Читать книгу: «Две недели до Радоницы», страница 7

Глава четвертая. История с Юлией

Голова кружится… О чем это я? Как было с Димой, говоришь? Проснулся я значит зимним утром… А вот ты знаешь, как выглядит типичное рабочее утро в Москве? Ты наверняка не знаешь. Выходишь, заспанный и неряшливый, на морозную улицу и топаешь к метро. Это путь, который ноги идут сами в идеальном автоматизированном темпе – по виденной тысячу раз улице, по тем же самым плитам, спотыкаясь на тех же самых бордюрах.

Я просчитываю до минут, сколько ехать от квартиры до работы. Типа спорт такой. Главные улицы необходимо избегать, чтобы не увязнуть в потоке человеческих тел. Если эта толпа примет тебя в свои объятья, то, толкаясь, прорубая дорогу локтями, ты опоздаешь к метро на пять минут. Каждое утро несколько миллионов людей садятся в грохочущие шумные поезда. Я трачу на спуск в подземку ровно одну минуту. Если больше – опоздаю.

Сильный порыв ветра из туннеля треплет волосы и портит женщинам прически. Ветер пахнет сыростью, нагретой пылью и креозотом. Со свистом и грохотом поезд на огромной скорости вылетает к платформе. Под раздирающий скрежет тормозов вагон останавливается точно перед въездом в следующую нору подземки. Огромный поток вливается внутрь – с безразличием к тем, кто собирался шагнуть навстречу. Я стремлюсь к окну, что прямо напротив дверей. Уперевшись спиной к стеклу с надписью «Не прислоняться», могу быть спокойным, что не попаду под жернова людской массы на следующей станции.

До станции пересадки – двадцать минут. Надо чем-то себя занять. Люди склоняются над светящимися экранами мобильников, их головы и плечи трясутся, будто в ритме шаманского танца. Иные тратят драгоценные минуты на то, чтобы поймать еще немного сна – плотно запахнувшись в темное пальто или пузатый пуховик, сидят надутыми воронами и открывают глаза точно на нужной станции. Немногие читают, но почти никто не разговаривает. Утренняя тряска в метро становится медитацией, необходимым ритуалом перед восьмичасовым рабочим днем. Обычно я провожу время, рассматривая пассажиров. Говорливые кавказцы, молчаливые китайцы, хорошо одетые европейцы, цветастые латиносы, хмурые панки, вычурные неформалы, девушки скромные, девушки-развязные, тот особый тип девушек-что-красуются-в-метро, парни-качки, старики, что смотрят по сторонам неодобрительно, гогочущие подростки – все они возникают в пространстве вагона, чтобы пропасть через несколько станций, их индивидуальность растворяется, едва они сливаются с массой. На стеклах вагонов, чаще чем хотелось бы, я вижу его лицо. Огромная физиономия Загребайло улыбается с агитационного плаката. «Загребайло – в депутаты» – гласит слоган. Не такое здесь было написано, я-то помню… Ничего, скоро он пожалеет, что связался с моим братом, что разрушил его жизнь.

Толпа широким потоком выливается на станцию. Неопытные судорожно вертят головами в поисках указателей (хотя иногда полезно смотреть на пол). В таком случае лучше нырнуть поглубже к колоннам, примыкающим к платформе, чтобы тебя не снес людской поток. При выходе на поверхность огромные дубовые двери нужно придерживать – поток воздуха с шумом всасывается в подземное жерло, и если резко отпустить за собой массивные створки, несущий поток с силой впечатает дверь в идущего сзади.

Массивный людской поток, чье движение подчинено единому духу – вот что такое метро. Но что это за дух? Я вижу сквозь ложь и обман. Я – плут Спектакля.

Стоп.

Я не должен рассказывать об этом. Я же запретил себе думать о Москве.

«О, брось. Не говори мне, что забыл о своем предназначении»

Но мне так сказали – «ты не должен». Я ведь сейчас не в Москве, да? Голова кружится…

«Открой глаза».

Я повиновался. Взор закрыла пелена молочного цвета. Постепенно я различил обстановку. Я лежал на белоснежном кафельном полу в очень красивой ванной комнате. Прямо в глаза с потолка ярко светила лампочка. Пахло лавандой. Я с трудом поднялся на ноги. Тела не чувствовалось – словно я вдруг стал бестелесным духом. Но это было не самое страшное.

