Читать книгу: «Просто жизнь… Сборник рассказов», страница 2

«Жизнь моя, иль ты приснилась мне…»
Не совсем биографическое (отрывок)

Прошло много лет, сменились страны, города, но Мариуполь всегда в моем сердце. Говорят, что нельзя вернуться в детство и юность, никому это не удавалось. А можно ли встретиться с собой? Пообщаться, рассказать о прошедшем…

Время неумолимо идет вперед… Нет, уже не идет… бежит, несется, проносится мимо, оставляя за собой шлейф воспоминаний. И пока ты видишь этот шлейф, ты жив. Сейчас время Интернета и социальных сетей. Существует удивительная вещь – ты мгновенно можешь общаться с друзьями в любое время и в любой точке земного шара. И создается иллюзия, что весь мир умещается в твоем маленьком компьютере.

А вот дни рождения из праздников детства становятся неким напоминанием: а ведь тебе не дано знать, сколько осталось.

Этот рассказ не воспринимайте, как только мое воспоминание. Читатели часто отождествляют автора с героем. Но это не так. Писатель вбирает в себя осколки чужих судеб, а потом пишет «сборные» истории, сложившиеся в его воображении в единое повествование.

***

Решение полететь в Мариуполь далось нелегко. Возраст не самая лучшая вещь на свете. Бывают, конечно, люди, здоровые генетически, но большинство с возрастом обретает такую массу заболеваний и возрастных неудобств, что остаток жизни они тратят на борьбу с ними, и каждодневные походы к врачам становятся жизненной необходимостью.

Но вот преодолены всевозможные сомнения, чемодан набит вещами и подарками, не забыты и таблетки, ведь встреча с детством и юностью так волнительна.

В последнее время мне часто снился странный сон. Я беру в руки фотографию из семейного альбома, где мне 18 лет. Май, худенькая девочка сидит на скамейке у своего дома под цветущей вишней, задумавшись о том, что будет, как сложится ее жизнь. Это ведь так важно для нее. Позади школа, сколько замечательного ждет впереди! Лицо ее светится внутренним светом – светом надежды и мечты.

С тех пор многое изменилось… И мне очень захотелось посидеть рядом на скамейке с той молоденькой девушкой и рассказать ей, как прошла жизнь. А вдруг удастся встретиться с собой?

Аэропорт Бен-Гурион, как всегда, похож на пчелиный улей. Смотрю на снующих вокруг людей, нагруженных огромными чемоданами, и думаю, ладно, я лечу к себе, навстречу детству и юности, а они куда? Куда мчится весь этот людской поток, занятый только собой и своими проблемами. Мне кажется, что именно здесь, как нигде, ощущается одиночество в толпе. Никому нет дела до меня и моих страданий.

Единственное, в чем повезло: в самолете досталось место у окошка. Постепенно исчезают огни внизу, мир спит. Но зато на небе появляются звезды. Их много, и кажется, что они с удивлением смотрят на проносящиеся мимо самолеты. Самолеты, летящие сквозь пространство и время. Вот и мой привез меня в другую реальность.

Как только подошла к выходу, сразу поняла, что «здесь не там». Надо было спускаться по трапу с ручной кладью. Тяжёлый маленький чемоданчик больно бил по ногам, а еще надо было не упасть, лестница была скользкой. И погода сразу обрушилась на тебя: холодный пронизывающий ветер, мелкий противный дождик и туман. Люди ежились от утреннего холода, прилетев с плюс 31 и не ожидая такого перепада от природы. Еле поднялась в автобус, непонятно вели себя ноги после столь долгого сидения. Так бывает: ты бегаешь, ходишь, не замечая своего счастья, – и вот в какой-то момент твои ноги перестают ходить. И теперь только силой мысли ты ими управляешь: шаг, второй…

«Выпасть» из автобуса было еще сложнее. Но самой непростой задачей было найти свой большой чемодан… Когда мимо тебя плывут десятки близнецов, то, как понять, где твой? Я привязала на чемодан большую красную ленту, чтобы не спутать с другими, но при сдаче багажа служащая с негодованием на лице буквально вырвала ее. Так мой багаж остался без опознавательных знаков. Ну и что теперь делать? Мучительно вглядываюсь в проплывающие мимо чемоданчики, смотрю, что оторопь берет не только меня, решительно выхватываю наугад один, высматривая остаток красной ленты. Ура! Мой!

