Читать книгу: «Две недели до Радоницы», страница 5

Глава третья. Письма к Агате

– Я расскажу тебе, как было. Когда мне позвонили из поминальной службы и известили, я сразу ему передала. Он в это время лошадей в стойло загонял. На Белке сидел, хорошо помню. Белка всегда его любимицей была. Он так занемел вдруг, а я не сразу поняла, что происходит. Пошла взять стакан с водой, а когда вернулась – он лежал на траве под конем. Потерял сознание – я никак не могла его разбудить. Матей помог отвезти его в госпиталь в Бойкове. Сказали, что кома. Он ведь с Веславой был ближе, чем с кем-либо еще. Не cмог выдержать ее смерти. Психосоматика, ведаешь?

Каролина рассказывала, сидя рядом с кроватью, на которой лежал дядя. Лицо Марцеля было спокойным, руки сложены воедино на груди. Ноздри его мерно расширялись и сужались, зрачки время от времени двигались – будто он всего лишь спал. Длинные золотые волосы были связаны аккуратным пучком у изголовья постели. На дяде была льняная белая рубаха, в которой я привык его видеть работающим в поле. Запястье правой руки покрывал браслет в форме переплетенных ветвей. К плечу был пластырем прикреплен катетер, от которого трубка тянулась до капельницы у кровати. Рядом с ней лежал, с растянутыми черными мехами, баян «Рубин 7».

– Почему он здесь? – спросил я. – Почему не остался в больнице?

– Он не может там. Здесь я могу с ним разговаривать. Я пою ему песни. В больнице нельзя. В больнице он был бы совсем один.

– Ты уверена, что это хорошая идея?

– Конечно. Ведь это ЕГО дом. Это все, – она показала вокруг руками, – Сам Марцель. Их нельзя оторвать.

Не так уж она была неправа, конечно. Дом в Купавах, где мы сейчас сидели, был старше того, где провела свои последние годы бабушка. Вся семья жила здесь до 90-х, а потом переехала. Только Марчин остался. Я был рожден уже после переезда в Подхалу, но каждый раз во время визита к дяде чувствовал, что в доме в Купавах есть нечто особенное. По контрасту с камнем и кирпичом новой постройки, эта была полностью деревянной. Дом построил в XIX веке мой прапрадедушка, когда народ не знал не то что кирпича – даже пилы. Бревна для стен рубили и тесали топором, потом клали друг на друга в пазы. Вместо фундамента зарывали в землю большие камни. Стены обмазывали глиной для утепления. Мой предок построил дом возле проселочной дороги, которая с течением времени превратилась в шумную трассу. Марцель терпеть не мог гула машин, и, когда стал себе хозяином, перетащил дом трактором подальше от дороги, на поляну за осиновой рощей.

Дядя всегда любил дерево. Подростком он научился резьбе и годам этак к двадцати умел вырезать практически все. Делал простую утварь для соседей и друзей, а для деревенских музыкантов – гусли, бандуры и балалайки. Церкви просили его вырезать кресты. К радости бабушки, Марцель украсил оконные наличники витиеватыми узорами. На фасаде изобразил лошадиные головы. Тогда в хозяйстве как раз появилась Роса. Однажды Марцель посадил меня на нее – сказочного зверя-великана в глазах ребенка. Помню страшно было, но вместе с тем дух захватывало. Дядя мне таким и запомнился: кони и дерево. А потом в его жизни появилась Каролина.

– А что ты делала в горах? – спросил я, – И кто был с Марцелем все это время?

– Матей. Я попросила его посидеть. Мне надо было уйти.

Она крепко сжала ладони в кулаки. Вдоль щек ее заструились слезы.

– Это я виновата! – вскричала она, – Я виновата в его состоянии. Я навлекла! Думала, уйду на время, и ему станет лучше.

Она вдруг встала с лавки и вышла из комнаты в середу. Каковы были шансы, что Марцель вскоре пробудится? Я совсем ничего не знал о коме, но слышал, что люди могут находиться в этом состоянии месяцы и даже годы. И проснутся ли они вообще, неясно… Нет, так думать нельзя! Я положил руку на плечо спящего дяди и сказал как можно увереннее:

– Не волнуйся. Я все исправлю.