Напротив меня стоял он. Мило.

– Что ты здесь делаешь? – спросил я.

«В чем дело? Не рад меня видеть?»

Нужно было просто игнорировать его. Я попытался отвлечься и вспомнить, почему я в ванной. На кафельной плитке под ногами были нарисованы ангелы и сердечки. Ничего не приходило в голову. Надо же – я мог вспомнить события многолетней давности, но не текущего дня. Да и день ли сейчас вообще?

«Потеря памяти – остаточный эффект после синтетика»

– Что?

Мило показал на белоснежную раковину туалетного столика у двери. Белая баночка с открытой крышкой. Внутри пусто. Неужели…

«Именно так. Весь пузырек проглотил»

Дьявольская улыбка на лице Мило. Если я действительно принял наркотики, то пути назад не было. Случилось то, чего я должен был не допустить любой ценой. Неожиданно в дверь громко постучали и раздался женский голос:

– Хэй, русек, живешь? Две годины там сидишь!

Голос я не узнал. Кто она? Промычал что-то положительное в ответ.

– Хвала братьям! Молвила Юлии, что не можна тебе столько давать. Чекаем на тебя, русек!

Ладно, кто бы ни была эта девушка, прежде чем выйти наружу, я должен избавиться от Мило. Это просто илллюзия, в конце концов. Я закрыл глаза и открыл глаза. Мило исчез. Вот и отлично.

«Но я здесь. И я вернулся насовсем»

– Нет. Тебя нет.

«Тогда с кем ты разговариваешь? Уж не с самим ли собой? Для этого в обществе спектакля есть ярлык. Шизофрения, если не ошибаюсь»

Хм, действительно. Я сел на пол и решил подождать. Голос в голове должен был уйти.

«Мы оба знаем, что этого не случится. Доза была слишком большая»

Надо всего лишь подождать, пока голос не затихнет. Спокойно подождать…

«Должен признать, ты меня разочаровал. Ты не видишь угрозы прямо под носом, плут»

– Я больше не плут.

«Ты забыл о своем предназначении. Ты бездействуешь, пока жизнь вокруг пожирает безразличный молох Спектакля»

– Возможно. Но в моей жизни будет больше проблем, если я начну слушать тебя.

«Ты должен вспомнить тот день. День, когда хотел помочь брату»

– Нет. Только не тот день.

«Нельзя забывать, как нужно обходится с тиранами»

– Еще как можно.

Я не удержался и рассмеялся. Как глупо это должно быть выглядело со стороны – сидит человек на полу и спорит сам с собой. Эта девушка за дверью наверняка подумает, что в ванной заперся псих.

Похоже, выбора у меня не было. Все равно: смиряться с мыслью, что Мило вернулся в мою жизнь, не хотелось. Пока это был лишь голос в голове, так что я мог его игнорировать. Вдруг он уйдет, если я вспомню? Читатель, прошу у тебя прощения за то, что скрыл эту часть своей биографии. Но теперь пришло время рассказать тебе о Мило.

Отступление второе

Плут спектакля

После пропажи отца во мне образовалась тягучая пустота, в которую проваливались все мысли и причины поступков. Мегаполис был идеальным местом, чтобы забыть свое прошлое. Не скрою, Москва манила. Я предвкушал суету огромной столицы, широкие возможности и запретные развлечения. Знание восточноевропейских языков открывало много дверей для работы. Однако я долго не выбирал – отправился на первый же отклик на «Хедхантере». Логистическая контора занималась продажей грузоперевозок. Мы звонили иностранным транспортным фирмам (в основном, польским) и за смешные суммы договаривались о перевозке грузов из Европы в Россию.

Каждый день босс фирмы приходил в новой спортивной обуви от самых известных торговых марок. Появлялся в офисе так, как звезда большого спорта приветствует своих поклонников – распахнув в стороны руки и широко улыбаясь. В одной руке он обычно нес сумку от «Гуччи», а в другой – ключи от машины. Ездил на стильном черном BMW X5. Конечно, его поза была невербальным сообщением: слушайте, что я говорю, работайте хорошо, и станете такими же успешными, как я.