Остальные формальности не имеют значения. И вот – выход из аэропорта. Мариуполь – я вернулась! Правда, до него еще ехать почти шесть часов, но что это по сравнению с вечностью!

По дороге вертела головой направо и налево. Все было необычным. И бесконечные ухабы на дороге, которую, видимо, некому ремонтировать. Тебя трясет так, что самолет кажется детской игрушкой. Мой вопрос к водителю: почему не ремонтируют дороги, повис в воздухе. Понятно, давно стал риторическим. Зато радовали глаз пейзажи, проплывающие за окном: цветущие деревья, нескончаемые зеленые и желтые поля… А просторы! И тут же возник вопрос: почему такая плодородная земля не может себя прокормить? Не может принести людям этой страны достаток? А чернозем?! Тут же захотелось выбросить все вещи из чемодана и привезти домой 25 килограмм чернозема, жирненького, вкусненького, плодоносящего.

Вспомнился песок, который был у нас повсюду. Когда я впервые увидела, как на песке, практически без земли, здесь создано все, чтобы земля цвела разными оттенками и цветами. Даже деревья здесь цветут круглый год, поражая, удивляя и восхищая. Сейчас при южном въезде в Ашдод цветет жакаранда. Удивительное дерево с лиловыми цветами. Листьев нет, а цветы уже есть. И вот ты едешь по огромной аллее, а вокруг тебя лиловый мир, лиловый туман, лиловый снег из опадающих лепестков. Сказочный мир, нереальный… А еще это дерево вырастает до 30 метров, окутывает тебя лиловым туманом, приносит счастье. В Австралии принято сажать жакаранду в честь рождения ребенка. И у каждого есть свое собственное счастливое дерево.

А потом зацветает красная и желтая акации. Сумасшедшее буйство красок. Красную даже называют деревом-пожар. Им на смену приходит дерево, которое называют «золотой дождь». Кажется, подставь руку, и «золотые цветы» так и падают… Есть еще израильская сирень. Красивая, но совершенно не пахнет. И так круглый год меняются цветы и цветущие деревья, как на настоящем натюрморте. Буйство красок, соцветий, оттенков заменяют здесь ощущение от морозного дня. Когда входишь с улицы, внося с собой удивительное запах белизны и чистоты. Только здесь – это ощущение – радость жизни, ее неповторимая красота.

Правда, обычно люди не замечают красоты вокруг, они заняты повседневной суетой. У каждого из нас своя планета, хотя Земля на всех одна…

Перед Мариуполем два блокпоста, совсем, как у нас. Молоденький солдатик попросил мой паспорт, пристально разглядывал фото. А я подумала, что совсем не похожа на свою фотографию, редко получаюсь нормально, в основном – как перепуганная птица. Спросил о цели визита.

– Еду к себе домой, – ответила я, не задумываясь.

– Но ведь вы же живете в Израиле? – в свою очередь удивился он.

– И что?! Мой дом в Украине, в России и в Израиле. В каждой из этих стран прошла часть моей жизни.

Он удивленно посмотрел на меня, и в его взгляде я прочла, что все эти иностранцы – странные люди. Молодость, что с нее возьмешь… Удивление прощаю, а вот «иностранца» – нет.

Гостиница оказалась очень чистенькой и уютной. Главное —в центре города. Было такое ощущение, что страна застряла где-то в восьмидесятых после развала Советского Союза, но встречаются островки и современной цивилизации.

Вечером пошла гулять по городу. Всматривалась в дома, улицы, лица, как будто пыталась узнать, не проплывает ли мимо моя мариупольская жизнь. Драмтеатр стоит на месте, хотя в сквере давно нет памятника Жданову. Много лет город был переименован в Жданов, но потом опять возвратились к Мариуполю.

