Читать книгу: «Каждый верил в рай»

Шрифт:

Редактор Анна Гутиева

Дизайнер обложки Елизавета Нечаева

ISBN 978-5-0055-3045-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

I. КАК РАЗ ТО, ЧТО НАМ НУЖНО

– Алан, здравствуй! Подойди, пожалуйста, на пару минут, – прозвучал позади знакомый голос, бархат которого заглушил мои мысли.

Перед глазами вновь возник пыльный, давящий закоулок. В его тупике громоздилась зловонная гора готовых разорваться мешков с мусором. Скорее всего, именно поэтому каждое окно и каждая форточка были наглухо закрыты и занавешены. Или, что вероятнее, вина лежала на оцепенелом трупе, раскинувшемся посреди закутка. Обходя осколки бутылок, я охотно устремился к окликнувшему меня. Под ногами хрустела крошка рассыпающихся домов, и в слое пыли оставалась тропа следов. Очередной рабочий день близился к закату.

– Здравствуй, Джон! Что ты здесь делаешь? – я вытянул из кармана брюк мобильный. – К этому времени тебя обычно уже не оторвать от книг да кино в постели.

– На пенсии я могу себе позволить делать что захочу.

– Рад тебя видеть, – ответил я, подметив на его лице мгновенно появившуюся широкую улыбку. Он не протянул руки, но вмиг обхватил меня в крепком объятии, противостоять которому не было ни единого шанса. Оставалось лишь ответить тем же. – Непривычно видеть тебя без формы. Только что с залива? Где ты вообще откопал такую панамку? Даже не верится, что ты пытался быть строгим наставником.

Джон наигранно надулся, поморщился, втянув полной грудью стоящий смрад, и вскользь осмотрел меня с ног до головы.

– А почаще старика нужно навещать! Сколько лет я убеждал тебя купить что-нибудь новенькое, а ты все мою жилетку таскаешь? Но теперь-то она тебе в пору, – ухмыльнулся он.

– Зачем лишний раз тратиться: носится – значит годится.

– Еще не накопил на лодку, чтобы уехать подальше, как мечтал?

– Лодку? Лодку, Джон? Парусник. Кстати, месяц назад я с одним владельцем вышел в море. Ты бы видел, как яхта рассекает гладь. А как над тобой в солнце вздымаются брызги ударившей волны. Вот та свобода! И я уже внес восемьдесят процентов залога. Еще полгода работы – и меня больше никогда не увидят в этом чертовом городе.

– Рад это слышать. Тебя действительно здесь держит только один стареющий Джон. Но только попробуй забыть обо мне, Алан, я найду тебя и дам хорошего подзатыльника, – засмеялся он, лениво взмахнув ладонью.

– Ни в коем случае. Кстати, ключи уже у меня, – я махнул рукой в сторону припаркованного форда, – лежат в бардачке, можем выбраться на выходных. Возьму твой любимый мохито, как тебе?

– О, да… потрясающе. Когда мне еще выпадет шанс вздремнуть на палубе?

Глаза Джона затуманились сладостными мечтаниями, казалось, он уже был готов делиться вдохновенными планами и сентиментальными воспоминаниями о том, как заманил меня в первый вояж, как выучил понимать ветер и доверять ему. Но словно спохватившись о чем-то важном, старик через плечо бросил взгляд сквозь специалистов, которые бродили вокруг трупа, точно бестолковые чайки над пляжной урной, и в надежде по счастливому случаю наткнуться на улику искали сами не зная что. Я проследил за его взглядом, но ничего стоящего внимания не приметил. Улыбка растворилась на его лице. С горечью я признал: «Время дружеских бесед подошло к концу». А Джон, опустив глаза, переминался, не зная, как начать.

– Знаешь, сегодня утром мне позвонили с нашего участка, кто-то нашел мою кружку. Сначала я плюнул: ехать забирать твою ровесницу через полгорода – какой бред, согласись, – вопросил он, глядя исподлобья. – Тем более, когда в разгар июня можно тебе на зависть скататься за город. Но поскольку путешествовать особо не на что, а дел никаких нет, решил все же наведаться.

