, заметил я.

– Он не наш, а ваш Прощающий, – нехотя ответил задумавшийся Принимающий. – Предупреждаю, ты его не увидишь, Пришедший. Его никто не видит и никогда не видел. Он единственный на Пределе смотрит при свете, – Принимающий говорил тихо и грустно. – Он прощает быстро.

– Ты пойдешь со мной?

– Нет, конечно.

Наш лифт замер так же резко, как начал опускаться. Я еле смог удержать равновесие.

– Иди, Пришедший, – Принимающий коротко обнял меня, и мне передалась его тревога.

– Ты что? Ты о чем-то мне не договариваешь? Это будет больно? Страшно? – я заглянул ему в глаза. – Да что там? Ты меня пугаешь. Говори же, Принимающий. Не молчи, – я начал нервничать. Неизвестность пугала.

– Возвращаются от Прощающего не все, Пришедший, – тихо сказал мой сопровождающий. – Я не должен был тебе этого говорить. Некоторые становятся Пленниками Предела, надолго. Это случается очень редко, но все-таки случается. Иди, иди, Пришедший, и возвратись, пожалуйста.

– Обещаю, – улыбнулся я, – должен же я вернуть тебе твой супер-наряд.

Я отвернулся и, не оглядываясь, пошел, молча, по шаткому переходу над беззвучной бездной, наполненной ярким-ярким слепящим светом цвета молнии. Сверху на меня спускалась давящая мгла. Каждый мой шаг издавал звук электрического разряда, разбрасывая яркие искры вверх и темные искры вниз. Я шел на ощупь, переход подо мной колебался и не было видно ему конца и края.

– Стой… – раздался хриплый шепот прямо мне в ухо.

Меня прошиб озноб от внезапности. Я замер. Голос Прощающего походил на голос моего бывшего преподавателя Звонова. Вот уж уродство звучания.

– Нравится ли тебе самому, как прожил ты свою Жизнь? Как ты сам оцениваешь ее? Выполнил ли ты свое светлое предназначение в Жизни? Считаешь ли ты себя достойным жить заново? Готов ли ты снова стать живым? – он засыпал меня вопросами, не давая возможности на низ ответить.

Потом появились картинки моей прожитой Жизни. Нет они не мелькали слайдами. Они просто были все сразу. Вся моя Жизнь появилась передо мной в одно мгновение. Я видел себя со стороны в трехмерном измерении и перенес заново все пережитые когда-то эмоции, чувства. Я знал, что и Прощающий видит все это и чувствует то, что чувствую я. Сейчас он был мной. Я видел свои промахи и плохие дела и мне становилось стыдно, я искренне раскаивался в содеянном, и мне было неловко, что кто-то это видит кроме меня. Но скрыть, утаить что-либо я не мог. Я видел свои достижения и хорошие дела и был горд этим. Я радовался своим прежним радостям, оплакивал свои прежние горести. Вот мы с Димкой сбежали с уроков и идем в детский парк, вот мой первый поцелуй, потом я избегаю встреч с этой девочкой, а это я почти забыл, но сейчас все отчетливо вспоминается, а вот я болею бронхитом и мне ужасно плохо… Я видел не только самые яркие моменты своей Жизни, я видел ее всю до мелочей: как я держу ложку, надеваю шапку, чищу зубы… Я прожил всю свою Жизнь заново в одно мгновение с того самого времени, когда начал осознавать себя, до последнего дня. И за это же мгновение я ответил для себя на все заданные Прощающим вопросы. И он понял мои ответы без слов. Мне было не жаль оставлять свою Жизнь, но я и не жалел, что прожил именно ее.

– Я знаю, – сказал Прощающий, – не можешь ты быть пленен, так как тебя оплакивали живые после Смерти твоей. Если мысленно оплакивающих твой уход из Жизни больше, чем радующихся ему, то ты чист, не зря Жизнь прожил, значит. Возвращайся, ты свободен.

– То есть, как свободен? А суд? А покаяние? – опешил я. – Ты и убийц так прощаешь?

– Правильно, задавай вопросы здесь и сейчас. Не неси их наверх. Не мучайся ими, ибо нерешенные они не дадут тебе должного покоя и будут возвращать тебя к прожитой Жизни, а она позади, не оборачивайся на нее, – прохрипел Прощающий. – За преступления в Жизни судит Жизнь посредством людей и их правил, а за причиняемое умышленно зло в Жизни отвечает Судьба на Пределе. Ты с ней, наверняка, встретишься. Я вправе простить тебя только за твои ошибки, а их в принципе не существует.

– Как не существует? Все ошибаются, – я старался придать своему голосу твердость, но он предательски срывался, как у подростка в переходном возрасте.

– Слушай меня. Каждый человек всегда прав. Каждый человек в каждый период времени прав. В любой ситуации он выбирает единственное, по его мнению, правильное решение, то есть, он прав на данный период времени. Человек всегда прав перед собой. В дальнейшем он может понять, что надо было бы поступить по-другому, и тоже будет прав на данный период времени. И так бесконечно. Человек бесконечно прав. Человек всегда прав.

