Читать книгу: «Просто жизнь… Сборник рассказов», страница 3

Говорят…

Говорят, что в России пьют много. Ерунда. Поклеп. В каждом кино пьют! Только в их фильмах пьют виски, да еще разбавляют водой. Где ж та крепость? А у нас водку глушат стаканами, не разбавляя. За многие поколения сформировался генотип, пьющая особь. А шо? Водка формирует характер, закаляет. А главное – помогает видеть жизнь в пятом измерении. Радужном, то есть каждый раз, как выпьешь, видишь радугу. А вот жена моя ее никогда не видела. Несчастная!

А у меня богатая пивческая история. Были и потрясающие встречи. В молодости было такое заведение, называлось вытрезвитель. Подберут тебя на улице, привезут, отмоют, переоденут и спать уложат в чистую постель. Не то, что жена, гонит из дому. Я даже гордился этим. Однажды узнал, что на этой же койке спал первый секретарь нашего города. Это ж надо! Милиция с уважением к нам относилась, перевоспитывала. А как Советского Союза не стало, вытрезвители позакрывали, никакого уважения к пьющему не стало. Однажды шел домой, упал через порог подъезда и уснул. Проезжала милиция, взяли меня за руки и ноги и как… бросят в свой «газик» на пол. Все внутренности отбили. Вдруг жена моя выбегает, увидела и кричит: «Стойте! Стойте! Это ж мой муж!». Милиционеры подумали, подумали, взяли меня за руки и ноги и выкинули на асфальт, все внутренности вернулись на место. Бери, мол, если твой! С тех пор чуток меньше пью, как инвалид.

Купил как-то внукам попугая. Маленький такой, зеленый. Шустрым оказался. Хотел обследовать мир вокруг себя. Открывал дверцу клетки и летал по квартире. Да еще и говорить научился. Оказалось, врага себе купил. Я от жены бутылочку спрячу, в секретное место, а он сядет там и кричит: «Сюрприз! Сюрприз!». Житья не стало. Ну, думаю, я тебе покажу! Привязал проволокой дверцу клетки намертво. Выйди теперь, вражина! Пару дней он с проволокой мучался, но ничего не получалось. Бегал по клетке, как будто соли на хвост насыпали. У меня полный кайф. Надрался так, что радуга три дня сверкала. Очухался, купил бутылочку, прячу и вдруг вражина сидит: «Сюрприз!» орет. В общем, решил я его тоже напоить, пусть попробует, вдруг понравится. Вместе пить будем!

В водичку ему водочки налил, попробуй, мол. Ему понравилось. Орал какие-то песни, затем вообще исчез. А у нас юбилей с женой. Пятьдесят лет вместе, подумать только, пятьдесят лет я с ней мучаюсь, с наслаждением выпить не дает. Стол накрыли, объеденье. Особенным блюдом был у нас плов. Сели за стол с гостями. Ели, пили, затем принялись за коронное блюдо – плов! Вдруг жена, как закричит! Плов зашевелился, все остолбенели. И из груды риса и мяса выползает на четвереньках наш попка. Боже, как нализался! Выполз, отряхнулся и бухнулся на стол мертвым сном. Жена молчала, а потом говорит: «Кого-то он мне напоминает…». Но я-то не виноват, что он так нализался! После этого он мне отомстил, уже три месяца не могу спокойно выпить, все видит. Так и бдит! Так и бдит!

Сосед мне посоветовал: «А купи ему пару. Ему будет не до тебя». Вот здорово! Как же я раньше не задумался? Куплю ему бабу, он обо мне и забудет. Но сначала нужно убедиться, что он сам мужик. Я надел очки, поймал его, час разглядывал, понял, мужик!

Пошел с внуками на рынок, купили самочку. Продавец нам все рассказал, как гнездо им строить, гнездышко тоже купили. Как птенцов выхаживать. Ну, думаю, гад, будет потомство, баба приставучая, обо мне забудешь. Принесли самочку, в клетку запустили. Смотрим, что будет. Они сначала на разных жердочках сидели, потом ворковать стали, подружились. Мы выждали положенное время, гнездышко к клетке прицепили. Ждем! Все сроки прошли, а птенцов все нет. А он по-прежнему вылетает и шпионит за мной. Вот гад!