Насколько сильно директор любил дорогие вещи, настолько же не любил людей. Презирал, прямо скажем. Каждую неделю он, вальяжно распластавшись на черном кожаном диване, проводил идеологическую установку для работников.

– Поляки – не ваши друзья, – насупившись бормотал директор, брови сдвинуты в центр носа. – Они все – необразованные огородники. Представьте, что они просто таксисты. Да, таксисты, которые просто делают для нас физическую работу. А таксист что? Таксист при первом удобном случае тебя кинет!

Когда он говорил с убеждением, то значительно повышал голос, и это всегда звучало надрывно, будто у него вот-вот лопнут голосовые связи. Слышно было на весь коридор за пределами офиса – можно было подумать, что внутри проходит исповедь умалишенного.

– Болгары – политические проститутки! – шипел он – Литовцы – подлые твари и суки!

При этом его главным деловым партнером была литовская фирма. Согласно его мировоззрению, изъян был у каждой нации. В людях он видел лишь пороки и достойные порицания черты. Это отношение, как вирус простуды, распространилось на всех сотрудников. Однажды мой коллега стал читать вслух последние сводки новостей:

– Эстония усилит военное присутствие на границе с Россией!

Это было сигналом, установкой на ожидаемую реакцию.

– Да какая у эстонцев армия? – воскликнул снисходительно начальник отдела собственного транспорта, – Два танка? Конечно, пускай усилят – третий подгонят.

Коллеги громко рассмеялись. Я тоже выдавил из себя улыбку, но на душе было вовсе не радостно. «Какой глупый спектакль» – подумалось тогда. Но раз приехал сюда работать, то нужно в нем участвовать, верно? За первый месяц я закрыл чуть больше десяти перевозок. Показатель был так себе – коллеги делали минимум пятьдесят. Общих собраний директор никогда не проводил. Вызывал всегда по одиночке. Вскоре пригласил и меня.

– Ну что? – спросил, – Как работа?

Это было начало разговора на тему «делаешь-ли-ты-то-что-мне-нужно».

– Нормально, – осторожно ответил я.

– Я тут посмотрел твои коэффициенты, – чавк-чавк – Сказать, что думаю?

Во время беседы он неизменно жевал жвачку и разговаривал с небольшой запинкой. Видимо, резинка была нужна, чтобы скрыть дефект речи за невнятным бормотанием «делового человека».

– Конечно, скажите.

Шлеп! – на стол передо мной приземлилась огромная папка с мятыми хвостами бумаг.

– Вот столько ребята сделали за месяц, – сказал он, – А твоей папки я даже не найду.

Я промолчал. Он глянул исподлобья.

– Скажи, в чем суть нашей работы? – вдруг попросил.

– Ну как… Общение с клиентами, выгодный торг…

– Ты упустил больше дюжины заказов, Андрей.

Я не знал, что ответить. Директор улыбнулся. Было заметно, насколько непривычен для него этот жест: складки у рта неестественно растянулись, будто улыбаться он учился перед зеркалом.

– Я знаю, как ты работаешь. Ты мало звонишь. Ты не проявляешь настойчивости. Не умеешь цепляться к заказчику.

– Я уволен? – спросил прямо.

Он будто не услышал.

– Наверняка ты пришел сюда с какими-то принципами в голове. Не пойми меня неверно: принципы – это хорошо, – сказал он, ритмично пережевывая резинку, – Но если хочешь заработать, тебе нужно о них забыть. Понял меня?

– Кажется, да.

Ответ ему не понравился. На меня устремился взгляд стеклянных глаз. Директору было за 50, но ни единого седого волоска не было заметно на голове. Максимум на 40 выглядел. Из-за этого порой возникало ощущение, будто разговариваешь с кем-то ненастоящим, словно напротив тебя сидит механизированная кукла.

– Ну вот и отлично. Вперед, давай!

Я кивнул, и он отпустил меня. Вскоре я узнал на деле, как надо работать. От клиента поступила заявка на груз из Бельгии в Москву. Я договорился о перевозке со своим постоянным контактом – Станиславом Курцевичем. Наше сотрудничество всегда было приятным и взаимовыгодным, и больше всего заказов я закрыл именно с ним. Станислав вовремя присылал документы и быстро реагировал, если надо было что-то исправить.