– А заодно распугать оставшихся прохожих своим раритетным мопедом? Последняя поездка закончилась чуть ли не инфарктом мопса твоей соседки. Имей в виду, она грозилась требовать оплату собачьего психиатра. Чего мне ждать на этот раз?

– Странная леди. И плоскомордый ее такой же, слюни только пускает да натыкается на все подряд. В мое время собака была защитником, лучшим товарищем. А что сейчас?

– Разрыв сердца от мопеда.

– Именно, – протянул Джон и, потоптавшись на месте, спрятал руки в карманы шорт. – Вернемся к делу, забираю я свою кружку, а мой старый приятель, Марк, который сейчас сидит в приемной, как замолол языком: «Тут явилась одна докучливая, только с академии. И за ответственное хранение твоей посудины я позволил себе отделаться от нее, пообещав, что ты приставишь ее стажером к самому гениальному, опытному, да чего стесняться-то – к лучшему детективу на пару линий горизонтов в округе», – пародировал Джон тараторящую речь Марка.

– Прямо-таки на пару линий горизонтов?

– Именно так и сказал, – заверил он. Но самодовольная улыбка в мгновение исчезла с его лица, и разговор принял серьезный тон: – Алан, послушай, я помню, как ты негодовал на первом расследовании, когда твой напарник трещал обо всем подряд, словно моя стиральная машинка. Ты рассказывал, как он не давал сосредоточиться, даже когда ты был в шаге от разгадки. А потом еще пришлось выслушивать, как капитан угрожал, что не доверит больше ни одного дела. Полагаю, именно тогда ты и решил, что работать лучше одному, ни на кого не отвлекаясь. И все-таки прошу тебя, попытайся.

– Ты как акула, которая убеждает водолазов выйти из клетки, потому что в зоне комфорта жизнь им изменить не получится, – попытался отшутиться я.

Но Джон был единственным человеком, способным повлиять на меня. И он это знал. «Скорее всего, он даже прав. Однако, зачем контактировать с обществом, когда так давно привык полагался лишь на себя».

– И все-таки в этом есть доля правды. К тому же… Да! Я поклялся, что уже сегодня она приступит к своему первому расследованию. Не подставляй меня, – на его лице появилась знакомая ухмылка.

– Только ради спасения твоего доброго имени, – потирая глаза, вздохнул я. – Но в следующий раз такой фокус не пройдет.

– Отлично, по рукам, – как в старые добрые времена, на прощание он протянул мне кулак. – Звать ее Вита Пулкрос. И еще, надеюсь, ты будешь чаще заглядывать ко мне.

– Постараюсь, – протянул я уже вслед вальяжно вышагивающему Джону.

– Не смею вам мешать.

Щурясь на тлеющий в волнах облачных нитей закат, он шел к мопеду, у которого стояла девушка в черной форме. Когда Джон кивнул ей, она тотчас устремилась в мою сторону. У лица в такт каждому твердому шагу из стороны в сторону раскачивались русые локоны, а позади о рубашку бился собранный хвост. «Ниток по шву не видать, пуговицы и петли качественные – одежда явно не из дешевых. Да и сидит идеально. Полагаю, шили на нее». Когда нас уже разделял десяток шагов, я заметил пристальный, высокомерно-презрительный взгляд. Синий, как тонкий лед моря, взгляд.

– Вита Пулкрос? Рад знакомству, – из приличия начал я.

– Джон Каиндмен заявил, что я буду набираться опыта у его, как он выразился, «преемника», «образцового детектива». А что на деле? Алан Соден – человек, не раз посылавший капитана и его приказы. Детектив, который не отыскал убийцу семьи мэра. А я-то думала, почему он увиливает? – возмутилась она, резкими движениями сопровождая каждое слово. Ее взгляд в секунду менялся от обжигающего гневом до надменного. – Скажите, чему я смогу у вас научиться? Меня потом автоматом не отправят в запас?

