Читать книгу: «Наедине с Минотавром», страница 3

3. Десятая годовщина
(памяти Иосифа Александровича Бродского)

Ты замолчал не навек —

Этому не бывать,

Чтобы такой, как ты,

Долго бы смог молчать.

Смерть не лишила тебя

Речи. И немота,

Присущая мертвецам,

Все ж таки да не та.

Музы отдали тебе

Рупор силы такой,

Что и Аид во мгле

Выбить не смог ногой.

Стеком точеных фраз

В море сердечных глин

Ты достигал не раз

Самых больших глубин…

Блажен только тот поэт,

Который с землей во рту

После десятка лет

Будто трубит в трубу.

Речи о «молоке»

Льются с твоих страниц

И будоражат тех,

Чьих не увидишь лиц.

Буду всегда беречь

(Сетуя на года)

Горечь с тобой «не встреч»,

Обиду на «НИКОГДА».

20.01.2006

Цикл «Творчество»

***

Не знаю я, что заперто во мне.

Не знаю, кто и как сумел заставить

Услышать то, что скрыто в темноте,

И буквы в предложения составить!

Весна 1996 г.

***

Не всё то стихи, что ритмуется!

Не всякая рифма – стихи!

Поэзия там формируется,

Где чувства в сердцах глубоки!

Весна 2000 г

Лед и Пламя

Сизой дымкою тумана, утопившей все кругом,

Пелену самообмана лень ввела в мой отчий дом.

В дом души – порог стремлений, обиталище надежд,

Место дивных повелений – обернулось в дом невежд.

Как случилось так, что мысли уж не вьются боле здесь,

И стихов с огромной выси падших мне не перечесть?

Так случилось! Ум позволил бытовщине место дать,

Мир осуетил раздолье, мыслей бег, фантазий рать.

 
1. Лёд
 

В невозможное забвенье, будто под воду, под лед.

Канул в транс оледененья, заморозил жизни ход.

Я в подводности сомнений, глупых целей, скользких тем,

Бездыханным приведеньем шел под воду от проблем.

Нет, не тех проблем, что кормят, тело всхолят, напоят,

А от тех, от самых горних, душу кои воспарят.

Я подобно субмарине под полярной толщью льда

Все забыл, себя не видел… грудь замерзшая пуста.

Я, «Челюскину» подобный, в лед вонзенный замерзать,

Среднерусские просторы уж не чаял увидать.

В немигающем пространстве, в полусонности бреда,

Сквозь забвенье и ненастья искру вдруг душа зажгла.

 
2. Пламя
 

Что заставило поддаться, треснуть льду – мне не понять.

Только с той поры лишь драться, я не мог себя сдержать.

Будто Феникс с пепелища, распушив свои крыла.

Я взлетел туда, где чище… Лед огнем Душа зажгла!

Я взлетел над талой гладью, повелителем страниц!

Изграфиченой тетрадью капал слог с моих ресниц!

И над ровною водою белой плоскости листа

Я рифмованной зарею обагрил свои уста.

Пролетающей кометой, птицей-Феникс сквозь пургу.

Я, как будто бы монету, отчеканивал строку.

Зарифмованные мысли, окрыляющий простор.

Заритмованные выси, стихоплётный разговор!

* * *

Вечны Лед и Пламя – ритмы поэтической судьбы,

С монотонностью молитвы в жизни часто схожи вы.

Сквозь упругость мирозданья, прорывается живя

Вера – в творчестве, в страданьях, в строчках рифм Любовь храня!

13—14 декабря 2001 г.

***

Я стал хуже – во мне потухли стихи.

Стихи – стихии питали мысли мои,

Сейчас нет сказок – исчезли в бред синевы,

Стихи на прозу, как шторм на штиль сменены.

Я стал хуже, во мне потухли стихи,

Неуклюже ругаю прошлые дни.

Смотрю за спину, ищу зацепки глазами

Но нет опоры, ботинки жмут «по газам».

