Читать книгу: «Стены», страница 4

Рассказывает Летиция Торрес

Кто бы там что ни говорил о всяких субъективных оценках, о всяких разностях характеров и прочей чепухе, я все равно буду считать, что Алису Андерсен невозможно не любить. Хаха! Ладно, я вру! Можно начать свой рассказ со лжи? Нет? Ну ладно. Любить Алису Андерсен – это настоящий кошмар, это значит постоянно подвергать себя опасности. Вы опять повелись на мою ложь? Отлично! Ладно, если серьезно, то Алиса – просто один из самых дорогих для меня человечков во всем мире, и любить ее очень просто. Это не экстрим, и не обязанность. Лично для меня встреча с Алисой – это тот поворот на жизненном пути, ну или перекресток, неважно, без которого я вообще не представляю свою нынешнюю жизнь. Если бы Алиса не появилась в моей жизни, даже не знаю… вот, я смотрю на свои последние десять лет, и понимаю, что так или иначе, она всегда была рядом, даже если была от меня далеко. Связь с ней всегда ощущалась и была для меня очень важна, думаю, что и для нее тоже. Я полюбила ее буквально сразу; наверное, через месяц после нашего знакомства, я уже удивлялась тому, что знаю ее столь короткий отрезок времени. Было ощущение, что мы знакомы с детства, что всю жизнь шли рука об руку, и знаем друг о друге все. Барьеров не было в общении, понимаете? А ведь очень редко – действительно редко – случается встретить такого человека. Когда рядом с ним понимаешь: ты можешь говорить ему практически все, вот как на душе лежит. И не надо ничего выдумывать, не надо сомневаться, не надо опасаться, – просто говори. Говоришь – и чувствуешь: о, нормально! Бывало такое у вас? Если нет, то искренне желаю вам испытать это.

Хотя первое впечатление от нее, вернее не от нее, а от ее половины комнаты в общежитии, у меня было сомнительным. Мы оказались соседками по комнате в общежитии университета Санлайта. Я сама хоть и из столицы, но получать образование поехала именно в Санлайт. Не подумайте, в моем тогдашнем решении не было глупых юношеских мыслей о мнимой свободе; такой шаг, в большей степени, был продиктован идеей о мнимой самостоятельности. Но не обо мне сейчас речь. Алиса же родом из маленького городка Роан, она у нас провинциальная девушка. В общем, захожу я в комнату, затаскиваю туда свои чемоданы, оглядываюсь. Понимаю, что соседка моя уже тут побывала, приехала, видимо, на день раньше меня – ее половина комнаты уже была обустроена и напоминала маленький музей древностей. Там повсюду висели небольшие картинки, с изображениями древних памятников архитектуры: Колизей, Парфенон, пирамиды Гизы. Повсюду какие-то безделушки, осколки каких-то черепков, на столике стояла амфора со сколотым верхом. Эти еще… статуэтки или тотемчики, прикольные такие, типа божки языческие. Вот, как сейчас их вижу, на шумерскую и аккадскую тематику – с большими головами… ладно, хватит об этом. Еще расплачусь от ностальгического умиления. А над кроватью ее любимая картина: «Закат в Вавилоне» Рафаэля Лакоста.

Ну, думаю, наверное, какая-то помешанная девочка, зануда, короче. Сто процентов, думаю, там что-то оторванное от мира – ни поговорить, ни посмеяться, ни развлечься! Ага, как бы ни так! Заходит через час эта красоточка, со смоляными волосами, с торчащими сиськами и стройными ножками, достает из сумки бутылку ликера и говорит: «Давай знакомиться, я Алиса!». Хаха! И понеслось.