– Все верно, ты не ошиблась. А теперь послушай, – подняв руку, грубо прервал я ее нескончаемые претензии, – ты не хочешь работать со мной? А я не хочу работать ни с кем. Особенно со столь бестактной особой, в хоть каком-то воспитании которой можно запросто усомниться. Судя по одежде, родителям хватало времени и денег на театры и вечера в высшем свете, но не на дочь. Может, они и за твое успешное образование заплатили?

Девушка явно хотела что-то добавить. И слова, опровергающие мои выводы, уже были готовы сорваться с ее приоткрытых губ. Но Вита передумала. Еще раз взглянув на меня, она опустила глаза. Тогда я развернулся к сдержанному, весьма учтивому трупу и добавил через плечо:

– Добро пожаловать, новичок.

«Отличное начало знакомства! Думаю, протянем вдвоем дня три, не больше. Если вообще не отошлю ее обратно в участок, – подумал я, подходя к мертвецу. – Посмотрим сейчас, как покажет себя в деле».

Как и в большинстве случаев, первым встретил отвратный запах оставленного преть на солнце трупа. Пробившись сквозь него, я напоролся на страх и отчаяние вытаращенных молочно-белых глаз. В них отпечатались последние мгновения в одиночестве с убийцей – не проглядывалось ни единой капли принятия смерти. Я наклонился и увидел иссохшую глотку, застывшую в попытке еще раз втянуть воздух. Растопыренные, серые от пыли пальцы просили у занятого Бога милости.

Новичок приблизилась и остановилась в нескольких шагах позади меня. Но краем глаза я заметил, как она украдкой изворачивалась, чтобы взглянуть на труп, при этом беспрерывно накручивая перекинутый через плечо хвост.

– Что скажешь? – подняв одноразовые перчатки, тихо обратился я.

Тогда она сделала пару шагов вперед, выхватила перчатки, раздув, натянула их и опустилась рядом с покойником. От близости эпицентра вони Вита тут же сжала губы, сморщила окропленный несколькими веснушками нос. «Привыкнет, если хоть на что-то способна». Но ужаса, признаков тошноты и тем более намека на обморок я не находил. Медленно кружа в лишенном надежд, вялом мушином оркестре, я наблюдал и ждал ответа.

Как и полагалось, сначала девушка окинула взглядом место нахождения трупа: в узком закоулке бок о бок с помойной глыбой располагался запасной выход одного из домов. По двери стекали застывшие ручьи клея, которого не жалели, чтобы налепить пеструю листовку со столь приевшимся изображением государственного флага, отшлифованного лозунга и нынешнего мэра. Затем ее напряженный взгляд досконально прошелся с обритой головы до изношенных кроссовок парня. Ему я мог дать никак не больше двадцати пяти.

– Судя по оставленным на пыли следам, убийца пришел с улицы, – неторопливо озвучивала девушка свои мысли, сопровождая взглядом петляющую тропу, – и здесь дожидался жертву. Расхаживая вокруг, он скурил вон те сигареты, – указала она на четыре истлевшие до основания, растоптанные около расколотого мусорного бака бычки.

– Допустим, – кратко расценил я, продолжая смотреть сквозь развешанное меж домов белье на выцветавшее небо.

– Жертва по своей воле зашла в переулок, причем так же с улицы. Думаю, договорились встретиться. Хотя в этих домах они явно не живут.

– Уверена?

– Иначе покойный воспользовался бы запасным выходом: за той дверью лестница, которая ведет вдоль балконов ко всем этажам. К тому же, вторая пара следов так же тянется с улицы, можно отличить подошвы.

Не дождавшись ответа, она нервно откашлялась и продолжила:

– Первый удар был с близкого расстояния.