Однажды приехала к нам сваха в гости. Внуки ей о своей беде рассказали. Попугаи бездетными оказались. Она надела очки, долго обоих рассматривала, а потом и спрашивает: «А кто выбирал?» Оказалось, что обе самочки! А ведь ворковали. Значит, нетрадиционной ориентации. А может, сплетничали о нас? Не зря же эта попугаиха так моей жене помогает. Женская солидарность. Придется смириться и на старости лет пить бросить.

Студенчество…

Пожалуй, одна из самых золотых страниц жизни советского студента. Тогда не только учились бесплатно (!), но и получали стипендию… Сейчас звучит совсем, как кадр из фантастического фильма. А студенческое общежитие? Как одна семья пять лет, а потом встречаемся только в компьютере.

Там новички проходили науку выживания. Но… каждый учится на своих ошибках, поэтому первую большую стипендию потратили в местном ГУМе за час, а потом целый месяц варили суп из пачки, предназначенной на литр воды в пятилитровой кастрюле. Это было, как наваждение. Большая для того времени сумма в руках и… трехэтажный магазин. Хватали все, что попало, это был дурман… Наутро, проснувшись, долго рассматривали купленные вещи, недоумевая, зачем нам это.

Была у нас и своя дедовщина. Нет, в хорошем смысле. Старшекурсники учили жить салаг, то есть первокурсников. Одна из таких пятикурсниц поселилась в нашей комнате. И что тут началось! Советы она нам давала непрерывно! Сама была жутко рассеянной. Да еще и старуха! Ей тогда было лет 25, а нам только 19. Одно слово – старуха! Так вот, достала она нас!

Днем она обожала спать, при этом укрывалась только газетами, которые разъезжались при каждом ее движении. Вечно теряла свои вещи, обвиняя при этом нас. Однажды дошло до абсурда. Было ее дежурство по комнате. Мы, вернувшись с занятий, остановились, как вкопанные, на пороге комнаты: не иначе был погром! Все было разбросано, перемешано, явно что-то искали! Неужели начальство проводило обыск? А внутри комнаты стояла наша старшекурсница с руками в боки и метала в нас громы и молнии. Мы растерялись…

– Что стоите столбом? Есть садитесь, суп стынет, уже несколько раз разогревала! Чему вас только в университете учат! Молодежь несчастная!

Мы, не зная, в чем провинись, голодные, сели обедать супом, который приготовила дежурная. Лидка долго читала нам лекцию, что мы неблагодарные, посылала нас на все тридцать три буквы русского алфавита. С трудом нам удалось понять, что она с утра не может найти очки, считая это делом наших рук.

– А как же ты готовила суп? – поперхнулись мы. Ведь знали, что без очков она ничего не видит.

– Наощупь! – отрезала Лидка. – Ешьте, а то!

Что значит «А то!» мы ждать не стали, а побыстрей ели суп, чтобы разбежаться по своим делам. Довольная, как и любая повариха, результатами нашей еды, она с удовольствием наливала нам добавку. При этом побурчивая, что мы вечно голодные… Вдруг в кастрюле что-то звякнуло… Все напряглись. Она влезла в кастрюлю с головой, но все равно ничего не увидела. Тогда мы решили пошутить.

– Лид, а Лид, – вскочила одна из нас, смешливая Женька. – Дай-ка я за тобой поухаживаю.

– Ладно уж, – милостиво разрешила она, усаживаясь за стол.

Женя старательно шарит половником в кастрюле, делая вид, что выискивает самые лучшие кусочки, которых и в помине не могло быть. И, торжествуя, наливает что-то в тарелку старшекурсницы. В суповой жиже оказываются очки!