Я стал хуже – во мне потухли стихи

О, Боже! Друже – куда теряешься ты?

Водой меж пальцев уходят прошлого дни,

И не умыться вчерашней влагой земли.

Все вроде лучше, все краше, легче, чем «там»!

Но фокус в линзе вновь возвращает туда.

Горящим пальцем мне тычет старый прибор,

Что нет прекрасней, чем ветхих цифр набор.

Девятка, тройка тире девятка и семь.

Что в вас такого, что не забыть насовсем?

Какою гадью вы выжгли мозга кусок?

Как неуклюже воткнули пулю в висок!

Что в вас такого, мои весенние дни,

Что память снова меня бросает: тони?!

Я ей подвластен и возвращаюсь к тому,

Что жерновами меня магнитит ко дну.

Но мне прекрасен моей судьбы поворот.

Не так ужасен мой трезво-юный восход.

Мои ошибки, мои порывы, стихи,

Мои шестнадцать – вы странно так далеки.

Пусть перемены мне не меняют перо!

Хочу оставить хотя бы то, что дано.

Вы ешьте чаще меня, те странные дни,

Хоть стал я хуже, быть может, вспыхнут стихи?!

15—16.01.2003 г.

Январи

Странные вы мои январи,

Скучность длинных зимних ночей

В клочья разрываете вы.

Жутким этим вечным «зачем».

Нехотя за «зачем» в поводу

За реку повседневных речей.

Сном объят, я бреду, как в бреду

Вновь лечу за заветный ручей.

Маните вы меня, январи,

Кружите, заставляете вновь

Рифмой петь, стих плести до зари,

Снова ждать это странное «вновь».

Многие эти годы подряд

Не было хоть бы раз одного

«Чистого» от стихов января,

Мне понять этих дел не дано.

Год могу не писать, не искать,

Просто жить без излишних хлопот,

Просто петь, от себя отдыхать,

В этом всем год спокойно пройдет…

Только вот, наступает пора,

С посвистом лишь пройдет Новый Год,

Я вхожу под полог января,

Бурей вновь стих меня захлестнет.

Каждый год, лишь придет Рождество

Вспыхнет вдруг в голове у меня

Праздник стих. Стих – души торжество

Рифмы песнь. Стих – дитя января.

20.01.2003 г.

Посвящение стихам

I

 
Наше – вам!
Я пишу стихам,
В их луплю там-там
Не за «аз воздам»,
 
 
За любовь – за то,
Что сильнее нас,
Что всегда само
В нас находит лаз.
 
 
***
Не писать нельзя,
Будто в мозге вошь,
Пробежит, зудя,
Юной рифмы дрожь.
 
 
Будто в ухо влит
Мне стихов отит.
Мне душа велит
Изводить графит!
 

19.03.2004 г.

II Фототетрадь

 
1
 

На амальгаму страниц заянтарен

Средневековый монголо-татарин —

Почерк раскосый – дитя авторучки,

Воин витийный не знавший получки.

Синее множество литер немногих

Плотной лавиной, то всикось, то строгих,

Рысью бегущих рядов сотни тысяч —

Слева направо желающих высечь

Будничность жизни, рутину и память…

Лист обезличив, себя в нем оставить.

Так, захватив за страницей страницу,

Буквы, на каждой отстроив столицу

Смысла, на форуме выставят главный

Памятник рифме моей. Амальгамный

Оттиск событий, мое в них участье:

Пойманный кенар – фотографа счастье!

Фразы стихов, будто миг фотосъемки,

Чувства (навылет сквозь ручку) на пленке

Белых листов оставляют когорты

Буквенных шрифтов – морзянку аорты.

Сердцебиение – мозга одышка!

Глаз объектива и магния вспышка,

В фокусе ловят мгновения рифмы,

В ванне фиксажа мы бьемся о рифы,

В выдержке памяти стих проявится —

Синей наколкой на белые лица.

 
2
 

Фотографичность стихотворений —

Толика времени, хроника бдений.

