Читать книгу: «Наедине с Минотавром», страница 2

***

День за днём разрезая море,

Курс на небо держит ладья.

«Скоро, скоро – поют сурово

Войны – саксам дадим огня!»

За рассказами о прошедших

Битвах время летит как миг,

Конунг с гордостью о ушедших

Хвалит храбрость ещё живых!

Он поёт им преданья скальдов,

Где герои все как один,

Мрут не дома – в чертогах скальных,

А меж битвы и меж глубин!

Юный викинг внимает молча

Без улыбки – он будто там!

Грозно, звонко внутри клокочет,

Что-то большее, чем он сам.

***

Но однажды, когда землёю,

Уж запахло и альбатрос

В небе реял, сквозь ветр солёный,

Им бог грома грозу принёс!

Уж был слышен, печальный в страхе,

Звон прибрежных монастырей,

И бежали уже монахи,

Бросив утварь своих церквей.

Но чернеет в мгновенье небо.

Волны-горы встают и Тор

Мечет молотом злые стрелы —

Рвётся парус. Воды напор

Опрокинул ладью с гребцами.

Брызги! Ветер! Летят за борт

Пять десятков, чтоб там с отцами

Элем смерти наполнить рот!

***

Снова Солнце над тучей светит

Умывая унылый брег,

И доспехи, везде доспехи —

Сотня, с копьями, человек.

Они смелые меж обломков!

Они «львы» – между мёртвых тел!

Будто дети смеются звонко —

Мимо «смерти час» пролетел!

Между ними монах. Склонился

Над телами – вдруг раненый. Вдруг

Кто-то в руку его вцепился —

Копья сжали вмиг сотни рук!

Страх заполнил усы седые,

Но и тут же прошёл! – Юнец!!

Как он выжил, когда лихие —

Все ко дну ушли?! Что ж, конец

Его рабский, теперь печален.

Помогает ему старик,

Но парнишка видать отчаян,

Оттолкнул его. Тут же крик!

Видит враг, что он парень стойкий!

Хоть и мелкий, но викинг он!

Отскочил мальчуган настолько,

Чтоб колено коснулось волн.

Он окинул врагов сурово, —

Так что саксов прошиб озноб,

И сказал: «Приплывём мы снова!

Ну а нынче мне МОРЕ – гроб!»

Не сводя с них прямого взгляда,

Он под воду ушёл к отцам…

Мрачно саксы стояли рядом

Страх развесивши по усам….

30.10.2020 г.

Лизоньке

Поздно светает… то белый утренник,

Землю кусая, медлит рассвет,

Волгу, продрогшую греет утками,

Инеем тушит клёнов букет.

День укороченный, будто пристыженный,

Вытянет тень в посиневшую ночь…

Я обниму подбежавшую рыжую,

Самую звонкую – глухую дочь.

22.10.2020 г.

Жене Жукову

1. Друзьям о Жукове

Молоточки, шайбочки, шестеренки! – Нате!!!

Неужто и вправду о нем вы можете

Думать, будто он плоский, как дно кровати?

Зазря вы в себя эти знания множите!

Не так все просто в квадратах и клетках!

Ботинки – не просто вам так начищены!

И если мозги в голове – не в сетках —

Поймете, чем думы мои напичканы!

Да, он не Васильев и не Левитан!

Он – Жуков Евгений и этого хватит!

Он смотрит на мир чрез особый экран —

За это он больше в два раза платит!

Работа его – необычным быть вечно,

Пускай хоть художником станет он,

Хоть кем-то другим, все равно – сердечно,

Он занял особый для нас всех трон!

Пускай же кроли в нидерландских шапчонках

Нам в серости будней служат маяком!

Лишь только бы вдруг не возникло – в ручонках —

Поганое чувство гордыни бы в нем!

17.06.1997 г.

2. Е.Ж. с любовью

Усталый гусар закупорив бутылку

Свой ус раскрутил утомлённой рукой.

Неясная дрожь, пробежав по затылку,

Потупленный взор облекла пустотой.

В душе кавардак и в дому баррикады —

Всё пахнет усталостью прожитых драм.

На кухне – винтажных бутылок аркады

И стопка платков от исчезнувших дам.

Давно уж не звякают шпоры в мазурке,

И сабля не блещет в холодном туше,

И старый товарищ в черкеске и бурке

С кавказской войны не вернётся уже.

