Читать книгу: «Магнифит»
© Артем Галустов, 2024
ISBN 978-5-0062-5521-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Часть 1. Красный город
Глава 1
На углу улицы, там, где она заострилась, словно стрелка у женского глаза, в дружном кругу сидели григорианцы. Они расположились на тротуаре. Рядом с ними лежали кошки. Григорианцы хлопали в такт и подпевали парню с гитарой в руках. Вокруг него собрались мужчины с барабанами и били под его ритм. Молодой человек неистово крутился и после каждого своего маленького куплета подыгрывал на своем инструменте. Он плясал с поднятыми руками. Его музыка звучала воинственно: барабан властно гулял по задворкам улиц, а гитара сладкими нотами ласково привлекала людей.
О, любовь моя, ради которой я отдам свою душу.
Я напишу тебе её на лепестках.
Пусть лучше они пронесутся по ветру и упадут на твою щеку,
Чем польются слезы из полюбивших мне глаз.
Их неожиданным гостем стала Диана. Такая же григорианка, как и они. Она смотрела на них сверху из маленького и ветхого окна своей кухни. Открыв его нараспашку, она бедром прильнула к подоконнику и обняла свои белые голые плечи.
Песня звучала инородно для здешних улиц. Музыка выглядела заплаткой среди чужой культуры. Эта улица, как и все другие, принадлежала аспирийцам. Теперь принадлежала. Ещё год назад ни у кого бы и мысль не возникла, чьё это место. А музыкант всё плясал. Мужчины властно ударяли по барабану, а парень разыгрывал свою гитару. Чуть согбенно он щеголял в ночи в своей выжженной от солнца футболке.
О на-на на-а на на-на, о-о на-а на-на на-нинья
О люби-и-мая моя
Ты не плачь, ты не бойся
Ведь теперь бессмертна моя душа.
Диана улыбалась их беспечности. Смотря на них, все недавние беды забывались. Музыка и культура давали независимость от невзгод. Песня врывалась в квартиру, в которую она не так давно переехала со своими детьми и мужем.
Недавно всю страну потрясли беспорядки и погромы. Государство, проспав несколько десятилетий в ложной идеологии, распадалось на прежние маленькие государства согласно своим этническим группам. Диана и её семья оказались не на той территории. Её муж был вынужден спрятать свою семью в чужую квартиру, дабы переждать народную бурю. Но как бы мы ни прятались от бед, они всё же нас находят. Ибо жизнь всегда хочет доказать человеку, что без боя он не достигнет мира. Вот так испытания и пришли в семью Розари.
Их дочка Эля заболела менингитом. И как бы муж Дианы, его звали Александр, ни пытался обойти народную глупость и внезапное неуважение друг к другу, ни один врач не стал долго держать у себя ребёнка григорианцев. В конечном счёте, их девочка потеряла слух.
Родители обомлели от этой новости. Страх о невыполненном долге перед ребёнком и последующая боль не давали им спокойно жить. Они с ужасом понимали, что слух дочке уже не вернуть. Была затронута их красота и нежность. Самое прекрасное в их доме. В последнее время они с широко раскрытыми глазами да с потупленными головами сидели за своим столом на кухне. И только их дети, Лев и Эля, которые являлись двойняшками, невзирая вообще ни на что: ни на ситуацию в стране, ни на боль родителей, отважно и храбро вселяли в дом радость.
Александр должен был уже с минуты на минуту привести Элю домой. Диана искоса смотрела, как в углу улицы играла музыка. Весь сентябрьский вечер лоснился от духоты, от влажного ветра с моря, от шафранных огней, от бархатного голоса певца. У всех уже далеко не первым слоем пота были засалены кожа и одежда. Запах шёл вперемежку с духами. Исполнитель поднял высоко руку. Музыка остановилась. Он пропел последний раз припев. И затем со взмахом руки и последним аккордом они успокоились. Все захлопали ему и, улыбаясь, кричали: «Браво!».
И вдруг стук в дверь…
Тук – тук. Прозвучал он грубо ногой снизу. Диана побежала к двери и открыла её. На пороге стоял Александр, а на руках он держал спящую Элю.
– Что такое? – с тревогой в голосе спросила Диана.
Она сразу заметила, что муж не смотрит ей в глаза.
– Она замоталась. Уснула, когда ехали обратно. Врач сказал, что её ещё где-то недели две следует держать в постельном режиме.
