Читать книгу: «Сборник таинственно-лирических рассказов», страница 3
И Федору Ивановичу, чтобы хоть как-то оправдать себя, тоже хотелось так думать, но почему-то не думалось. Единственное, на что оставалось ему уповать, так это на то, что Нагая оценит его отчаянный поступок. И он с нетерпением стал ждать этой встречи, возможно, последней в их жизни. А общество, раздробленное, расколотое, сомневающееся в истинных причинах и сгорающее от любопытства, никак не решалось спросить Федора Ивановича напрямую о том, что сподвигло его на такой неординарный поступок. А он и сам до конца не знал ответа на этот вопрос, но точно чувствовал, что вместе с бородой ушли уверенность, сила и какая-то необъяснимая власть над другими. Ему казалось, что он потерял часть самого себя, и эта самая часть составляла основу его личности. Он стал жить с ощущением того, что предал себя, выбросил под дождь любимого пса, который служил ему верой и правдой долгое время. Ощущения, которые он испытывал от отсутствия мохнатости, вызывали дискомфорт и раздражительность. Разочарованно щупая подбородок, Федор Иванович наивно полагал, что от этого действия как можно быстрее появится первая щетина. Он лежал в темной комнате и машинально всматривался в потолок, и со стороны могло показаться, что этот человек сходит с ума или выполняет таинственный обряд, известный лишь ему одному. Наверное, всем известную лампу Аладдина натирали не с таким рвением, как делал это Федор Иванович со своим лицом и подбородком. Он прекрасно помнил о том, как медленно зарастает его лицо, тем не менее продолжал усердно водить шершавой рукой по гладко выбритой коже, на которой не было даже маленького намека на появление растительности. Эти незамысловатые движения совершались скорее от досады на себя, чем по другой причине. «И как меня так угораздило… и, главное, не помню… бес попутал… нечистая вмешалась… дьявол посмеялся… – думал Борода и тут же противоречил сам себе: – Да какой дьявол, какая нечистая… вздор все это… любовь к Зинаиде Федоровне – вот единственная причина моего поступка». Но здесь на смену этим, уже казалось, укоренившимся выводам приходило другое: «Да какая там любовь… ну какая любовь на старости лет… просто надрался в хлам. А эти два чудака посмеялись надо мной… Но почему я тогда не нашел сегодня ни их корабля, ни их самих?! Нечистая вмешалась, ей-богу, она самая».
Так и лежал Федор Иванович до утра, а в голове его крутилась карусель из разных противоречащих друг другу мыслей. И лишь с восходом солнца он вспомнил, что сегодня истекают три дня, о которых говорила Зинаида Федоровна. Осталось только узнать, который час на дворе. Стрелки старых часов, из которых, видимо, не так давно ушла жизнь, замерли на одной отметке. А потому, не имея возможности определить точное время, Борода прикинул, что сейчас около шести утра. За долгие годы работы в порту он научился определять время почти безошибочно, и этот раз не стал исключением. «Через час придется выходить на работу», – подумал Федор Иванович и, сев на кровать, просунул свои сморщенные от морской воды ступни в точно такие же сморщенные от его пальцев тапки… Время с утра летело стремительно, и единственное, чего хотел Федор Иванович, – чтобы Зинаида Федоровна пришла вовремя. Передвигая тяжелые коробки и перетаскивая мешки с зерном, Федор Иванович старался отвлечься от волнующих душу мыслей, но у него это не получалось. Распоряжения, которые он отдавал своим работникам, были какими-то неуверенными и незаконченными. Глядя на корабль Нагой, Борода глубоко вздохнул. К нему уже стали подходить первые пассажиры, и в порту становилось шумно и людно. Борода бросил на полпути ящик, жестом указал одному из работников, чтобы донесли за него, а сам двинулся по направлению к набережной.