Пауза затянулась. Лидка обалдело смотрит на очки, которые варились вместе с супом, а мы еле сдерживаемся от смеха, иначе…

По утрам занудно звенел будильник. Огромный, шумный, он не давал нам проспать лекции. Но мы ухитрялись, накрывшись подушками, досматривать утренний сон. Если бы не Лида, которая все утро носилась по нашей маленькой комнатенке, что-то искала, кричала, как на пожаре, что опаздываем, мы бы точно просыпали. Поэтому на первую пару мы влетали, как после катаклизмов. В холле факультета стояло огромное зеркало, полусонные студенты, а больше – студентки – устраивали очередь, чтобы добраться до него и причесаться, накраситься, то есть привести себя в божеский вид. И вот однажды, ворвавшись на факультет, сдав в раздевалку пальто и шубы, мы протиснулись к зеркалу, чтобы увидеть свои просыпающиеся физиономии и навести хоть какой-то марафет. И вдруг я случайно опускаю глаза и – о ужас! – вижу, что Лидка, надев свитер и комбинацию, забыла надеть юбку. Я пытаюсь потянуть ее за рукав и сказать, чтобы она не паниковала, а тихонько пошла и взяла назад шубку, чтобы прикрыться. Но Лида красит глаза, стрелки ползут то вверх, то вниз, она отмахивается от меня:

– Да отстань ты, видишь, занята. Но я не унимаюсь. Она оборачивается, я тихонько шепчу ей… Вдруг она издает такой пронзительный вопль, что все, а это немало, оборачиваются и смотрят на вопящую Лидку, расступаясь и давясь от хохота, потому что она, вопя истошно, бегает по холлу, используя руки вместо юбки. Наконец нам удается, образовав шведскую стенку, прикрыть ее отступление к раздевалке за шубой. Вы думаете, она нам сказала спасибо? Увы, сказала, что мы опозорили ее, обнаружив исчезновение юбки.

Однажды мы отмечали чей-то день рождения. Народу набилось в нашей маленькой комнатенке – будь здоров! Тогда на приглашение откликалось полкурса, приходили без подарка – откуда у студента деньги! – но зато все хотели есть. Мы с Ниной были дежурными по кухне. В нашу обязанность входило пюре, по тем временам дешевое, сытное и вкусное блюдо. Мы заняли у соседей огромную кастрюлю, начистили немало картошки, благополучно сварили, даже не пересолив. С трудом слили воду, растолкли, выложили в большое блюдо, тоже одолженное на этот вечер, и… понесли по коридору, поскольку кухни в общежитиях были общими для всех. Было горячо… Вдруг посреди коридора Нинка бросила свою ношу, а поскольку я этого не ожидала, то, естественно, машинально бросила свою. Пюре оказалось на полу. Белоснежное, горячее, такое вкусное! Оно растеклось по полу, источая вкуснейший, аппетитнейший запах. Мы обалдели, застыв от горя…

В это время из нашей комнаты выбегает Римка, ее послали, чтобы нас поторопить, ибо народ жаждет поесть. Увидев долгожданное пюре на полу, она сначала остолбенела, а потом, широко открыв рот, хотела закричать! Нинка, сориентировавшись, подскочила к ней и подпрыгнув, ибо Римка была гигантского роста, закрыла ладонью рот:

– Тише, ты! Чего орешь? Действовать надо! Пюре остывает! Дверь в комнату закрой и стой на стреме, чтобы еще кто-то не выскочил. Поняла? – И презрительно добавила: – Салаги!

Римка, испуганно кивнув головой, стремглав бросилась в комнату, закрыв за собой дверь.

Нинка, оглядев пустой коридор, – нет ли свидетелей! – стала быстро ложкой собирать пюре. Я стояла столбом, давясь от смеха.

– Что стоишь? Помогай! А лучше прикрой! Смотри, чтобы никто не увидел! Учись! Старшекурсники не сдаются!

Пюре было спасено. Мы торжественно внесли его в комнату, оно даже не успело остыть. Все с аппетитом ели селедку, уминая и нахваливая пюре, и только мы втроем: я, Римка и Нинка смотрели на них с завистью. Ведь мы-то знали…

Раздел второй. В новой реальности…

Соня

Соня открыла глаза… Посмотрела на часы, висевшие напротив. Она давно уже не видела стрелки, определяя время интуитивно, глаза устали смотреть на белый свет. Но часы не убирала, пусть висят. Они напоминали ей то время, когда ее глаза видели все вокруг. Перевела взгляд на окно – светало. Вставать не хотелось… Вокруг была мертвая тишина… Именно мертвая… Последние дни шла война… Вернее, один из ее бесконечных эпизодов… Долгих и страшных…

Вдруг вой сирены проскрежетал в ушах. Соня даже не пошевелилась, ей уже все равно. Когда тебе за 90, можно и не вставать. Но в дверь застучали… Это Света, дежурная по этажу. Надо встать, а то она выбьет дверь. Спасибо, что так за всех беспокоится. Она помоложе, и ноги у нее еще ходят.