Отбросив полу ветровки и измазав в загустевшей крови пальцы, новичок приподняла почти полностью пропитанную, облепившую сухощавое тело футболку, которая когда-то была серой. Меж выступающих ребер разрывалась почерневшая дуга, где уже без сомнений были отложены тысячи продолговатых яиц. Изучив рану, девушка заключила:

– Глубокая овальная рана левой грудной полости с одним более рваным уголком. Полагаю, использовали нож с односторонним лезвием. И судя по поднимающемуся каналу, удар нанесли снизу вверх. Именно тогда появились те пятна крови, – она указала на багровые брызги позади нее, разлетевшиеся по асфальту, точно ком снега, сорвавшийся с высокой ветки. Увлеченная реконструкцией убийства, девушка ускорила речь: – Думаю, хотели убить с самого начала, но сердце не задели – пронзили легкое, о чем говорит кровь у рта. Теперь посмотрите на шлейф, – новичок азартно скользнула взглядом от серо-бардового пятна до потертых штрихов, тянущихся за покойным, – получив удар, он упал и в состоянии шока стал отползать, откашливаясь кровью. Инстинктивно зажимал рану, от чего вся левая ладонь в крови. Но убийца нагнал, навис над жертвой и… – она остановила рассказ и, точно представляя в своей руке нож, вгляделась в шею убитого, а секундой позже резко провела по воздуху рукой, – …перерезал горло. Осталась эта резаная рана с одинаковой глубиной по сторонам.

– Интересно, – протянул я.

– Кхм, кровь хлестнула вправо – правша. Она даже на стене. После, вытерев нож о джинсы убитого, преступник ушел.

– А по времени что-нибудь скажешь?

Новичок приложила тыльную сторону ладони к кистям, к лицу мужчины, затем надавила на грудную клетку и, засмотревшись в распахнутые холодные глаза, начала считать про себя. Примерно через минуту девушка закончила подсчет и объявила:

– Кисти и лицо уже околели, но туловище еще теплое. А трупные пятна восстановили окрас за сорок шесть секунд, и помутнение роговиц явно выражено – получается, смерть наступила часов пять-восемь назад. Средь бела дня.

Она поднялась, сделала пару шагов назад, вновь завила прядь и, торжествующе улыбаясь, ожидала моего заключения.

– С чего ты решила, что жильцы ни за что не заходят в проулок своего дома? Посмотри на эту свалку. А вдруг они не пользуются запасной дверью, потому что она заперта? Наши фигуранты могут проживать здесь. Торопишься.

Повисла молчание. Новичок неподвижно стояла, пытаясь сохранить безразличный вид. И я бы поверил, если бы она не опустила запылавшее лицо и не сжала губы, которые выдали ее самобичевание.

– Слишком быстро отметаешь варианты.

Краем уха, но девушка внимательно слушала. И когда я закончил, она, не поднимая на меня глаз, далеко не сразу смогла вытянуть из себя уверенную фразу:

– При жертве я ничего не нашла. Ничего не было? Или вы уже собрали его вещи?

– Убитого звали Морис Неймун. Рядом валялся развороченный пустой кошель.

– Ограбление?

– Ты слушала, что я говорил только что? Еще в кармане лежала чип-карта для входа на завод. Поехали.

– А как же следы, кровь, протоколы?

– Предоставь это тем слоняющимся туда-сюда недоэкспертам. А протоколы подождут.

Новичок глубоко вздохнула, еще раз обвела глазами место преступления и, ничего более не добавляя, направилась следом.

II. ДРУГОЙ ВЗГЛЯД

Я попрощался с последним лучом солнца, блеснувшим далеко впереди. Дома, дворы, улицы – весь район стремительно утопал в ночи. Лишь оставшиеся в живых единицы легиона фонарей оттягивали неизбежное наступление кромешной темноты. В свете фар зашныряли первые грызуны и насекомые. Днем обитателей этого района от «соседей» спасало солнце, но сейчас последние вырывали власть над окрестностью. И спешно идущий домой с наступлением сумерек даже на главных дорогах мог с ужасом обнаружить, что за ним тянется орда таких же голодных, как и он сам. Собственно, вы никогда не найдете здесь замертво лежащую птицу. Мне повезло застать времена, когда все было иначе.

Шестьдесят лет назад геологи обнаружили обширные залежи золота. Тогда первопроходцы наспех отстроили городок для первых шахтеров и рабочих завода. Для тех, кто искал достаток себе или семье. Для тех, кто после беспрестанной, непосильной смены наконец вырывался за территорию предприятия: вдыхал свежий вольный воздух, чувствовал живой теплый свет и в изнеможении падал на матрас. Эстетика, комфорт и условия проживания никого в то время не волновали.