Лишь только буква в зрачок окунётся,

Кто-то воскреснет, что-то вернется.

Схожа поэзия с фотоработой!

Та и другая имеет заботой

Изображения втиснуть в бумагу,

Время пришпилить к бумажному стягу.

Нежного взгляда (любимой решенье)

Глазу навечно отдать в утешенье.

Будь то стихов многословность читая,

Будь то прошедшего снимки листая —

Чувства похожи, едина ментальность —

Стихоальбомность, фототетрадность!

Снимки стихов на расклетчатой пяди —

Глянцевый отблеск фототетради!

20—22.03.2004 г.

III Языку

Я жажду написать хотя бы строчку

О том, о чем любой лингвист вам скажет,

А именно – язык гораздо больше,

Чем сумма слов в исходном лексиконе,

Чем просто связь меж звуком и объектом.

Язык надмирен, странен, бесконечен!

Кто хоть бы раз писал хотя бы строчку

Поймет меня и вспомнит ощущенье,

Как будто бы не ты руками ловишь

Слова и прибиваешь их к бумаге,

А сами буквы (будто у спирита)

Тебя ведут и что-то там выводят.

Феномен этот сложно оконкретить,

Но кто писал, со мною согласится —

Язык себя навязывает в рифме!

Чем краше слог, тем кажется волшебней

Процесс писания, чем гибче ваши мозги

Тем гибче рифма, слаще странность слога!

Мы слышим ото всех – литература

Каким-то образом бередит наши души,

Но, что важней въедается в поступки.

А это лишь доказывает связку:

Язык и действие – они неразделимы

(не только лишь механика общенья).

Язык не средство мысли, а скорее

Само мышление в процессе и в итоге.

Руины языка – конец эпохи!

Руины мозга – пища демагога!

Отбиться можно, сняв со стенки латы,

И щит Литературы – блеском стали

Пускай сверкает мысль и движет волю.

В таком щите тиран закаменеет

С горгоньей маской ужаса на морде,

А мозг – Персей воздаст свои почеты

Великой жажде – жажде языка!

04.04.2004 г.

IV Стихам

 
1
 

Стихи – вы не просто красивые звуки:

Похоже, вы – руки!

Вы пальцы, лепившие глину души человечьей!

Гармония речи!

 
2
 

«Поэтос» у греков – «Творец», ну, а значит, нас всех сочинили!

Нас всех обручили,

Раз созданы Словом от Слова зависеть,

И слово возвысить.

 
3
 

Нам Логос —

И путь, и маяк, и, уверен, спасения волос!

Его ухвативши,

Мы думаем им, говорим и, похоже, что дышим.

 
4
 

От слова зависим!

И в долге бессрочном за кипы написанных писем,

За нежное «да»,

За «я буду верен» и «знай же, я буду верна».

 
5
 

Слово – наш Бог! Созидает, ведет, обличает,

С Собою сличает.

Не может убить, уничтожить, играя, напротив —

Любить, не взирая!

 
6
 

Нам слово отдали, как дар величайший —

Он кровоточащий.

Мы цену не вправе забыть, даже если нам мозги

Изрезали розги.

 
7
 

Нам Слово —

Вселенной основа, нетленный фундамент – покрепче любого!

Вершина горы…

Мне стих – правда жизни и исповедь…

Чаще в столы.

30.04.2004 г.

***

Пусть я буду последний хам —

Не послушаюсь мудрецов!

Я соскучился по стихам;

У стихов, видать, нет концов!

Разрешу себе подышать,

Чтобы воздухом вздулась грудь!

Разрешу себе пописать,

Что бы лучше виднелся путь!

***

Стихи!

С языка, да наверх легки!

Путеводные маяки!

7 -10.11.2016 г.

Зимний сон

 
За храпом хранятся сны
С осени до весны.
Поэтому дело поэта —
Дошкандыбать до лета.
 
 
Зажмуриться. Съёжиться. Выжить…
Весной же на рельсы, на лыжи!
По железной лыжне до рифмы! —
Ни пролежня что б ни стигмы.
 