– Иду… – Соня тяжело встала, набросила халатик, лежавший рядом, и заковыляла к двери… Света, услышав шаги, пошла дальше. Только Соня открыла дверь своей комнаты, раздался сумасшедший вой. Она охнула и зачем-то закрыла голову руками, как будто это могло спасти. Вокруг топтались соседи по этажу… растерянные и испуганные… За 45 секунд добежать до защищенной комнаты могли только молодые, старики «выбегали» в общий коридор.

Раздался звон посыпавшегося стекла, крики…

– Чего испугалась? – рассердилась она на себя. – Каждый день причитаешь, что пора туда, а сейчас испугалась! Трусиха!

– Ракета упала рядом, – пробежал мимо моложавый сосед. – Вам помощь нужна? – спросил на ходу.

– Нет, спасибо. Я сама. – Она повернула к себе в комнату. – Ничего ты уже не можешь, старая развалина. Когда-то воевала, а сейчас…

Соня долго сидела, уставившись в одну точку… Время для нее остановилось…

Когда началась война, ей было немного лет. Родители не хотели эвакуироваться: а как же добро? С таким трудом наживали… Она хотела бежать в Красную Армию, но как бросить родителей. Детей много, все маленькие. Она была старшей.

Когда их повели на расстрел, отец резко вытолкнул ее из колонны и крикнул: «Прости!». Конвоиры бросились вдогонку, но сомкнулась толпа, а ее подталкивали вглубь…

Ночью она пошла на это место, надеялась, что, может быть, кто-то еще жив. Но увидела только засыпанную шахту… Вернулась туда, где ее прятали, вся седая. Назавтра пошла искать партизан. Не было у нее больше страха, там он остался вместе с Йоником, Абрашей и другими. Долго брела по лесу, много дней не ела, только пила росу, ослабела совсем… Нашли ее партизаны, взяли к себе. Ни о чем не спрашивали, у каждого было свое горе горькое. Просилась на самые опасные задания, шла в самое пекло. Однажды спасла одного командира соседнего отряда, попавшего в западню и разгромленного немцами и полицаями. Так он посмотрел на нее, что влюбилась она без памяти. Довоевали вместе до Победы.

Вернулись к мирной жизни. Да только жизни и не было. Весь израненный, болел часто. Она вместо сиделки. Рано стала вдовой. Детей Бог не дал. Так и осталась она одна. Работала в больнице санитаркой, помогала людям.

Много лет назад приехала сюда, чтобы пожить, и стала Соней, без Вячеславны. Даже помолодела, прикипела к этой земле. И вот снова сирены, снова война…

Но что ты можешь, старуха? И решила Соня, что должна она сделать еще что-то хорошее в этой жизни, а потом пусть забирают ее туда, откуда не возвращаются… Уже не первый раз ей оттуда звонили, только она все отмахивалась…

В двери снова стучали, сильно и звонко. Кто это? Явно, не Света. Соня с трудом встала и подошла к двери. На пороге стояли молоденькие солдатики.

– Как у вас дела? Нужна ли вам помощь? Как вы себя чувствуете? – они плохо говорили по-русски, иные только улыбались, не зная языка.

– Спасибо, родные, мне ничего не нужно. Я – старый солдат.

И вдруг у нее возник вопрос:

– А где находится этот купол, который нас защищает? Как до него добраться?

– Не знаем, – шутила молодежь, – спросите у таксистов, они все знают.

В этот момент Соня уже знала, что она должна делать. Она собрала всех на этаже и сказала:

– Мы должны отблагодарить солдатиков, спасших нам жизнь. Я видела по телевизору, что они живут в песках, без удобств. А питаются, наверное, какой-то ерундой.

– Что ты говоришь? В армии хорошо кормят.

– Кормят казенным, а мы их угостим домашним. Как внуков своих. Кто за?

Что тут началось! Все кричали и говорили, трудно было что-то понять. Соня дала всем выговориться, затем остановила поток красноречия.

