Читать книгу: «Деяние Луны», страница 9
Быть может, отступление в этом случае действительно лучшее решение?
Он шёл в своё убежище, медленно ступая по пушистому ковру, наслаждаясь холодными порывами ветра.
Когда-то давно это был заброшенный сарай, в котором любили играть маленькие дети, оборачиваясь в ветхих стенах и пробуя их прочность своими лапами.
Но старшие, прознав о нём, с должной наглостью вытеснили малышей оттуда, запретив появляться на их территории.
Кто знает, что больше повлияло тогда на юное поколение, обещание жуткой кары или веление вожака, чьи золотые глаза строго взирали на детей.
Но больше никто не приходил к ним, вычеркнув воспоминание об этом месте из общей памяти.
Старшие починили крышу, отремонтировали внутреннее помещение, постепенно превращая сарай в удобное убежище, куда сбегали раз за разом, когда становилось невмоготу и древние традиции придавливали к земле.
Но старейшины знали об этих попытках, и натягивали поводок каждый раз, когда боялись, что молодые отпрыски вырвутся на свободу.
Отряхнувшись от снега, Костя прошёл внутрь маленькой комнаты, которая заменяла им гардеробную и была лишена окон. В ней уже сидел Артём, распивая очередную чашку чая. Это был единственный из Таганиных, кому принц был рад всегда.
Около десяти чайных пакетиков, сваленных в соседнюю кружку, представляли собой жалкое зрелище. Явно не только время поизмывалось над ними, но и тот, кто, запустив руку в коробочку, задумчиво взирал на очередную жертву.
– Которая чашка? – вместо приветствия произнёс принц, усаживаясь рядом.
– Не считал – буркнул юноша, поднимая глаза. Тёмные круги под ними выдавали не одну бессонную ночь.
– Что опять?
– Да деда… Чтоб его черти драли! – ложка со звоном упала на стол, толкнув сахарницу вбок. – Достал уже! Весь мозг проел твоей девушкой, – голос Тёмы хрипел, выдавливая слова через силу. – И Лидия… Ну скажи, какого хрена ты ей понадобился? Сложно было влюбиться в другого парня? Нет, блин, ты!
– Сбежал сюда?
– Какой догадливый, – тот горько усмехнулся. – Буду жить здесь.
Костя удивлённо посмотрел на друга, пытаясь понять, всерьёз тот говорит или очередной трёп.
– Шучу, конечно. Они меня нашли в городе, так что не думаю, что это место спасёт от приставучих старикашек. Хотя мысль приятная. Заберём вот твой диван и заляжем.
– Не принесём.
– А, ну да, – хлопнув себя по лбу, Артём рассмеялся. – Забыл. Ты же у нас, как бы женат.
Принц еле сдержался, чтобы не ударить друга: – Знаешь…
– Знаю, – ответил тот. – Вы меня пип, и дальше пип, только это тебе не поможет. Рано или поздно всё равно дожмут.
– Не факт.
– Ага, посмотрю, как ты будешь отпираться, когда угрозы Орловым станут явью, – юноша с каким-то злорадством взглянул на Константина. – Не представляешь, как я рад, что Лидия не с тобой.
– От чего?
– Ну, она же всё-таки сестра. А ты, друг мой, редкостная сволочь. Так что твою подругу мне жаль, а тебя нисколечко. Понял, нисколечко.
Принц медленно вдохнул, и ноздри встрепенулись, улавливая слабый аромат коньяка, идущий от чашки.
«Опять».
Хотя это не шло ни в какое сравнение с той попойкой, что они устроили, когда погиб Стас. Тогда, кажется, у всех слетели тормоза, и ребята пытались отвлечься, как могли, заливая горе алкоголем и глуша боль кровавой местью.
– Смотрю, ты все наши запасы за один раз использовал.
– Ты что? – тот удивлённо захлопал рыжими ресницами. – Я только один разочек, для успокоения. Пришёл сюда, тебя нет. Все на этом долбаном собрании. Представил, как ты с моим дедом опять собачишься, так грустно стало. Вот выпил и задумался, кто из вас в конце будет ноги другому лизать.