Ну да, единственное, что я угадала – она была помешанной, но в меру, не до занудства. История древнего востока была ее страстью, она могла часами рассказывать об этом, особенно в то время, когда ей было тошно на душе. В такие моменты для нее не было лучшего лекарства, чем просто попросить ее рассказать что-нибудь на эту тему. И она уносилась, окуналась с головой в свой рассказ, не то, чтобы она там, в истерике билась с горящими от волнения глазами, нет. Она рассказывала спокойно и интересно, таких вот преподавателей истории нам не хватает. Как-то так стройно она умела преподносить свои лекции, что незаметно для самой себя, я вместе с ней уносилась в эти миры прошлого, а по окончанию ее рассказа хотелось с кончиков пальцев сдуть пыль древности. Очень много я открыла для себя нового и интересного из ее рассказов, что я только не выслушала: и про законы Хаммурапи, про расцвет Ассирии, про Эхнатона и Нефертити, про их первую в истории монорелигиозную реформу.

– Черт! Почему ты выбрала языки? Почему не пошла на истфак?! Ты же там всем рты позакрываешь! – говорила я после очередной экскурсии в лабиринты прошлого.

– Ну, ты же не выходишь замуж за папу, – с улыбкой ответила она.

Честное слово, хочу, чтобы мой будущий ребенок был в этом плане похож на Алису. Чтобы было у него такое увлечение, которое бы могло его настолько вдохновлять и успокаивать, прямо лечить душу, но при этом не вырывать из мира, не превращать в фанатика. Это дорогого стоит.

Господи, как же я скучаю по тем временам, по беззаботной и бесшабашной студенческой юности, по нашим разговорам до четырех утра в нашей комнатушке, в общежитии. Я говорю именно об Алисе, не о юности в целом, с вечеринками, с парнями и прочими прилагающимися факторами, я говорю именно о тех двух восемнадцатилетних девчушках, что делились среди ночи своими переживаниями, и думали, что их проблемы настолько глобальны и болезненны, думали, что они так превосходно разбираются в жизни! Вот этого мне действительно не хватает. Представьте, все пять курсов мы прожили с ней в одной и той же комнатке, за три дня до того, как нужно было ее покинуть, мы начали обливаться слезами. Вот просто, делаем что-то, собираемся потихоньку, а потом обнимемся и рыдаем. И говорим друг другу, что это не конец, что это – новое начало… а обе понимаем, что вот именно так, в жизни уже не будет. Будет по-другому, тоже хорошо, но не так. Кто там говорит, что женской дружбы не существует? Смешно.

Возможно, это ошибка, что об Алисе рассказываю именно я. Потому что, в любом случае, я не смогу быть до конца объективной по одной простой причине: я ее очень люблю. С одной стороны, хочется, чтобы из моего рассказа вы узнали настоящую Алису, с другой – я подсознательно буду ее выгораживать. Многие, кто с ней знаком, делают акцент на том, что Алиса – человек настроения, на ее депрессивных погружениях в саму себя, или же на ее экспрессивности, порой доходящей до безосновательной агрессии. Все, с ходу, пытаются поставить эти качества ей в вину. Мол, она не умеет управлять собой, полностью подчинена эмоциям и безапелляционно им поддается. Но это не так! Я вообще сомневаюсь, что она умеет по-настоящему злиться! Она отходит через три минуты после своих вспышек. Понимаете, это просто вспышки. Вот, есть люди, которые могут днями и неделями носить в себе обиды, огорчения и прочий негатив, чтобы потом побольнее уколоть уже сформировавшимся и охладевшим упреком. Алиса выдает все сразу, и это не означает, что она не умеет держать себя в руках. Она не хочет этого делать. Такое ощущение, что для нее – это игра, но никто не хочет ее поддержать в этой игре. Словно, не понимая, что людям претит такое поведение, она пытается довести эту модель до совершенства. Маты, крики, наигранные истерики, иногда битье посуды – она вкладывает в это свою актерскую составляющую, словно играет в сцене спектакля или фильма. Но вот звучит команда «стоп, снято», и она, довольная своей работой, выдыхает и успокаивается. Не понимая, что окружающие не играли вместе с ней, а принимали все за чистую монету. Вы можете сказать: «Конечно, какого черта? Почему я должен мотать свои нервы рядом с этой неадекватной психопаткой?» Я же могу сказать почему. Потому что Алиса умеет любить. Она обладает самым величайшим даром на земле, даром, который может сокрушать все на своем пути, стирать любые границы и устанавливать свои правила. Она умеет любить настолько преданно и нежно, что за минуту этой нежности можно простить все на свете. Пусть не обижаются на меня все мои родные и близкие, но я скажу со всей искренностью: Алиса – это человек с самым большим и горячим сердцем из всех! Из всех, кого я встречала в своей жизни. Любовь от нее может идти словно волнами, осязаемыми волнами, накрывающими с головой. Если это не самое важное в жизни, тогда что? Нет, это и есть то, ради чего стоит жить. Потому я и готова попадать ей под раздачу хоть сто раз на день, лишь бы не потерять это ощущение любви, что я чувствую от нее, понимаете? Как-то раз, уже после развода с мужем, она сказала мне:

– Эль, ты вообще, понимаешь, что ты для меня значишь? Ты осознаешь, что ты – единственный человек, который смог оценить меня?

Господи, как же больно мне было в тот момент, вы себе даже представить не можете. Слезы потекли ручьями из моих глаз, и я готова была раствориться в той любви, которую чувствовала от нее – разбитой и абсолютно поверженной; пережившей предательство и лишенной права воспитывать своего ребенка; брошенной во тьму самобичевания на страшный суд собственной совести. Но даже тогда, в самое тяжелое для себя время, она по-прежнему была способной на безграничную любовь к другим. Я боюсь, вы не сможете вполне осознать всю суть того, о чем я говорю. Вряд ли я ошибусь, утверждая, что девяносто процентов из вас не смогли бы оценить ее любовь, из-за неспособности любить так же. Ох, как вряд ли. В том, как любит Алиса, есть что-то… от Христа все-таки грубое сравнение, наверное. И все же… очень часто я не могла найти земного определения тому, что чувствовала от нее. Думаю, ее родители сказали бы то же самое.

Однажды… да не однажды, а часто, я ей это говорила, но в памяти всплывает один момент.

– Алиса, милая, – говорю я ей, – ты хоть понимаешь, каким великим чудом тебя отметила судьба? Ты понимаешь, что сам перст любви коснулся тебя при рождении?

А она поднимает свои глаза и так тоскливо смотрит на меня секунд пять, а потом говорит:

– Я очень тебя люблю.

Думаю, найдется кто-нибудь, кто, услышав эти слова, подумает: я именно тот, кто смог бы подарить ей такую же, взаимную любовь.

Нет! Почему? Ты веришь в то, что способен восполнить любовью – надуманной любовью, той, что ты идеализируешь в своей голове – восполнить своей, якобы, сильной и горячей любовью, недостаток своих других качеств, таких как деньги, ум, красота и прочее. Я ведь права? Знаю, что права. Но что отличало и отличает Алису – это пренебрежение этими качествами, элементарная способность не заострять на них внимания. Не гасить с помощью любви свои комплексы, и не разжигать их, а вообще не вмешивать их в чувства. Вот так.

Но, разумеется, Алиса не провозглашала себя мученицей, и мечтала, что однажды появится тот, кто поможет ей нести ее крест. Не надо думать, что она так и не выросла из девчонки, окрыленной вечной идеей большой и сильной любви. За всю жизнь, я ни разу не услышала от нее, что любовь – это чушь, выдумка, преувеличенное чувство, самообман, ложь, грязь и прочее. И она умела ждать. И ждала вплоть до четвертого курса, а потому я не вижу необходимости упоминать о двух или трех пареньках, которые в свое время вряд ли сумели ранить ее прекрасную душу.