Через несколько минут ожидания Борода увидел двух подруг Зинаиды Федоровны, а потом и ее саму. Уже издалека она показалась ему уставшей, но очень счастливой. Она смотрела куда-то в небо, широко улыбалась и что-то восторженно рассказывала подругам (наверное, про Петербург). Влюбленному же Федору Ивановичу показалось, что эта улыбка предназначена специально для него, и он, улыбнувшись в ответ ртом, где не было трех передних зубов, засиял от восторга. Вообще-то он редко улыбался, возможно, из-за сурового характера, а может быть, из-за пробелов между зубами. Но сейчас он буквально залил счастьем всю набережную и весь порт. Вот так он и сиял на солнце, как только что отчеканенная монета, выпавшая из кармана растяпы, которому она досталась. Охваченный волнением и восторгом, он, улыбаясь своим беззубым ртом, наверное, мог бы простоять так даже после того, как Нагая прошла мимо.
Но, поравнявшись с Бородой, она неожиданно для него самого спросила:
– Голубчик, вы не подскажете, где я могу увидеть Федора Ивановича Бороду, а то что-то я не вижу его на набережной (последнюю часть предложения она сказала по большей части для себя и как-то задумчиво).
И если раньше при волнении Федор Иванович не мог выговорить одну букву «р», то теперь он не мог выговорить вообще ни одной буквы. Улыбка сползла с его лица, как убитый слизняк с мокрого кафеля. Стараясь произнести хотя бы слово, Федор Иванович замычал, словно мартовский бык. Женщины вопросительно на него уставились.
Одна из подруг Зинаиды Федоровны, имея нетерпеливый нрав и не смея слушать более эти мычания, пристально взглянула на Бороду и категорично заявила:
– Он немой.
И, взяв Нагую под ручку, быстро потащила ее вперед. Обескураженный таким поворотом дел, Федор Иванович стал понимать, что счастье уплывает от него в прямом смысле слова! Язык, который так долго готовился сказать хотя бы один комплимент в адрес Нагой, онемел, а ноги, которые еще недавно буквально носили Федора Ивановича, как будто бы приросли к земле. В относительно небольшом узком порту Федор Иванович часто слышал, как мужики говорили иностранным туристам: «Что ты встал как истукан?». Но он и предположить не мог, что сам станет истуканом в буквальном смысле этого слова! Люди, не всегда понимающие, кто такой «истукан», теперь могли лицезреть его воочию. Единственным местом, которым сейчас мог шевелить Борода, была шея. Повернув ее на 30 градусов вправо, «истукан» увидел, как Зинаида Федоровна тоже крутит головой и ищет кого-то глазами. Она расспрашивала о чем-то коллег Бороды.
Две ее подруги уже поднимались по трапу, но Зинаида Федоровна все еще оставалась на земле. Спросив что-то у Ваньки-Якоря и посмотрев в сторону Бороды, она покрутила у виска пальцем и стала быстро подниматься по трапу. И только сейчас, сбросив с себя оцепенение, Борода кинулся к кораблю. Добежав до Ваньки-Якоря, он услышал.
– Не поверила она мне… не поверила, что ты это… ну в смысле без бороды…
Федор Иванович догадался об этом уже без комментариев и хотел кинуться на корабль, но трап стал автоматически подниматься на борт. Борода выругался и от отчаяния чуть не ухватился кончиками пальцев за поднимающийся механизм. Только обескураженный взгляд и голос Нагой, которая стояла на борту корабля вместе с подругами, спасли его от этого отчаянного поступка.
– Так это действительно вы, Федор Иванович? Но что вы с собой сделали? – спросила Нагая.
– Я… я… я… – начал было Борода и, поняв, что сейчас не самое время тушеваться, выпалил словно из пушки: – Я сбгил богоду по вашей пгосьбе… я гешился на это гади вас… о том, о чем вы пгосили меня в письме…
– В каком письме? А-а-а, вы о той самой записке… – как-то легкомысленно ответила Нагая, давая искренне понять, что уже забыла о ней. – Но я не писала вам ничего подобного и никогда бы не написала этого, зная, как вы дорожите своей бородой.