– Никто, – принц улыбнулся. И хотя дивана у них не было, мягкие маты, покрывающие пол в тренировочном зале, удачно заменяли его, спасая от надоедливых родственников и давая отдых после тяжёлых битв.
Подставив другу плечо, Костя помог юноше подняться:
– Пошли, алкаш, проспишься.
– Я трезв.
– Вижу, но спать всё же придётся, – аккуратно сгрузив друга на пол. Он прилёг рядом, положив руку под голову. – Может и мне сюда переехать, а то сопьёшься.
– Неё. У тебя там дева. Скучно ей будет.
– Она болеет.
– Болеет? Ох, ё, – Артём заржал, изредка похрюкивая. – Представляю. Передай мои искренние соболезнования. Прости, конечно, но Валентина со своей лечебностью кого хочешь достанет.
– Понимаю.
Костя вспомнил недельный карантин, когда Валя объявила эпидемию и заперла в доме семерых детей, дабы обезопасить остальных жителей от гнусной болезни. Тёме тогда не повезло оказаться среди них. Ребята думали, что весело проведут время, развлекаясь в комнате принца, но на деле оказалось всё совсем иначе. И семь дней превратились в мучительное ожидание выздоровления, наполнившись вместо радости невыносимой скукой.
Вспомнив те события, принц рассмеялся. Сейчас думать о прошлом было приятно, ведь тогда их четвёрка была ещё вместе.
– Что думаешь делать? Ведьма от тебя не отстанет. Сам понимаешь, твой сын залог процветания рода. Если откажешься, найдут способ принудить тебя к этому, – говоря это, Артём немигающим взором следил за Костей, отметив, как напрягся подбородок и дёрнулся кадык при этих словах, – ведь в наше время не обязательно прямое участие для зачатия.
– Ты как себе это представляешь? – серебро в ответ полыхнуло яростью.
– Не кипятись. Сам прекрасно знаешь, на что способна Алефтина. Забыл что ли случай с Ритой? – процедил Тёма, неохотно разжёвывая очевидные вещи своему другу, который, видимо, позабыл недавнюю трагедию. – Её насильно потащили на обряд из-за беременности, чтобы найти мужа. А ведь Арон всего лишь на спор решил принять в нём участие. И что получили в итоге? Один отец, две матери, причём одна из них до сих пор не в своём уме.
Костя моргнул, серые и тяжёлые, как гранит, глаза готовы были превратить друга в камень, но он смолчал, лишь обратившись взглядом к потолку, полируя его от угла к углу. Снова принц оказался застёгнутым на все пуговицы, таким безучастным, что был подобен мраморной статуи.
Прищурившись, Тёма изучал профиль друга, не нарушая повисшего молчания. Он, как никто, знал о лечебном действии времени, правда… оно лишь заживляло раны, но никогда полностью их не исцеляло. Некоторые, как у него, продолжали гнить под кожей, напоминая о себе тупой болью.
Артёму с детства вдалбливали то, что дружить с принцем нельзя, что единственное, что необходимо от него, это повиновение. Принц то, принц это. Порой ему казалось, что ненавидит мальчишку, который был младше него на целых три года. Но разница в возрасте быстро стиралась, как только тот открывал рот, вступая в очередную полемику с его дедом.
Юноша не знал, что именно сблизило их, отвращение к традициям или общая ненависть к главе, который пытался задавить всех в поселении, включая собственного внука. Ведь он единственный, кто до сих пор бился с правилами и был не похож внешне на гордую чету.
Рыжие волосы, да простые черты, которым было далеко до изящных, плавных линий, и конопушки по всему телу. Мальчик больше смахивал на крестьянского ребёнка, а не на потомка аристократического рода. Может, поэтому любимицей его деда была Лидия? Златовласка всё же лучше подходила на эту роль.
Взгляд Артёма наполнился сочувствием:
– Поэтому и спрашиваю, что собираешься делать, бестолочь? – рука коснулась чёрных волос и взлохматила их лёгким движением, ощутив приятную нежность шелковистых прядей.
– Честно? – Костя повернулся на бок и посмотрел другу в глаза, испуская странный гипнотизирующей свет, что появлялся у серебра каждый раз, когда жаркое пламя окутывало его.