Тяжелая пыль, возможность обвалов и взрывов заманивали желающих подвергать свою жизнь опасности – ведь риск действительно был оправдан, каждому гарантировалась весьма приличная заработная плата. И такая погоня за мечтой от смены к смене увеличивала производительную мощность предприятия: чем больше пророешь, добудешь или переработаешь – тем больше получишь. Неудивительно, что колоссальные цифры перевыполняемых планов задирали планку другим добывающим пунктам.

Золото текло и пульсировало во всех сферах жизни города, поддерживало и взращивало его, обещая крупную прибыль инвесторам. И вскоре город по праву провозгласили связывающим воедино издыхающую страну узлом, что позволило административному району расшириться и возвыситься до небес в попытках уместить офисы всех управляющих структур. Одновременно преуспевшие персоны вознесли личный «райский» район: воздвигли небоскребы с роскошными апартаментами, распахнули двери великосветских отелей и усеянных повсюду всевозможных торгово-развлекательных центров, подсветили вывешенные афиши театров, разожгли звезды ночных клубов. Теперь у каждого разумного горожанина укрепилась мечта – перебраться из своей норы в нареченный Эдем. Все верили: будут усердно работать, лишь успевая утирать пот – и непременно проснутся в блаженной роскоши. И тогда эти мечты вполне могли воплотиться в реальность.

Но с годами спуск от спуска приносил все меньше прибыли. Добыча не успевала за без конца нарастающими темпами переработки – всемогущее Эльдорадо увядало от натиска конкистадоров, откашливая нетленную пелену пыли, окутывающую рабочий район. Труднее всего приходилось пристрастившимся к весомым пачкам купюр владельцам. И за короткий срок они завезли автоматику, переоборудовали завод и почти полностью распустили штат, тем самым сократив внушительную строку расходов.

Пара тысяч рабочих осталась на улице. В считанные мгновенья твердая земля разверзлась под их ногами. Повезло лишь операторам и инженерам, которые продолжили следить за мерным ходом преимущественно завезенного сырья по конвейеру. Число безработных, обескровленных и заполонивших неблагоприятные для проживания улицы города росло, как множились количества жалоб на пневмокониоз¹. Прожигающая насквозь боль в груди и тяжелый кашель завладели каждым вторым, обращавшимся в клинику. «Иронично: еще вчера рабочий вкладывался в смог, приумножая свои накопления, а сегодня тратит заработанное на лекарства, чтобы не подохнуть, хрипя на асфальте. Хороший священник назвал бы это карой божьей». Безработным-смертным негде было взять медикаментов. И народ, как пес, стал бродить в поисках средств к существованию, вгрызаться и лезть кровавой и грязной мордой туда, где остальные бы отступили. Треть населения стояла на распутье безнравственного заработка и жалости прохожих. Правоохранительные органы были не в силах сдерживать крепнущую преступность. Но последним хоронящим здравомыслие людей фактором были непомерные расходы на разжигание и без того ослепительных, сменявших друг друга светских вечеров Эдема, пока с другой стороны человек надеялся застать завтрашний рассвет. Все, что оставалось народу – молиться, надеяться, просить, протестовать и взывать к честности. Подавление митингов с требованиями о помощи стало обыденностью для силовых структур.

Но появился никому не известный Виктор Фирнум. Масляными красками он рисовал прекрасное будущее, естественно, при том условии, что займет пост мэра. И уставшие от жалкого существования жители увидели в амбициозном Викторе и его будоражащих и приковывающих речах символ скорых, столь желанных перемен. Данные предвыборные обещания он честно исполнил: в кратчайшие сроки возвел блочные дома, которые раздал под беспроцентный кредит, организовал выдачу лекарств и начисление пособия по безработице. Этого хватило для умиротворения волнений на пару лет. До тех пор, пока дома не стали рассыпаться от завывающего в щелях стен ветра, а люди, стоявшие часами в очередях за препаратами, уходить ни с чем. В народе рабочий район теперь звали воющим краем. Не то из-за ветра, носящего из стороны в сторону пыль, не то из-за тяжелой судьбы живущих здесь людей. Таким район, в котором я вырос, являлся и сейчас.