 
В неглиже, —
Постукивая «фаберже»!
 

29.12.2016 г.

Творчество

В уголках души моей тлеет творчество.

Оно одинокое и малоподвижное.

Оно боится своего одиночества,

И дружит лишь с книгами. Их дружба книжная

Пахнет свежим обрезом и старой «корочкой»,

В детстве стоящими синими лыжами,

Советской утварью на застеклённых полочках,

А я бы хотел, чтобы пахло рыжими

Косичками дочек, женою пахло бы…

Почему, когда хорошо – не пишется?

Какими силами творчество вспахано?

Кем засеяно? Чьё мне эхо слышится,

Когда пишу? Почему же в радости

Время нет писать – вот дилемма!

Сила творчества может в слабости?!

В одиночности вся проблема?

27.10.2020 г.

Наедине с Минотавром

Родина слов – где-то на стыке мысли и страсти,

Где-то в борьбе чёрного с белым! Творчества снасти

Нам подарили, чтоб не погибли в стенах Лабиринта,

Речью скитаясь внутри коридоров и в комнатах Крита.

Олово слов залито в горло прямоходящим!

В заводьи снов мчусь между стен с кем-то мычащим.

Проклят навечно с бронзой зеркальной ругаться у лавра,

Кричать и касаться рукой пятипалой копыт Минотавра.

31.12.2020 г.

Цикл «Моя Античность»

Сон
(Е.Т.)

 
Мне снится, будто снова в древнем Риме
По улицам кривым и виадукам,
Подобно греческим богам на той картине,
Иду я вновь, внимая тихим звукам.
 
 
Иду я мимо кабаков и возле храмов
С кариатидами, с фигурами атлантов,
Грущу от сточных вод, от грязи, хлама,
От патрулей когорт, от факелов – гигантов.
 
 
Мне ночью хорошо брести уныло
И вспоминать тебя, одетой в счастье,
Стучат сандалии по Риму – центру мира,
И ветер воет, надувая где-то снасти.
 
 
Я думаю о том, где снова встретить
Смогу тебя – Империя огромна.
Боюсь, чтоб не пришлось лишь на том свете
Увидится. Хотя ведь все условно.
 
 
Ищу тебя душой, ведь не найти глазами,
Здесь, в Риме, провели мы как-то лето,
Всего не вспомнить, что здесь было между нами,
Ищу, но время не дает опять ответа.
 
 
В тоске и горьких думах о прошедшем,
Я подхожу ко храму – мысли вьются.
Молюсь богам о духе снизошедшем,
Чтобы опять назад к тебе вернуться.
 
 
Я сел на нижние ступени возле храма,
У храма с белыми колоннами из света,
В нем жрицы Афродиты спят устало,
Их лица красного от жара плоти цвета.
 
 
Я сразу вспомнил одеянье цвета неба,
Ты тоже Афродиты жрица в храме,
Твой голубой наряд, как призрак или небыль,
Струится, растворяясь между нами.
 
 
Глаза закрыты – перед ними твои слёзы,
Бутон волос слегка качает ветром,
Уста, как две коралловые грёзы.
И я горжусь тобой, и в целом – светом.
 
 
Я закрываю взор, но открываю душу,
Я лег у храма, распластавшись по ступеням.
В глазах – круги. Их свет идет наружу.
Себя я чувствую страдающим Орфеем.
 
 
Передо мною ты, твои глаза и губы,
Твоя туника, танец Афродиты.
Мои мечты, как сны – мягки, не грубы,
Воспоминания блестят, как лазуриты.
 
 
Я снова вижу все, что было с нами,
Ночь давит на мою немую душу,
Заря восходит над семью холмами,
Я поднимаю с лестниц свою тушу.
 
 
Я вновь иду по улицам старинным,
Дышу тем воздухом, каким и ты дышала,
Иду путем любимым – самым длинным,
Дорогой, по которой ты бежала.
 