В день бельгийской загрузки он мне позвонил. Сказал, что водитель стоит уже несколько часов, но никто его не грузит. Я связался с клиентом.

– О, я ошибся, – сказал он бесстрастным голосом, – Не Антверпен, а Брюгге. Кстати, места загрузки будет два. Щас на почту скину новую заявку.

И повесил трубку. Два места загрузки означали большую оплату услуг перевозчика. Не говоря о потерянном времени на простое. Впрочем, Станислав выслушал меня спокойно. Сказал лишь:

– Хорошо. Прошу доплаты в размере 150 евро.

Я передал директору. Он стер выступившие на лбу капельки пота, сдвинул брови и выдавил из себя:

– Давай посчитаем его расходы.

Из его расчетов выходило, что доплата клиента составляет пятьдесят евро. Я знал средние расценки на перевозки и понимал, что сумма Курцевича более правдива. Директор просверлил меня взглядом стеклянных глаз.

– Знаю, что ты думаешь. Ты и твои принципы… Но запомни, Андрей – мы не будем из-за прихотей пшеков перечить клиентам. Ведь тогда мы потеряем ДЕНЬГИ.

Он крепко стиснул лоб, на покрасневших висках вздулись крупные вены.

– Неважно. Пусть. Этот. Огородник. Евро-пан – ха-ха! – по буквам, ухмыляясь, выплевывал слова директор. – Пусть не выпендривается и едет. Так и скажи ему.

И он ушел в свой кабинет, хлопнув пластиковой дверью. Договаривайся, мол. Я немножко собрался с мыслями и набрал Курцевича. Долго-долго извинялся, используя весь запас известных выражений. Вдруг в трубке раздался голос директора. Оказывается, он все это время подслушивал наш разговор на линии.

– Бончик, хватит лепетать! Втирай увереннее! – прокричал он.

– Бончик? – переспросил Курчевич, – Твоя фамилия Бончик?

– Так.

– У меня работал один водитель давно. Збышек Бончик его звали.

– Из Нагоры? – спросил я, затаив дыхание.

– Так, из Нагоры. Отличный водитель и хороший человек был.

– Почему – был?

– А почему спрашиваешь? Разве ты знаешь, о ком я?

Я колебался: нужно было продолжать унизительные переговоры о цене, но в то же время очень хотелось расспросить Курцевича об отце.

– Нет… в суме, – выдавил из себя, а изнутри прямо рвалось: «Да, да! Я его сын!». Но директор подслушивал, и я не хотел уходить от темы.

– А, значит, у вас одна фамилия, но ничего больше общего, – разочарованно протянул Курцевич, – Збышек был героем. Пожертвовал собой ради своего края. Остальным бы учиться у такого человека. А такие, как ты – это офисные паразиты. Помогаете своему жадному хозяину потуже набить карманы. Пятьдесят евро? Пожалуйста! Но это моя последняя перевозка с вашей фирмой.

Курцевич положил трубку прежде, чем я успел что-либо сказать. Я перезвонил, но мне никто не ответил. Он отправил письмо с документами по электронке, и это было все. Курцевич оказался верен слову и больше никогда с нами не работал.

Я вышел на перекур и попросил у кого-то сигарету. До этого в жизни курил всего раз, а тогда вдруг захотелось. Из головы не шли его слова: «Збышек был героем», «Такие как ты – офисные паразиты». Да, беглец из меня был не очень – прошлое настигло даже в Москве. Но разве я мог что-то сделать со своим положением? Я был участником огромного спектакля, что разыгрывал мегаполис – одновременно актером и зрителем.

– Зритель спектакля, – повторил я шепотом про себя.

– Что говоришь?

Спросил парень, что угостил сигаретой. Никогда его раньше не видел. Новый сотрудник, видимо. Ухмыльнувшись, он повторил вслед за мной:

– Спектакль, значит.

– Это я так, о своем, – отмахнулся я.

– Крутая машинка, не думаешь?

Парень кивнул на автомобиль босса, стовший напротив нас на паркинге – надраенный до блеска BMW X5. Более дорогого автомобиля не было на парковке ни у кого.