До перерабатывающего комплекса оставалось минут десять пути. И за все прошедшее в дороге время ни я, ни новичок не произнесли ни слова. В тусклом отражении лобового стекла я видел, как, положив ногу на ногу, она без единого движения сидела на переднем пассажирском сидении. Прислонившись к двери, девушка в задумчивости всматривалась в проносящиеся мимо силуэты. Когда по какой-то причине я вновь взглянул на ее отражение, то заметил, как что-то блеснуло на лице, скользнуло вниз. Взметнулась к глазам ладонь, скрестились руки на груди. «Не припомню, когда в последний раз чувствовал себя так неловко. Наверное, я выразился слишком резко на ее счет. Да и на деле она показала себя довольно неплохо», – думал я, не находя, что сказать, не зная, стоит ли вообще что-то говорить.

Но наконец за поворотом показались металлические ворота, вгрызшиеся в четырехметровые бетонные стены, которые были коронованы колючей проволокой. За ней едва виднелся конек листовой крыши комплекса. Я припарковался под белым светом одного из фонарей, и из окошка охраны тут же показалось недовольное лицо:

– Стоять, – догадываясь, что мы не сотрудники предприятия, прогремел сторож, когда я и новичок приблизились. – Кто вы? Никого не ждал. Чего надо? – поочередно направляя нам в глаза фонарик, от которого не удавалось укрыться за ладонью, поинтересовался охранник по вине обязанностей, со столь узнаваемой интонацией, будто все держится исключительно на нем.

– Детектив Соден. Мне нужно с кем-то поговорить об одном рабочем, – я предъявил удостоверение, и в это же мгновенье стоящая позади девушка недовольно фыркнула.

– Ждите.

Сквозь приподнятые жалюзи на окне я видел, как мужчина взял трубку стационарного телефона и доложил о почти что полуночных визитерах. Получив распоряжение, он взмахнул рукой, подзывая к себе, а затем указал на дверь, гудящий сигнал которой известил об открытии магнитных замков.

Только пройдя по коридору пропускного пункта сквозь свободно вращающийся турникет и отключенный металлодетектор, я достиг комнаты охраны. По эту сторону стоял притиснутый к знакомому окну стол с монитором. На нем мелькала сетка черно-белых изображений многочисленных камер. А по соседству заваривалась большая упаковка «роллтона», прикрытая книгой в размякшем и уже нечитаемом переплете. «Мерзость», – коротко выдохнул носом я, вспоминая, однако, что сам почти каждый день питаюсь на ходу. Встретивший нас охранник потребовал документы и, получив желаемое, стал заносить данные в журнал. По другую сторону комнаты, на диване, лежал второй сотрудник. Он решал судоку в журнале, прислушиваясь к радиоприемнику, антенна которой была примотана изолентой.

Ведущий мерно говорил, словно беседовал напрямую со слушателями: «…уже год. Неужели, он не понимает, что его решения лишь обостряют обстановку в нашем городе? Это не тот человек, которого мы избрали три года назад. Где тот, кто подарил порядок и спокойствие, кто видел своею обязанностью заботу о гражданах? Я могу представить чувство, когда теряешь все. И искренне сочувствую ему. Но мы ведь еще живые. Вы помните об этом, Виктор Фирнум?»

– Да ни черта он не помнит. Даже из отеля своего не выбирается.

– Догадывается, что не стоит ему к нам выходить, – усмехнулся первый. – Который месяц он уже не выходит?

– Жрет, небось, только да по бассейну на матрасе плавает.

«…сохраняйте в себе человечность: гнев и безумие на акциях не приведут к должному результату. Найденные у членов Совета миллионы по праву наши, но ни одна монета не стоит жертв. Прошу, не отвечайте жестокостью. Ваша радиостанция „Наш город“ и ее ведущий, Майкл Адвер. Напоминаю, что вы можете отправить пожертвования для нуждающихся на счет организованного нами фонда. Информация о нем прозвучит далее».