Вчистую проиграны войны турнюру,

И сдан кринолину последний удел.

Усталый гусар, пережив пулю-дуру,

Амурной войны пережить не сумел.

Он ментик и кивер закинул на полки,

Чикчиры в припадке на стол запустил,

Разбитого сердца собрал он осколки

И красные льдинки в бокал опустил…

Что может развеять гусарскую скуку?..

Быть может кому-то отдать свою руку?!

28.08.2012 г.

Александру Роговскому

1. Напутствие

Взлети свободный, как Икар,

Под облака, меж туч и бури!

Пускай незримая рука

Тебя направит в Рапануи.

Где до сих пор глядят глаза

Огромных странных исполинов,

Глядевших в мир еще тогда,

Когда ходили все без грима.

Когда мужчина был не раб

Своих страстей, а смелый воин!

И он не пятился, как краб,

А был любви любой достоин!

Лети же к ним как знак живой,

Что есть еще на этом свете,

Пускай не каждый, не любой,

Но есть мужчины на планете.

Сядь рядом с ними и взгляни,

Куда они глядеть устали,

Блаженство мудрости прими

И к нам вернись, как мудрый свами.

Взгляни на сотни душ и лиц,

Проживших здесь с начала время,

Послушай тихо людей – птиц,

Свободным быть чье стало бремя.

Когда же скажешь: «Воля вам,

Огромным каменным гигантам,

Пускай вселенной барабан

Вам отбивает пульса такты»,

Они ответят: «Добрый друг,

Учись и жизнью наслаждайся,

Пока не замкнут этот круг,

И если хочешь – возвращайся».

24.06.1997 г.

2. Прага

Под сладкий «Бехеровки» блеск,

Ходили в старых переулках,

И лебедей кормили булкой,

На берегу под лунный плеск.

А днём на «Карловом мосту»,

Стоял с любимым винопийцей,

И нам людей различных лица,

Свою искрили пестроту…

Вдали «Собор Святого Вита»,

Увит осеннею лазурью…

И нам, чуть терпкою глазурью,

Красотка-Прага в горло влита!

23.01.2019 г.

Борьба
(Владимиру Мальцеву младшему)

Ты Леля жрец, поклонник ты Евтерпы,

Тебе понятен музыки язык,

Так почему ж осквернены вертепы,

И ором надрывается кадык.

Неужто ты – славянина потомок

Забудешь гусли, дудку и свирель

И променяешь свет Луны и блеск бутонов

На бас-гитару, сейшн, теплый эль?

Забудь о вое, крике пьяных в зале,

Закрой глаза и очутись в саду,

Услышь, как тысячи людей тебе сказали,

Шепнули на ухо: «Проснись, иди к пруду».

Перед тобой вода – тиха, прекрасна,

И в ней лишь ты и больше ничего.

Но вдруг, лазурь ломает всплеск! Ужасный,

Твой чёрный зверь вот-вот заполнит дно.

Твой черный зверь родился из пространства,

Он, будто ты! Он в точности такой!

Он встал напротив, демон святотатства,

И смотрит на тебя – кто ты такой!

И нет уже пруда, воды и мира,

В изгибах бытия стоите лишь вдвоем,

Вы смотрите и взгляды как рапира;

Его взгляд – пламя, твой же – водоем.

Так будете в глаза смотреть друг другу,

И будете кружиться до тех пор,

Пока одна душа не победит другую,

«Изгиб гитар» или «церковный хор».

24.06.1997 г.

Витязь
(Сергею Савельеву)

Смотрю на лицо, на манеры, на мысли —

И как из тумана рождается образ.

И думы мои перед взором повисли,

И у фантазии сбросился тормоз…

Передо мною синеющий остров,

Остров, что здесь называется небом,

Облака белого четкий апостроф

К земле наклонился сползающим креном.

И слева, и справа синеют просторы,

И дышит все жизнью, и пахнет озоном,

И витязь, на белом коне без попоны,

Аллюром несется к ближайшим дозорам.

На белом коне, чьи мелькающие ноги

Летят по России сквозь бурю и холод,

Он будто бы символ! Он символ дороги,

Он символ кафтанов и символ всех бород.

Он мчался и мчится до ныне меж нами,

В таких же, как ты. Я смотрю на тебя

И витязя вижу. И стены со рвами,

И Солнце, и волны степного былья.

Ты – витязь! Спокойствия дух неизменный,

Все то, чем живет еще наша страна,

Вся наша свобода и дух наш нетленный —

В тебе возрастает все это сполна!