Интересно, услышал он меня? И что я собирался исправить-то? Во внешнем облике дяди после моих слов ничего не изменилось. В ритм дыханию поднималась и опускалась грудь. Я прошел за занавеску вслед за Каролиной. Она стояла спиной ко мне и что-то скручивала в руках. На печи лежала мелко дробленая сухая трава. Тетя заворачивала небольшую горсть в импровизированную папиросу.

– Тебе сделать? – спросила меня.

– О нет, спасибо. У меня… плохая реакция на такое.

Мы вышли на крыльцо. Она подкурила самокрутку и сделала несколько шумных затяжек. Никто из родных не жаловал эту ее привычку. Кроме Марцеля, хотя сам он не курил. Если подумать, о Каролине между нами в семье – что у мамы, что у бабушки – речь заходила редко. И если о ней говорили, то вставляли слова «дивная» и «нелюдимая». Я сам знал о тете очень мало. Кажется, она происходила из Польши или из Чехословакии. Марцель встретил ее во время путешествия автостопом через всю Европу – ведь каждый молодой человек должен рано или поздно пуститься в такое путешествие – и позвал в Нагору. Они поженились. А потом она позвала его на три года жить в Индию.

Обратно они привезли привычки вегетарианства и еды руками (что немало шокировало мою бабушку), мантры «Харе Кришна» и созерцательный взгляд на жизнь. Ах да, и Каролина как-то смогла провезти индийский гашиш, к которому с тех пор пристрастилась. Волосы она привыкла заплетать в дреды, которые длинными спутанными локонами спадали ей до пояса. Когда она не работала в поле, то укутывалась в красивую кашмирскую шаль. В качестве штанов она всегда носила шаровары, такие широкие, что в нагорских деревнях была особая присказка для них: «Матнею улицу мете». Но Каролине было все равно, что о ней говорят.

Напротив крыльца, под навесом загона переминались с копыта на копыто кони. На нас смотрели три пытливые морды: молодые Белка и Лоза казались малютками по сравнению с огромной Росой.

– Так вот кто бабушкину лошадь забрал, – сказал я.

– Матей был на порохонах, привез ее в тот же день на прицепе. Волновались, что некому за ней следить будет.

– Я не видел его на похоронах. Он сейчас где?

– Говорил, что уедет этим утром. Я точно не поняла, куда. Что-то про наказ было и про Витольда. Он часто с дедушкой проводит время.

– Почекай. Наказ Веславы?

– Ты знаешь?

Я рассказал Каролине о беседе с нотариусом.

– Ах вот в чем дело, – задумчиво произнесла она. – Мы все должны быть в Подхале на Радоницу, через две недели.

– Уже меньше, – ответил я. Подсчитал в уме, – Одиннадцать дней. А лучше – в конце этой недели.

– И я. И Матей. И Марцель, – тихо перечислила она. И тут же вскричала в сердцах, – Ах, это моя вина, что все так! Моя вина!

– Почему – твоя?

– Это я его попросила меч тогда показать. Клинок сломался, вот Марцель и потерял из-за меня свою силу.

– Как-как??

– Да лучше я покажу.

С этими словами Каролина исчезла в доме. Вскоре она вынесла в руках увесистую книгу с широкой обложкой. Улыбнулась сквозь слезы, вытерла глаза и присела рядом со мной.

– Здесь много фотографий, – сказала она и передала мне книгу. – Найди ту, на которой он держит в руках меч.

Хрустнула обложка. Я перелистнул несколько страниц из твердого картона – черно-белые и цветные снимки рассказывали всю историю жизни в Купавах. На картинках я узнавал бабушку, молодых отца и дядю и даже Витольда – уж кого-кого, а деда на моей памяти заставить фотографироваться не мог никто. На одном из разворотов я нашел маму на редком совместном фото. Одетая в красивое голубое платье, чистенькое, выбеленное, она стояла рядом с отцом, на котором была старая засаленная куртка и ворсяные штаны. А внизу между ними я – курносый балбес шести лет, пытался дотянуться руками до обоих, будто хотел стать таким же взрослым как они. Родители смотрели в объектив с улыбкой и держались за руки. Я вспомнил, что снимок делал Марцель на старенькую «Лейку». Мы тогда вместе приехали в Купавы во время «нагорских каникул». Для мамы это приезд оказался последним. И с тех пор она больше никогда не держала отца за руку.