– Значит, так! Я еду туда завтра утром! Кто что хочет приготовить и принести – жду до семи утра!

И, тяжело поднявшись, опираясь на палочку, пошла к себе. Полдня ушло у нее на то, чтобы вытащить все свои запасы. Шоколадки, конфеты. Даже тортик нашелся. Салфетки надо не забыть. Соня приготовила свою сумку-тачку, куда она сложит все продукты.

Хостель гудел, как улей. Все хотели чем-то угостить солдат. Утром дверь у Сони не закрывалась, несли котлеты, фаршированный перец, фаршированную рыбу, как же без нее! Все это завязывали, чтобы не остыло, укладывали, чтобы не опрокинулось. Набралось две тачки.

– Как ты это унесешь, Соня? – недоумевали все. Но Соня молчала, она не знала, как, но понимала, что это ее последний подвиг на этой земле.

Вызвали такси. Погрузили тачки, Соня, взяв костыль, воду и шапку, тяжело втиснулась в машину. Провожали все.

– Куда едем, бабушка? – спросил молодой таксист.

– Пески за городом знаешь? Едем туда!

– А что ты там будешь делать? – удивился водитель. – Там же никто не живет.

– А я к внучкам, которые там дежурят.

– Это где купол стоит, бабуля? Туда же не пускают! Нельзя!

– Мне уже все можно, сынок.

– Ты с ума сошла, бабуля, по песку трудно идти, ты не сможешь… А зачем тебе?

Соня не могла тратить силы на долгие объяснения, ей надо было их беречь.

– Хочу угостить их домашним.

Таксист посмотрел на нее, решив, что она выжила из ума.

– Давай поедем домой, а, бабушка?

– Я тебе поеду, вперед!

Соня сердилась, как он ее не понимает, ведь они его тоже защищают.

Подъехали к пескам.

– Все, дальше песок, машина не проедет. Выходим.

Пока Соня с трудом покидала машину, таксист вытащил тачки с продуктами и жалобно смотрел на сумасшедшую старуху, не зная, что делать.

– Спасибо, сынок. Вот возьми деньги.

И Соня протянула ему пятьдесят шекелей.

– Да ты что, бабуля? – обиделся парень. – Денег не возьму!

– Так это туда и обратно. Ты ведь подождешь меня, сынок?

– Да ты что, бабуля, пока ты до них дойдешь, я столько денег потеряю. Позвони мне потом, я приеду.

И он стал рыться в карманах в поисках визитки.

– Да нет у меня… такого телефона… Не завела, не нужен был… А как же я одна?

– Господи, что же это такое? Ты же даже идти не сможешь!

Таксист, ругаясь по-грузински, схватил тачки с едой и пошел, не оборачиваясь, по песку туда, где стояла батарея и виднелась палатка.

Соня благодарно посмотрела ему в спину и поплелась за ним. Идти по песку ее ноги не хотели, но Соня дала им приказ! Она больше не берегла силы, она собрала их в кулак. Солнце пекло ужасно – пустыня! Соня прошла только половину, дальше ноги не хотели идти. Таксист ушел далеко вперед, но, увидев, что она осела в песок, вернулся.

– Давай, бабуля, еще немного.

К ним уже бежал солдатик, которого послали выяснить, что происходит, увидев в бинокль эту странную картину.

Водитель долго что-то объяснял ему, показывая то на себя, то на Соню. Она терпеливо ждала, понимая, что здесь, как на фронте. Наконец солдат заулыбался и стал кому-то звонить. Через несколько минут к ним лихо подкатил военный вездеход. Соня не успела оглянуться, как сильные молодые руки подняли ее на машину, и она покатила вместе с таксистом.

Соня смотрела на счастливые лица солдатиков, которые ели с удовольствием, смеялись и шутили. Среди них была даже девушка. Соня подумала, что она очень напоминает ее в молодости. Пусть никогда у нее не будет такого горя, которое довелось пережить Соне. Единственное слово, которое она понимала, это спасибо, звучавшее на русском и иврите.

– Ешьте, родные, ешьте! Это вам не казенные харчи, это ваши бабушки и дедушки старались.

Прощались долго, даже букетик цветов где-то раздобыла молодежь. Назад Соня ехала с почетом на вездеходе. Он домчал их до машины.