Часто меня спрашивают: Мариуполь – это захолустье, забытый Богом город. Что вы там забыли? Странно это слышать. Судьба этого города, основанного греками и имеющего преимущества, дарованные императорами, очень интересна.

Но для меня – это начало моей жизни, моей судьбы. Здесь еще живы родители, молоды и красивы. Я еду на Левый берег города, который отделяет речка Кальмиус. Проезжаем мимо завода «Азовсталь». Запах ужасный, трубы завода – и не только этого – в буквальном смысле травят город и горожан. Раньше завод часто штрафовали за это, они ставили фильтры. Сейчас, видимо, некому им указывать, а очистка стоит дорого, поэтому и травят жителей.

Те, кто годами работал на заводах города, уже не чувствовали этот запах. Наш сосед через много лет поехал на Кубань, откуда был родом. Вдыхал воздух чистый, пить его можно было горстями. Однако долго не смог им дышать, легкие были уже разрушены. А сейчас эта вонь расстроила, такой город портят. И, видимо, безнаказанно.

Вот и знакомый переулок Аносова. И наш дом. 24 года меня здесь не было. Я подошла к подъезду, увидела разрушенные скамейки прямо перед домом… Раньше жильцы этого дома не ждали помощи коммунальных служб, все делали сами. Разве они допустили бы такие лавки? Но, к моему большому удивлению, на скамейке сидела… я сама, только на пятьдесят лет моложе.

Побывала на кладбище, где похоронен папа Марк – Миша, как его ласково все называли. Первый раз поехали втроем, больше трех часов бродили по кладбищу в поисках папиного памятника, расходились в разные стороны, но все было безрезультатно.

Пошли в сторожку, чтобы уточнить место захоронения. Там дали адрес архива. Молодая женщина на нашу просьбу, к счастью, откликнулась с добротой, через две минуты вынесла из архива бумажку, на которой написала сектор, ряд и место.

Поехали опять. Пошел дождик. Нашли этот сектор, высчитали ряд. Ходить было скользко по мокрой земле. Опять разошлись в разные стороны, искали везде, все безрезультатно. Расстроилась, решив, что слишком много лет прошло, уже, видимо, не найду.

Решила пройти по этому ряду еще раз до конца, на всякий случай. В Украине сейчас все цветет, но особое буйство сирени. И такая она пахучая! У нас тоже есть сирень, красивая, но без запаха. А тут к концу ряда уже в который раз прохожу мимо куста сирени, огромный, рясно усеян цветами и… запах удивительный.

И вдруг на мокрой земле поскользнулась, и сирень прямо меня укутала. Я нагнулась еще раз вдохнуть этот волшебный запах и… внутри увидела памятник, который так старательно от людских глаз скрывала сирень.

Да, вы не ошиблись. Это оказался папин памятник. так мы и встретились. Светлая память тебе, папочка!

ЭВМ

(Все события и персонажи вымышлены,

все совпадения случайны).

…Было это много лет назад (когда пишу «много» – самой становится нехорошо – неужели я такая старая?) …После школы я устроилась работать на большой завод.

Сначала меня взяли почтальоном. Территория завода была огромной, между цехами были гигантские расстояния, целый отдел занимался доставкой корреспонденции от цеха к цеху и к заводоуправлению. За день так набегаешься, что ног не чувствуешь.

Но однажды меня вызывают к начальнику. Шла, недоумевая, зачем? Уволят, кто-то пожаловался? В отделе кадров мне сообщают, что переводят в другой отдел – бухгалтерию. Я удивилась, конечно, математику в пределах школы я знала, была прилежной ученицей, но какое я имею отношение к бухгалтерии? Мне объясняют, что это не совсем бухгалтерия. А ее счетное подразделение. Военные передали на баланс завода списанные машины ЭВМ. На них нужно будет считать зарплату, то есть, машина сама будет считать, а моя задача – вводить данные. Если я себя хорошо зарекомендую, то мне дадут направление в институт без экзаменов.

Любой другой прыгал бы от радости, но только не я. Ибо я родилась гуманитарием. И ничего с этим поделать нельзя. Однако в этом деле был очень весомый аргумент – зарплата была намного выше, сидеть надо было в комнате, а не мокнуть под дождем или мерзнуть, боясь поскользнуться.