28.06.1997 г.

Ожидание
(Александре Полетаевой)

Резной наличник на оконце. Луч в светелке.

Скамейка, веретенце с пряжей нежной,

По центру стол, и яства на скатерке,

И девица с косой сидит как прежде.

Сидит, косу сплетает в нежных пальцах,

Спокойно, с грустью смотрит за околицу,

Шумят березы за окном, сплетаясь в танцах,

Братишка в люльке изучает «тараторицу».

Сидит, сплетает ленточки узорные,

Недолго им еще вплетаться в волосы,

Она ведь нынче девица надзорная,

И слезы на щеках рисуют полосы.

Сидит одна, печальная. Прощается

С подружками, с кострами выше «до неба»,

С веночками, что ночью отпускаются

По речке плыть (гадание, как вроде бы).

Ты не печалься, девица, все сбудется,

О ком мечтала, с кем хотела где-то встретится,

Ты, главно, ныне пережди – а там забудется,

И все ненужное, как воск с руки, отлепится.

28.06.1997 г.

Другу
(Роману Дорофееву)

Запечатай мне рыбинский воздух,

Перешли мне отчизны глоток.

Дай услышать знакомый твой голос,

Исчиркай своим шрифтом листок.

Мне не нужен парад красноречья,

Мне не нужен витийный сонет.

Напиши на знакомом наречье:

«Здравствуй, Тоха! От Ромчи привет!»

Повелось так с глубин мирозданья,

Что Господь наделил двух друзей

Одной нитью идей пониманья,

И с годами она лишь прочней.

Хотя нет, дружба – это тогда лишь,

Когда двое, отличные всем,

В споре скажут: «Ты сам, друже, знаешь —

Дружба выше всех этих проблем».

Дружба – это когда вдоль разлуки,

Простучат каблуки перемен,

Но при встрече, пожав крепко руки,

Други сядут меж кухонных стен,

И там будет одно лишь молчанье,

И не будет неловких секунд,

Молча выпьют по чашке чая,

Не нуждаясь в словах. И уйдут…

Запечатай мне рыбинский воздух

Перешли мне, друг, волжский песок

Дай мне неба кусочек неброский

И двора, что взрастил нас, кусок.

8.05.2000 г.

Новоселы
(Лукиным Славе и Оле)

Ноябрь/Девять – адрес новой жизни!

В осенних лужах видим: в новый дом

Въезжает пара юных и капризных

Пожить вдвоем.

Дождем в окно стучится ваше «ВМЕСТЕ»,

Осенний вальс кружит быстрей, быстрей,

И слышится романс о той невесте,

Что всех милей.

В еще пустые комнаты и стены

Заходит первым время на двоих,

Повсюду вывешены главные графемы

Всех чувств твоих:

«Тебя люблю», «Тобой не надышаться».

Вы дольше не срывайте этих слов

Со стен судьбы, не стоит расшибаться

О тень ослов.

Осенний ветер вносит сквозняками

В пока пустую комнату детей,

Минуты счастья с мокрыми глазами

Обрывки дней.

Скрипят ключи, цепляются бородкой

За новой жизни радостный клубок,

Пусть за порогом ждет лесной находкой

Зело глубок,

Журчащий сон, чистейший и веселый

Родник свободы, радости вдвоем,

Входите смело, наши новоселы,

В дверной проем!

Ноябрь/Девять – адрес новой жизни!

Не забывайте видеть в толще дней,

Обитель первую совместной вашей мысли,

Судьбы своей!

09.11.2003 г.

Руины Херсонеса
(Инге Гоманович)

Вот предо мной развалины былого

Желания оставить свое семя

На каждом камне Понта,

Их засеяв —

Античности эпоху подарить!

У греков их желанье все огречить

Идет, наверное, с их пращура Пелопа,

Носившегося резвой антилопой,

Пытаясь древних греков породить.

Его потомки, выучившись ловко,

Ходить под парусом, сумели расплодиться

Повсюду, где морской водой умыться

Возможно было, выйдя на брега.

Таким «макаром» высадившись как-то,

За сотни километров от Эллады,

Опять же не без греческой бравады,

Сказали: «Эта местность нам мила».

Так вырос Херсонес – дитя торговли,

Жемчужина огреченного Крыма.

Столица в Скифии могучего калыма,

Где грек-торговец жал свои плоды.