Он зашёл в квартиру, которая сразу же начиналась с большого пространства, разделённого на две условные части: слева кремовая кухня, а справа гостиная с бежевым диваном, телевизором и кофейным столиком. Далее шёл коридор, разделяясь на две комнаты. В левой спали дети, а в правой – Александр с женой.
Александр и Диана ещё были очень молоды. У Александра темно-русые кудрявые волосы. Щетина выступала на исхудалых щеках. Он высок и дюж телом. На свою жену он всегда смотрел тоскливо-улыбающимися черными глазами, но на всех других они глядели строго и серьезно. Диана была в чёрном платье-карандаш, длинные и прямые волосы лежали на белых и сальных плечах, маленький носик и щеки испещрены родинками, умиляющие мужа. Она смотрела на него чистыми лазурными глазами.
Диана пыталась поймать его взгляд.
– А потом?
– Все. Это был наш последний визит к врачу. Пусть ещё недельку поспит у нас в спальне. – они стояли, Диана гладила свою дочку по голове и поцеловала её в лоб. – Ты не волнуйся, Дин, если на второй или третий день увижу, что она не поправляется, я этого доктора сам сюда за шкирку притащу. – слегка успокоившись. – В любом случае она сейчас очень слабая. Одна поездка её уже вымотала. Хотя сидела у меня спокойно, ничего не делала. Там я её тоже без очереди провёл. Не знаю даже.
Диана как-то непонятно на него посмотрела. Александр улыбнулся ей и поцеловал её. Она аккуратно обняла мужа, пытаясь не задеть дочь.
– Пошли, положишь её, а я переодену. Только сразу не уходи, я её одна не подниму.
Они пошли к себе в спальню. Не включая свет, положили Элю на кровать и стали её переодевать.
– Лев уже спит?
– Да, давно уже лёг. Мы поужинали, не стали вас ждать.
– Хорошо.
– Тебе еду разогреть.
– Нет. Кофе потом мне сваришь?
– Да, конечно. Тоже с тобой попью. – они уже почти переодели Элю, Александр одевал её в пижаму, а Диана складывала уличную одежду. – Ты опять будешь на диване спать?
– Да. Не хочу ей мешать.
Диана обхватила свои плечи.
– Я даже не знаю. Надо бы тоже её оставить…
– Да спи здесь, если тебе со мной неудобно.
– Просто если спать с тобой, то это на тебе всю ночь надо лежать, а у меня потом и грудь, и спина болят.
Александр устало и равнодушно пожал плечами.
– Смотри сама, я тебе не запрещаю.
Диана заметно обиделась на безразличие мужа.
– Ну не надо так, слышишь. Чего ты так со мной серьёзно? Если хочешь, чтобы с тобой была, так и скажи.
– Но тебе же неудобно будет.
– Ну тебе же тоже.
Александр ухмыльнулся ей своей задорной улыбкой. Даже когда казалось, что все плохо, Александр никогда не вешал нос.
– Я всё равно не сплю ночами, так что будешь спать спокойно.
Они пошли на кухню, закрыв за собой дверь. Створка света сузилась по кровати и защемилась, оставив лёгкое свечение вокруг двери.
– Естественно, если ты на ночь глядя решил кофе попить.
– Меня, наоборот, от него через полчаса уже разморит.
Александр сел за стол, а Диана достала турку. Закинула в неё кофе. Ложку сахара. Добавила воды. И поставила на плиту.
– Лучше бы чай попил.
– В такую жару?
– Какая разница?
– Я где-то прочитал, или мне кто-то об этом сказал, что кофе лучше всего утоляет жажду. Не помню, где я это узнал.
– Как по мне, это всё ерунда. Никто не станет пить кофе в этой маленькой чашечке в жаркую погоду. Лучше выпить что-то холодного. Да просто воды со льдом. Жидкости хотя бы больше. А тут надо делать маленькие глоточки из маленькой чашечки.
– Ну вот видишь. Может, поэтому мы и пьём его сейчас на ночь, а не днём.
Диана разговаривала с мужем, краем глаза посматривая на кофейную пенку. Кофе в турке уже хотело подняться, но Диана вовремя сняла с газа и налила в две маленькие чашечки.
– Тебе с пенкой или без? – сказала Диана, заискивающе посмотрев на мужа.
– Ну бери себе с пеной, мне без разницы.
Диана села рядом с мужем, повесила свои ноги на его и взяла за руку. В тишине они пили кофе. И своим бархатным голосом она напевала мотив: «О на-на на-а на-нинья».
