Читать книгу: «Я видел город на заре», страница 6

– Во-первых, – Кощей неожиданно повернулся к мадам Петуховой, – вы, мадам! Вы все это время скрывали от всех, что у вас пропал муж! Вы тайком звонили в морги и больницы, но даже не подумали позвонить ему! Вы вели себя, как неразумная, сказал бы даже, если б не боялся вас обидеть, глупая, девчонка! Вы даже не удосужились съездить к себе на квартиру и заглянуть в почтовый ящик. А между тем именно в этом ящике дожидается вас телеграмма, в которой муж сообщает, что встретил старых друзей и уехал с ними в Карелию на рыбалку, в глухие места, где телефон не берет, дней на 5-7, и чтоб вы не беспокоились, и еще всякие эти там «люблю» и «целую»! – Мадам Петухова шумно вздохнула, сглотнула несколько раз, открыла сумочку, достала носовой платок и высморкалась. И все. Я кажется, уже упоминала где-то, что это удивительной стойкости женщина?

А тысячелетний старик уже повернулся к Даше:

– Вам, моя юная леди, я просто рекомендую рассказать все вот этому вот молодому человеку, – он кивнул на Хэма. Я так думаю, известие его не сильно огорчит, а – чем черт не шутит – может, и обрадует.

После чего Кощей резко повернулся к Кондратьевне, вперил в нее острый глаза и воскликнул:

– Ну, две другие дамы просто умалчивали часть правды. Это нестрашно, женщины всегда этим занимаются. Но вот вы, вы, почтенная старушка, вы просто-напросто врали! Врали своим соседям, друзьям, врали мне, наконец!

– Ничего я не врала, – храбро возразила Кондратьевна, – Докажи сначала, а потом лайся!

– И докажу! Прямо сейчас здесь появится еще один свидетель, который разоблачит вашу ложь и выведет вас на чистую воду!

Кондратьевна охнула, взглянула куда-то в сторону и тихо сказала:

– Сероглазый мой!

Те же и город

В дверях появился Санкт-Петербург. Молодой, красивый и нисколько не напоминающий того триличного субъекта, который в начале этой истории явился к Кощею. Сам же Кощей, довольный произведенным эффектом, стоял в центре комнаты и потирал руки.

Наконец, всеобщий шум стих, и обнаружилось, что город уже сидит на стуле у изголовья постели, на которой лежала больная.

– Что ж ты, – сказал он нежно, – помирать вздумала? Глупости какие! В тебе еще жизни лет на тридцать!

Кондратьевна смущенно отвела глаза:

– Не забыл меня, значит?

– Такую забудешь! Одни косы золотые чего стоили! А смех заливистый! А певунья какая была! А уж какой пирог пекла с капустой, от одного духа сытый будешь!

Кондратьевна кокетливо хихикнула:

– Так это когда было? Хотя пирог я и сейчас могу, дело нехитрое.

Кощей, почувствовав, что всеобщее внимание ускользает от него, воскликнул громовым голосом:

– Ну, довольно сантиментов! Тоже мне встреча возлюбленных спустя полвека! С вами, сударь, все понятно: вы просто испугались, что, как говорится, сокол и ласточка в одном небе не летают.

– Ну, конечно, – просто ответил город. – Я же не человек. Что я девчонке буду голову дурить? Я ей все рассказал (правда она мне едва ли поверила), оставил в тетради на память частичку себя и ушел.

– А вот вы, сударыня, вы что сделали?

Кондратьевна усмехнулась.

– Зла я была на него очень. Думала, сказки сочиняет. Заперла тетрадь со злости, наложила заклятье нерушимое, а ключ выкинула, чтоб соблазна не было. Вот только как Семен Семеныч ее открыл, ума не приложу.

– А тут все просто! – махнул рукой Кощей, – коты о семи жизней известны еще и тем, что могут открывать любые запоры, в том числе и магические. Собственно говоря, поэтому их в сказочную реальность и не пускают. А то ты бы натворил там дел, – маг взглянул на мирно умывавшегося в луче солнца кота, – а, контрабанда?