Она была счастлива. Расцеловала таксиста. В хостеле все высыпали на улицу встречать Соню. Ей пожимали руки, благодарили… Ноги не хотели идти, но Соня снова приказала им. Это был ее последний рывок. Она искупалась, надела все чистое и уснула со счастливой улыбкой, выполнив свой долг. Теперь она знала, что Земля, ее Земля, в надежных руках.

2012.

Есть судьбы…

Есть судьбы, которые соединяет небо. Так было у Адама и Евы. Увидев в первом классе тоненькую болезненную девочку с огромными карими глазами и маленькой косичкой с огромным бантом, Адам понял, что влюблен. Он осторожно протиснулся к ней через толпу первоклашек и решительно взял за руку. Ручка была тоненькая, худенькая, она надежно спряталась в его большой не по возрасту руке. Ева удивленно посмотрела на мальчика, который взял ее за руку. Чуть выше ее, крепкий увалень, похож на медвежонка. Она не отдернула руку, а улыбнулась ему. Этот день стал началом их дружбы.

Сначала их дразнили, потом перестали, надоело. Все знали, что Адам и Ева – неразрывное целое. Их дружба переросла в любовь. Странно было видеть их вместе. Он – большой, красивый парень с кипой на голове, семья его была религиозной. Она – стройная красавица, в ее огромных глазах плескался целый мир. Трудно было понять, что их соединяет: быструю и импульсивную Еву и медлительного, но надежного Адама. А вместе это была потрясающе красивая пара, от которой исходил свет добра и красоты.

Адам очень боялся потерять Еву, его семья могла не принять эту девочку. Ему было странно восприятие коренными израильтянами выходцев из России. Какое-то непонимание возникло между ними, и его не стирали даже годы жизни бок о бок. Но Адам твердо решил, что женится только на Еве.

Они поступили в университет, правда, на разные факультеты. Она – на преподавателя музыки, он – архитектора. Адам настаивал на свадьбе. Ева решительно уходила даже от обсуждения этого вопроса. В его среде без этого нельзя иметь настоящую семью, детей, а он не только любил Еву, но и уважал ее, хотел защитить от всего мира.

Однажды он решился поговорить с матерью, но та в ужасе замахала руками: даже не думай! И с того дня стала сватать ему невест, чтобы сын быстрее женился, забыв о своей «русской». Но он упрямо стоял на своем. Уже всех сестер выдали замуж, а он все ходил в холостяках.

В очередной раз в Израиле зазвучали сирены – никак соседи не хотели жить мирно, хотя страна никогда не начинала первой. Люди, живущие здесь, хотели спокойно растить детей, внуков, работать, петь, веселиться…

– Я решил пойти в армию, – сказал он ей однажды вечером. – Я мужчина и должен защитить тебя и своих родных, землю, на которой мы живем.

Она ничего не ответила, только тяжко вздохнула. Прощаясь, они долго стояли молча, обнявшись, отгородившись от всего мира стеной. В любви слова часто бывают лишними.

Они не виделись целых две недели, которые показались им вечностью. Заскочив домой, он прибежал к ней в университетское общежитие, и они остались на ночь вдвоём, благо было лето, и студентов не было. Это была их первая ночь любви, которая оказалась волшебной и неземной.

Прошел месяц, обстановка была сложной, они перезванивались каждую свободную минуту, пока однажды на его мобильном не прозвучал чужой мужской голос. Ева даже вздрогнула от неожиданности.

– Кто это? Где Адам? – а сердечко уже готово было вырваться из груди.

– Не волнуйтесь, он ранен, доставлен в госпиталь.

– Куда? В какой?

Она примчалась туда, но в больнице ей сказали, что у него в палате мама, а больше никого пустить не могут. Она примостилась в кресле в коридоре и стала ждать, когда можно будет увидеть его хоть на секунду. Потом на минутку увидела его странное неподвижное тело под простыней и лицо, незнакомое. Его повезли на операцию.

Она видела его маму, седую, постаревшую от горя, но не решалась к ней подойти. Что она скажет? Кто она такая?