Александр пристально смотрел, как жена, подперев подбородок рукой, пристально изучала свою чашку и напевала мелодию.
– Ты ведь не сердишься на меня? – резко вдруг спросил Александр.
Диана подняла на него глаза.
– За что?
– За Элю?
Диана приняла безучастное положение.
– Ты сделал всё, что смог.
– Это меня и раздражает. Что это всё, что можно было сделать. Она этого не заслужила. Кто угодно, но только не наши дети.
Диана взяла руку мужа и поближе придвинулась. Александру нравилось вот так сидеть со своей женой. Он готов был просидеть так все вечера своей жизни. В тишине. В интимной близости. Не смотря друг другу в глаза.
– Александр, перестань. Тебе не нужно мне ничего доказывать, я всё понимаю.
– Диан, обещаю, я смогу вас защитить. Скоро это всё закончится, надо лишь переждать.
– Ты не можешь этого знать наверняка. Со страной происходит непонятное. Никто не знает, где и кто в итоге окажется.
– Да ничего не будет. Всё это ерунда. И скоро их всех успокоят, если сами не успокоятся. Я знаю, что обещал нас здесь продержать только до осени, но придётся ещё немного подождать.
– Я всё понимаю. Что ты мне хочешь доказать?
– Да… ничего. Я боюсь, что ты мне не веришь. Я очень люблю тебя. Ко всему остальному я стал как-то холоден.
– Почему?
– Наверное, на то есть причины. – он задиристо улыбнулся. – Мне кажется, я до сих пор пытаюсь тебя добиться.
Диана прильнула к его шее. Поцеловала. И так и осталась лежать на плече.
– Говорила, чай надо пить. Взбодрился на ночь глядя.
– Я уже буду ложиться.
– Я полежу немного с Элей, а потом приду к тебе. Хорошо?
– Хорошо.
Диана пошла к Эле. Александр снял туфли и носки. Расстегнул рубашку. Кинул её на спинку дивана. Остался в одних брюках. Выключил свет на кухне и приоткрыл дверь в комнату, где спал Лев. Ему захотелось посмотреть на лицо сына. За прошедший день он первый раз смотрел на него. Вернувшись на кухню, он включил телевизор. Убавил звук так, чтобы шло только изображение. Подошёл к открытому окну. На белом подоконнике лежали всякие вещи: рисунок Эли, икона Марии, машинка Льва, серьги и кольца жены, его часы, чья-то брошенная мелочь.
Александр закурил. Выпускал вензелями дым на встречу прохладному воздуху. Ветер пропах морем. Он бил ему слабо в грудь. Александр наслаждался и упивался вечером после душного дня. Город засветился огнями. Внизу, через бесконечные простыни он видел крылечки с включёнными фонарями. Их жители мирно сидели на стульчиках и занимались своими делами.
Сердце его в последнее время переносило тяжесть. Болело. Да как-то странно. Ныло от тоски. Гнёт имел немалый вес. Груз давил и держал равновесие на кромке его чувств, словно он балансировал на невидимых струнах, а внизу разверзлась пропасть, куда можно упасть во мрак собственного страха.
Александр говорил правду. Ему мало что стало интересно. Чувствовал он только нежность к жене и детям. Но пришло то страшное и неведомое для Александра, когда мужчина отвергает собственную любовь в пользу долга. Мгновение, в котором отвечаешь на самый главный вопрос – трус ты или нет. И счастлив лишь тот, кто не знает ответа.
Ничто его более так не интересовало, как его долг. А всё дело в том, что Александр прекрасно знал, чем закончатся грядущие события. И дни его были сочтены. Он ощущал себя приговорённым к смерти. Ныне свобода ему дана, чтобы сохранить жизнь своим детям. Он понимал, что не уверен, сможет ли спасти свою любимую и себя. И потому его любовь и долг стали важными вещами в его жизни. И делали его во время тирании самым свободным человеком на земле.
Александр вернулся на диван и стал сидеть в темноте под мерцающим светом телевизора. Он поставил на столик пепельницу и пускал ажурный дым, плавающий в голубом свете. Он курил и посматривал на два ковра, свернутые в трубочку. Они стоймя были прислонены к углу у входной двери. Диана ругалась на него, что они просто так стоят и пылятся. Но Александр не хотел их трогать. Сам не знал почему, словно это богатство, к которому нельзя было прикасаться руками.