– Твоя мама? – спросила Каролина, – Очень красивая. И снимок хороший: видно, что родители тебя любят.

– Давай смотреть дальше.

Я перевернул несколько страниц. На одной полосе тетя задержала мою руку и кивнула в сторону фото с изображением троицы парней. В центре выделялся Марцель: он стоял, широко расставив ноги, и обеими руками сжимал рукоять меча, наполовину вошедшего клинком в землю. Под фото кто-то написал: «Храбрые рыцари Нагоры».

– Этот меч – фамильная реликвия. Он всегда висел у нас в гостиной, – сказала Каролина, – Теперь я понимаю, что это было его мурти.

– Мурти? Что это за мурти?

– Как же объяснить? – Тетя задумалась, – Смотри, у каждого из нас есть покровитель – мистическая сила, божество, называй как хочешь. В индуизме такое воплощение называется мурти. Через мурти человек черпает для себя жизненную энергию и укрепляется в вере.

– То есть, Марцель черпал… эммм… энергию в мече?

– Просто говоря, да, – кивнула она, – Посмотри, с какой уверенностью он держится за рукоять.

Я бы назвал позу дяди скорее ребяческой. Мое внимание на снимке привлекло кое-что другое. С обеих сторон над мечом склонились еще двое. Первым был отец – он неприкрыто хохотал надо всей забавой. А вот человека, стоявшего напротив от него, я не знал. Выделялись ботинки – в глаза бросилась стильная и дорогая обувь.

– Это кто? – спросил Каролину, указав на незнакомца.

– А? – она сомкнула брови, вспоминая. – Кажется, его имя Лукас. Друг твоего отца по университету. Были часы – они вдвоем часто к нам приезжали.

Во внешности человека было что-то неуловимо знакомое. Будто я недавно видел его раньше. Вот только не мог вспомнить, где.

– Но как меч… То есть, мурти сломался? – спросил я.

– К нам приехали гости. Очень известный доктор из Польши, акупунктурой занимается. Марцель познакомился с ним еще в Индии. Оказалось, он любитель фехтования. Кичился, кичился. Ну я попросила его показать пару приемов. Он ударил по наковальне – и вот.

– Меч сломался после удара по наковальне?!

– Это был старый меч, – с вызовом сказала она. Добавило уверенно, – Ничего. Мы его восстановим.

– Как?

– Григорий нам поможет.

– Кто такой Григорий?

Вместо ответа она выхватила альбом у меня из рук и полистала страницы. Остановилась на серии фотографий, изображавших свадебную церемонию. Подвинула разворот ближе ко мне и рассказала:

– Мы с Марцелем поженились в Ильмень-роще. Ты ведь помнишь, правда? Очень красивое место. Боже, я так давно там не была уже! Год наверно.

Фотографии их свадьбы не имели ничего общего с изображениями огромных застолий, красиво одетых молодоженов или пышных церемоний бракосочетания. Напротив – скромно и мало людей. На центральном кадре страницы было запечатлено само венчание. Марцель и Каролина с цветочными венками на головах, взявшись за руки, обменивались клятвами верности под огромным раскидистым вязом.

– Это я хотела, чтобы мы в роще поженились, – сказала Каролина. – Приглядись к стволу большого вяза.

Дерево было очень необычным. Я хорошо помнил его даже без снимка. Ствол разветвлялся близко к основанию, и его мощные толстые ветви странным образом загибались внутрь, переплетаясь у самой вершины. Нигде больше в природе я не видел ничего подобного. Впрочем, я и и жил-то последние шесть лет в городе.

– Вот эти браслеты нам выковал кузнец, – продолжала Каролина, – Особо для свадьбы. Я хотела, чтобы они были в форме этих ветвей.

Она убрала край шали с левого запястья. Работа была действительно искусной: ярко блестело полированное серебро, а в узелке различались отдельные плетения.

– Кузнеца зовут Григорий, – закончила она. – И он перекует нам меч.

– А потом?

– Ты еще не понял? Марцель пробудится!