А потом появился Райан. Парень из родовитой семьи, потомок то ли графов каких-то, то ли еще там кого-то. Аристократ, короче. Красивый, умный, богатый, воспитанный. И эти изысканные манеры… не помню, если честно, понравился он мне сразу или нет. Я вообще не люблю говорить о Райане. Он – это не мое дело, я могу лишь выслушать о нем от Алисы, но судить его… прямо душа претит. Но что-то ведь надо сказать? В те времена, когда они уже встречались, он казался мне нормальным чуваком. В моих глазах, именно под такой критерий подходил Райан, и в целом, и в своих отдельных качествах. Несмотря на свое происхождение и воспитание, он не воспринимался как сноб или высокомерный идеалист. У него была золотая середина, вроде бы эта интеллигенция сквозила во всем, но как-то ненавязчиво. Но вот та черта его характера, которая меня бесила тогда и продолжает бесить сейчас, начала становиться заметной уже позже, когда Алиса забеременела. А именно: Райан мог в одной ситуации проявить железную решительность и непреклонность, а уже в следующей подобной ситуации, мог начать сомневаться в себе, и пойти на поводу у своих родителей. То есть, впитанная с детства привычка уметь найти компромисс не срабатывала в те моменты, когда Райан чувствовал на себе ответственность за решение. Тогда его натура, притесняемая долгими годами аристократического воспитания, восставала в нем, и словно бунтующий подросток Райан поступал не так, как от него ожидали одни, но зато приятно удивлял других. Вроде бы и мыслить он продолжал рационально, но вот эти глупые попытки доказать свое «я» приносили весьма сомнительные плоды. Некоторые из этих плодов доедаются до сих пор, спустя годы.

Познакомились они на какой-то вечеринке в университете, посвященной выпускникам, на которую, по старой памяти, был приглашен и Райан. Кстати, сам он родом из Арстада. Дело в том, что ранее, в свою студенческую пору, обучаясь в родном городе на финансиста, Райану вдруг стукнуло в голову изменить профиль обучения и на третий курс он перевелся в университет Санлайта, да еще и на факультет психологии. Промаявшись, таким образом, целый год, он вновь вернулся в Арстад, и думаю, эта истерика была одним из тех самых, твердых шагов против чужих интересов, пусть даже в ущерб себе. Короче, в ходе той вечеринки, Райан и Алиса как-то неловко столкнулись, и он вылил ей на грудь бокал шампанского. Алиса вылила на него поток обвинений в умственной отсталости, в самой грязной форме. Было забавно видеть, как выслушивая про себя не самые приятные эпитеты, этот парень все больше расплывался в широкой улыбке умиления. Думаю, причиной тому была, возможно, первая подобная ситуация в его жизни, когда очаровательная девушка не заискивала перед его богатством и происхождением, а вместо этого обогатила его словарный запас выражениями, к которым его слух явно не привык. А через пять минут уже горячо извинялась в ответ на его извинения.

Вот так, в не самый ожидаемый момент в жизни Алисы появился человек, которому оказалось в кайф ей подражать, и это было видно невооруженным глазом. Характер Алисы, ее истеричность, ее необузданная эмоциональность вызывали у Райана восторг. Опять же, скорее всего, именно из-за того, что рос этот парень в абсолютно другом окружении и такая живость натуры, как у Алисы, покорила его. Это поразительно, но в первое время он лишь смеялся над ее характером – не со злостью, не с иронией, а с умилением. Он видел в ней отражение тех эмоций, о которых сам мечтал и в детстве, и в юности, но которым не мог дать волю. А тут вдруг, в его жизни появляется человек, с которым можно расслабиться, можно дать свободу своей вульгарщине и вообще, отстранившись от ложных моралей высшего света, просто быть собой. Через некоторое время, буквально через пару месяцев, он уже и сам во всю ей подыгрывал. Было невероятно забавно наблюдать за их мелкими ссорами и скандалами, во всяком случае, именно мне. Я ведь говорила, что для Алисы ее поведение было некой игрой, маленькими спектаклями, и вот в ее спектаклях появился новый актер. В общем, они были друг для друга как глоток свежего воздуха, и когда они были рядом, то были абсолютно расслаблены. Это очень важный момент, потому что за вот этим необычным комфортом, за радостью от того, что нашли друг друга в психологическом плане, я думаю… они не обращали внимания на глубину своих чувств. Райан так точно. Да и Алиса, скорее всего, просто убеждала себя, что встретила своего единственного и неповторимого. Верила в то, что свершилась мечта и ее будущее предопределено встречей с Райаном. Видя счастье в их отношениях, видя счастье непосредственно в подруге, я уже тогда подозревала, что все далеко не так безоблачно. Я видела, что любовь, о которой мечтала Алиса, из мечты превращается в веру, но не в реальность. Хоть убейте, так и было. Уставшая от ожидания, Алиса убедила себя, что Райан – это человек, который заслуживает ее чувств, человек, который оценит их сполна.