– Ну, и собственно, вот что из этого вышло: город вложил свою любовь в рисунок, а Кондратьевна его заперла. И вот, лишенный любви, город стал болеть, раздваиваться, расстраиваться и едва в конец не пропал. Но доблестный Семен Семеныч вскрыл тетрадь и выпустил любовь на волю, так что скоро все будет хорошо. Вот вам и разгадка, – маг оглядел всех победительным взглядом, – а мне пора. Еще свидимся! – И, махнув на прощанье рукой, скрылся в черном портале.

– Ты не сердишься? – спросила Кондратьевна, сжимая руку Санкт-Петербурга.

– Нет! – ответил тот. – Пожалуй, я даже нарисую еще кое-что в твоем альбоме. Он сел к столу, достал из кармана тонкий черный фломастер, и быстро принялся чертить им в тетради. В это время озабоченный Хэм тихо говорил о чем-то в углу с Дашей. Даша смущалась и шептала горячим шепотом мужу на ухо, а на лице Хэма отражались попеременно тревога, удивление, облегчение и радость. Марья Михайловна и мадам Петухова тоже разговаривали тихими голосами, и слышно было, как дворовая ведьма убеждает бывшую соседку, что бывшего подводника надо простить, потому что рыбалка – ну, это рыбалка, с ней не поспоришь.

Наконец город поднял голову и улыбнулся Кондратьевне:

– Мне, наверное, пора. До свиданья, Аня!

– Что-то я ослабела совсем, – сказала Кондратьевна после его исчезновения. – Ноги не идут. Дайте мне кто-нибудь тетрадь.

И тетрадь подали. Там на развороте была нарисована набережная. По набережной на скейте несся подросток, ветер развевал его волосы, лицо было радостным, а в откинутой назад руке был зажат небольшой букет ромашек. И внизу аккуратным почерком было написано: «Город отражается в реке, а река отражается в небе».

– О! – воскликнул Хэм, – так вот она кто такая, прекрасная незнакомка! Это же Нева!

– Она и есть! – тихо подтвердила Кондратьевна. – А я что-то устала. – Старушка закрыла глаза и тетрадь выпала из ее рук.

Эпилог

Даша задумчиво брела от метро «Лиговский проспект» к дому бабушки. Конечно, станция «Обводный канал» была ближе, но ей хотелось пройтись.

Даше было грустно. Она думала, почему так странно устроена жизнь. Одни люди уходят, другие приходят в мир, и этот круговорот продолжается, желаешь ты того или нет. Испытываешь ты боль потери или радость обретения – это совсем не волнует мироздание. Перед воротами собора сидели два старика с баянами. Они перебирали клавиши – разминали пальцы. Обрывки разных мелодий смешивались и переплетались, как переплетаются горе и счастье в нашей жизни, решила Даша. Теплые капли побежали по ее осунувшимся за последние дни щекам. «Что-то я такая слезливая стала» – досадливо подумала девушка. А за спиной два баяна вдруг грянули старую, давно знакомую мелодию:

Не для меня придет весна,

Не для меня Дон разольется,

И сердце девичье забьется

С восторгом чувств не для меня –

Вспомнила Даша. Песня лилась над суетливым проспектом, над машинами, мотоциклами, трамваями, над старыми домами, над домами новой постройки, над крышами и редкими деревьями, притаившимися во дворах, и слезы постепенно высохли, а сердце Даши наполнилось светлой радостью.

И уже совсем свободная она поднялась на лифте на пятый этаж, заранее чувствуя запах жареного теста, раздававшийся из квартиры, позвонила, поздоровалась с открывшей дверь Марьей Михайловной и услышала из глубины комнаты бодрый веселый голос Кондратьевны:

– Вовремя поспела! Вовремя! Пирог с яблоками как раз готов. Ну, медовый Спас я сдуру проболела – ишь, помирать вздумала, кошелка глупая, – а уж яблочный отпразднуем, как положено!

P.S. Хотите знать страшную Дашину тайну? Сами еще не догадались? Ну, так и быть, скажу. Хэм и Даша ждут ребенка. Только это пока их маленькая секретная радость, которой они, конечно же, однажды поделятся со всеми.