Она вновь исчезла внутри дома. Я совсем не знал, как относиться к действиям Каролины. Слушать, что она говорит и идти к кузнецу? Переубедить ее не удалось бы. Я лично не верил, что Марцель пробудится от такого и на время решил подыгрывать тете. Посмотреть, к чему это приведет. Неужели она всегда такой была? Это лишь показывало, как мало я знал о своей семье. Вот даже никогда не видел фотографий этой свадьбы.

Я снова проглядел каталог, только в этот раз искал лица родственников. Их не было. Где отец? Бабушка с дедушкой? Не может быть, чтобы они не пришли на венчание Марцеля. На снимках все сплошь молодые. Вероятно, и родителей Каролины тоже не было. Я вспомнил, как однажды в Подхале один из гостей завел с Веславой речь о жене ее сына. Бабушка только сказала досадливо: «То не было веселе, а только заручины», подразумевая, что свадьба была ненастоящая. На тайные браки, когда родители оставались в неведении, в Нагоре смотрели косо. По традиции, молодожены просили за них прощение.

Каролина тем временем вернулась с увесистым холщовым мешком в руках.

– Пойдем же, – воззвала она с радостным волнением в голосе, – Пойдем к черному кузнецу.

***

В той части Купав, где жил Григорий, дома выглядели брошенными – старые деревянные избы по краям дороги, обнесенные ржавым металлическим забором. По пыльным оконным стеклам бежали беспомощные трещины. Где-то с крыш свисали пласты мха в форме странных сосулек. За решеткой во дворах – там, где раньше были огородики и сады – распускались сорняки.

Тетя ехала впереди меня на Лозе, а я следовал на Росе. Подстраивались под мой неспешный ход – Роса была не такой прыткой, как шесть лет назад. Конечно, я хотел взять молодую Белку, но только коснулся ее морды, как она глосно взревела и встала на дыбы. Правда – лошадь Марцеля признавала только его. Пришлось выходить старушке Росе. Каролина тем временем выманила Лозу морковкой. Седел не нашли – без Марцеля разобраться, что и где лежит было невозможно – и накинули на спины лошадям шерстяные одеяла.

– Кажется, и не живет никто, – сказал я.

– Григорий живет, – кивнула Каролина, – Все остальные уехали. Год назад. Слышал о программе переселения?

– Я приехал-то пару дней назад. Не успел новостей прочитать.

– Ах да. «Из вёски в столицу» – так называлась, кажется. Очень выгодное предложение было, раз столько людей согласилось.

– Бойков? Столица ведь больше для туристов строилась – разве там можно нормально жить?

– В Нагоре многое изменилось за последние годы. В Бойкове строятся жилые комплексы. Появилось много работ. Многие дальше в Европу переезжают. Молодежь из Купав мечтает туда перебраться по этой программе, как я слышала. Тпруууу! Приехали.

Каролина остановила Лозу возле густой рощи ольшаника и спешилась.

– Дальше на ногах, – наказала она.

Мы повели лошадей по извилистой тропке, уводившей вглубь рощи. На широкой прогалине, освещенной бледным светом неба, стоял большой загон, за которым паслись кони. Каролина привязала Лозу и Росу возле выпаса и повела меня дальше.

– У Григория большое хозяйство, – объяснила она, – Самодостаточное, как говорится. То ведомо – он пару лет в Великом совете господарством заведовал.

Пока шли через поляну, я заметил огород, картофельное поле и отдельный участок, где росла полба. С расчищенного от деревьев пригорка в небо смотрел ряд солнечных батарей. За холмом располагался большой двухэтажный дом хозяина. Черепичную крышу венчал каменный дымоход, а темные стены были сложены из дубовых досок. Я решил, что у Григория большая семья.

– Дюже хозяйство… Но живет здесь один с дочерью, – сказала задумчиво Каролина, будто прочитав мои мысли.

По тропинке, выложенной камнем, мы обошли дом вокруг. Григорий колол дрова у большой крытой шопы. Земли вокруг него было не видно под грудьями расколотых поленьев. За спиной возвышалась еще целая гора бревен. Завидев нас, кузнец всадил колун в полено и отряхнул грубые, словно вытесанные из камня, ладони.

– Витам, пани Каролина! – приветствовал раскатистым басом.

Лицо Григория производило устрашающее впечатление: за исключением глаз, все было скрыто чернотой. Приглядевшись, я понял, что это сажа. Черный кузнец, значит.