А Райан… он пребывал в эйфории. Уже тогда, он невероятно много работал в банке своего отца – в одном из старейших банков страны, к слову. Работал по двенадцать-четырнадцать часов в день, даже в выходные и, тем не менее, мог после работы, уже ночью, примчаться из Арстада в Санлайт, чтобы провести с Алисой хоть пару часов, и ей это, разумеется, льстило. Но… смею предположить, что рядом с Алисой он чувствовал страсть не столько к ней самой, сколько страсть к жизни. И впоследствии мое предположение нашло косвенные подтверждения.

Как бы там ни было, к окончанию пятого курса, Алиса была на шестом месяце беременности. И была счастлива. Вообще, для стороннего наблюдателя они были идеальной парой, обреченной на счастливое будущее. Не в восторге были только родители Райана, причем очень не в восторге. Разумеется, девушка, которая могла отвесить поклон настолько низкий, какой их высший свет не видел в своей истории, с трудом вписывалась в их общество. Райан и не скрывал от Алисы, что мать и отец пытаются настроить его против нее. Причем – хитрые люди – акцентировали не на поведении и манерах девушки, зная, что именно этим их сын и покорен, а на якобы чисто корыстных целях Алисы. Алиса же только посмеивалась над ними, она действительно, не воспринимала их всерьез. Словно они были… актерами второго плана, и их интересы вряд ли могли встать на уровень актеров главных ролей. И как мне кажется, именно такое отношение доводило родителей Райана до прямой неприязни по отношению к ней. Лично мне это льстит, потому что в этом маленьком противостоянии, у моей подруги получилось одержать верх. И не потому, что они с Райаном все же поженились, а потому, что она, сама того не подозревая, поражала его родителей их же оружием – чувством превосходства. Уверена – именно это катализировало их злость. И вот тут, Райан совершил тот поступок, что вызвал во мне неимоверный восторг. Несмотря на все упреки, уговоры и даже угрозы со стороны родственников, он, не говоря никому ни слова, на свои личные наследственные деньги, купил в Арстаде небольшой дом, тем самым полностью растоптав их мнение. Поженились они сразу, после того, как Алиса получила диплом, и отметили свадьбу в тесном кругу самых близких друзей. Вскоре, как и бывает, и родители Райана стали подтягиваться. Думаю, что решительность и бескомпромиссность их сына в отношении возлюбленной все же вызвали и в них совершенно естественное чувство уважения. А может страх быть отвергнутыми от судьбы внука? А может страх того, что их сын полностью попадет под влияние жены и окончательно перестанет прислушиваться к ним? Наверное, все вместе. И избрав тактику долгого и терпеливого ожидания, они стали превращаться в любящих и заботливых свекра и свекровь. При этом плохо маскируя свое истинное отношение и надежду на некий случай, который скомпрометирует Алису в глазах мужа. Даже уговаривали их переехать в их огромный особняк – мол, места там хватит всем, – но это предложение было отвергнуто самим Райаном, потребовавшим в дальнейшем не поднимать этот вопрос. Ну, а в сентябре одиннадцатого года родился Джеральд, и картина молодой и счастливой семьи окончательно сформировалась. Алисе тогда было двадцать три, Райану двадцать шесть – самое время. Вот только для чего?