Глава 2
Чёрная ночь потихоньку голубела. Утро просыпалось и тянулось в своих сумерках. Свет еле проникал в расщелину меж двух гардин, прикасаясь пыльным лучом к кровати.
Веки Эли, дрожа, еле боролись с сошедшим с них сном. Ей повстречался темный и в то же время нежный образ – образ Марии, которая была похожа на маму соседского мальчика. Икона стояла на маленькой угловатой дощечке. Рядом с ней находилась свечка. Огонёк оттенял черты лица Марии, изображённой на почерневшем дереве.
Сны Эли уходили от неё. Хотя ей спать и спать. Она проснулась очень рано, но ей ещё предстояло досматривать свои сны. Вся простыня промокла от пота, будто море пришло к ней ночью и рядышком улеглось.
Эля, не переставая, смотрела на красивое и в то же время уставшее лицо Марии. Богиня любовалась своим ребёнком, сидящим у неё на коленках. Маленькая Эля уже по-женски понимала выражение её лица. Ей казалось, что она видела её в череде своих снов, которые ей приснились ночью. Вот только Мария уже не помещалась на маленькой дощечке, а стояла во весь рост скалы. Девочке снились множество птиц, дома, поросшие розовыми цветами, цепи детей, огибающие горные перешейки, и среди всего этого был юноша со шпагой в руке.
Ночь выдалась тяжелой. Эле захотелось подняться с кровати и подойти к окну. Она аккуратно ступала босыми ногами по дощатому полу, чтобы сильно не скрипеть им, дабы не услышали родители. Стоило ей раздвинуть занавески, как утренняя красота раскрылась для неё всей целостностью.
В те минуты не спал и Александр. Он стоял у окна со своей терпкой чашечкой кофе, потихоньку потягивал её, перебивая вкус сигаретным дымом. В горле першило. Нос немного заложило. Прохладное, влажное, морское утро. Голубеющее. Ещё без разгулявшегося солнца.
Эля смотрела на кучевые облака, громоздившиеся на горизонте. Как они наливались дождливостью, заполнялись темно-синем цветом. Кучевые гиганты окрашивались рождающейся зарёй, а на самом верху ещё был виден чёрный купол со слабым мерцанием звёзд – это было похоже на родничок новорождённого. Мерцание жизни.
Александр уже давно не спал, но огни города ещё не погасли. Этой ночью он дал Диане спокойно поспать. Она пришла к нему посреди ночи и улеглась прямо на него. Он почувствовал сальность и запах её кожи. Плеч. Нежной ключицы и груди. Ему даже нравилось иногда, что они спят вот так. Когда она приходила к нему и ложилась, он заключал её своими длинными руками и долгими поцелуями. Их ноги нежно соприкасались, выбравшись из под простыни, ловя хоть маленькое дуновение ветра.
Эля стала на цыпочках возвращаться к кровати. Она шла по дощатому полу. Хоть она не слышала, но доски зверски скрипели. Александр вернулся к жене, целуя её, но после умоляющих стонов, чтобы ей дали побольше поспать, он оставил её и включил телевизор. Чуть убавил звук. Стал листать каналы один за другим, ища новости, и наткнулся. Показывали протест. Аспирийцы кричали о возвращении собственного национального государства. Многие люди различных этносов требовали того же. В ту ночь началась война между аспирийцами и григорианцами.
В палатке, где вповалку на матрасах спали военные, один стал будить другого ногой. Молодой лейтенант спал в обнимку с автоматом, зажав приклад между ног и поджав колени. От толчков он резко встрепенулся, спрятал под себя снаряжение и посмотрел одним глазом на будившего его военного.
– Чего испугался? Мне твоё оружие нахрен не сдалось.
– Товарищ полковник? – прохрипел лейтенант.
– Курить есть?
– У меня одна. – показал пальцем молодой человек.
– Да у меня есть сигареты. Со мной пойдёшь?
Лейтенант посмотрел на всех спящих.
– А сколько время?
– Минут десять – пятнадцать до подъема. Ну так что, идёшь?
– Ну пойдёмте. – недоверчиво произнёс лейтенант, так как никогда не видел этого человека.
Полковник вышел из палатки и чуть отошёл в сторону. Лейтенант пошёл в расстёгнутом кителе, держа ремень в одной руке, а в другой – автомат. На ремне свисала шпага и подсумок с обоймами. Палатки солдат располагались недалеко от деревушки с ветхими домами из почерневших брёвен. Земля была хорошая. Плодородная. А вокруг лишь горы, которые казались такими же почерневшими, как и брёвна у домов.