– Витай, витай. Но не нужно формальностей, – рассмеялась Каролина. И после неловкой заминки, – Мы пришли просить тебя об услуге.

– Вот как? Так по что на дворе розмавлять. Пойдем в дом выпьем чаю.

Он подошел ближе, и меня накрыла огромная тень. Вблизи этот человек-гора внушал еще больший трепет. Мощная статура, крепкие кулаки, редкая борода – именно так изображали на картинах былинных богатырей. Я представился.

– Племянник, значит, – пробасил кузнец. – Похвально, что родичей не забыл.

Он подобрал с земли несколько коротких поленьев и позвал нас в дом. Втроем вошли за порог. Хозяин затопил глиняную печь и подставил к лицевой стороне самовар. Сам тем временем принялся ополаскивать лицо в тазу.

– Ради нас целую печь, Григорий, – протянула Каролина.

– А как еще чай согреем? – спросил с улыбкой великан. Лицо его сверкало маленькими капельками, что вцепились в волосы и щетину – и уже не выглядело столь грозным.

Он подросил в устье еще пару дров. Проговорил:

– Топить и так надо. Холодно сегодня. Надеялись на теплую весну, а Брат Сонце нас не услыхал.

Хозяин выставил на большой дубовый стол домашнее масло, творог и хлеб. Когда самовар закипел, он заварил в чайничке травяной чай. Сели чаевничать.

– Как Юлия? – спросила Каролина. – Уговорил ее вернуться в школу?

Григорий нахмурился и шумно вздохнул.

– Не хочет со мной разговаривать. Словно я ей больше и не отец.

– Все думает о переезде, так?

– Не знаю, что у нее на уме. Сегодня не ночевала дома.

– Правда? И ты не волнуешься, где она?

– Да уж ведомо где. В Бойков ездят по клубам. Ну я ей дам, как вернется.

По виду, кузнец хотел сказать что-то еще, но, повременив, только махнул рукой. Дескать, и говорить нечего. Вместо этого спросил Каролину:

– А Марцель что? Не пришел с вами? Хотел его про ульи запытать. Пчелы у меня дохнут, вешь.

Ответом ему стал взгляд Каролины. Григорий нахмурился и сложил руки-бревна на столе.

– Что сталось?

Каролина рассказала о коме Марцеля и положила на стол осколки меча.

– Я прошу тебя вернуть цельность этому клинку, – попросила она смиренным тоном.

– Почекай, почекай, – упредил ее кузнец, – А это здесь причем?

– Видишь ли, этот меч был его мурти. Предметом силы, если хочешь.

– Куурче. В жизни не слышал ничего глупее.

В создавшейся тишине слышалось как от зимнего сна пробудилась первая муха. Кузнец, видимо, понял, что слова его были слишком резки, и, спохватившись, продолжил:

– Наперво скажу, что не занимаюсь больше ковкой.

– Я заплачу тебе, – быстро сказала тетя, – Заплачу, сколько хочешь.

– Каролка, Каролка, столько лет меня знаешь! И думаешь, что от жадности говорю. Да и деньги мне по что?

– Ну тогда скажи, чего хочешь. Ты знаешь, как важен был для него этот меч.

– Разве?

Григорий взял часть лезвия с гардой на конце. Покрутил его и без видимых усилий отсоединил рукоять. Пригляделся к лезвию и забормотал чуть слышно:

– Вот и никель уже отходит.

– А?

– Покрытие, – объяснил Григорий и подвинул кусок металла ближе к нам, – Правдивые мечи так не блестят. Тут в основе дешевая сталь, а сверху никель. Ударь им пару раз – и крошка летит.

Я вгляделся в клинок. Действительно, края лезвия все были в глубоких сколах.

– А что тебе Марцель говорил? Что это клинок его далекого предка? Фамильная реликвия? – с усмешкой спросил Григорий.

– Да… Но разве нет?

Ответом был снисходительный смех.

– Марцель всегда был этим… как на твоем языке? Блазень⁵, вот. Даже имя себе поменял. Марцель звучит поэтичнее, конечно. Ты ведь сама об этом только на свадьбе узнала, да?

– Это здесь не причем, – отрезала Каролина. – Если так, то скажи, откуда меч?