– А как ещё?
– Могу соврать.
– Это ты моего деда лапшой украшай, а я к такой косметике не привык.
– Убрать отсюда Нину надо.
– Ну, ты даёшь, это как? Ведь обряд тебя к ней привязал.
– Не меня одного, – Костя нахмурился, решая, как много стоит знать другу, вспоминая те моменты, когда рыжеволосый парень спасал его от нахлобучек главы… и сдался под напором пронзительных ореховых глаз.
И как только рассказ полился из уст, повествуя о произошедшем, вмиг с лица Тёмы исчезло сонное выражение и вопросы, как из рога изобилия, посыпались на друга.
Казалось, тот хочет знать всё, буквально каждую секунду того злополучного дня, что перевернул жизнь принца.
Снова и снова он заставлял копаться в прошлом, да вспоминать брошенные вскользь фразы и выуживать спрятанные эмоции. Артём изучал клубок с дотошностью археолога, слой за слоем снимая грязь со старых былин.
– Знаешь, – наконец нарушил он молчание, которое наступило сразу после исповеди принца, – если по-хорошему, то нужно потолковать с Алефтиной. Она об обряде лучше всех знает, может, что и подскажет.
– Потолковать, конечно, надо, – согласился юноша. – Но подсказывать ведьма не будет. Старуха хочет свести меня с ней, и уверена в том, что получится.
– А ты, стало быть, уверен в обратном?
– Да. У меня просто нет выбора. Я не верю, что из этого может выйти что-то хорошее. Сам посуди, между мной и Данилой посадили самое опасное в мире существо – женщину.
– Помню. В детстве любил мифы, пока дед плешь не проел нашими. Как её звали… Елена Троянская, кажется. Говорят, прекрасная была дева. А наша-то как? Хоть красивая? Обидно было бы за образину воевать.
– Обычная, – Косте вспомнилось её лицо. – Глаза у неё колдовские.
– Глаза это хорошо, – Тёма зевнул. – Они зеркало души, значит много интересного прочитать можно.
– Ага, – принц сверкнул жестоким оскалом, которым иногда пугал зарвавшихся детишек. – Прям сказки на ночь.
Брови иронично приподнялись, и безмолвие снова воцарилось между ними. Но друг не спешил прерывать его и мирно посапывал, бросив парня наедине со своими мыслями.
Идея разговора с Алефтиной Константину нравилась. Да, Тёма был прав, что нужно поговорить с ведьмой, но как это сделать, не выдав при этом своих истинных намерений?
Ведьма не была дурой и прекрасно разбиралась в помыслах людей, так что поход к ней для принца был равносилен добровольной экспертизе на детекторе лжи.
Нина Самохина
– Не умирай! – кричал кто-то, пробиваясь через боль, что терзала сознание. – Пожалуйста. Не надо.
«Что? Кто это?»
Сознание шныряло по памяти, пытаясь собрать осколки воедино, но ничего не выходило. В голове пылало пламя, пируя на останках моего прошлого.
«Как же больно! Почему так?»
Хотелось кричать, молить о пощаде, но губы прилипли друг к другу, и жёсткая корка, словно липкий скотч, тянулась от них к носу, мешая дышать.
– Нина?! – незнакомый голос прорвался сквозь муки, прохладными слезами падая на тлеющее тело, пытаясь этими крохами затушить разбушевавшийся огонь.
«Прости», – я так желала открыть глаза, чтобы взглянуть на того, кто стискивал меня в крепких объятьях, громко стеная. Но пламя поглотило всё, превратив мягкую оболочку в чёрный саркофаг.
Лишь сердце выжило в этой борьбе, содрогаясь от боли, и отсчитывая последние мгновения жизни.
Тудум, тудум, тудум… пело оно, постепенно затухая, как искра, брошенная в жертву ветру, и мой не пожелал раздуть её снова, а приноровившись,холодным дуновением затушил слабое пламя.
Но в последний момент, когда сознание ещё пыталось уцепиться за ощущение пальцев, что нежно гладили по руке, странный терпкий запах проник в нос, пробиваясь через смрад мёртвых тел.
