Читать книгу: «Студентка», страница 2

– Да, венчик, ну, которым мешают…

– Ах венчик!

– Ну да, да, венчик.

– Нету.

– Меня зовут Эдик.

– А меня Милана.

– Я знаю. Э-э-э… в смысле, приятно познакомиться. На самом деле, я видел тебя в библиотеке, и… не хочешь пообщаться?

Милана улыбнулась и пожала плечами:

– Давай.

В кампусе, в отличие от родного города, Милана не собиралась отказываться от предложений познакомиться. Она говорила, что правильно отказываться лишь в том случае, когда мужчина (юноша) вызывал подозрение, например, когда было видно, что он старше лет на двадцать – это определённо странно, не так ли? В остальном, она всегда давала человеку шанс. Ну а вдруг и правда что-нибудь получится? Она свято верила во взаимность, полагая, что во время знакомства может выясниться не только то, что юноша не нравится ей, но и что она – не нравится ему. Словно и не существует никакого слепого самоубеждения, которому люди так охотно поддаются, оправдывая перед самим собой поведение другого человека, которое, на самом деле, не требует оправданий. Порой то, что занавески синие, означает лишь то, что это занавески, и они синего цвета – нет никакой аллюзии на голубое небо, просто занавески, просто синие.

– Как тебе кампус? – спрашивал Эдик.

– Я… не знаю.

– Ну в смысле? Ты же ходишь тут каждый день.

– Ну да, но… я иду от общаги до корпуса, иду обратно, и не замечаю ничего вокруг, потому что думаю о чем-то другом. Как-то так.

– А о чем ты обычно думаешь?

– Ну-у, об учебе обычно. Так, а о чём ещё думать?.. Да и вообще, мне кажется, что если не думать об учёбе, то ничего не выйдет.

– Ну, это естественно.

Но ей показалось, что он не понял, о чём она говорит.

– Я имею ввиду, думать не о том, что ну вот, ну учёба, – она изобразила руками что-то абстрактное, пытаясь разграничить «учебу» и «учебу», – а конкретно о тех вещах, которые мы изучаем: задумываться над доказательствами и определениями, над совокупностью фактов, складывая из них картину мира. Если выучить все теоремы, но не задумываться над ними в целом, мне кажется, ты не увидишь ни причин, ни следствий, понимаешь?..

Эдику было уже больше двадцати. Он уже успел вылететь из Университета, отслужить год в армии, поработать какое-то время в казино, затем в кофейне, а теперь вот поступил в Университет второй раз. Милана слушала его рассказы точно так, как делала это всегда во время знакомства – с поддельным, зато чрезвычайно вежливым, интересом, удивлением и участием. В прочем, возможно, интерес был вполне себе не поддельным – ей действительно было интересно, о чём же будет говорить человек, но это вовсе не означало, что то, что он говорит, было ей интересно. Её интерес в том и состоял, чтобы узнать, будет ли интересно то, что он говорит… Слишком сложно. Но не для Миланы: у неё были большие глаза и густые от природы брови, от чего лицо её было чрезвычайно выразительным и очень женственным. Так что ей ничего не стоило изобразить крайнюю заинтересованность… Ну, наверное.

Ну что ей не понравилось? В моих глазах Эдик выглядел более чем достойно. В свои годы он уже прошёл через армию, имел опыт работы и даже вернулся в Университет. Не многие смогли бы заставить себя по вечерам после работы или в собственные выходные готовиться к экзаменам, чтобы вернуться к учёбе – это заслуживает уважения! Но Милана сказала, что всё в нём ей не понятно, мол он пришелец с другой планеты, человек из другой реальности и всё в таком духе.