Кузнец почесал щетинистую скулу.

– Помнишь, у него «Лейка» была? Я тебе сейчас фото покажу. Если отыщется.

Когда Григорий отошел, Каролина наклонилась к мечу.

– Ты тоже думаешь, что он ненастоящий? – спросила меня.

Как мне ни жаль было тетю, но я вынужден был согласиться с Григорием – меч был всего лишь репликой.

– Но разве это важно? – задала она вопрос скорее к себе, – Если он давал ему силу…

Григорий вернулся и выглядел немного раздосадованным.

– Эх, не нашел. Зато… – он развернул на столе большой рисунок.

Это оказалась афиша к фильму. На нас смотрели дивно разодетые персонажи – в жупанах и мешковатых сапогах, с меховыми колпаками на голове. Художник изобразил такие густые усы и бороды, что разглядеть лица было почти невозможно. Своим видом и уверенной позой герои излучали силу и отвагу. Такой, по-моему, была задумка. На их фоне разворачивалась настоящая баталия, в которой участвовали менее прорисованные персонажи. «ВРЕМЯ САРМАТОВ 2» было подписано внизу на польском. Я узнал язык – выучил понемногу во время работы в хостеле. Ниже, более мелкими буквами: «Эпическая история семьи из шляхты Потоцких».

– Узнали Марцеля-то?

Григорий показал на одного из персонажей на заднем плане. Художник не вложил много деталей в его изображение, но длинные светлые волосы и сверкающий меч в руках действительно придавали ему сходства с дядей.

– Рисунок с него делали, это я сам видел, – не без гордости сказал кузнец.

– Я не понимаю, – в растерянности сказала Каролина. – Какое отношение это имеет к Марцелю?

– Он и про фильм не рассказывал? Ну дела, – вздохнул Григорий, – Это до того, как он тебя встретил, было. Только начал в доме обживаться. В Нагору приехала киногруппа. Снимали вот этот фильм, про Потоцких. В Купавах решили поставить батальную сцену. И массовка нужна была, конечно. Мы с Марцелем кино любили. Как сейчас помню, целой толпой гоняли по полю коней. В доспехах, с мечами – как положено. Загнали животину до седьмого пота, жалко лошадей было. Потом-то я вернул реквизиты, а Марцель нет. Сказал, что сгубил.

– Вот, значит, как. Реквизит к фильму, – тихо сказала Каролина. Но тут же уверенно выдала, – Не важно! Ему нужен этот меч!

– Но зачем? – непонимающе спросил кузнец, – Посмотри сама. Посмотри на гарду, на лезвие. Андрей уже все понял, вижу. Это дешевая подделка.

– Этот меч – его мурти! Без него он погибнет! – вскричала она и быстро взметнулась с лавки. На стол полетела россыпь слез.

– Ты ведь сам знаешь, что такое потеря близкого! – продолжала тетя гневным голосом, – Почему не хочешь помочь?

Эти слова задели Григория. Лицо его посуровело, а голос сделался строже:

– Потому, Каролина, что ты должна обратиться к врачам! Брось говорить эти глупости! Марцелю поможет медицина, а не бабьи наветы.

Тут громко хлопнула входная дверь и через середу мимо нас – вжиииик – пронеслась чья-то фигура. Так быстро, что я не успел разглядеть вошедшего. Григорий, впрочем, сразу обернулся ему вслед и зычно крикнул:

– Юлия!

Громкий звук шагов прервался. Недовольный голос:

– Чего тебе?

– Подойди, – приказал Григорий, – Поздоровайся с гостями. К нам пришли тетя Каролина и ее племянник Андрей.

– Могу отсюда здороваться. Привет всем!

– Юлия, подойди, я сказал! – сильнее прикрикнул Григорий.

Последовало невнятное бормотание, и в середу вошла девушка. Она выглядела совсем юной, скорее подросток. В глаза бросался противоречивый облик: хотя она была одета в строгую школьную форму, внутренний бунт выдавали кожаные браслеты с шипами на обоих руках, и амулет, изображавший череп, – не говоря о полукольце в носу. Вызывающий образ дополняли косички, что глядели с плеч разными цветами: белым и черным. Граница цвета проходила точно посередине головы Юлии. Впрочем, для меня ее облик не был необычным: кто часто ездит в московском метро, быстро привыкает к любому проявлению индивидуальности. Меня удивляло, что так выглядела дочь нашего хозяина.