Торговый город странно переплавил

Стремленье к Грации и варварскую прелесть,

Два эти антипода лихо спелись.

И были не бесплодны их труды!

Ты, Херсонес, играл тысячелетья

Такую роль, но главная победа

Твоих веков над суетностью бреда —

Крещенье князя руссов – это пик

Твоих сближений двух различных нравов,

Твой главный апогей на этой ниве,

Твоя задача максимум, отныне

Лишь благодарности ты будешь видеть лик!

Ты дочка скифа, верой же гречанка.

Ты много где была, но с Херсонесом

Не раз судьба сводила, с интересом

Слежу за вашей общею судьбой.

Мне видится все это не случайным —

Который год ты бархатным сезоном,

(пускай по отдыхательным резонам)

Вновь видишь Херсонес и волн прибой.

Ты длишь в искусстве греческие жанры,

Ваяешь классику для будущих потомков,

Но будто скиф сидишь ты на котомках,

Готовая сорваться в дальний путь,

Пускай же Херсонес напоминает

Тебе о том, что очень вы похожи,

И камни древние, как поры ветхой кожи,

Пусть наполняют вздохом твою грудь.

9—11.02.2004 г.

Монолог о Искусствах
(Андрею Ополовникову)

 
I
Искусства рождаются в общежитьях,
под сливы «Ганга». Бетон перекрытий
не в силах сдержать той растущей мощи,
могучей жилы студентов тощих.
Под скрип кроватей и вопль «Иванов»,
под ритмы джаза, капели кранов,
растёт назло сорняком дотошным,
талант студентов, живущих прошлым
талантом прежних, студентов бывших,
стоящих ныне на полках книжных.
 
 
Подобно рыночным отношеньям,
искусство зиждется на сношеньях
вчера с сегодня. Их общий опыт
успех искусству на завтра копит.
Как все согласны, что мы – не боги,
что мозги наши весьма убоги,
что мы – исчадья цивилизаций,
кружась в спирали искусств и граций,
не то что Бог, не способны «бара»
(что у евреев – творить сначала).
 
 
Всё то, что было, всё то и будет!
Пусть этот слоган в нас память будит,
что надо чаще смотреть за спину,
пока Гончар не вмесил нас в глину,
взирать на предков, их брать в основу
и помнить: Солнцу лишь быть сверхновой
возможно здесь, а в людских свершеньях —
всё плагиат и повтор решений.
Читая книги, легко убедитесь,
что сами во многом порядком вторитесь.
 
 
Как всё – искусство растёт слоями.
На старый грунт оседают сами
собой идеи – дома улиток.
Под прессом времени в монолиты
растёрт ракушечник притязаний,
Искусств, находок и состязаний.
Задача юных – воткнуть моллюска
на пик кургана того искусства,
где в красной охре, в началах мира
кружат бизоны из Альтамира.
 
 
В искусстве много от соложенья.
Прибавьте к камню изображенья.
Разбей о стену фигуры плотность.
Прибавьте к зоо – антропоморфность.
Скрестите камень и пирамиду.
Оденьте глину в огня хламиду.
Всё то, что дышит, расплющи в профиль,
к нему прибавьте богатство сотен
веков, прошедших со стрелкой глаза.
Искусство Нила – протест анфаса!
 
 
Прибавь к Египту живинку Крита.
К игре с быками (от целлюлита
лекарство древних) прибавьте фреску.
К простым поминкам побольше блеску.
Златую маску сложите с трупом
и он воскреснет, зело раздутым,
могучим корнем античных пластик,
отцом аэдов и физ. гимнастик.
Скрестите Фидия с грудой камня.
Скалу в Афинах (плюс состязанья),
 
 
скрестите с греком – возьмёшь Акрополь.
Сложите с Римом, и, будто тополь,
язык копейный, остроконечный,
на древках копий протащит вечность,
в проёме арок столицы древней
волчицы старой портрет затейный.
Прибавь к фаюму желание новой
могучей веры – сиречь Христовой —
в круженьях нимбов оставить лица,
чтоб было ясно кому молиться,
 
 
получишь эру и достиженья
иной культуры, плюс Возрожденье!
Прибавьте к Джотто де ля Франческу,
а к Веронезе да Винчи фреску.
Прибавь к монаху немного сюра —
получишь Босха. Потом гравюра
скрестится с парнем из Нюрнберга,
Микель Анджело с его энерго —
бурлящей мыслью о всём и сразу.
Доминиканских костров заразу…
 
 
Всё это вместе родит усталый,
о, век двадцатый! Под нами талый
«пик коммунизма», года ампира,
казнённой веры – того, что мило.
Собрав по крохам тысячелетья,
ступени славы и долголетье
почти бессмертных следов культуры
подходим ближе к своей натуре;
мы, в наше время, в реальных силах
оставить йоту на строчках мира!
II
 

Так исторически, брат, получилось —

мы на вершине! Это случилось!