В больнице ее приметили, и все стали подкармливать, даже нашли место для ночлега в сестринской. Днем она помогала медсестрам и нянечкам, терпеливо ухаживала за больными. Таких добровольцев в эти дни было немало. Удивительное дело, разобщенная на группы страна в минуту всеобщей опасности собиралась в единый кулак, готовая помогать и жертвовать, причем, никто никого об этом не просил.

Она не знала, сколько прошло времени, какой сегодня день. Но вот ему стало лучше, мама его отправилась домой немного отдохнуть, а она тихонько пробралась в палату и увидела его, он спал. Взяла его за руку, погладила. Такая большая и сильная, сейчас она беспомощно лежала поверх простыни. Он открыл глаза.

– Метука¹, я знал, что ты здесь, рядом, не плачь, все будет хорошо. Мне кое-что тебе нужно сказать…

– Мне тоже тебе кое-что нужно сказать, – перебила она его. – Но давай ты первый…

– Нет, нет, – забеспокоился он. – Сначала ты…

– Ладно, ладно, только обещай, что не будешь волноваться, иначе не скажу… – она погладила его по руке, стараясь передать ему свою жизненную силу и любовь…

– Обещаю! – он попытался улыбнуться.

– Я беременна, у нас будет ребенок…

Тысячи женщин произносят эти слова по-разному в этом мире, и тысячи мужчин воспринимают их по-своему. Он улыбнулся, его пальцы ласково погладили ее руку.

– Хаим шели², я так благодарен тебе… Мы должны срочно пожениться, и не возражай, мой ребенок не будет без отца.

Она скорей угадывала по движению его губ слова, видела, как ему непросто дался этот разговор, поэтому еще много часов просто сидела рядом, держа его за руку.

Война закончилась для многих, но для Адама битва продолжалась, он изо всех сил боролся за свою жизнь, ведь столько родных и любимых было рядом. Его огорчало, что мама всякий раз избегала разговора о Еве. Две любимые женщины были несоединимы, а ему так этого хотелось.

Время шло, у Евы появился животик, Адам клал на него руку и уже чувствовал, как брыкается малыш. Он знал, что будет мальчик. Ему сделали еще две операции, организм его не сдавался, он должен жить, иначе кто поможет Еве растить малыша. Его пугала ее все возрастающая бледность. Однажды, набравшись сил, он заговорил об этом со своим врачом. Он попросил его узнать, что происходит с его любимой, какое-то смутное беспокойство владело им. Тот долго отнекивался, потом все-таки, видя, что его пациента это очень беспокоит, узнал, что у Евы врожденная болезнь почек. Они всегда работали на пределе, а с беременностью положение становилось очень опасным. Оказывается, врачи запретили ей иметь детей, опасаясь, что ее почки этого не выдержат. Сейчас они практически еле работали, катастрофа могла произойти в любой момент.

Первый вопрос, который Адам задал, был:

– А нельзя взять мою почку для пересадки?

– Вы сейчас очень слабы, а это тяжелая операция. Ваша почка должна подойти по 400 показателям. А это из области чудес, ведь вы даже не родственники. Да и ей сейчас ничего нельзя, можно повредить ребенку, правда, если она сможет его выносить.

– Доктор, помогите, больше некому. А нельзя ли сейчас взять анализы и узнать, подходит ли моя почка?

Он долго уговаривал доктора, и тот, наконец, сдался.

– Хорошо, я попробую…

– Доктор, у меня к вам есть еще одна просьба. К сожалению, я не могу обратиться к родным, мама моя не приемлет Еву…

Когда Ева пришла к нему в следующий раз, ее ждал сюрприз. Доктор пригласил раввина. В палате сделали импровизированную хупу (свадебный балдахин), зашли соседи из других палат.

– Ева, сегодня ты станешь моей женой, – Адам протянул ей свою руку.

Все было очень празднично, помогали все, только жених не мог встать с кровати. Ева и Адам были счастливы.

Когда они остались одни, Ева что-то хотела сказать Адаму. Но он перебил ее…

– Я знаю, что ты пожертвовала своей жизнью ради ребенка и меня, ты знаешь, как я хотел детей, похожих на тебя. Ты не должна была так рисковать…

– Любимый, все это не имеет значения. Ты поправишься, мы будем вместе: ты, я и наш малыш. Осталось уже совсем немного, и он появится на свет. – Ева погладила кругленький животик.