И вот первый день на работе. Нас всего пятеро. Заведующая, моложавая женщина, много лет работавшая бухгалтером, а теперь вместе с остальными осваивающая новую специальность. Огромную комнату занимают гигантские машины, тогда их называли ЭВМ – электронно-вычислительные машины. Они работают шумно, вздыхают, пыхтят, на них множество лампочек, которые в процессе работы мигают. Видимо, выработав свои ресурсы, ЭВМ кряхтят, недоумевая, почему их не оставят в покое.

Мне, как самой молодой, конечно же, достается самая старая машина, которая даже не хочет включаться. Напрасно мастер, на тот момент тоже не очень освоивший эту технику, пытается нажимать на большую зеленую кнопку, на которой было написано «ПУСК».

После многих безуспешных попыток он спасается бегством. Заведующая смотрит на меня сочувственно и говорит: «Не волнуйся, у тебя нет семьи и детей, поэтому будем ждать, пока машина заработает. А пока можешь помогать девочкам». Я была в шоке. Как? Остаться без зарплаты? И все только потому, что я моложе всех, и все считают, что деньги мне не нужны. И я решаю принять собственные меры.

На следующее утро прихожу раньше всех. В огромной комнате тихо и даже немного страшновато. Две машины сверкают лампочками, но моя не подает признаков жизни. Я сажусь возле нее и начинаю ей рассказывать, как для меня важно, чтобы она работала, что без ее помощи рухнет моя мечта. А этого нельзя допустить.

Мы с ней так проговорили минут сорок, вернее, говорила я, а она просто слушала. В это время все приходят на работу. Одна из сотрудниц Люба, а на тот момент ей было лет 30—35 (мне она тогда казалась старухой), была очень завистлива, видимо, такой родилась и очень неравнодушна к моей национальности. И только ко мне она пристально приглядывалась и постоянно задавала провокационные вопросы: «А как ты здесь оказалась? Неужели по блату?» Но я тогда была очень молода, любила жизнь и… ничего отрицательного вокруг себя не замечала.

– Доброе утро! Как работа? – ехидно спрашивает она меня в тот день.

– Нормально, – я поворачиваюсь к своей машине, подмигиваю ей и ласково прошу: – Любушка, давай покажем всем, как нужно дружить и работать!

Люба – так звали эту приставучую даму, и решение назвать так свою ЭВМ пришло спонтанно. Надеясь на чудо (эта надежда сопровождает меня всю мою жизнь), я смело протягиваю руку и нажимаю на кнопку «ПУСК». И тут ко всеобщему изумлению, и к моему тоже, машина заиграла лампочками, тяжело вздохнула, заурчала и… заработала. Все оцепенели… Первая пришла в себя начальница:

– Ура! Загружай быстрее! Что стоишь?!

Ее вопль вернул меня в реальность. Я села перед машиной и стала лихорадочно набирать данные. С тех пор мы с Любушкой работали ударно, без поломок и без простоя. Я приходила чуть раньше, рассказывала ей обо всем, мы подружились. Остальные недоумевали. Машины то и дело ломались, приходилось работать вручную. Однажды я сама видела, как Люба пнула свою ногой.

– Карга старая! Не понимает, что мне зарплата нужна.

И вдруг она решает, что я специально порчу машины и остается ночью подсматривать. Но нельзя увидеть то, чего нет. Можно только придумать.

Прошел год… Нам звонит тетя, жившая на Кавказе, и приглашает меня в гости, чтобы показать красоту неописуемую. Я беру отпуск, объясняю все Любушке и мчусь в новые неизведанные края.

Люба тут же устраивает скандал начальнице, требуя посадить ее за мою машину. Та соглашается, все равно машина месяц будет простаивать. Люба радостно садится на место возле ЭВМ и нажимает на кнопку. Но не тут-то было. Машина и не собирается включаться. Вызывают мастера, Люба материт Любушку разными словами, все напрасно. И тогда, чтобы хоть как-то досадить мне, она пишет жалобу на имя директора завода о том, что я нарочно испортила такую дорогостоящую технику.