Вернувшись в комнату, она по инерции вернулась в свою потенциальную яму теорем и примеров, и испытала при этом огромное облегчение. Однако, общение с Эдиком не было в то же мгновение забыло напрочь – напротив, оно прошло далеко не бесследно. Выйдя на следующее утро из общежития, она остановилась и спросила себя, что она думает о кампусе. Эдик сказал, что ему кампус не нравится, мол, тут какая-то давящая атмосфера, что само расположение зданий, все эти тропинки и строительные леса, вызывают гнетущее чувство напряжения, и у него возникает впечатление, даже днём, что из-за угла вот-вот выпрыгнет зомби. Окинув взглядом улицу, посмотрев на неё и так и эдак, Милана заключила, что кампус ей очень даже нравится. Красные кирпичные домики общежитий, витиеватые узенькие тропинки с редкими лавочками, незаметные проходы между учебными корпусами, ведущие в, как правило, полупустые, тихие внутренние дворики – всё это создавало уют и комфорт, создавало таинственную атмосферу места, где творится наука, где люди объединены одной идей – нет! – одним стремлением – познать тайны природы. Разве это не прекрасно?..

На вопрос Эдика о том, будет ли она с ним встречаться, Милана ответила коротко и ясно – нет. Мне она объяснила, что не может представить себя рядом с юношей, выбравшим для себя такой жизненный путь. Она сказала, что, если он повёлся на её милое лицо и большие глаза – так это только его проблемы. С этим она уж точно ничего не может сделать. И вообще, она не в ответе за то, что Эдик сам себе там что-то напридумывал – это только его заслуга. Она ведь просто участвовала в обсуждении, ничего не обещая, поэтому поступила полностью честно. Она ведь не специально делает «милое личико» (Милана кривилась от этой фразы и делала голос противным, передразнивая меня) – такой уж её сделала природа. И это было так. Проблема была в том, что её милое личико совершенно никак не сочеталось с её характером. Но как бы уверенно и гордо она не заявляла, что не причастна к заблуждению Эдика, в душе она чувствовала что-то, и я знаю, что ей стоило усилий запретить себе испытывать пустое, по её мнению, чувство вины, поэтому она так старательно оправдывала разочарование Эдика, которое, в самом деле, не требовало оправданий. «Но я ведь не специально, правда!..» – и в телефонной трубке послышался долгий вздох.

Соседство с Ритой в средней школе оставило глубокий след в душе Миланы. Рита частенько вела себя как шлюха, и, признаться, вызывала у меня ненависть, но Милана всё время отчаянно её защищала и называла хорошей девушкой. Для меня это было чрезвычайно странным – они ведь даже не были подругами! Многие поступки Риты Милана называла шуткой, в которой та смеётся над теми, кто этого не понимает, и поэтому Рита так часто громко смеялась, а затем замолкала, и улыбка быстро сползала с её лица прямиком в печальный, задумчивый взгляд. Милана говорила, что именно от Риты она научилась своему золотому правилу: что бы ни случилось, нужно выглядеть хорошо, не важно, что у тебя внутри, ведь это никто не видит, это видят лишь очень немногие, зато все видят, что снаружи. Истина, которую знают все. «Вот только обычно на этом всё и заканчивается», – ухмылялась она, и была права: недостаточно просто знать – нужно делать. Пристально посмотрев на своё отражение в зеркале, она поняла, что стрелки сделают взгляд выразительным и твёрдым, даже тогда, когда ей страшно, когда она не уверена в себе. Она рисовала их как знак, как оберег: «Это как в играх, знаешь, эта руна увеличивает броню на…» – я никогда не понимала эти её шутки.

Не думаю, что Милане удалось бы отдохнуть на каникулах, если бы соседки не уехали. Она рассказывала, как вернулась с экзамена по аналитической геометрии. С лошадиным спокойствие села за свой стол, включила электрический чайник, почувствовала головную боль от напряжения и недосыпа. В комнату влетела разъярённая Тая и сказала, как та её задолбала, и как она её ненавидит. Милана и Тая одинаково долго и жалостливо ныли о том, какой предмет сложный, как много всего надо выучить и что решить на экзамене задачу за такое короткое время практически невозможно. Вот только Милана получила десять, а Тая – пересдачу. Но разве было бы кому-то лучше, если бы с самого начала Милана громко заявляла, что всё легко, и что она не считает, что этот предмет сложнее школьной стереометрии? Ну добавилась некоторая формализация – ну и ладно, ну и хорошо! Честно говоря, не думаю, что Тае было бы лучше. Мне кажется, в этом случае, она бы ненавидела Милану ещё сильнее. Но даже если бы и было лучше, Милана ведь и правда тоже переживала, что не успеет решить задачу на экзамене, и ей тоже было тяжело всё это понять и выучить. В итоге, она не сдержалась и сказала Тае, что в её пересдаче нет ничего удивительного:

– Сколько ты сериалов посмотрела за этот семестр? Два? Три? Четыре?! Как вообще возможно выучить какой-то предмет, когда ты делаешь домашнюю работу, а на фоне у тебя «Друзья»?! Ты же не офисные бумажки заполняешь, это же труд, интеллектуальный, он требует концентрации, не каллиграфии! Это я, а не ты, сидела до рассвета, пытаясь понять, почему эти грёбаные доказательства вообще что-то доказывают!

Тая, конечно, такого не ожидала. После долгого молчания, она сказала:

– Прости, я… ты права, – и заплакала.

Милана подошла к ней и положила руку на плечо:

– Спрашивай, если что.

– Что? О чём ты?

– Ну, если ты не понимаешь что-то, если помощь нужна, то спрашивай, я попытаюсь объяснить. Договорились?

Тая улыбнулась, и соседки обнялись, заключив тем самым навсегда мир. Тая сдала пересдачу, так и не воспользовавшись помощью Миланы. Для неё это было делом чести.

Милана стала иногда гулять по близлежащим районам города. В двадцати минутах ходьбы от кампуса был небольшой парк, церковь, хороший продуктовый магазин. Там можно было найти множество всяких интересных штук для выпечки: ароматизаторы, красители, амарантовую муку и так далее. Правда, её кулинарные способности не уходили дальше жареной курицы и варёных макарон. Но всё это выглядело загадочно и заманчиво. Она даже замечталась о том, что когда-нибудь научится делать выпечку. Может быть, правда, я не особо себе это представляю. Просто, зачем ей это?..

Вечерами Милана продолжала бороться с шагами. Ни просмотр фильмов, ни музыка, не заглушали назойливый топот. Каждый раз Милана надеялась, что это Дима – её одногруппник, с которым она познакомилась на этих каникулах случайно. Милана встретила Диму на улице, и он спросил, нужно ли заполнять какие-то бумаги на получение повышенной стипендии. Она сказала, что уже заполнила их и отправила. Он удивился, попросил Милану помочь. Милана же в свою очередь удивилась, почему Дима, отлично справившийся со всеми предметами, не смог разобраться в обычной инструкции для подачи документов и следовать ей. Она сделала всё за него.

Дима жил несколькими этажами выше. У него были соседи из других групп, имена которых Милана тут же забыла, а ещё у него была довольно необычная кровать: вместо первого этажа под вторым этажом кровати стоял его письменный стол. Наверное, удобно. Выглядело это уютненько. Дима понравился Милане. Ну то есть, ей понравилось с ним общаться. Она сказала, мол, он забавный. Милана была не против поговорить с ним подольше, но… она просто не смогла сказать об этом, не смогла сказать ни то, что живёт на втором этаже, ни то, что будет рада его видеть, если он зайдёт на чай – нет, она просто застыла на пару секунд, когда пришло время уходить, а потом резко сказала «пока» и ушла. Вот и всё.

4 февраля, 1:42 I’m Awake

Тук-тук. Тук-тук. Капли медленно разбивались о деревянный стол. Противно жужжал холодильник. Шаги за дверью.

Тук-тук. Тук-тук. Не открывай. Снова шаги. Кто-то готовит в три часа ночи. И ходят, и ходят. Не спят.

Тук-тук. Стучали клавиши ноутбука. В окно через щелку в занавесках заглядывала ещё сотня неспящих окон. Кто-то уронил посуду. Шаги. Где ты была? Молчание.