Ева не пришла ни на следующий день, ни потом. Адам отчаянно звонил по телефону в надежде услышать родной голос. Снова с мольбой обратился к врачу. Тот обещал узнать. Адам ждал прихода врача, как будто ждал ангела со счастливой вестью.

– Ну, вот, что я и говорил, – врач устало опустился на стул. Этот парень годился ему в сыновья, он так пытался помочь, но, как врач, понимал, что медицина бессильна, хотя всегда верил в лучшее. – Не волнуйся, Еве стало хуже. Отказали почки, ей сделали кесарево. Все в порядке: мальчик жив. – выдохнул он на одном дыхании. – Ева тоже жива, сейчас ее срочно готовят к диализу.

– Доктор, я должен отдать ей свою почку. Анализы уже готовы?

– Пока нет, это сложные вещи, думаю, что ответ будет нескоро.

– Скажите, а я могу… завещать свою почку Еве, если… со мной что-то случится. – каждое слово давалось ему с трудом. – Я слышал, что есть такая организация доноров.

– Во-первых, живи: у тебя теперь есть сын, во-вторых, твоя семья не одобрит твоего решения. Ты даже матери не сказал, что женился. Это ненормально.

– Да… вы правы. Но она и слушать не хочет о Еве. А я не могу без нее жить. Помогите мне: я хочу подписать бумагу.

– Что с тобой делать. Обещаю.

Ева пришла к нему через неделю и принесла малыша. Он прижал его к себе, смотрел на крошечное личико и смеялся. Они снова были счастливы, их было уже трое. Целый день он улыбался, подписал бумаги и уснул, счастливый и радостный. Утром его не смогли добудиться, он умер во сне. Доктор нервно курил, он не знал, как сообщить это маленькой худенькой девочке, еле живой. Он никак не мог ответить на его мобильный, по которому она все утро звонила. Наконец он взял его в руки и ответил: «Алло». Она все поняла… Даже не заплакала…

Перед похоронами, оформляя необходимые документы, доктор сказал матери Адама.

– Ваш сын завещал свои органы тем, кто в них нуждается.

– Нет, я не допущу этого. Этого не может быть!

– Вот документы, – устало сказал доктор, – подписанные рукой вашего сына.

На похороны Еву не отпустили, доктор отвез ее на кладбище потом, когда смог вырваться из бесконечной череды хлопот. Они оба стояли у его могилы, молча каждый с ним разговаривал. Она беззвучно плакала. Он силой увел ее оттуда.

– У тебя есть твой сын, ваш сын, Адам.

– Адам? – машинально повторила она.

– Конечно, это он вернулся к тебе, Адам. Да, забыл тебе сказать, Адам старший завещал свою почку тебе. Еще при его жизни мы сделали анализы. Я многое видел, но такого… По всем параметрам она тебе подходит. Иначе, как чудом, назвать это невозможно! Так что готовься к операции: ты должна жить за себя и Адама ради маленького Адамчика.

Операция прошла успешно, это было удивительно, ведь врачи всерьез опасались, что Ева, измученная всем, что произошло, этого не выдержит. Маленький Адам заплакал, требуя внимания, и Ева встрепенулась, бросилась к малышу. Она шла на поправку, и их перевели в специальное отделение для выхаживания сложных случаев. А главное – почка прижилась и стала самостоятельно работать.

Однажды утром на обходе медсестра задержалась у таблички с именем и фамилией на кровати у Евы. Это была полнолицая приветливая молодая женщина.

– Откуда у вас такая фамилия и имя у малыша? – она даже побледнела от неожиданности.

– Это фамилия моего мужа, он недавно умер от ран, поэтому малыша я назвала его именем.

– Я… его сестра. Ничего не понимаю…

Они говорили очень долго. Ева сразу прониклась доверием к этой милой женщине, ей казалось, что Адам слышит их.

– Можно я подержу… Адамчика, – Лиор взяла малыша на руки и бережно прижала к себе. – Я должна поговорить с мамой…

– Нет, не надо. Я ее не осуждаю, мы сами проживем.

– Так не должно быть, так не может быть. – Лиор была немногословна, как и ее брат, остальное выражала чувствами.