 
Мне снова снится, будто я гуляю в Риме,
Во времена, в каких естественно и не был,
Ищу гречанку, чье сейчас не помню имя…
Я лишь во сне живу, а днем я только небыль.
 

20—21.06.1997 г.

Размышляя о Тесее

 
I
 

В Элладе осень. Пахнущий кострами

Озон прошел. Свинцовый неба диск

Смывает копоть стройными дождями

С усталых лиц.

Мой глаз закрыт. Другой чуть-чуть прищурен,

В тумане взора видится порой

Кораблик в море, мающийся бурей.

Похож на мой.

Чернеет парус. Посейдон в припадке

Орет на рыб, исходится слюной.

Плюется пеною, кудрявит тела складки,

Ревет волной.

Гребцы сидят. Их вёсилишки – щепки,

Их парус – тряпка, носовой платок.

И страх о завтра, о любимой девке —

Летит в поток.

Не плач, Тесей, гребцы не виноваты,

Их лодка не зависима от них.

Сейчас не обойтись одним талантом…

Штормит старик.

Не плач, герой. Не одинок ты, знай же —

У многих Посейдон ломает жизнь,

Цунамит старый и навряд ли скажет:

«Дружок, держись».

* * *

Я, как и ты – вся жизнь кипит страстями!

Как ты, я сам забрался в лабиринт.

Мне в спину крикнули: «Неужто сам с усами?»

Кровавый бинт

Вокруг души. Чего хочу – не знаю.

Как ты, я ломанулся за других…

Но чу! Бык замычал на Пасифаю —

Твой сон о них.

Спит минотавр – он зеркало кривое

Твоей души. И в веренице дней

Маячат сны в венозных лужах крови…

Боюсь твоей.

С тобой четырнадцать – унылая команда.

Садясь за вёсла, знали, что доплыть

Назад всем не удастся, и не надо

Судьбу винить.

 
II
 

Великий Крит раскрыл свои объятья

Тебе, Тесей. Он несказанно рад,

Скрестив персты (и лучше нет занятья!)

промолвить: «Брат!»

Лукавая старуха, улыбаясь,

Берет «под крендель», мозги крутит в винт,

Потом вдруг «Ой!», как будто просыпаясь:

«Там лабиринт».

Ты сам полез. Тебя никто не нудил

Засовывать в петлю могучий торс.

Сомкнулись комнаты на шее в плотный узел.

К нему прирос.

Дедал – дурак! Он выдумал красиво

По слепку мозга выдолбить ходы.

Засунуть монстра, чтоб ходил уныло

Туды-сюды.

Но не учел; не все в водоворотах

Сложнейших партий. Шахматный игрок,

Он, ближних обходя на поворотах,

Их не берег.

И где твой сын? Кто дальше в эстафете?

Что толку в крыльях, если сына нет?

Из-за чего ты шел на жертвы эти?

За звон монет?

За идеал? За чистое искусство?

Монументальный стиль тебя пленил?

Архитектурные высоты? – Все паскудство!

К свободе плыл?

Но Бог с Дедалом. Впереди Сицилья.

Там отдохнет талантливый эллин.

Свою он роль сыграл – сожжены крылья.

Все в нафталин.

 
III
 

Тесей, не спи. Страшны не сами стены.

Блудливой Пасифаи страшен сын,

Порок залил живую влагу в вены

И в них застыл.

Лукавят греки, морщась эпатажно,

Мол, бык был страшен в минотавре – нет!

В нем страшен человек, и это важно!

Он – твой портрет.

Твой минотавр лишь ждал тебя до срока,

Как ждут замки проглатывать ключи.

Твой минотавр – лишь ты с другого бока,

Как ни кричи.

Да, вы – одно! Порок и доблесть в сплаве!

Не ты его, а он тебя нашел.

И важно то, чья сталь в лихом ударе

Бьет хорошо!

Так будет впредь. В житейских лабиринтах.

Не раз нанизан будешь на рога.