– Была сегодня в школе? – спросил он.

– Ааааа-га.

– Тогда расскажи, что там было.

– Эй, дай спокой! Думаешь, пришли гости, можешь на меня кричать, – дала отпор раздраженно.

– Григорий, нам пора, – сказала как можно любезнее Каролина и встала из-за стола.

– Сиди-сиди, Каролка, – пропыхтел кузнец.

Он схватил дочь за руку и резко потянул к себе.

– Не хочешь говорить со мной, так поговори с ними, – холодным голосом сказал Григорий, – Расскажи, как ты пропускаешь школу.

– А по что мне учиться? Я все время помогаю тебе! Огород, лошади, козы – все время!

– Мы говорили об этом, – рассудительным тоном возразил кузнец, – Это – наше, и мы должны о нем заботиться.

– Но нас двое, тата! Только двое! А работы – в хуй!

Кузнец побагровел.

– Не смей такие слова говорить.

Сцена была более чем нелицеприятной. Я поддерживал желание Каролины уйти, но в то же время мне было жаль Юлию. Кузнец слишком много позволял себе, хоть она и была его дочерью. Девушка тем временем еще сильнее распалилась.

– Я не собираюсь себя загонять, – голос ее звучал натянутой струной, – Наш дом – не Великий совет и ты мне не хозяин. Не можешь давать наказы!

– Да что ты… Я просто волнуюсь о тебе, – смягчившись, сказал он.

– Волнуешься?! Волнуйся о себе! Ты не видишь дальше носа, тата. Мир изменился, а ты остался в прошлом. Все это «наше», как ты говоришь, скоро умрет!

– Что ты!

– И ты виноват, что мы вдвоем остались. Мама сгинула из-за тебя!

Эти слова застали Григория врасплох. Лицо его скорчилось от гнева, и он вдруг навис над девушкой огромной скалой. Огромная рука поднялась в воздух. Не помню, как оказался перед ним. Я взнес локоть и принял удар на себя – с таким же успехом мог загородиться от падающего дерева. Юлия воспользовалась моментом и скользнула в сторону двери. Григорий успел схватить ее сумку, но девушка быстро избавилась от ноши и выскочила на порог.

– Как она смела? Как смела? – повторял он, шумно глотая ртом воздух.

– Как смел ты поднять на нее руку?! – вступила Каролина. – Андрей, ты в порядке?

Неудавшаяся оплеуха бросила меня на пол. Я представил, что было бы с девушкой после такого удара. Григорий не обращал на нас внимания и будто вовсе не хотел говорить о том, что произошло. Вместо этого он запустил руки в сумку и перебрал содержимое.

– Ах, вот оно что.

Его пальцы вынырнули с маленьким белым флаконом без этикеток. Он снял крышку и высыпал на стол горсть мелких желтых таблеток.

– Наркотики! – выплюнул Григорий, – Так вот почему она такие бздуры плела!

– Ты уверен? – с сомнением спросила Каролина, – Возможно, это ее лекарство.

– От чего? Не больна она!

– Это могут быть антидепрессанты, – вздохнула тетя, – Неважно. Нельзя с ней так обращаться. Что бы она ни сказала. Я помню, что Юлия была другой.

– Хочешь сказать, это моя вина?

– Вас всего двое, тут она права. Тебе и так не хватает рук. Если она направду убежит, что станется с хозяйством? Кто поможет тебе?

– Придет, никуда не денется! Всегда возвращалась. – хмуро пробасил кузнец.

Григорий извинился, что ему пора заняться делами, и мы с Каролиной вернулись к лошадям. Наш визит оказался впустую, и разочарование в ситуации витало в воздухе – большую часть пути мы ехали в гнетущем молчании. Только недалеко от дома тетя задумчиво проговорила:

– Может, Григорий был прав. Все это ерунда, и никакой силы нет в мече. Но тогда ни в чем ее нет.

– Откуда ему знать?

– А ты веришь? Веришь, что в предметах есть сила?

– Ну, скажем так…

– Наверно, ты по-другому веришь. Иначе зачем тебе выполнять этот наказ Веславы? Ведь никто не помогает тебе. Ты сам решил это делать. Но почему?