Теперь Федор Иванович уже окончательно ничего не понимал. Зинаида Федоровна тоже не понимала, какое она имеет отношение к тому, что Борода облысел, но точно знала, что соображать нужно очень быстро, так как времени у них почти не осталось. Корабль уже дал гудок и стал медленно отходить от набережной петербургского порта. И здесь Зинаида Федоровна, сообразив что к чему, залилась истерическим смехом.
– Федор Иванович! – кричала она как можно громче, чтобы легкий ветерок не уносил ее слова. – Это письмо писала моя подруга, она писала его под мою диктовку… И я думаю, она просто решила вас разыграть и, ничего не сказав мне о своем дополнении, просто дописала от себя…
Здесь ветер съел концовку ее слов, и Борода не расслышал, чем же закончилось предложение. В пылу негодования и возмущения Борода выкрикнул:
– Я убью этого крокодила…
Нагая тоже не все слышала из сказанного Бородой и с улыбкой продолжила выговаривать слова, борясь уже не столько с ветром, сколько с расстоянием, которое становилось между ними все более заметным.
– Но мне все равно приятно, Федор Иванович, ведь вы сделали это ради меня…
И здесь сердце Бороды заметно смягчилось, а на глазах проступили слезы… Больше всего на свете он хотел услышать именно это и обнять эту женщину. Очень хотел… но уже не мог. Чтобы хоть как-то сохранить эту тонкую, слабую, исчезающую связь с ней, которая стала рваться с каждым мгновением, он крикнул:
– Я буду ждать вас, Зинаида Федоровна, буду ждать на будущий год… летом… ведь Петербург летом прекрасен!
Чайки, знавшие Бороду много лет, речной ветерок и, казалось, даже корабли затихли в эту минуту, чтобы между двумя людьми, кричащими друг другу, появился невидимый коридор из слов и ощущений. Сейчас Нагая прекрасно расслышала Бороду и ответила:
– Федор Иванович, спасибо вам. Мы непременно будем с мужем… Вы очень добрый человек, а с бородой вам гораздо лучше…
Но Федор Иванович уже ничего не желал слышать… После слов «будем с мужем» ему стало одиноко и очень досадно. Именно в этот момент ветер усилился, а чайки закричали еще истошнее, чем обычно, навсегда заглушая любимый голос для нелюбимого человека. Губы Нагой еще что-то шептали, но сейчас Федор Иванович предпочитал слышать крики чаек, чем голос той, которая никогда уже его не полюбит и которая навсегда уплывала от него в бесконечную даль.
Вот так закончилась еще одна история Федора Ивановича Бороды. С тех пор прошло уже много лет. Так много, что душевные раны зарубцевались, а борода стала густой и красивой, как когда-то давно. Федор Иванович снова стал уверенным и сильным, хотя годы непременно взяли свое. Но он старается не унывать и держать парус по ветру. И если вы когда-то окажетесь в том самом порту и услышите: «Ну кто так отгружает?», «Эй, а ты куда понес этот мешок?», «А ну, мужики, навались…», – знайте, что это командует Борода, о котором вы когда-то читали!
Несостоявшаяся свадьба
В доме Марии Гавриловны Савельевой уже с самого раннего утра все были на ногах. Единственная и горячо любимая дочь Варенька выходила замуж. Это событие стало настолько неожиданным, что застало многих друзей, знакомых и, конечно, в первую очередь многочисленных родственников Савельевых врасплох. Все удивлялись не только скорому бракосочетанию Вари Савельевой, но и прежде всего мужчине, который за нее посватался.