Пока я месяц наслаждаюсь красотами Кавказа, страсти разгораются. Комиссии исследуют ЭВМ, думают и гадают. Но… ничего понять не могут. Тогда решают собраться в первый день моей работы после отпуска и понаблюдать… А чтобы я ничего не подстроила, Люба остается на ночь, бдительно охраняя машину.

Утром, загоревшая и счастливая, я прихожу в отдел. Увидев большое скопление людей, удивляюсь.

– Кто это? Комиссия?

– Да, – неестественно замявшись, выдохнула начальница. – Но пора всем работать.

Я сажусь к своей машине, глажу ее, здороваюсь и шепчу:

– Любушка, привет! Я вернулась! Потом тебе все расскажу… А ты мне – как ты тут без меня? Что-то тут сегодня много людей… Давай-ка поработаем, – и нажимаю на зеленую кнопку.

Машина кряхтит, лампочки мигают и… мы начинаем работать. Минут 20 комиссия стоит в недоумении за моей спиной. А потом потихоньку выходит…

Внезапно Люба бегает по отделу, что-то выкрикивает.

– Это все заговор! Еврейский заговор! Вот, что она ей шепчет?

– Что это с ней? – спрашиваю я остальных, в тот момент, не зная всей подоплеки.

Все дружно промолчали. Мы с Любушкой не обращаем на это особого внимания, ведь давно не виделись и соскучились друг за другом. Да и работа ждать не будет. К тому же, я не была уверена, что Любушка тоже нашей национальности. К счастью, больше завистливая Люба в нашем отделе не появлялась.

А я поступаю в университет на филологический факультет. Перед увольнением обучаю работе на своей Любушке молоденькую девушку, объяснив, что машина – это живое существо и с ней надо дружить. Любушка очень переживает, тяжко вздыхает в последний день совместной работы, я тоже расстроена, как без нее?

Но молодость берет свое: меня ждет студенческая жизнь, полная приключений и надежд.

Теперь даже сложно представить, какими были эти первые ЭВМ. Особенно, когда в кармане твоей сумочки лежит телефон – настоящий миниатюрный компьютер, с которым, кстати, тоже нужно дружить.

Ностальгия по дефициту

Хорошая страна у нас! Красота! Все есть! Даже желать ничего не надо – все, чего хочешь, тут есть. Даже скучно! Нет никакого азарта! Нет удовольствия! Вот в той жизни, ищешь знакомство, договариваешься. Крадучись пробираешься в магазин, тебе из-под полы дадут что-то дефицитное, тайком выбираешься, чтобы никакой ОБХСС тебя не застукал, а то еще хуже – народный контроль. Несешь домой с улыбкой на лице – улыбкой собственника того, чего нет у других. А дома… смотришь – не налюбуешься. Вот было счастье!

Помню один случай… Невозможно было достать любимое лакомство детей – сгущенное молоко. Когда родители присылали вожделенную баночку, то мы устраивали настоящий праздник. Есть сгущенку было непозволительной роскошью, мы ее варили… да, варили, чтобы сделать крем для торта. Это была такая вкуснотища, такое наслаждение!

И вдруг однажды иду по привокзальной площади нашего города вместе со своей знакомой после работы и вдруг вижу три огромных хвоста, выстроившихся полукругом и извивающихся, как змеи. Три очереди, волнующиеся, кричащие. В каждой считаются, проверяют номера и вопят, чтобы давали по норме, а то всем не хватит.

Срочно пробегаем по всем трем, занимаем очередь, записывая номера на ладони, а затем задаем традиционный, такой сладостный вопрос: что дают? Это уже стало традицией: сначала занять очередь, а только потом вожделенно спрашивать, что дают.

В одной очереди продают какую-то ерунду, практически она никому не нужна. Но тогда существовало твердое неписаное правило, надо брать! Во-первых, если считается дефицитом, то должно у тебя быть. Во-вторых, кто его знает, может быть, это тебе скоро понадобится, а где тогда взять? Вот и покупали тогда частенько на всякий случай.