– Я из этой фирмы, – сказал я зачем-то.

– О, видать, получаете нормально, – с восторгом выдал парень. А потом, хитро прищурившись, – Или точнее сказать – получает?

Я не понимал, к чему он клонит. Вернулся в офис и открыл таблицу с заказами. Неважно, что Курцевич знал отца. Неважно, что я обманываю людей ради денег. У меня нет выбора. Раз всем здесь нужны деньги, значит, они нужны и мне. Когда я принял такое мышление, оказалось, что обманывать перевозов по телефону было очень легко. По голосу, по манере общения я стал понимать слабости человека. Я тщательно подбирал слова в разговоре, научился уверенно лгать, и в конце следующего месяца закрыл больше сорока заказов.

Коллеги научили меня, на что следует тратить получку – на удовольствия. Вскоре я обнаружил себя в сомнительных компаниях – большой соблазн для молодого и энергичного, но без определенных устремлений в жизни, парня. Подсел на хороший синтетик (в Москве можно без труда найти любые наркотики) и нюхал даже во время перерыва на работе. Уверял себя, что это помогает концентрации. Так проходили дни за днем – работа, кутежи, сон.

Скоро пришло ощущение тупика – я зарабатывал, тратил, но не знал, что со всем этим делать дальше. Чувство потерянности и бессмысленности происходящего накрывало по вечерам. К своему стыду, я не могу даже отчетливо вспомнить, что происходило со мной за все это время. Мельтешение случайных людей, безумные наркотические вечеринки, бесконечные поездки в метро, расталкивание локтями людей в огромных толпах, общение с клиентами по телефону – все впечатления стали одним большим тягучим водоворотом, откуда мое сознание изредка выплывало на поверхность за глотком свежего воздуха. Вся моя жизнь как груда старых вещей, завернутая в покрывало, летела куда-то, словно ее пинком спустили с горы. А я катился вслед, ударяясь об ухабы. Разрядка была неминуема. И что это была за разрядка!

Однажды я задержался допоздна в офисе и уходил с работы одним из последних. Путь к метро лежал через паркинг. Машина босса еще стояла на своем месте. Когда я проходил мимо, дверь распахнулась и c заднего сидения лицом в снег – был конец зимы – выбросилась девушка. Выставила руки, чтобы смягчить падение, но не помогло, и она в нелепой позе распласталась на снегу. Следом из салона вылетели кружевные трусы и упали в снег рядом с девушкой. В нерешительности я застыл на месте – хотелось помочь ей подняться, но что-то сдерживало меня. Девушка тем временем поднялась, соскальзывая руками на снегу. Заметила меня, и ее лицо тут же залилось краской стыда. Она запахнула тоненькое пальтецо, плюнуло на лобовое стекло BMW и исчезла в темноте.

– Че смотришь, Пончик? Иди куда шел, – раздался громкий голос из салона.

На заднем сидении сидел босс.

– Я к столбу обращаюсь? Пошел давай! Не видел, что тут было, ясно тебе?

Лица его было не видно в темноте, но судя по голосу он был сильно пьян.

– Кто была эта девушка? – спросил я.

– Кто была эта…? – переспросил он и зашелся оглушительным хохотом, – Ты как вчера родился, Пончик, ей богу. Таких простаков еще поискать!

– Вам нужно извиниться перед ней, – сказал я. Голос мой дрожал.

– Извиниться? – выплюнул в ответ он, – Да я еще ей мало вмазал! А тебе что сказал? Вали отсюда, а то и тебе будет.

– Вам нужно…

– Да что ты заладил! Такой из себя правильный, да?

Он выкарабкался из машины.

– Я – твой хозяин! – голос его срывался визгливыми нотами, – Ты разве не понял, как все в этом городе устроено? Хочешь заработать, хочешь жить тут вообще? Тогда, сука, терпи!

– Сколько зарабатывает наша фирма? – спросил я.

– Какие тупые вопросы задаешь… Зарабатывает столько, что мне хватает! Ладно, Пончик, я предупреждал.

Директор крепко схватил меня за воротник пальто одной рукой и занес над головой кулак.

– Так и будешь стоять и терпеть? – раздался голос из темноты.