Возможно, для того, чтобы показать друг другу свои истинные лица? Свое истинное отношение. Так и случилось. Рождение Джери, наконец, вырвало Райана и Алису из пучины восторженного комфорта и открыло весь спектр жизненных волнений, связанных с рождением ребенка. Тех волнений, преодолеть которые можно только сообща, взявшись за руки, преодолеть силой любви. У Райана и Алисы этого не получилось. Сначала постепенно, а потом все стремительнее и жестче, от их, казалось, незыблемого взаимопонимания не осталось и следа. А все потому, что пришлось перестать играть в любовь. В то время, я часто ездила к ним в гости, и видела, насколько напряженное состояние у Алисы. Она словно ожесточилась, понимаете? В прямом смысле слова. От той прежней наигранной злобливости не осталось и следа, вместо этого в Алисе ощущалась какая-то скрытая угроза. Грубо говоря, она напоминала комок нервов, и эта нервозность сопровождала ее во всем, за исключением сына, с которым она старалась быть максимально сдержанной. В то же время, я чувствовала странный дискомфорт рядом с ней, чувствовала, что ее может прорвать в любой момент, и прорвать не так, как я к этому привыкла, а по-другому. Натурально, с естественной злостью! Сказать по правде, я даже хотела этого: во-первых, чтобы Алиса остыла, выплеснув из себя негатив; во-вторых, чтобы узнать насколько все серьезно в их отношениях с мужем. Но она не срывалась, а о муже практически не говорила, а если я и пыталась подвести тему к этому, то она, наоборот, всячески отводила разговор в другое русло. Райана практически никогда не бывало дома – он пропадал на работе днями и ночами, и это был один из основополагающих факторов их раздоров. Сначала, все начиналось с такого популярного, древнего как мир, диалога:

– Я целый день с ребенком, а от тебя никакой помощи!

– Я работаю, чтобы вы ни в чем нуждались!

Ну, а потом неслось уже все остальное: и про невнимательность, и про чувство отчужденности, и про мамочек, и так далее… знакомо, правда? Вроде бы, все как у всех. Не совсем. Основная проблема в том, что на протяжении полутора лет, до рождения Джери, как оказалось, Алиса и Райан очень плохо знали друг друга. Поглощенные чувством иллюзорной гармонии, которое они дарили друг другу, они так и не подарили друг другу себя. Так и не открылись. Не то, чтобы они оказались разными людьми и прочий бред, нет. Повторюсь, они просто не знали друг друга! Это примерно, как дать двум знакомым, но не близким людям ребенка и сказать: «Воспитывайте!» Может, и грубое сравнение, но все же… суть примерно такова.

Я предупреждала, что не смогу быть вполне объективной, и подсознательно буду занимать сторону Алисы. Но как бы то ни было, мне кажется, что именно Райан оказался неготовым к отцовству. Он действительно отстранялся от семьи. Он уже не пытался подыгрывать Алисе, он не пытался сглаживать острые углы, не пытался пойти на компромисс. Вероятно, шокированный тем, до какого исступления может доходить его Алиса, когда она действительно на взводе, когда она с ним не играет, когда хочет от него реального участия, а не аккомпанемента, когда просит лишь немного помощи, вплоть до того чтобы укачать малыша в три часа ночи, Райан просто закрывался в скорлупу своего отдельного мира. Чуть свет, и он бежал на работу, возвращался затемно. Ну, черт возьми! Ну не правильно это. По крайней мере, в моих глазах.

Вскоре, он уже и домой возвращался не каждый день. Вместо этого он все чаще стал ночевать у родителей. Ну, а там, вы и сами понимаете, какие вливания в мозг ему совершали. Какие лекции он там выслушивал о том, что Алиса – это его ошибка на жизненном пути, пусть останется тайной их семьи.