Ее жених, Сергей Александрович Ланской, в городе и за его пределами был личностью очень известной. Выходец из дворянского рода, высокий, статный, физически развитый мужчина с черными глазами и густой бородой сводил с ума не только молодых девушек, но и женщин постарше. Он никогда не знал отказа, и ходили упорные слухи о том, что даже высоконравственные замужние дамы уходили от своих мужей, стоило только Ланскому поманить их мизинцем. Совсем молоденькие девушки хотели стать постарше, приблизившись тем самым к возрасту томного ловеласа, а зрелые дамы, напротив, мазали свои лица разными кремами, чтобы стать чуточку моложе и тем самым увеличить свои шансы на то, что когда-нибудь Сергей Александрович взглянет и на них. В общем, при виде этого мужчины многие женщины томно вздыхали, и даже первые красавицы города не всегда могли рассчитывать на его расположение!
А здесь какая-то Варенька Савельева! Простая и невзрачная, из семьи со средним достатком, она чем-то все же не просто зацепила Сергея Александровича, а уже совсем скоро должна стать его законной женой. Эта новость, которая разлетелась по всему городу за считанные часы, выглядела не как простая сенсация, а как информационная бомба! Об этом судачили все и повсюду: в магазинах, на перекрестках, в повозках, запряженных гнедыми лошадьми, и речных трамвайчиках, в знатных домах и домах поскромнее… Даже маленькие дети, не понимавшие смысла происходящего, и старики, выжившие из ума, и те подхватили эту новость и говорили о ней как о чем-то важном и невероятном…
А тем временем приготовления к свадьбе шли полным ходом. Мария Гавриловна, обычно тучная и грузная женщина, в эти дни была не похожа на себя. Ее переполняли добрые чувства, и она находилась в предвкушении того, что уже совсем скоро их жизнь круто изменится и все материальные трудности уйдут на второй план. По крайней мере, она на это очень надеялась! В грязном фартуке и поношенных тапках она руководила всеми приготовлениями. Лучшие подруги Марии Гавриловны, охотно согласившиеся помочь ей в этом хлопотном деле, беспрекословно выполняли ее поручения и даже не помышляли уйти домой, пока все не будет готово. До свадьбы оставался всего один день, а платье Вареньки еще только предстояло забрать из ателье, куда его отвезли на подшивку пару недель назад.
Сколько ходило разных слухов, сплетен и разговоров, когда Савельевы ездили в свадебный салон, сложно представить даже самой знатной сплетнице! Все дело в том, что ни одно, даже самое маленькое платье не подходило Варе по размеру и смотрелось на ней как огромное пальто на огородном пугале. Она не обладала от природы большим бюстом, а точнее сказать, не имела его вообще, поэтому даже в области груди платью не за что было зацепиться. Ну а, как известно любой женщине и каждому женскому угоднику, если матушка-природа не наградила девушку спереди, то и сзади обычно похвастаться нечем! От такой болезненной худобы Варенька страдала с раннего детства. А когда она стала взрослой и пришла пора показать себя во всей красе, девушка сделалась еще несчастнее. Мария Гавриловна всегда помнила об особой впечатлительности дочери, а потому, когда они еще только собирались приобрести самую долгожданную девичью обновку, тщательно выбирала свадебный салон, учитывая при этом главным образом профессиональные навыки и лояльность продавцов. Хотя, сказать по правде, выбирать особо было не из чего, так как в городе таких салонов было всего три и в каждом из них работала поклонница Сергея Александровича, которая по совместительству являлась не только профессиональным продавцом, но и профессиональной сплетницей.
Все три сплетницы, работавшие в салонах, хорошо знали друг друга, а потому со злой иронией гадали, к кому же из них приедет Мария Гавриловна со своим «веретеном». Они с нетерпением ожидали молодую невесту, и каждая из «подруг» хотела льстиво позлорадствовать над девушкой и лишний раз поведать миру о том, какая она худосочная и неприметная. Более того, каждая из девушек нарисовала себе примерный сценарий развития событий и приписала Вареньке такие качества, которых в ней отродясь не водилось. «Какой все-таки, должно быть, у нее дурной вкус и манеры ни к черту», – говорила первая из подруг, сплевывая при этом в кулак шелуху из-под семечек. Вторая, которая была ненамного полнее самой Вареньки, говорила, что такой пугающей худобы, как у Савельевой, она еще не встречала. Ну а третья подружка, считавшая себя самой модной среди представленной троицы, отличавшаяся повышенной волосяной растительностью по всему телу, и вовсе заявляла, что Варенька (которую она ни разу не видела) самая небрежная особа, какую ей доводилось встречать, и что какое бы шикарное платье девушка ни выбрала, ей с ее данными уже ничто не поможет. Ведь благодаря такой внешности легко испортить даже очень элегантную вещь!