В наших руках послезавтра и завтра.

Мы на вершине! Больше азарта!

В пальцах у нас заплелись узелками

ленты бумаги; мои со стихами,

твои с запятыми деревьев и крыльев.

Мы поделили наше бессилье

между вчера и сегодня. Мы полу—

проводниковую выбрали фору.

Искусства родятся сегодня меж нами.

Как мы понимаем – их много. Татами

всё обтанцовано сотней борцовок,

пускай мы на них мастера подтанцовок,

но есть между ними такие, в которых,

напротив, совсем не нуждаемся в форах.

В искусстве дружить и протягивать руку.

В искусстве всегда предложить раскладуху.

Всегда на себе свои метры таскать.

На выездах ночью друг с другом болтать.

Искусство дружить очень часто в общаге

родится. Подобно охотничьей тяге

слетаемся мы, заплетаемся в гнёзда,

порою общага – наркотик и воздух!

У дружбы коренья не менее древни,

чем сам человек, человечии тренья.

Не меньше любви и порой состраданья.

Дружба – и труд, и упёртость старанья…

И в дружбе, как, впрочем, должны постараться

чего-то достигнув, примером остаться!

Искусство рождается в общежитьях,

промеж батарейных чугуннолитий,

где клоны-кровати, столы п-образно

зигзачат по стенам. Где слово «заразно»

отсутствует, дабы не портились нервы.

Где самый любимый этаж – это первый,

на нём даже в зиму не заперты окна,

и если под утро «усталый» настолько,

что нету и сил, пробираясь сквозь зиму,

ты скажешь: «Сим – сим», и подобно «сим—симу»

откроется пасть застеклённой пещеры,

в неё заберёмся. Сквозь двери-фанеры

пускай комендант упивается пеньем

(у викингов всё так – немного с хрипеньем).

Левкасные доски! Рябиновый полдник!

Ну вот ты и в силах, отчаянный сотник.

Вся сотня проблем за твоею спиною,

ты их, как детей бережёшь. С головою

уходишь под книги; бутылку ром колы

раздавишь под Моцарта… и в протоколы.

История дружбы имеет свой опыт,

но он не в альбомах, он в сердце, и стропы

его оплетают и душу, и руки

похлеще любой, из альбомных, науки.

Поэт сочинил нашу дружбу на почве

искусства, общаги, планшетов, и прочих

почти что мизерных отрезков детальных.

Мы близкими стали из ранее дальних.

И малостей этих пять лет сосложенье —

мне краше всех прочих искусств сбереженье.

Февраль 2004.

Олесе Аферёнок

1. Ветка

 
I
Облетает злато! —
Хоровод уносит.
Им теперь богата,
Лишь купчиха Осень.
 
 
Дрожью листья бьются.
Тучи сеют воду.
Друг ко другу жмутся
Ветки в непогоду.
 
 
Что растут снаружи —
Прячут ноги в крону
(берегут от стужи
дерева корону),
 
 
А ладошкой листьев
Укрывают лица,
Чтоб опять же в осень
Им не простудиться.
 
 
Этих веток веник
Ветру, ах, послушен;
Скажет: «Взвейтесь в небо!» —
Те взмывают дружно.
 
 
Скажет: «Гнитесь вправо!» —
Те как лук согнутся,
Скажет: «Братцы, надо!» —
Те покорно льнутся.
 
 
Эти ветки вроде
Держатся стволами,
Но осенний ветер
Их легко ломает.
 
 
Парадокс прутийный —
Веток миллиарды,
Имут пред стихией
Комплексов громады.
 
 
Робко листья скажут:
«Лучше не ругаться» —
Ропот не покажут…
Ветки согласятся.
II
Молодая ветка,
Среди веток прочих,
Нараспашку ветру
Свою гибкость точит.
 
 
Там, где все согнулось,
Ветру поклонилось,
Плоть ее младая
В камень превратилась.
 