А что Алиса? Несмотря ни на что, Алиса была самой счастливой матерью на планете. То, чего она хотела больше всего – любить просто так, – стало явью в лице ее сына. И это уже была победа. С того момента, как родился Джери, я знала точно: теперь Алиса в безопасности, она не пропадет. Не потому, что рядом с ней был Райан, а потому, что рядом с ней был Джери. Понимаете, о чем я? Конечно, понимаете. Она невероятно уставала, она была издерганная, исхудавшая. Да просто измученная. Но не от тягот материнства, нет. Все, что было связано с Джери было для нее в кайф. Да, как и любая мать, она невероятно уставала, она нервничала, она волновалась и не спала ночами, и как любая другая мать, она ни на что не променяла бы эти моменты. Измученной она была от того, что человек, которому она доверила себя, доверила свою судьбу, доверила принести в этот мир вместе с ней новую жизнь, неумолимо от нее отстранялся. Она чувствовала себя преданной. И кем? Именно этим человеком. И в то время как Райан все более гнулся под влиянием своих родителей, Алиса все более погружалась во мрак этих мыслей; мыслей о том, что она не нужна человеку, который должен был стать для нее нерушимой опорой.

Но человек этот не стал бороться за семейное счастье. Как некогда он проявил в отношении родителей непреклонность, так в следующий раз проявил симметричную безвольность. Едва Джери исполнился год, как Райан поддавшись влиянию родственников, подал на развод. Когда он говорил о своем решении Алисе, наверное, ожидал скандала, упреков и ругани, потому что выглядел он в тот момент, по ее словам, словно загнанный зверь. Но Алиса в ответ, лишь презрительно хмыкнула и ответила:

– Будь по-твоему. Твоя жизнь – ты и решай.

Но сказать, что ей было больно, это не сказать ничего. Ей было больно настолько, что если бы не Джери, я думаю, она могла бы покончить с собой. То предательство, которое она переживала, было для нее грязнее и отвратительнее десяти измен. Ощущение того, что ее чувствами наигрались, а затем вытерли об них ноги, было для нее невыносимым. Учитывая то, насколько по своей природе, Алиса верила в счастье семьи – для нее это было непомерное горе. Оскорбление души, оскорбление всего ее мировоззрения, оскорбление ее жизненной идеи. Крах всех надежд! Я думаю, я даже уверена, что она не могла даже представить себе такой конец просто потому, что не ожидала такого поступка по отношению к себе. Понимаете? Да, ей было тяжело, она раздражалась, она истерила, но, в конце концов, она была готова идти до конца. И она верила, несмотря ни на что, что и муж ее будет идти до конца, что они вместе пройдут этот сложный период, который должен был лишь укрепить их счастье, но не разрушить.

Но Райан довел дело до конца. Думаю, до того дня, как их брак был официально расторгнут, Алиса продолжала верить, что это либо розыгрыш, либо временное помешательство ее мужа, которое должно закончиться вот прямо сейчас, в следующий миг. То есть, до официального развода, в ней не замечалось кардинальных перемен, казалось, что она либо до конца не осознает сути происходящего, либо ей глубоко плевать. Даже когда я начинала говорить с ней на эту тему, то она реагировала с равнодушием такого типа, словно ее это вообще не касается. Ну, например:

– Алиса, как там Райан, не одумался?

– По поводу чего? – удивленно.

– По поводу развода.

– А… вроде бы, нет, – слегка задумчиво.

Будто речь о ее соседке. Разумеется, все изменилось, когда дело было сделано. Райан поступил невероятно благородно – это я иронизирую, – и оставил дом в полное распоряжение Алисы… ну и своего сына. А сам переехал к родителям, кто бы сомневался? Не знаю, не хочу наговаривать, но вряд ли ошибусь, предположив, что родители Райана горячо молились, чтобы Алиса допустила некий промах в воспитании Джери, чтобы прибрать к своим рукам и внука.