– Надеюсь, у Кэмбала кишка не тонка, и он выступит против.

– Как в сказке зажили бы тогда.

«Да, дружище, они действительно тебя обожают», – отметил я, с легкой улыбкой вспоминая последнюю встречу с Дюком.

– Отведешь этих к управляющему? – захлопнув журнал и развернувшись на стуле спросил сторож.

– Чтоб меня увольняли, а я еще и горбатился? Сам иди.

Тогда охранник протяжно вздохнул, протянул мне документы и потребовал расписаться. А затем выдал из ящика стола белые каски с эмблемой предприятия: темной горой, за которой восходило лучезарное солнце.

Нас провели через остаток коридора контрольно-пропускного пункта и вывели на территорию комплекса, сокрытого неприступной стеною от посторонних глаз. Я едва поспевал за скорым шагом мужчины, путь которого пролегал поперек всего комплекса. Даже не удавалось хорошенько рассмотреть теснящиеся по сторонам кирпичные сооружения. Пронеслась мимо стоянка тяжелых, истертых временем горных гигантов, служивших прежде для вывоза с глубин карьера горные массы, отвалы которых развевались на ветру изо дня в день. Их желто-черные цвета целиком скрывались пылью, а пробитые, спущенные шины свисали с колесных дисков – никто не заводил и даже не прикасался к ним уже многие годы. Мелькнуло и осталось позади пожарное подразделение, где на площадке сотрудники перепроверяли снаряжение на случай экстренных ситуаций. Дымила пепельными клубами котельная. Ритмично и часто грохотали цеха.

Но вскоре провожатый свернул, и мы ворвались в паутинную чащу желтых, красных, зеленых и синих труб, где многоярусной сетью вплотную от нас кочевало сырье по лентам. «Если бы меня попросили пройти вдоль какой-нибудь трубы, то я бы ее непременно потерял», – не сомневался я, задирая голову, стараясь заметить кусочек ночного неба. Но видел только, как вырывалось из клапанов и окон печей пламя, а разделенные какими-то четырьмя метрами рабочие пытались докричаться друг до друга; как тягостно на каждом шагу в собственных производственных нечистотах рокотали машины. Я с трудом вдыхал сдавливающий легкие запах масел и земли.

Через минут пять мы выбрались к двухэтажному зданию, на двери которой висела табличка: «Операторская №11».

– На ваши вопросы ответит управляющий смены, – пробормотал охранник, – Гарри Ворман.

Мы зашли внутрь, но ощущения оставались практически такими же, как и снаружи: противно и прохладно. Проводник доложил одному из тех, кто был в комнате, о нашем прибытии. Тогда двое в серых комбинезонах и куртках с синими полосами лениво повернули голову и, не удовлетворив свой интерес, вернулись к огромным мониторам, где в желто-красно-зеленых тонах мигали схемы работы комплекса, элементы управления и данные по давлению, температуре и еще нескольких неизвестных мне величин в различных точках. «Думаю, они безмерно рады, что могут контролировать процесс, лишь сидя в кресле да щелкая мышью». Третий же вложил в шкаф у стены толстую папку, дал указание операторам и, опершись задом о свободную часть стола, занятую сложенных стопкой касок, пригласил нас.

– Детективы, чем обязан?

– Алан Соден. Сегодня обнаружили мертвым одного из ваших сотрудников, – ответил я, предъявляя запечатанную в пластиковом пакете для вещдоков чип-карту покойного, – Мориса Неймуна.

Лицо Вормана не отражало ни удивления, ни сожаления, ни облегчения – никаких эмоций. Он провел рукой по коротким темным волосам, взял планшет и, поворошив листы, вычеркнул нужное имя.

– Да, он числится… Прошу прощения, числился в моей бригаде уже третий год.

– Опишите его.