– Я был не прав, когда не разобравшись набил морду соседу по комнате, – не сдавался я.

– Да, сейчас ты прав. Но ведь и когда ты бил его, ты считал себя правым.

– Считал, но не был таковым. Ведь сосед тогда осознавал, что я не прав. Ведь другие люди осознают мою неправоту, значит, она имеет место.

– Верно. У каждого своя правда. Каждый прав по-своему. Повторяю: человек прав всегда, и когда совершает поступок, и когда признает его ошибкой, и когда не признает его ошибкой, и когда признает ошибкой поступок другого или не признает. Иди, Пришедший, если у тебя нет вопросов.

Вопросы были. Они роились, и я не мог сформулировать их, определить. Правда может быть только одна. Не может быть правды твоей, противной правде моей, по логике вещей какая-то из этих правд таковой не является.

– Возможно, это и истина. Но она твоя истина, не моя. Я, понимаю ее, но не принимаю, – честно признался я.

Мне хотелось поскорее покинуть это место. Зачем я спорил с ним? Сказываются мои юридические наклонности. Простил и простил. Надо сваливать отсюда. Я совсем пришел в себя. Страх исчез.

– Прощай, …Прощающий.

– Только этим и занимаюсь. До свидания. До следующего свидания после твоего следующего пришествия на Предел. Буду прощать тебе твою следующую Жизнь, – прохрипел он.

– Да, работенка у тебя не пыльная.

– Это не работенка, это мое существование.

– Пока.

Я отправился обратно. Путь назад оказался короче.

– Ты вернулся! Вернулся, – как ребенок радовался Принимающий. – Я счастлив снова видеть тебя, Пришедший.

– А как же твои печенки, в которых я сижу? – по-доброму ухмыльнулся я. – Ладно тебе, все в порядке. Пойдем, ты все-таки познакомишь меня с той милашкой.

– Тебя уже не беспокоит твоя внешность?

– Она уже все равно меня видела в таком виде.

– Имей в виду, это моя внучка, – сказал Принимающий серьезно.

– О! На пределе могут рождаться дети? – удивился я.

– Пусть кто-нибудь другой теперь расскажет об этом, я достаточно тебе поведал! – заорал Принимающий, но тут же взял себя в руки. – Извини, сынок. Она мне очень дорога, не причини ей зла, а то ведь я не всегда такой спокойный добрый старичок, – он похлопал меня по плечу, и мы стали подниматься вверх.

На улице было прекрасно. Как она мне нравилась! Зелено, свежо, чисто, загадочно. Я вертел головой по сторонам. Вот уж, действительно, рай. Справа рядком стояли маленькие белые домики, прямо игрушечные, наверное, в одну комнатку. Возле каждого из них лежала зеленая аккуратная полянка и располагалось несколько деревьев. Возле самых крылечек были небольшие клумбы с ухоженными цветами. Принимающий подвел меня ко второму от начала домику:

– Это твоя комната, располагайся, Пришедший.

– Спасибо. А как же вечеринка?

– Переоденься, отдохни. Успеешь, она там постоянно. Это Место Встреч, там всегда людно. Нет здесь вечеринок, потому что вечеров вообще нет. Нет дней и ночей. На Пределе просто отсчитывают дни по времени и все, и то только в отношении Пришедших, – он махнул мне рукой и пошел. Через несколько шагов обернулся и сказал: – Когда будешь готов, подойди на Место Встреч, я прикреплю к тебе гида. А пока поспи, тебе надо к Живым, они, наверное, уже ждут твоего пробуждения.

– Ладно, давай.

Я вошел в домик. Красота! Полусвет создавал интимную спокойную атмосферу. Безо всяких прихожих и коридоров я сразу попал в большую комнату. Она оказалась намного просторнее, чем представлялась снаружи. В дальнем правом углу находилась деревянная узкая дверь. Пол был мягким и теплым. Я огляделся. Все необходимое присутствует. Огромный синий диван, два подобных ему кресла. Отличный стильный стол, письменные принадлежности на нем, рядом какой-то приборчик, типа телевизионного дистанционного пульта управления, но самого телевизора, как ни странно, не наблюдается. На тумбочке милый настольный торшер, у стены шкаф-купе с зеркальными дверьми. Я глянул в зеркало. Да, видок у меня жутковатый. Мало того, что костюм далеко не от Юдашкина, так еще сам уставший и помятый. А борода отросла! Лет десять мне добавила. Я улыбнулся своему отражению. Таким я себя никогда еще не видел. Вообще-то такого со мной и не случалось раньше. Хотя нет, случалось же, просто не помнится. Я погладил свой подбородок. Срочно побриться надо. Но сначала вздремну, сил нет. Я прилег на диван. Боже, как удобно. Истома мгновенно закрыла мне глаза, и я сразу же попал к живущим людям.