Стоит ли указывать на то, что покупка платья и то, каким оно будет, волновали всю половину женского населения. Но все это осталось в недавнем прошлом, и, как уже упоминалось, платье было давно куплено (у девушки с повышенной растительностью) и сдано в ателье на доработку. Но зато разговоры, которые остались после посещения салона тремя женщинами (с Савельевыми прибыла еще и родная сестра покойного мужа Марии Гавриловны), находились в настоящем и разгорались с каждым днем все сильнее и сильнее, обрастая новыми подробностями. Каждая дама, слышавшая эту историю, добавляла что-то свое и пересказывала ее на новый лад. У Марии Гавриловны существовала своя «бабская агентурная сеть», а потому она знала, где, как, а главное, кто судачит о свадьбе ее единственной дочери. И она как никто переживала за Вареньку, как любая хорошая мать, всячески старалась сгладить комплексы дочери и оградить ее от злых языков. Но сделать это оказалось не так-то просто, ведь после того, как город облетела новость, что платье все же куплено и свадьба состоится, каждая девочка, девушка, женщина, пусть и не обладавшая шикарной внешностью и лично не знакомая с Сергеем Александровичем (что уж говорить о потенциальных невестах!), стала считать Вареньку личным врагом. «И что он в ней нашел?» – говорили девушки, сгорая от зависти. «Доска доской и лицо как веретено», – отзывались другие злые женские языки.
Не привыкшая к такому пристальному вниманию и предпочитавшая всегда оставаться в тени, Варенька обрела популярность в считанные часы. У нее, как и у любой другой девушки, от всего этого кружилась голова. А тут еще сам Сергей Александрович!!! Она не могла поверить своему счастью. Ей казалось, что все это сладкий сон, от которого уже совсем скоро она должна будет очнуться. От переполнявших ее чувств и затраченных нервов она даже порывалась пару раз разрыдаться, но сдерживалась в самый последний момент. Она не понимала, почему так хочется плакать… то ли от счастья, то ли от какого-то непонятного предчувствия, которое тяжелым камнем иногда ложилось на сердце. Варя гнала от себя недобрые мысли, но они снова и снова к ней возвращались. В последнее время она видела сны, в которых непонятным образом перемешались давно ушедшее время и современность. Вначале ей снилось, будто она стоит в церкви в свадебном платье, вокруг горят свечи… но почему-то нет ни гостей, ни священника. Куда же все подевались? И вдруг она вспоминает о Сергее, о своем любимом Сергее. Но где он? Где мой жених? Потом сон резко обрывался, и она видела уже немного иные сюжеты… как будто свадьба проходит на старинный манер, она едет в карете… и снова рядом нет никого, даже кучера нет, лошадь едет сама по себе, потом опять видела церковь, и снова сон обрывался… После таких снов она обычно просыпалась от воя соседской собаки.