Под свет фонаря вышел человек в черном плаще. В руке он нес большую кувалду, а лицо его скрывала белая маска в форме черепа.

– Это еще что за шут? – буркнул директор.

– Трезвитесь, бодрствуйте, потому что противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить, – громко продекламировал парень.

– Ты понимаешь, чего он бормочет? – обратился ко мне директор.

Голос его звучал испуганно. Незнакомец подходил все ближе.

– В мире, где все продается, даже идеи и принципы становятся товаром, – продолжал он, – Если мир перевернуть с ног на голову, истина станет ложью. Таков главный принцип Спектакля.

Наконечник кувалды раскрошил корку льда. Глаза в прорезях маски смотрели прямо на меня.

– Но есть те, кто прячется среди зрителей и актеров действия. «Я – такой же как вы», говорят плуты Спектакля. Но лишь они видят сквозь ложь и обман. И только они сорвут представление.

– Бончик, это твои друзья, да? – кричал, повизгивая, директор. – Я знаю полицию! Я знаю… Я много кого знаю!

Он по-прежнему крепко держал меня за воротник, и мне это надоело. Когда его мутные глаза подплыли прямо к моей голове, я крепко ухватил короткие, скользкие волосы и хорошенько приложился своим лбом к его. Бабушка Веся звала меня «чугунная голова» за то, что в детстве я часто бился лбом о дверные косяки и при этом не замечал боли. Директор громко взвыл и отскочил назад, нелепо приземлившись задницей на сугроб – туда, где еще пару минут назад лежала девушка.

– Пааааа-е-ха-ли! – воскликнул «череп».

Он ловко размахнулся кувалдой. Первый удар поставил трещину на лобовом стекле, второй разнес фару. Директор, раскрыв рот, наблюдал за разрушением своего сокровища. Парень не проявил к машине никакой пощады – он расколотил двери, сокрушил крышу и оставил огромные вмятины на сторонах автомобиля. Ничего, что не поправит страховка, конечно. Однако я чувствовал удовлетворение. Кто бы этот парень ни был, он делал то, что я хотел сотворить с этим ненавистным авто давным-давно.

Закончив погром, парень отбросил кувалду в снег и подошел к директору. Мой босс теперь выглядел жалким. Он в страхе смотрел на возвышающуюся над собой черную фигуру.

– Я знаю друзей… У вас будут проблемы, – все еще лепетал директор.

– Проблемы? Проблема – в таких как ты. Боровах, пожирающих объедки с богатого стола. Но для тебя все кончилось.

– Что? Что кончилось?

– Налоговая придет за тобой завтра. Мыльный пузырь иллюзии достатка, что ты так старательно надувал, лопнет. Твоей фирмы больше нет.

Директор попытался встать, но ноги его неуклюже разъехались, и он рухнул обратно в снег. Парень подошел ко мне.

– Пойдем. Он был никто. Нас ждет другая борьба.

– Нас?

Он снял маску. Сначала я не узнал его, но затем вспомнил – у него я просил сигарету во дворе после перевозки с Курцевичем. На вид был обычный парень. Что он мог?

– Меня зовут Мило, – представился он, – Пойдем со мной, плут. Борьба против Спектакля только началась.

– Не понимаю.

– Конечно, понимаешь, – возразил он. – Ты хотел, чтобы я здесь появился.

– Но ведь ничего не изменится, – проговорил я. – Завтра босс меня уволит за то, что мы сейчас наделали, а хуже того, вызовет полицию. Только с этим мне не хватало проблем!

Мило только улыбнулся на это. Ничего не сказал и исчез в темноте. Конечно, я не пошел никуда с ним в тот день. Не мог поверить, что жизнь может так круто измениться. А на следующее утро директор не пришел в офис. Автомобиль так и стоял разбитым на парковке. В обед мы узнали, что босса взяла полиция. Статей ему пришили много: от хранения наркотиков до отмывания денег. Контору, ясно, распустили, а я и все коллеги лишились работы. Впрочем, я-то вздохнул с облегчением: казалось, что с меня спали оковы и я вышел из заключения на свет. Мило, кем бы он ни был, действительно мог влиять на мир. В тот момент я пожалел, что не ответил на его зов.