И сам не раз под горькой пива пинтой

Из-за угла,

Воткнешь металл в одышку страшных мыслей,

И опрокинешь твердолобость дней,

И скинешь сны, что гроздьями нависли,

С души своей.

 
IV
Ну вот и все. Покамест ты в фортуне,
Трешь о песок окрашенный металл,
Мотаешь нить, что прихватил не всуе.
(Привет, Дедал!!!)
 
 
Без этой нитки, что твоя победа?
Ты б заблудился в каменном гробу.
Тебя любовь спасла, не сила Архимеда.
(В чем ни гу-гу.)
 
 
Сказать всем «ша» и броситься на вилы —
Одно. Совсем другое после битв,
Найти дорожку в лабиринтах виллы,
Где эхом стих
 
 
Гудит. А на другом конце спирали,
Телефонической пружинностью скрипя,
Я слышу голос той, что, точно знаю,
Спасла меня.
V
 

Да: Ариадны нить – всего скорее первый

И телефон, и телеграф, и телефакс.

Клубок любви. Спираль энергий пневмы.

Слов перифраз.

…Но чу! Свобода! Что где подевалось?

Теперь сквозь бурю видишь двух. Старик —

Кентавр и отец, их роль связалась

В мозгах твоих.

Херон – мудрец, учитель в порах кожи.

Но разум человеческий вопит:

Ведь он кентавр и как догнать мы можем

Того, кто спит,

И то стоймя. В нем лошади две трети.

Ему (почти коню) и не понять,

Что кровь хиляжная, что каплет в жилах этих —

Ему не стать.

Тесей счастливчик! Твой Херон один лишь.

Моих же двое! Эван, повезло!

(Сочувствуй, брат) их фомкой не разнимешь,

Не пнешь в гузло.

Копытами лягают – вроде учат!

Кусают зубом – вроде говорят,

Терпи, мол, юноша, ведь всяк свой получит.

Вертай назад.

Хреново быть, наверное, кентавром,

Твой мчит совсем иным размахом таз,

Ты рад бы подождать, но с каждым шагом

Обходишь нас.

Прости Херон, что я тебя не слушал.

По кой-то черт забрался в лабиринт.

Но Крит за мной! Хоть, может, в этот случай

Я – фаворит!

Но мы, Тесей, еще в одном несхожи;

Не прыгал с кручи в воду мой Эгей.

Не жег медузами на дне умершей кожи.

Среди камней.

* * *

Ну вот и все. О всем сказал, что думал.

Прощай, Тесей! Давай себя беречь.

Я открываю глаз, что был прищурен

Мне хватит встреч.

 
VI
Зима в Элладе. Листопад не в моде.
Воскресший минотавр избороздит
Сугробы. Он одет не по погоде,
В следы глядит…
 
 
Но мне плевать. Ни страха, ни тревоги.
Одной лишь мыслью прогоняю их.
Душа несется к той, сказать с дороги:
«Ich liebe dich».
 

ноябрь – 6 декабря 2003г.

Моя античность
Страх хуже смерти (пословица)

1. Фобос

 
Среди старых стволов есть омут,
Брат космической чёрной дыры.
В глубине его дремлет омуль —
Вкруг его золотые сны.
 
 
Нет там продыху человеку,
Мрачен «сбытиев горизонт».
К тому омуту мать калека
Обреченных детей ведёт…
 
 
С Темных Пор обагряют вены,
Кровь заветную в омут льют.
Бога нет в этом страхе. Немы,
Те кто жизнь свою раздают.
 

30—31.10.2016г.

2. Деймос

 
Меня ужасает моя немота,
Забитое в рот безгласие.
Мертва заповеданная мне, та,
Которая суть – Согласие*.
 
 
В миражной дремоте её проспал.
Легко расплевал по урнам.
И первородство своё отдал —
Комедии и котурнам.
***
Средь бетонных громад города,
Я закутав себя в бороду,
Сквозь личину глазами её ищу.
Сквозь личину не говорю… пищу.
 

18.11.2016г.