Лейтенант подошёл к тому, кто его разбудил. Бросил ремень на землю и из кармана вытащил пакетик. Сел на холодную землю, не выпуская автомат из рук. Полковник стоял и наблюдал за ним, а затем спросил:
– Как звать?
– Карлен.
– Карлен… – протянул полковник.
– Просто Карлен.
– Что ж, хорошо. Ну а я ваш новый командующий.
– Рад познакомиться, товарищ полковник. – сказал Карлен и взял небольшой пакетик в руки.
Полковник присел рядом и достал сигарету. Карлен вытащил из пакетика фильтр с бумагой. Фильтр зажал в губах, а на коричневую бумагу стал класть табак, заведомо шелуша его своими длинными пальцами.
Карлен был высок, подтянут и ещё очень молод. Его тело напоминало пружину, которая вот-вот да отскочит куда-то в сторону. На голове черный волос, который выбрит по бокам под офицерскую стрижку. Щеки под утро ощетинились. У него светло-карие зрачки, которые тонули и блекло полыхали в его больших глазах. Они изучающе смотрели на каждого человека. От Карлена исходила авантюрная доброта, которую он скорее совершал нарочно и назло жестокому миру.
– Это надолго? – улыбнулся полковник и кивнул головой на руки Карлена.
– Всё лучше, чем сигареты. – шмыгая носом и откашливаясь. – Холодно здесь. Постоянно хриплым просыпаюсь. Все воспалено, даже в ушах стреляет. У нас дома гораздо теплее. Я уже не курю так много. Горло и без того болит.
– А всё же хорошо вот так до подъема сидеть. – заметил полковник. – Мне уже надоело просыпаться от крика. Всё время раньше встаю.
Карлен слушал его и кивал головой. Делая себе закрутку, он внимательно наблюдал за старшим офицером. Полковник был невысокого роста, но очень крепкого телосложения. Руки настолько накачены, что уже не могли полностью прижаться к бокам. Его квадратная голова с заискивающей улыбкой изредка дергалась в нервном тике, что смущало молодого человека.
Карлен закурил.
– Вы что-то от меня хотели, товарищ полковник? – спросил Карлен, сделав свой тон прямолинейным.
– Да вот, решил проверить информацию на своих офицеров. – лейтенант кивнул ему головой, и полковник продолжил. – Все отучились на офицерский чин, а вот вы получили его просто так. В вашем личном деле ничего толкового я не увидел.
– Я и сам был зачислен в роту пару недель назад. Личное дело составили на ходу, а документы ещё должны дойти из столицы. В личном деле написали то, что обо мне было известно, и то, что я сам сказал.
– Вот я и хотел с вами поговорить и узнать, кто вы? И что за секретность такая, что даже фамилия выдумана.
– С чего вы решили это? – улыбнулся Карлен.
– У меня свои источники, мальчик.
– Послушайте, товарищ полковник, я обычный провинциальный парень. Сын священника. Учился в нашей столице. Контракт заключил несколько месяцев назад, но дело не успели дописать из-за этих бесконечных полевых условий и нашего срочного выезда. – Карлен это проговорил так быстро, что самому стало противно. Он даже не узнал свой собственный голос.
– Ну и с какой ты провинции?
– Из провинции Магнифит.
– А, так это недалеко. Говоришь, только первый контракт подписал. Значит, ещё служить и служить?
– Ну а что поделать? – дрожащей грудью выдохнул Карлен дым. – Ничего не поделаешь. Ведь скоро может вспыхнуть самая настоящая война. Лучше в ней быть офицером, чем обычным рядовым. Ведь так?
– Не знаю. Это мне говорит сын священника? На кой черт надо было идти в военнослужащие?
– Товарищ полковник, – теперь в его голосе появилась нотка раздражённости, – я же вам уже сказал – я сын обычного священника. Это не то, что вы думаете…
– Ты патриот, что ли? – ехидно спросил полковник, сказав это слово уничижительно.
– А надо им быть? – безразлично спросил Карлен. – Я в этом не разбираюсь, товарищ полковник. Я военнослужащий. Моё дело защищать людей.
– Людей? Каких людей? Григорианцев?
– Всех, кто живет в нашей стране.