– Даже не знаю. Просто так было правильно. Наша семья никогда не собиралась вместе. Бабушка, наверно, это чувствовала.

– Думаешь, это бы ее порадовало? Что вся семья ради нее собралась?

– Конечно.

– Здорово, что ты веришь. Но тяжело верить, когда ты один. Вот я хотела тебе помочь, но не вышло.

– Надо просто найти другой способ.

Я говорил слова утешения, но совершенно не знал, как нам быть дальше. Действительно, во что я верил? Я с таким рвением взялся за исполнение наказа, что не подумал, как именно я это сделаю. Сначала попал под лавину, и меня спас Лалу. Теперь следовал за Каролиной, потому что у меня не было идей. А впереди были поиски отца, по слабой и невнятной наводке. «Ты привык давать обещания, которые не можешь выполнить». Дарья говорила это в другом контексте, но я на мгновение задумался – не позвать ли его? Нет, я не должен. Врач говорил, что слишком опасно. А кроме того, нет никакого способа. Так ведь? Я должен забыть о нем. И о Москве тоже.

У калитки мы спешились и за поводья повели лошадей к загону. Небо к этому времени потемнело: ветер нагнал больших туч пепельного цвета. Издалека доносился, приглушенно, клокочущий рокот – предвестник грозы. Ветер окатывал землю волнами холодного воздуха и трепал полы курток.

– А у тебя тоже есть мурти? – спросил я Каролину.

– Марцель – мой мурти.

– Как? Я не понимаю.

– Это сложно объяснить. У меня раньше был покровитель… В детстве. Но он отвернулся от меня. Ах, Андрей, сейчас это все неважно. Я никчемная.

Она снова обвиняла себя. Что все-таки скрывалось за фасадом беззаботной хиппи? Со стороны крыльца кто-то вдруг громко запел:

– Харе Кришна, Харе Кришна, Харе Харе, Рама Рама!

– А, листонош пришел, – сказала Каролина.

Мантры пел входной звонок. Худой подтянутый мужчина с ранцем на плечах приветливо улыбнулся Каролине.

– Витай-витай. Тебе сегодня посылка. Из Польши.

– Как, из Польши?

– Несподянка⁶, да? Молвила, у тебя там нет никого. А вот подивись… – Он протянул ей запечатанную картонную коробку, – «От кого» – Агата Берут. Старая знакомая, ведомо.

– О матко, – выдохнула Каролина.

Вид посылки ошеломил ее. Она стояла не двигаясь с места и все смотрела на коробку, пока листонош не тронул ее за плечо.

– Андрей, загони лошадей, – вдруг скомандовала тетя. Выхватила посылку и кивнула, – Дякую.

Мужик поскреб затылок. Спросил вслед утекающей за дверь Каролине:

– Марцель как? Есть знахарка по дороге. Она может…

Дверь с шумом захлопнулось, и остаток фразы разбился о дерево.

– Не женщина – бестия. Как он давал ладу? – слышалось бормотание, пока он спускался к калитке.

Я тем временем подвел лошадей к загону. Под навесом было пусто. Деревянная дверь – распахнута настежь. Белка, любимица дяди, убежала. Но как? Я постарался вспомнить, закрыл ли засов, когда выводил Росу. Виноватая память не давала точного ответа. Черт, наверняка нет. Я припал к земле и различил следы копыт. Они уходили за дом – туда, где тропа вела через лес к Ильмень-роще.

По заплывшему черными тучами небу пробежала трещина, и на землю обрушилась долгая раскатистая дробь. Если пойдет дождь, отпечатки смоет, и Белку будет не найти. Надо действовать быстро. Я поменял кобылу – Лоза немного заупрямилась, когда я взялся за гриву, но кусок сахара все же завоевал ее расположение – и поскакал вслед за беглянкой. Двигаться приходилось медленно: я все время спешивался, чтобы проверить след. Белка следовала протоптанной канве. Я вспомнил, что Марцель часто водил ее этой дорогой на поляну. Ильмень-роща действительно была особым местом. Наверно, про такие говорят – «точка силы». Я до сих пор мог отчетливо воссоздать в памяти первое впечатление от ее вида.