*Согласие или Конкордия – римская богиня, аналог греческой богини Гармонии.

3. Арес

В отражениях поле сражения!

С моим шёпотом и лицом —

Каждый первый! Эффект умножения —

Раб с нашейным зелёным кольцом!

На ристалище гибнет голос.

Похоронены руки под

Слоем ран. Игогочет Фобос —

Зазеркальный мой антипод.

Моя комната – мне не крепость;

Голоса достают и здесь!

Я в зеркальной войне – нелепость!

Лишь копытами взбитая взвесь.

22.11.2016г.

4. Гармония

Как вернуть мне её малодушному?

Тишину мою! Мой Покой!

Как мне вымолить ноту нужную,

Чтобы голос вновь стал трубой?

За Гармонию взял гормонами.

За Конкордию взял «Конкор».

По больницам расквартированный,

Ухожу, как на дно линкор.

Пусть пируют Харонов праздник

Люди в белых халатах! Пусть!

Во мне есть ещё тот проказник,

Что пинками прогонит грусть!

Я сбегу с похорон Хароньих,

Прихвативши его весло,

И на белых крыльях вороньих

Черным вытравлю – «Повезло!»

Разрисую клинок под прялку!

Приберусь на своём столе!

Отыщу свою жизнь-беглянку,

Между павших на той войне.

…И закрою глаза уставший…

…И проснусь, досчитав до ста…

Меж осколков зеркал упавших,

Я найду образок Христа!

22.11.2016 г.

Цикл «В храме»

Перед службой

Иду ко входу в храм неторопливо.

Плывут платки, снимаются панамы.

Детишки разные бегут куда-то мимо —

За ними пробегают папы, мамы.

Я захожу в ворота приходские,

Повсюду нищий, нищий, нищий, нищий.

Все грязные, разутые, босые,

Крестятся и бормочут: «Дай нам пищи».

Я захожу – во храме толпы люда.

Все молятся усердно на иконы.

Я лица вижу, язвы от простуды,

Штаны в полоску, красные погоны.

Вхожу на клирос, жду начала службы,

Лучи от витражей скользят по стенам.

Я думаю о скрытых тайнах дружбы —

И мчусь по гладиаторским аренам.

Все замерло, не дышит, пахнет воском.

Все в нафталине ладана недвижно.

Ни девушки в костюмчике неброском,

Ни тетеньки, ни дяденьки не слышно…

Июнь 1997 г.

Рождение

Промчались! Моргнули, как миг! Унеслись!

Две тысячи лет пролетели над нами.

И тысячи душ родились, вознеслись,

Над нашими общими головами.

Что вынесли мы из истории мглы?

Что же осело в потомственных клетках?

Что зафиксировал из чехарды

Глаз человеческий, зрящий так метко?

Казни и пытки, гонения, войны!

Деций, Троян, Марк Аврелий, Нерон,

Толпы людей, что до крови голодны —

Львами сжирают Экклезеон.

Экклезеон, чьи младые побеги

Топтаны были ногами людей,

С пухлыми ручками, с пузом от неги,

Томно плывущих с утра в Колизей.

Экклезеон, семена чьи горчичные

Малою толикой в землю вошли,

Те, что вчера ещё были статичными,

Ожили вмиг – семена проросли!

Гностики, маги, жрецы, гедонисты —

Рвали, топтали побеги любви.

Римские Гаи – утех активисты,

Мучились долго… и все ж не смогли!

Рим пал в Милане, задолго до гуннов,

Не от Аттилы и прочих вождей —

От символа веры, от пытанных в тюрьмах,

И, как не странно, безглавых людей.

Люди с главами шагали на плаху,

Лишь для того, чтобы точно чрез миг,

Быть обезглавленным – вот это плата,

Чтобы забил чистой веры родник.

Церковь рождалась не мной, не тобою,

Хоть и живет и во мне, и в тебе.

Церковь построилась Божьей рукою,

Стоя на вере, с Христом во главе!

30.12.1999 г.