– Ну, не знаю, лейтенант. – полковник поднялся с холодной земли. Он очень тяжело вставал. Казалось, что он сделан из стали. Об этом говорила его блестящая улыбка да седина на висках. – Многие с тобой поспорят: ведь уже абсолютно непонятно, где мы. Что это за земля? Чья она? Григорианцев? Аспирийцев? Миропорядок меняется, Карлен. Наше государство пало. За что ты хочешь бороться?
– Я ничего не знаю о вашем миропорядке, товарищ полковник. Для меня он только один. – разговор потихоньку переходил в конфликт. Карлен понимал, что полковник осуществляет некую проверку на вшивость.
– И в чем он заключается?
– В том, что ребёнок рождается, а потом живет.
– Разговоры о политике у тебя чисто женские.
– Когда я говорю о жизни ребёнка – это не разговор о политике. – твёрдо сказал Карлен.
– Вот видишь, ты священник, а не военный. – с улыбкой сказал полковник, смотря на него сверху вниз. – Сидишь себе спокойно, когда старший по званию стоит. Дерзишь. Я ведь прекрасно знаю, кто ты.
– Я не понимаю, о чем вы.
– Скоро начнётся война. Что будешь делать? Бегать и спасать детишек? А где жить будешь?
Карлен показал рукой на деревню.
– Здесь живут григорианцы. А значит, это место и для меня.
– Ну-у, мало ли кто здесь живет. – сказал полковник, наивно посмотрев на Карлена. – Нас всех разбросало, но сейчас будут формироваться прежние национальные государства. Люди вернуться на свои исконные земли. Нам с тобой ещё повезло, мы родились в Григориании. А кто-то свой дом обязательно потеряет.
– Почему кто-то должен потерять свой дом?
– Потому что наша нация прогнила. Она распадается. А происходит это потому, что людей волнует историческая справедливость больше, чем нормы закона. Скоро будет жарко, Карлен. Это будет касаться как гражданских, так и военных. Ведь если дробятся государства, то и армия, и гражданское общества тоже раздробятся.
Карлен и полковник посмотрели вокруг. Они не понимали, где они находятся. Чья эта земля. Деревушка, что рядом, начинала уже просыпаться и работать. Люди засеменили по её улицам.
– А что у нас будет?
– То, что и раньше. Ты должен об этом знать. Григориания была королевством. – полковник тяжело вздохнул. – Эх, если страна расколется, каждому государству ещё придётся набивать свои шишки.
– У меня складывается такое ощущение, что вы и не против этого.
– Можно и так сказать. Давно пора. Надо самим брать ответственность за свою страну, а не перекладывать её на чужаков. Да это и неплохо. Мы вновь будем жить в своей стране. Мне надоел этот срез общества абсолютно везде, в том числе и в этой армии. Люди лишний раз доказали, что не способны терпеть друг друга. Они не хотят быть единой и объединённой нацией. Они хотят разбиться вновь на свои народности. Надо сказать спасибо, что хоть не на племена.
– Ну тогда начнётся война, волнения… резня.
– Я на это смотрю спокойно.
– Спокойно?
– Не стоит бояться метели… – он улыбчиво посмотрел на Карлена. – Стоит бояться, что будешь в ней дрожать.
Карлен встал с земли и приосанился. Вдруг он перестал выглядеть по-детски, а на глазах возмужал. Он спокойно следил за жизнью деревни и наслаждался картиной дома. Когда он повернул шею, полковник увидел белую связку бус, выглядывавшую из-под кителя.
– Что это? Девушка дала на память? – строго спросил полковник.
– У меня нет девушки. – холодно ответил Карлен.
– Ну тогда что это?
Карлен застегнул китель и поднял ворот, чтобы спрятать то, на что смотрел полковник.
– Ничего. – сказал Карлен, повернулся и ушёл.
Никакой дисциплины. Никакого чувства воинского единоначалия. Казалось, что Карлен не подчинялся.
Полковник пристально смотрел на юношу. Теперь он понимал, с кем разговаривал. Офицер услышал подъем. Как сигнальный огонь, команда распространилась по палаткам. Горы, словно стены, стояли и не давали посмотреть на горизонт. Полковник стал шаркать по сторонам, смотреть и замечать, что земля очень плодородна. Она радовала изобилием полей, а борозда за бороздой вельветово расчертили всю землю. Во главе деревни стояла церковь. Прохладный ветер. Хрипло горло. До трясучки. И всю красоту нарушали колонны гигантских машин и танков.