Сегодняшняя ночь не была исключением. Говорят, что собака воет к покойнику или беде. Но зачем рассуждать о плохом, когда скоро в кровати окажется он и все мрачные мысли исчезнут, как сон! За окном по-прежнему завывала метель… Сердце стучало в груди бешеным ритмом, лоб покрывала испарина… Встав с кровати и подойдя к предмету, напоминавшему в темноте силуэт деревянной фигурки, девушка стала произносить какие-то заклинания. Сквозь метель, вой собаки и удары ставен о дом сложно было разобрать, что бормотала полусонная девушка. Но если бы кто-то видел ее в тот момент и постарался прочесть по губам, то, наверное, узрел бы в ее пламенной речи слова благодарности «кому-то» за то, что теперь у нее есть любимый жених. Ее босые ноги стояли на деревянном полу, и сквозь тонкие щели она ощущала легкое дуновение прохладного ветра, но она не боялась, что может заболеть перед свадьбой. Все было не так уж и важно, ведь сейчас она думала только о нем и ни на что более не обращала внимание. Варенька так абстрагировалась от происходящего, что, окажись каким-нибудь чудесным образом в центре Москвы, она вряд ли бы поняла, что в окружавшем ее антураже произошли разительные изменения. Девушка думала только о нем, он поглотил все ее мысли, только он один поселился в ее голове. Она не видела его целые сутки, а ей казалось, что целую вечность!
Особенно Вареньке льстило то, что Сергей Александрович, невзирая на статус, чины и чужое мнение, согласился на то, чтобы свадьба прошла в доме Савельевых. Так захотела невеста… Она уговорила любимого жениха сделать так, как хочется ей, сославшись на то, «что ей так будет спокойнее». «Ну а мне так будет гораздо выгоднее», – подумал, в свою очередь, Сергей Александрович и дал свое молчаливое согласие. Владельцы трех ресторанов, которые располагались в городе, втайне друг от друга надеялись, что торжество пройдет именно у них. Они тихо потирали руки, мысленно подсчитывая барыши. Но так и не получив заказ на проведение мероприятия, гневно и уже не так тихо ругали Сергея Александровича «за его скупость и отсутствие вкуса». Оно и понятно, ведь один день такой свадьбы мог сразу окупить их годовую выручку! Многие приглашенные со стороны жениха тоже недоумевали «от такой скромности и бестолковщины», но в открытую это не обсуждали, уж слишком боялись и уважали мнение своего начальника и покровителя. Чин-то какой!!! Зато гости со стороны невесты, довольные всем (еще бы им не быть довольными!), прониклись к Сергею Александровичу каким-то особым, раболепствующим уважением.
На свадьбе, по самым скромным подсчетам, должно присутствовать около 200 человек. В списке приглашенных значились генералы, чиновники всех мастей, прославленные доктора, ну и, конечно, простой люд… Особое место в списке гостей со стороны невесты занимал известный на всю округу маг и чародей Виктор Иванович Горицын. Славу ему принесли его предсказания и неоднозначные успехи в области «домашнего врачевания» и экстрасенсорики. Он давно водил крепкую дружбу с семьей Савельевых, а потому присутствие этого человека на свадьбе не вызвало лишних вопросов со стороны невесты, чего нельзя сказать о стороне жениха. Злые языки поговаривали, что это именно он каким-то невероятным образом повлиял на выбор Сергея Александровича. Иначе как можно объяснить такой странный союз? Только наличием магии и вмешательством потусторонних сил! Привлекательность Сергея Александровича и ее полное отсутствие у Вареньки, умение правильно подать себя в обществе и, конечно же, социальный статус влюбленных настолько отличались, что сразу бросались в глаза, вызывая разговоры определенного толка. И лишь наивные романтики говорили: «Это любовь… взаимная, чистая, непорочная!». На вопрос, как такой статный, красивый, властный мужчина смог полюбить такую невзрачную девушку, романтики отвечали: «Любовь на то и любовь, что сложно ее объяснить. В том-то вся и прелесть, парадоксальность этого явления. Никогда не знаешь, когда и к кому она проявится и в какое время может исчезнуть! Человек может контролировать многое, но любовь ему не подвластна!». И такие рассуждения романтиков относительно нашей пары нельзя назвать абсолютно ложными! Конечно, любовь существовала, но только она была не такой взаимной и уж совсем не чистой!