Конец отступления

«Вот видишь – ты признал это сам. Без меня ты – никто»

– Но эта мысль была ошибокой, – вздохнул я. Из своих воспоминаний я вернулся в блестящую идеальной чистотой ванную.

«Как мило, что ты вспомнил встречу с Мило. Ха-ха! Но давай дальше – самое интересное впереди!»

– А я не буду вспоминать ни о чем другом. Это ведь очередной трюк. Я вспомнил наше первое знакомство, чтобы увидеть тебя настоящего. Увидеть, на какие жестокие вещи ты способен. Но я больше не поддамся твоим манипуляциям. Я – не ты.

Я встал с пола и открыл дверь. Нужно было прекращать слушать лунатика в голове. Я ведь могу и сам вспомнить, как здесь оказался. Достаточно поговорить с этими девушками.

Я вышел из ванной и оказался в темном коридоре. На розовых стенах висели репродукции одной и той же картины – цветок в разрезе, будто срисованный из ботанической книги. Одна из рамок свесилась набок. Что-то такое обычно продавалось в «Икее». Напротив меня было окно, и я выглянул наружу. Широкое поле, пара деревьев, горы вдалеке. По их положению я понял, что все еще в Купавах. Солнце мерцало за горизонтом последними лучами. Н-да, куда же ушел весь день?

Снизу раздавались громкий смех и голоса. Побродив в потемках внутри огромного дома, я наконец обнаружил лестницу. Осторожно спустился по сходам. Девушки сидели в большой общей комнате на белом диване. В одной из них я узнал Юлию, дочь Григория. Крашеные в черный и белый цвета волосы она теперь распустила, а вместо строгой формы на ней была футболка с надписью WSZYSTKO CHUJ. Другой девушки я никогда раньше не видел (или забыл, что видел?), и она была очень красива: длинные золотистые волосы, приятные черты лица, хорошая фигура. Однако было в этой красоте что-то броское, оберточное – любой парень, вошедший в зал, тотчас бы обратил внимание на нее.

Перед девушками стоял декоративный столик с вензелями, а на нем – пара открытых бутылок пива. Они не заметили моего появления: их внимание было сосредоточено на экране «айпада», что сжимала в руках златовласая.

– Вау, ты была в «Крейзи Дейзи»! – воскликнула Юлия с нотками зависти в голосе.

– Так, так. И подивись, кто был со мной.

– Дамиан?! Не верю, не верю! Это точно он?

– Угу. У его отца есть свой ресторан в центре, ведаешь?

– Но он был такой лузер в школе! Не думала, что его родители богаты.

– Недавно стали. Как поедем до Праги, я тебя сведу.

– Пффф. С ним как раз необязательно. В школе от него всегда смердело.

– Добра, добра, только молвят, что деньги не смердят.

– Ах ты сучка продажная! – вскричала Юлия со смехом в голосе и приложила златовласую большой подушкой с рисунком медведя.

Девушки упали на диван, схватившись в шуточном поединке. Они пыхтели и сопели, перекатывались в стороны, размахивая обнаженными ногами – кроме маек, на обеих были надеты только короткие шорты.

Наблюдать за их игрой было страшно неудобно, а я все не решался выдавать своего появления. Наконец, Юлия меня заметила. Запыхавшаяся, с красным лицом, она спрыгнула с дивана и воскликнула:

– Русек! Ты все-таки вышел.

Повернулась к подруге, которая лежала на спине, раскинув руки – очевидно, она потерпела поражение в схватке:

– Наталья, я же молвила, что выйдет.

Златовласая убрала прядь волос с лица и перекинулась на живот, подставив кулачок под голову.

– Это неожиданно. Сколько минуло? Две годины, так?

Юлия поглядела куда-то над моей головой. Я проследил ее взгляд. У потолка висели часы с маятником «под старину», с надписью под циферблатом на французском. Они с мерным стуком отсчитывали секунды. Показывали девять вечера.

– Три годины, – ответила Юлия, а потом хитро спросила меня: – Не хочешь присесть с нами?

– Конечно, хочу, – сказал я слишком уж расторопно, – Только где мы?

Девушки обменялись взглядами и прыснули от смеха.

– Сколько ты выпил таблеток? – спросила Наталья.

– Все.