Тук-тук. Головная боль била по вискам. Был слишком поздний час. Был слишком тёмный час. Слишком много мыслей.

Тук-тук. Одинаково каждый раз. Стучали часы на полке. Стук усыплял. Их бы починить. Только нужно достать инструмент. Не сейчас.

За дверью творилось не понятно что! За дверью текла чужая жизнь. Она шумела, гремела, бунтовала.

Но здесь было тихо. Не было ни правды, ни лжи, ни ожиданий, ни разочарований – ничего, только тук-тук.

Тук-тук. Капли медленно разбивались о деревянный стол. Противно жужжал холодильник. Молчание побеждало сон.

Глава 4. Оттепель

Перед началом учебного семестра было объявлено организационное собрание. Милана пришла в большой лекционный зал, положила голову на парту и стала наблюдать, как народ постепенно наполняет аудиторию. Рядом сел какой-то юноша: «Здесь свободно?» – она кивнула в ответ. Юноша был опрятно одет, у него был приятный одеколон и расчесанные волосы (что редкость для юношей не только в технических вузах). Юноша достал из сумки книгу со знакомой обложкой: Шинтан Яу, Стив Надис – «Теория струн или скрытые измерения Вселенной». Милана подняла голову от парты и уставилась на него.

– Ты читала? – он заметил, что Милана обратила на него внимание.

– Да, конечно! – она улыбалась.

– Классная. И картинки – он кивнул на разворот, и она кивнула в ответ, в знак того, что понимает, о чем речь.

– Алексей, – он протянул руку.

– Милана.

Внизу говорили что-то о расписании занятий, о выборе дополнительных курсов и секциях по физкультуре.

– Пойдёшь на какую-нибудь секцию? – Алексей оторвался от книжки, и они встретились взглядом. Милана смущённо отвела глаза в сторону.

– Не знаю, а ты?

– Я бы пошёл на фрисби. Наверное, это должно быть весело.

– Команда по фрисби у нас только женская есть. Так что на фрисби берём только девочек! – сказал спикер.

По залу раздался шумок шуточного недовольства.

– Чего?! – с наигранным негодованием воскликнул Лёша, и Милана невольно рассмеялась.

Лёша не растерялся. После собрания он проводил девушку до общежития, узнал, в какой комнате она живёт, с кем, в какой группе учится, и рассказал всё о себе. Он стал иногда приглашать Милану выпить с ним чай, а это означало, что несколько часов они проведут вместе: будут сидеть и болтать, а потом он будет играть на гитаре, а Милана будет, в меру своих возможностей, стараться подпевать. Больше всего она любила песню Golden Scans. Правда вот его соседи, кажется, всем этим были не слишком довольны, поэтому они старались чаще проводить время вместе в прогулках. Оказалось, что парк в городе далеко не один, и что до набережной идти тоже не так уж и далеко. Они лепили снеговиков, делали снежных ангелов и играли в снежки. Возвращались в общежитие промокшие, но весёлые. Милана говорила, что ей с ним правда весело. Правда? Наверное.

На лекциях они всегда садились рядом, и если выпадала возможность, то вместе ходили от общежития до универа. Но с какого-то момента она начала от этого уставать. Её раздражало, что Лёша клал руку ей на колено во время лекции, потому что из-за этого она едва ли могла сконцентрироваться на материале. К тому же, он никогда не останавливался только на этом. Он притягивал её колено к себе, и клал её ногу на свою. В это время Милана продолжала попытки написания конспекта. Она каждый раз шёпотом просила его этого не делать, но ему, видимо, казалось, что она лишь подыгрывает, изображая этакую застенчивую жертву.

Лекции шли дальше, в конспектах стали появляться дыры, и Милану это сильно раздражало. После одной из лекций она подошла к Алексею и сказала, что ей всё это серьёзно не нравится, и что из-за него не должна страдать её учеба, а учеба действительно страдала – и её, и его. Лёша сказал, что понял её. Однако, Милана всё равно была не довольна исходом ситуации. Проблема на самом деле заключалась в то, что хоть ему и нравилось усердие Миланы, для него это было лишь милой шуткой, ребячеством.