Во второй очереди продают детские железные горшки. Счастье! По тем временам большой дефицит! Как сейчас помню – синенькие такие с цветочками. Цветочки, чтобы советские дети с ранних лет привыкали к красоте, даже в такой момент. А главное – с крышечкой! Сделал дело и закрой! Не огромные, а маленькие такие, аккуратненькие. Симпатичненькие такие, прямо глаз не нарадуется! Я бы штук десять взяла, но давали только по три. А когда подошла наша очередь, стали давать по два, потому что уже заканчивались. Задние кричали, чтобы давали по одному, а то им не достанется. Мы купили по два симпатичненьких горшочка и сложили их в авоськи, тогда других сумок не было.

Затем подошли к третьей очереди, пытаясь узнать, что здесь за дефицит. И вдруг слышим и ушам своим поверить не можем – сгущенное молоко! На разлив, из огромной бочки! Представляете, люди аж пляшут от радости! Слезы счастья на глазах! И самое главное, что дают по три килограмма! Это ж целое состояние! Но вот беда: тара нужна. Тогда еще не было всех этих банок из пластмассы, коробочек. Нужна была тара, или… Можешь отправляться восвояси! О горе! Тогда не так-то просто можно было достать пустую бутылку.

– Идем домой, – горестно вздохнула подруга. – Не видать нам сгущенки, как своих ушей!

Но я не могу уйти, не получив долгожданную сладость! Нет! И вдруг решение приходит само собой, ведь в руках у нас новые детские горшочки, да еще с крышечкой! А что? Вот где счастье! Тара есть!

– Ты что, с ума сошла! – крутит пальцем у виска подруга. – В психушку упекут! Точно!

В те времена в психушку упекали и по менее ничтожному поводу!

– Да не волнуйся ты так! Вон кран на улице, сейчас сполоснем… Они же новенькие, не пользованные…

– Да она убьет тебя и будет права! Подумает, что ты над ней насмехаешься!

– Ну и пусть! Но мои дети без сгущенки не останутся! Да она и не заметит! Смотри!

Бедная продавщица, уставшая от бесконечной очереди, машинально брала тару, отработанными движениями наливала половником сгущенку, механически ставила банку на весы, брала деньги, давала сдачи. Все это, не поднимая головы и не глядя в сторону покупателей. На лице ее было написано крупными буквами: а идите вы все!

Когда подошла моя очередь, я быстро вытащила из-за спины новенький голубенький горшочек и аккуратно поставила его на весы. Продавщица заученным движением взяла его за ручку, налила половником сгущенку и так же, не глядя, бухнула на весы. Я кивнула подруге: учись, мол! И вдруг, видимо, что-то показалось продавщице странным и… она медленно подняла глаза… Сначала оторопело уставилась на весы, где полный сгущенки стоял новенький в цветочек детский горшочек! Очередь притихла.

Потом посмотрела на меня. Я изо всех сил сделала серьезное лицо, обычное, мол, дело использовать такую тару. Затем она также медленно перевела взгляд на очередь, которая, замерев в томительном ожидании, напряглась, обалдев от моей наглости и не зная, чем все закончится. Пауза затянулась… Мне даже показалось, что я вижу, как бегают ее мысли, кружась и перескакивая. Я решилась нарушить молчание:

– Да вы, пожалуйста, не волнуйтесь, он – новенький!

Но она, проигнорировав мои слова, продолжала соображать… На площади стало так тихо, что слышно было, как летят мухи на сгущенку.

Наконец она шумно выдохнула воздух, взяла деньги из моих рук, кивнула на горшочек и изрекла почти басом, как отрезала:

– Хорошо, что не унитаз!

Очередь, замерев с аплодисментами только на секунду, разразилась безудержным хохотом!

…Уходя и унося с собой синенький горшочек со вкуснейшей сгущенкой, я оглянулась, очереди за горшками больше не существовало. Зато втрое выросла очередь за сгущенкой, причем каждый держал в руке синенький детский горшочек с цветочками. Гордые и счастливые, осторожно держа перед собой горшочек с вожделенной сгущенкой, мы отправились домой! Вот оно счастье! Вот наслаждение жизнью!