 
«Не бузи! Качайся!» —
говорят сестрички.
Отвечает гордо:
«Нет такой привычки»!
 
 
Так и спорит с ветром,
С теми, кто не спорит.
Молодая, ветка —
Несогласьем морит!
 
 
«Нет такого слова!» —
и в энциклопедьях
зарывает снова
дрожь своих соседей.
 
 
В каждом новом ветре
Видит лишь полезный,
Переход от древа
(ветки) в прут железный.
 
 
Лишь стальнит волокна
(юной ветки тело)
Каждый новый ветер,
Новая проблема.
 
 
Есть у ветки шансы
В завтра наступившем,
Стать могучим древом
Ветер победившим!
 

7—8.03.2004 г.

2. Бег Времени
(К защите дипломной работы Олеси А.)

 
Время надолго, уверен, закуталось
В такты вселенских часов.
Узами стрелок минутных опуталось —
Нет в мире крепче оков.
 
 
Мчатся мгновения – кони по мороси
Звездно-молочных путей,
Из-под копыт высекая колёности
Искро-секундных затей.
 
 
Мчатся вперед от деленья к делению —
Строг поминутный их лик.
Пишут копытом вселенской историю,
Пишут лишь на чистовик.
 
 
Все им подвластно! Когда же под занавес
Ангелы небо свернут,
Хронос проглотит последнюю пассию,
И пирамиды падут…
 
 
Вот удивление вечным останется
Самый непрочный, простой,
(Ни мегалит, ни соха – всё состарится) —
лишь человек за сохой!
 

26.06.2004 г.

Борисовым
(Марине и Максиму)

 
За окошком штормит.
Воет ветер в стаканах.
Где-то Финский залив,
Засыпая в Анналах,
Надувает гардин
Неустанную вялость…
Где вы, други мои?
Что от вас мне осталось?
 
 
Фотография, где
Облака спорят с платьем.
Складки памяти, те
Что содержат в объятьях
Наших будней талмуд,
Запечатавший лица,
Силуэты минут —
Что всегда будут длиться.
 

15.03.2004 г.

Встреча
(Зинаиде Владимировне Дивановской)

 
Инфантильный идальго
Вдоль струящихся стекол
Изучает движенье
Оседающей пыли.
Уважаемой донье
Он тетрадь со стихами,
Как себя доверяя,
Отдает чтобы плыли.
 
 
Разговор не окончен,
Смыслы все будто тлеют,
Ожидая в дальнейшем
Разгорания в силу,
Этих лет многоточье
Так нуждалось в Орфее,
Чтоб горящей струною
Опрокинул в могилу,
 
 
В безвозвратное «насмерть»,
Воздержание слуха,
Отобрав у Аида
На молчание вето,
Он утешил не наспех
Два алкающих уха
Разговорной корридой —
Тряпкой красного цвета.
 

Май 2004г.

Три посвящения

1. К. Кераму

 
Люблю я растущую массу в руке, когда в ней лежит книга!
Люблю я порезы на пальцах моих от страничек романа!
Люблю поздний час, когда мысли из книги лавиной
Врываются в мозг… и тем паче из книги Керама!
 

6.04.2000 г.

2. Омару Хайяму

О Хайям! Бог свидетель, как долго алкал

Слов твоих я услышать сладчайший фиал.

Наконец-то заполнилась пропасть разлуки,

Я испил разговора с тобою пиал.

О ученейший муж! Стихотворец! Астроном!

Все что было с тобой – называл только фоном.

Ты закуской тоски заедал чашу славы.

И к седым волосам кабаки значил домом.

О поэт! Мне теперь навсегда невозможно,

Так, как раньше, ногами месить бездорожье.

Ты мне первый открыл, что у глины есть память,

Что устами отцев глина рцет осторожно.

О мудрец! На пирах я не раз повторял,

Так как ты разливая расплавленный лал

По бокалам, к призывам твоим возвращался,

То, как мудро прожить людям ты завещал.

О ученейший муж! О поэт! О мудрец!

Виночерпия друг! Юных гурий ловец!

Виноградной лозы – о Хайям – воздыхатель,

В чаше вечности временем мчимый пловец.

Я тебе посвящаю свои рубаи,

Пусть в подметки они не годятся твоим,

Как спасибо прими их, прошу, не гнушайся,

Как твои, они – чувства и мысли мои!

31.08.03