Лёша любил всю эту науку – но интересовался он чем-то совсем другим. Его жизнь была наполнена другими вещами и другой красотой. Его друзья были теми людьми, на которых Милана никогда не стала бы тратить своё драгоценное свободное время, и тем более в тех размерах, в которых это делал он. Для Лёши они были самыми близкими людьми, единомышленниками и братьями по разуму: они смеялись над одними и теми же шутками, имели относительно всего одно мнение на всех. Милана же для него была красивой редкой диковинкой – чёрной жемчужинкой, которая буквально сама приплыла в его руки, и ему нужно было просто сжать ладонь, а затем – гордиться своей удачей, может быть, даже хвастаться. Я уверена: если бы не эта возникшая из ниоткуда влюбленность, они никогда бы не стали общаться. Размышляя о друзьях Лёши, на ум приходит: «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу кто ты»… И если с Лёшей всё понятно, то кто тогда Милана? Кто её друзья?

Горечь ночного кофе.

Тонкая кисть руки.

В каждом твоём слове –

Дым от ночной тоски.

Тихий красивый вечер.

Запах и полумрак.

Твои и мои плечи.

В комнате полный бардак.

Я растворяюсь в дымке,

В тонких запястьях рук,

И я промолчу, что ты мне

Больше, чем просто друг.

За окном была метель. Они сидели на Лёшиной кровати под пледом, пытаясь согреться. Я слышала, что февраль там выдался очень холодным. Лёша лез целоваться, а Милана позволяла ему это делать.

– Э-эй, крошка…

– Картошка, – её равнодушный сарказм возвращал в реальность.

– Что-то не так?

– Нет, всё отлично.

– Ты какая-то…

Она тяжело вздохнула и закатила глаза.

– Ну просто… – Милана решила поднять этот разговор снова, – мне с тобой очень хорошо, но я… я нихрена не успеваю.

– Да не бойся ты, успеешь. Кстати, мой сосед на этих выходных уезжает домой. Проведём вечер вместе?

– Ох… постараюсь тогда всё доделать до выходных.

– Если что, ты можешь заниматься здесь, у меня.

Вот только чем заниматься?! Но Милана не стала возражать.

– Хорошо, договорились, – она мило улыбнулась, и Лёша принялся рассуждать, как было бы здорово уехать в тундру и пасти там оленей, не обращая внимание на округлившиеся глаза Миланы: что он несёт?

Сосед, которому, видимо, дали понять, что родителей навещать нужно как можно чаще, стал теперь уезжать еженедельно. Милана всё чаще застывала в каком-то недовольном напряжении, и Лёша упорно твердил, что ей это совершенно не к лицу.

– Тебе нужно просто хорошенько отдохнуть. Завтра в общаге геологического факультета намечается большая пьянка. И мы обязательно должны сходить.

– Нет. Иди один, я – не любительница больших компаний.

– Но я очень хочу, чтобы моя любимая девушка пошла со мной, – он притянул её к себе.

– А чтобы твоя девушка разобралась с проблемами в учебе ты не хочешь?

– Да какие у тебя могут быть проблемы? Ты же в топе!

– Я была в топе, когда весь семестр училась сутки напролёт! А теперь я уже реально отстаю, мне нужны хотя бы одни выходные, Лёш!

– И что, тогда ты была счастливее, чем сейчас?

– Слушай… Правда. Я там никого не знаю, у меня просто ну… ну нет настроения участвовать в этой попойке, – Милана ушла от ответа, так и не решившись сказать ни «нет», ни «да».

– Я со всеми тебя познакомлю, солнце.

– А как же домашка?

– Да что тебе эта домашка?

– Её нужно делать, чтобы быть в курсе, что мы проходим…

– Милана, ну что ты за девчонка, перестань. Мы идём на эту вечеринку.

– Хорошо, любимый. Я подумаю, ладно?