И вот тут раны в душе Алисы начали кровоточить. И знаете, как выражалась ее боль в то время? Даже для меня это было чем-то новым… она растерялась. Не было агрессии, не было истерик, не было поливания грязью, не было даже ненависти. Я вообще сомневаюсь, что Алиса способна ненавидеть. Нет, не способна. Была только растерянность. Господи, это было невыносимо видеть, она была похожа на котенка, которого оторвали от материнского соска. Мир для нее усложнился в десятки раз, все стороны мира, понимаете? Эта детская растерянность сопровождала ее во всем, например, когда она ходила по супермаркету и выбирала продукты, со стороны можно было подумать, что эта девушка понятия не имеет, что она здесь делает. Идя по улице, она могла в упор смотреть на знакомого человека и не замечать его, пока тот первым не поздоровается или не заговорит. Могла слушать вас, не перебивая минут десять, но попросили бы вы повторить последние ваши слова, она бы не смогла. И так во всем, кроме сына. Казалось, что осознав в полной мере то, что произошло, осознав, что она теперь в одиночку будет заниматься воспитанием ребенка, все ее внимание сконцентрировалось именно на нем, а все остальное стало пустым и неважным. Видя, в каком состоянии она пребывает, видя, что она просто вырвана из мира, и помещена в другой мир, где только она и ее сын, я взяла на работе месяц отпуска и переехала к ней, в Арстад. Не хочу показаться нескромной, но еще тогда, четыре года назад, я знала Алису гораздо лучше, чем Райан. И моей главной задачей было вернуть ей ощущение причастности к окружающему миру, не позволить ей продолжать погрязать в трясине одиночества и растерянного непонимания действительности. Как сейчас помню те времена – это был октябрь двенадцатого года, дожди лили без конца и без края, дополняя собой мрачную картину происходящего в том злополучном доме. Вообще, я люблю дождь, но тогда, даже меня подташнивало от вида за окном, от бесконечной пасмурности и слякоти. Первую неделю мне было страшно, даже жутко. Я никогда не видела Алису такой. Эта растерянность, про которую я все толкую, реально напугала меня, я была даже склонна подозревать, что Алиса немного не в себе. Что касалось сына, то придраться было не к чему, но что касалось себя… чего и говорить, настолько неухоженной и даже нездоровой я ее не видела никогда – ни до, ни после. Черт, я помню, невероятно боялась, что Райан попадется мне на глаза, потому что я бы не выдержала, не совладала бы с собой и просто плюнула бы ему в лицо. Он приезжал раз в две недели, в субботу, забирал Джери утром, и привозил вечером. Оба раза, когда я могла с ним столкнуться в эти дни, от греха подальше я сматывалась из дома – мне не хотелось устраивать эти спектакли, не хотелось лить масло в огонь. Но если бы все-таки мы встретились, думаю, и по сей день были бы заклятыми врагами. В эти субботы, Алисе было тяжелее всего. Не из-за того, что Джеральд проводил время с отцом, она не ревновала. А из-за того, что Джеральда просто нет рядом, понимаете? Смысл жизни пропадал на целый день, а при похожих обстоятельствах, даже один день без смысла, это очень много. Проблема была еще и в том, что глядя на Алису в первые две недели своего присутствия, я понятия не имела, как мне себя вести. Просто потому, что видела ее такой впервые в жизни. Я не знала, как лучше: пытаться ее взбодрить, как-то стимулировать, развеселить, в конце концов, или же, наоборот, дать ей время все самой осмыслить и самостоятельно вернуться к реальности. Я остановилась на втором варианте и по возможности старалась не навязываться чересчур усердно. Просто пыталась дать ей понять то, что лично мне казалось в тот момент самым важным: что она не одна, что ей есть на кого положиться. Я надеялась, что я не прогадаю с этой тактикой. Да, я никогда не видела Алису настолько растерянной, но душу ее все же знала довольно хорошо.