Сергей Александрович, перебравший многих женщин на своем веку, тайно страдал, оттого что не мог остановиться на одной и сделать предложение руки и сердца. В его послужном списке были молодые длинноногие блондинки с большими грудями, от которых пахло элитным парфюмом и дорогой жизнью; знойные шатенки, изменявшие своим мужьям и искусно предававшиеся плотским утехам; рыжие бестии, от которых легко мог сойти с ума сам король, родись они в его время! И любая из них, вне зависимости от того, к какому типу женщин она относилась, с готовностью бы изменила свою жизнь и нарожала Сергею Александровичу кучу детей, если бы только он сам захотел! В общем, жених Вари представлялся видавшим виды сластолюбцем, и даже сам Казанова мог бы ему позавидовать. И если бы существовал клуб ловеласов, то Сергей Александрович наверняка занимал бы первое почетное место, удивляя даже членов этого клуба тем количеством женщин, которые перебывали в его постели.
Иной раз он как будто просыпался от чего-то и, доживая последние дни своей холостяцкой жизни в богато обставленной квартире, вел противоречивый диалог сам с собой: «Я встречал многих женщин, но такой, как Варенька, у меня не было никогда! Почему именно она и что такого я нашел в ней?». Но тут же ответ приходил сам собой: «Наверное, она пленила меня своей необычайной красотой… Хорошо! Но зачем вдруг так резко жениться? Да и постойте, где я увидел там красоту? Ведь ее и в помине там нет!». После этих мыслей он представлял Вареньку, и ему хотелось плакать от горя. Он вдруг резко хотел сорваться с места и бежать к Савельевым! Он хотел упасть в ноги и покаяться в том, что совершает ошибку, что все это блажь! «Но валяться у женщин в ногах не пристало ни одному мужчине. А значит, нужно ехать не к ним, не к Савельевым, а просто собрать чемодан и тихо смыться из города!» – после таких странных мыслей Сергей Александрович громко зевал, а на его веки опускался туман. Ему казалось, как будто женские нежные пальцы закрывают ему глаза, но сквозь дремоту он продолжал еще мыслить: «Какой же я дурак! Вокруг столько женщин, а я выбрал эту… Парадокс, господа!». Но если черную магию можно назвать парадоксом, то пусть будет так! Потом веки Сергея Александровича закрывались, и он засыпал…
А в это самое время Варенька, сидя у себя дома, нежно гладила пальцами деревянного человечка в области глаз и шептала какие-то заклинания. Этого самого человечка ей подарил сам колдун Горицын, дав вместе с ним пожелтевший от времени лист бумаги, на котором с трудом можно было разобрать буквы, больше похожие на иероглифы. Теперь счастье Вареньки, впрочем, как и сам Сергей Александрович, находилось в ее руках. Дороже этого человечка у нее никого теперь не было, поскольку этим человечком и был сам Сергей Александрович. Как удалось Виктору Ивановичу сделать приворот через деревянную игрушку, человеку, который после смерти хочет попасть в рай, знать не дано. А вот какую цену за это пришлось заплатить Вареньке Савельевой, рассказать все же стоит.
Но начнем по порядку, а точнее, с того самого момента, когда девушка впервые увидела своего будущего жениха и потеряла голову. Однажды, гуляя по вечернему городу с Марией Гавриловной, Варенька случайно повстречалась с Сергеем Александровичем. Тогда она еще не знала, кто он такой, но как только увидела, сразу догадалась, что это тот самый красавчик, о котором болтают все девушки города. Сергей Александрович чинно вышагивал им навстречу и флиртовал с рыжеволосой женщиной. Грудь женщины плыла намного впереди, чем их хозяйка, а она сама имела такую стать, такую самоуверенность, что напомнила Вареньке Клеопатру, которую когда-то видела в учебниках по истории. Только говорят, что Клеопатра считалась достаточно образованной женщиной, чего, судя по внешнему виду, Варенька не могла сказать о спутнице Сергея Александровича (на самом же деле новоиспеченная дама известного ловеласа преподавала историю в одном из лучших университетов города и о Клеопатре знала гораздо больше Вареньки! Но ревность, знаете ли, штука серьезная и порой застилает глаза!). Когда влюбленная парочка поравнялась с Савельевыми, по телу Вареньки пробежали такие мурашки, что она тут же обессилела. Проводив мужчину влюбленным взглядом, ей хотелось побежать за ним и, вцепившись в рыжую копну волос «Клеопатры», отодвинуть ее от этого сладкого негодяя.