– Ну вот, уже лучше, – Лёша поцеловал её в лоб.

Придя в назначенное время в комнату Миланы, он обнаружил её в домашнем платье, читающей книгу.

– Что делаешь?

– Читаю.

– Что это?

– Прата, С++.

– О, Господи, да зачем?

– Не знаю, просто так.

– Отвратительно. Я так понимаю, ты никуда не идёшь?

– Да.

Он тяжело вздохнул.

– Ну, как хочешь, – и дверь за ним захлопнулась.

На вечеринке было ожидаемо весело. Кто-то выжил, кто-то – не очень. Лёша сказал, что был не прав, когда давил на неё, и она сказала, что раз он это понял, значит, всё хорошо.

По выходным, лежа вдвоём на одноместной скрипучей общажной кровати, они разговаривали о том, что случилось за неделю. Лёша рассказывал, как ездил с друзьями по магазинам, как они меняли что-то в машине его друга, рассказывал про тренировки по волейболу и так далее. Каждый следующий его рассказ был короче предыдущего, и в итоге, на каком-то моменте они сошли на краткое «ничего».

Милана рассматривала потолок. Её мучила бессонница. Лёша спал. Милана рассматривала потолок и думала о том, что происходит.

Жизнь – это то, на что ты её тратишь.

Пока Алексей спал, Милана оплакивала свои ошибки. Её слёзы крупными каплями скатывались на подушку, и сквозь горькую пелену ей казалось, что вновь ожившие предметы комнаты тоже участвуют в этой панихиде. Конечно, пройдёт пару месяцев, и Милана лишь кисло улыбнётся, вспоминая об этом, но тогда ей казалось, что это конец. Содрогаясь от всхлипов, она падала в тёмный омут, где не было ни света, ни жизни, ни её самой, такой, какая она есть на самом деле. Они лежали так очень долго, лицом к лицу: только Милана и потолок; она смотрела ему в глаза, и он молчаливо наблюдал, как её лицо кривится от боли, пока она, едва шевеля губами, ждала ответа на вопрос: «А что мне было делать? Господи, что?! Разве могла я знать, что я могу ошибиться? Господи, Боже… я не люблю его».

Уму не постижимо, но она продолжала с ним встречаться. Продолжала плакать по ночам, винить себя, и всё равно продолжала встречаться с ним.

Сидя над домашним заданием, Милана думала о том, что нужно уходить от Лёши, и в этот момент в комнату зашёл он сам. Он влетел в комнату, и, отодвинув стул прямо вместе с Миланой, сел ей на колени и задал сакральный вопрос:

– Как тебе моя новая рубашка?

– Приятный материал.

– «Приятный материал», – передразнил её Алексей, – у тебя вообще бывают эмоции?

– В плане?

– Ясно, в общем.

Лёша исчез из комнаты.

– Что это было? – повернулась Тая.

– А… да не обращай внимания, – Милана виновато улыбнулась.

Отношения Миланы и Алексея были обречены – это и так понятно, и дело было даже не в этом. Ведь дьявол кроется в деталях и тех событиях, которые приходят в нашу жизнь волей других судеб; они врываются неосторожными фразами, брошенными в след и унесёнными тут же ветром, которые, тем не менее, ранят сильнее самых печальных, но логичных, происшествий.

Алексей посадил Милану на колени, стал гладить её по голове.

20 апреля 18:10 I’m Awake

Ты такая красивая, мне нравится, как ты красишься, как одеваешься… Если бы ты ещё не была такой умной…

Время на мгновение замерло, а затем продолжило свой ход – но уже совсем по-другому. Он не ждал ответа. Он сделал вид, словно не говорил ничего, или словно Милана ничего не слышала.

Он сказал, что рад был провести с ней время. Ему надо было спешить. Они с друзьями собирались посетить межфакультетскую лекцию по античной философии…

В пятницу вечером Милана сидела на своей кровати и с волнением смотрела на часы. Было уже десять. Лёша обычно приходит около восьми. На сообщения он не отвечал, а слишком много писать ей не хотелось – как-то это не хорошо.