– Тихий, исполнительный. Даже слишком, – потер он гладко выбритый подбородок. – Пока остальные парни наслаждаются обедам, он перекусывает одним лишь яблоком и продолжает работу.

– Какие у него были обязанности?

– В обязанности Мориса входила ежедневная проверка, настройка и ремонт измерительного оборудования.

– Если он каждый день был при деле, – в который раз уже на котором деле цеплялся я за слова, – то, как вы объясните, что он ориентировочно в полдень оказался на другом конце района?

– Видите ли, он четко выполнял изо дня в день свою монотонную тупую работу и в какой-то момент стал забываться, работать точно автомат. Можно понять. Тогда психиатр посоветовал ему сменить деятельность. – Начальник смены на пару секунд сделал паузу. – Но он не хотел увольняться, так как даже такая работа была стабильной. А на предприятии в то время как раз началась «благотворительность».

– Что вы имеете в виду? – несколько опустив голову и потирая напряженную шею, спросил я.

– Находишь себе работенку на районе: уборку улиц или еще чего – пишешь директору заявление, и тебе платит уже не сводящий концы с концами работодатель, а завод.

– Что за бред?

– Бред – убивать свой народ, – выпрямился Ворман, приподняв подбородок. Только тогда я осознал, насколько он по сравнению со мной крепок и широк в плечах. – Знаете, пока ждешь автобуса, даже места на скамейке себе среди обездоленных не найти. Уверен, хозяин помогает таким людям, только чтобы набить себе цену.

– Меньше чем через неделю выборы, – тут же вспомнил я.

– Именно, одного завода ему стало мало, а потому решил перебраться из Совета в мэры.

– Разве когда-то было иначе? Но вернемся к делу, знаете, где Неймун работал «второй сменой»?

– Доставками занимался.

– Курьером… Скажите, у кого?

Начальник смены вновь закопошился в бумагах. Но в итоге отрицательно покачал головой. «Теперь придется часами компании по доставке обзванивать», – закатил я глаза.

– Благодарю за помощь, я узнал все необходимое. И вот еще, кто-то должен явиться в семнадцатый участок для опознания.

Я уже собирался пожать Ворману руку, как вдруг позади раздалось:

– У Мориса Неймуна были близкие, друзья? – встав вровень со мной, вмешалась Вита.

– Во всяком случае, не здесь: переехал в город один – семьи не было; днем работал, а оставшиеся пять-шесть часов спал – друзей тоже не было.

– Благодарю, – произнесла она. Ее лицо отрешенно застыло, и читалось ни то удивление сказанному, ни то сочувствие.

– Рад был помочь. Гэри выведет вас, – сказал Ворман, указывая на ожидавшего в дверях охранника, который и привел нас. Я уже собирался направиться к выходу, но новичок передо мной резво развернулась и направилась первой, пока я неподвижный пытался поймать ее синий, как тонкий лед моря, взгляд. Но она лишь искоса взглянула и отвернулась.

На парковку нас вывели тем же маршрутом, и стальная дверь раскатистым ударом захлопнулась за спиной. Погода менялась: ветер, коснувшийся свободных от закатанной рубашки рук, играл свисающим над выездом дорожным знаком точно качелями, предвещая не слишком спокойную ночь. Я прикрыл глаза, втянул прохладный, спокойный, а главное, легкий воздух полной грудью. И поднял взгляд к небу, где сквозь кучевой смог силился пробиться отчужденный блеск мириад звезд. «Когда-то я мог отыскать все созвездия, а сейчас нахожу одну лишь Большую Медведицу».

Передо мной она представала столь же четко, столь же ясно и ненавязчиво, как всего в паре шагах дрожа стояла новичок. Скрестив руки, девушка, растирая себя, пыталась сохранить тепло. Но почему-то ее я заметил не сразу. Случайно, краем глаза.

– На сегодня все. Подбросить? – проговорил я пустоте.

Вита оглядела мрачную округу и, стуча зубами, ответила:

1.Пневмокониоз – необратимое и неизлечимое заболевание легких, вызванное длительным вдыханием производственной пыли и характеризующихся развитием в них фиброзного процесса.