Поймав взгляд дочери, Мария Гавриловна произнесла:
– Не наш жених это, доченька, и нечего голову воротить в его сторону, а то так можно и шею свернуть…
Но расстроенная девушка только опустила глаза и сделала вид, что не расслышала маму. Вся прелесть летнего вечера на этом закончилась, а потому через несколько минут Савельевы вернулись домой.
Закрывшись у себя в комнате, Варенька прорыдала всю ночь. Она глядела на себя в зеркало, понимая, что шансы на то, чтобы Сергей Александрович просто взглянул на нее одним глазом, равны нулю. Изменения, произошедшие после той встречи с девушкой, бросались в глаза не только Марии Гавриловне, но и ее многочисленным подружкам. И без того тощая Варенька похудела еще больше, а ее характер, который раньше отличался добрым нравом, теперь стал невыносим. Она подолгу закрывалась в комнате и, стоя на коленях перед иконами, громко молилась, стукаясь головой об пол. Марию Гавриловну пугало такое поведение единственной дочери, и она стала всерьез переживать за ее состояние. Иногда она и сама молилась, но делала это с грехом, так как мысленно в глубине души проклинала тот вечер, когда они случайно встретились с Сергеем Александровичем. Мария Гавриловна знала, что для того, чтобы молитва возымела священную силу и определенное действие, она должна исходить от чистого сердца и находиться в союзе с чистыми помыслами. Но очистить сердце и разум до конца у нее не получалось. Судя по стукам в комнате дочери, она тоже не очень с этим справлялась. А потому шансов на то, что Господь их услышит и устроит им новую случайную встречу с искусным ловеласом, практически не было.
Неизвестно, сколько бы продлилась такая жизнь молодой девушки, если бы однажды, когда с неба большими хлопьями валил первый снег, к ним в дом не заявился сам Виктор Иванович. Он сел за стол подальше от икон и, косясь на образа, прислушался.
В это время Варенька успокоилась, но Горицын все же спросил:
– Слыхал я, Мария Гавриловна, что дочка твоя совсем иссохла?
Хозяйка квартиры, хлопотавшая перед столом, ничего не ответила и, боясь, что Варенька может услышать, села рядом с Виктором Ивановичем.
– Да я уж и не знаю, что делать, дорогой вы наш… Из комнаты сутками не выходит, ничего не ест, и все мысли о нем!
– И давно это началось? – спросил насупившийся Виктор Иванович таким строгим тоном, как будто боялся, что ничего уже не поможет и время упущено.
– Да месяца два как…
– Ну, это еще ничего, я знаю, как помочь твоей девке.
Мария Гавриловна с надеждой посмотрела на мужчину и хотела что-то спросить, но он встал из-за стола и, не дожидаясь, когда сварится чай, произнес:
– Когда приду в следующий раз, чтобы все иконы, находящиеся в доме, ты вынесла прочь, а еще лучше… В противном случае я сразу уйду, и пусть твоя девка и дальше молится вашему богу, – с этими словами он громко хлопнул дверью и вышел на улицу.
Шутить с таким человеком, как Виктор Иванович Горицын, было нельзя. Да и к тому же если он реально может помочь, то почему бы на время не сделать так, как он хочет? Другими словами, Мария Гавриловна решила обмануть старого колдуна, прекрасно понимая смысл того, что иконы она должна не спрятать, а уничтожить. Но это уж, знаете ли, слишком! Связав все иконы между собой старой веревкой и завернув их в старый халат, Мария Гавриловна отнесла их к соседке. Через пару дней явился Горицын… В этот раз он был не таким любезным, как обычно, и, не поздоровавшись с хозяйкой, бегло осмотрел комнату.