24 апреля 00:32 I’m Awake

Я ненавижу ждать того, кто не придет.

Кто вечно не доволен, вечно врёт.

Того, кому совсем я не нужна,

Я очень долго у окна ждала.

Я наблюдала смену времён года,

Тебя ждала со мною вся природа,

И слышно было только стук сердечный.

Я ненавижу ждать кого-то вечно.

25 апреля 17:47 I’m Awake

Когда я сказала Лёше, что ухожу от него, он пожал плечами. С одной стороны, мне стало легче, а с другой… Жизнь разделилась на до и после, и прежняя лёгкость, столь желанная, казалась уже недостижимой. Да, в компании Лёши я была одинока за двоих, но когда его не стало, когда осталось лишь моё личное одиночество, мне отнюдь не стало легче. Особенно в пятницу вечером. Прежде заглушённые присутствием человека, ко мне вернулись гулкие ночные шаги в коридоре. Ночная тишина с жадностью голода набрасывалась на меня, как только я отходила от будничных дел, готовясь ко сну. Мои простыни были холодными, постель пустой, и ладони по привычке искали чьё-то тепло, хотели по инерции прикоснуться к человеку, которого хоть и не долго, но я когда-то любила. Вот только этот человек исчез с лица земли.

Как оказалось, ещё тогда, на той самой попойке Алексей познакомился с Миленой. Миниатюрная девочка с геологического факультета покорила сердце юноши своим громким смехом, отзывчивым характером и общительностью.

– Ты правда не знала? – удивилась Тая.

– Откуда я должна была знать? – возмутилась Милана.

– Ну, не знаю, – пожала плечами соседка.

– Ты вот откуда узнала?

– Ну я видела их на той вечеринке вместе. Эта женщина так напилась, что разговаривала с закрытыми глазами.

– А ты там что делала? Ты тоже что ли пила с ними? – такого от Таи она не ожидала.

– А, да нет. Я на кухне готовила.

– Эм, а что, у нас в общежитии кухни были закрыты? Или что?

– А, да нет, не важно, – Тая махнула рукой и отвернулась.

«Ты правда не знала», ну потрясающее. Разыграть невинность – проще всего. Нет, чтобы сказать!

Когда Милана, наконец, увидела Милену вживую, то очень удивилась. Внешне, чертами лица, телосложением, формой носа, девушки были чрезвычайно похожи. Разница состояла в том, что Милена была более миниатюрной, хрупкой, а ещё весело улыбалась, носила светлое короткое обтягивающее платье и маленький кожаный рюкзачок на спине. Милана сказала, что именно такой она себе и представляла девушку, которая была бы идеальной парой для Лёши. Она не стала обижаться на измену: уж слишком давно она его не любила, да и вообще – ей было плевать. Ушёл – и слава Богу.

Тёплым летним вечером Милана сидела одна на лавочке в парке рядом с церковью и смотрела, как редкие прохожие идут мимо, слушала вечерний шелест листвы и стрёкот кузнечиков, спрятавшихся в траве. Темнело. Поднялся ветер. На улице становилось прохладно. Из-за крыш домов показались тучи. Непреклонно следуя направлению ветра, они поглощали бледное небо, на котором уже успели загореться редкие звёзды.

Теоремы и дополнительные вопросы были с трудом выучены в самые короткие сроки, и вновь сданы на отлично. И хоть результаты учебы всё ещё были хорошими, они были уже далеко не лучшими. Милана, как и ожидалось, вышла из топа, лишившись повышенной стипендии.

Небо окончательно стемнело. Милана лежала на лавочке посреди опустевшего парка и смотрела, как гнутся стволы деревьев, приветствуя грозу.

Опустился пепел на траву,

Тёмную шуршащую листву,

На могилы солнца и воды

Падали сожженные листы.

Я искала выход – не нашла,

По прямой тропинке долго шла,

Голову задрав, смотрела вдаль.

С неба на меня лилась печаль.