Я подошел к ним и присел на краешек дивана. Передо мной стоял большой шкаф с чайными сервизами за стеклом. Рядом на стене висела плазменная панель. По сторонам – картины в рамках. На одной был изображен морской берег, а другая представляла собой умиротворяющую пастораль. Этот общий зал, а также дом в целом, производил ощущение простоты и элегантности – казалось, что рассматриваешь иллюстрации в книге по дизайну. В то же время в окружающей обстановке не было никакой индивидуальности и никаких следов связи с прошлым.

– Как ты живешь после такой дозы?! – вскричала Юлия и стала трясти меня за плечо, – Тебе не надо в госпиталь?! Не надо к доктору? Эй, русек, молви что-то!

– Споко, Юлия. Я справлю.

Наталья встала передо мной, уперев руки в бока, и заглянула в глаза. Я старался смотреть мимо нее. Как же я оказался в такой неудобной ситуации?!

– Совсем ничего не помнишь, так? – спросила девушка.

Она приложилась к бутылке с пивом, упала рядом на диван и провозгласила:

– Тогда поиграем в игру!

– Какую игру?

– Мы ведь тоже ничего не ведаем о тебе. Только, что ты в Москве жил, так?

– Но это супер! Я бы тоже хотела в Москве пожить! – вступила Юлия.

– Эй, на нас чекает Прага, памятаешь?

– Так, так! Только без смердячего Дамиана.

– Как хочешь, – вздохнула Наталья, – Но мы ушли в сторону. Итак, русек, мы поиграем в игру «Две правды и клямство⁸»! Юлия, ты тоже. Карабкайся ближе!

Дочь кузнеца села по другую сторону от меня. Она смела со стола бутылку и сделала несколько больших глотков. Слишком больших. Григорий ведь говорил, что она только школьница.

– Сколько тебе лет? – спросил я.

Юлия прищурилась в ответ.

– Неее мооо-жжж-на о том пыыы-тать, – протянула со скукой в голосе. Затем быстро, – А тебе сколько?

– Давайте играть! – перебила Наталья и плаксиво заколотила кулачками по обивке дивана.

– Я никогда не слышал о такой игре. Не знаю, как играть, – сказал я.

– И я! И я никогда не слыхала! – закивала Юлия.

– Разве непонятно из названия? Молвишь три факта о себе. Две правды. Одно клямство. Андрей, так? Давай ты зачнешь.

– Ладно. Но что рассказывать первым? Клямство или правду?

Наталья с силой хлопнула себя по лбу. Кончики волос взметнулись под силой шумного вздоха разочарования.

– А, я поняла! – вскричала Юлия, – Мы сами должны отгадать. Давай, русек, молви о себе три факта. Но только честно молви!

– Хорошо. Я жил в Москве шесть лет.

– Это мы ведаем. Что-то другое поведай!

– Ну тогда… Мой папа был из Нагоры, а мама из России.

– Может быть, – с интересом сказала Наталья и загнула палец на ладони, – Это раз. Теперь другой факт. Або клямство.

– Несколько дней назад я попал под лавину в горах.

– Ооо-кей. Слабо верю. Но ладно. Три?

– Хммм. Я вегетарианец.

– Добра. Лавина – клямство. Юлия, как мыслишь?

Дочь кузнеца пристально глядела на меня, связав руки узлом на груди. Словно хотела прочитать ответ в моей позе.

– Последнее – клямство, – наконец, произнесла она. – Я с детства не ем мяса и скажу: для вегетарианца вид у тебя довольно кровожадный.

– Юлия, ты угадала.

– Что? То есть, о лавине – правда? – взвилась Наталья, – Но где довод? Не верю!

– Споко, Ната, споко. Я верю. Моя очередь, так?

Юлия сомкнула пальцы обеих ладоней в замок и высоко подняла руки над головой. Ей не терпелось начать.

– Факт номер один! Мой отец – необразованный рольник.

– Разве такое считается? – спросил я, – Это просто твое мнение.

– Считается, считается! – пропыхтела Юлия, – Ты был вчера у меня дома, видел как он со мной! Не розумею, чему ты захотел ему помогать.

– Захотел помогать?

– Ну да, ведь ты для того… – начала было Юлия, но прервалась на полуслове.