Он был знаком мне, но в тоже время чужд, и потому требовательно взывал из забытья к памяти, словно друг детства, который почему-то оказался потерян среди моих воспоминаний.
«Вспомни, – пронеслось в голове, – ну же».
«Ты, – я напряглась, наблюдая, как начала светлеть тьма перед глазами, будто солнце на моём горизонте, являя свои лучи миру. – Кто ты?»
Я желала знать ответ на этот вопрос, и потому отчаянно вглядывалась в голубое небо, возникшее передо мной, и в огромные кедры, что подпирали его своими верхушками.
«Сон? – взгляд удивлённо устремился к маленькой церквушке, из приоткрытой двери которой вился аромат ладана. – Или нет? Разве, когда спишь, ощущения могут быть настолько живыми?»
«А может прошлое? – произнёс голос внутри, – что не наступило».
Раздался треск за спиной, словно кто-то ворочал могучие деревья, и я обернулась, не чувствуя страха или того, что могло бы меня отшатнуть от огромного чёрного волка, что появился на утёсе.
Он был настолько огромен, что мог с лёгкостью закусить слоном, не особо утруждаясь в разделке мяса. Ведь клыки, которые выглядывали из пасти, были с мою ладонь.
Животное припало к земле, слегка оскалившись, демонстрируя розовый язык, который скользнул по морде.
«Как большая собака»,– пронеслось в голове, и стопы сами направились к нему по хвое, что мягким ковром устилала тропу.
Хвост слегка приподнялся и вильнул в сторону, а во взгляде золотых глаз промелькнули озорные огоньки.
«Кто ты?» – снова повторила я, чувствуя, что сердце искало именно его в этой глуши, мысленно взывая к существу, но не называя того по имени.
– Хочешь поиграть? – губы сам складывались в слова, моим голосом выкрикивая их животному.– Давай! – и лукавая улыбка расползлась на лице, приглашая волка.
А когда тот вскочил, радостно рыкнув, моё тело рванула в лес, следуя по тропе, что петляла меж толстых стволов, то теряясь среди поваленных кедров, то взбираясь на высокие холмы.
Каждый раз их моей груди исторгался смех, когда до ушей доносился грохот. Могучему животному явно было неудобно в столь узком пространстве, и потому он крушил всё, что мешало передвигаться, разнося в щепки гниющие поленья и с треском ломая ветви, которые пытались его задержать.
– Поймал! – внезапно раздалось сзади, ошеломляя человеческой речью, и сильные руки резко потянули назад, привлекая к груди.
Пряди волос, всё ещё повинуясь движению, взметнулись вперёд, смешиваясь с чёрными волосами. Тьма на коричневой земле, такая тёплая и обволакивающая, как и он.
– Нина, – голос настойчиво взывал ко мне снова и снова, вырвав из забытья своими интонациями, и холодной ладонью, что легла на лоб, ласково скользнув по коже.
– Просыпайся, засоня, – тихий шёпот прозвучал в ухе, и тягучий смолистый аромат скользнул в нос, оседая там терпкостью.
«Не уходи», – рука потянулась вперёд, хватая плотную ткань, боясь, что незнакомец снова уйдёт, и запах растворится в пространстве.
– Ты, – распахнув глаза, я осеклась, потрясённо взирая на Данилу, который был удивлён не меньше меня.
Рука сразу разжалась, и ноздри затрепетали, втягивая воздух, пытаясь уловить среди чужих ароматов тот самый, что заставил пробудиться и вскочить, который был так знаком и так …чужд.
Но ничего не было, то дуновение оказалось призраком из воспоминаний, чужим одиночеством, которое тёмным пятном легло на сердце.
Если оно не моё, тогда чьё же? Почему так плохо от того, что не могут почувствовать его вновь?
– Прости.
– Ты как? – Валентина хлопотала рядом, совсем на замечая наши сконфуженные лица, задавая странные вопросы Катерине, что стояла у изголовья кровати, на которой находилась я.
– Не знаю, – взгляд прошёлся по комнате, в спешке восстанавливая события: завтрак, дрова, а что потом? – Как я?
– Тебя брат принёс, – малышка счастливо рассмеялась. – На руках, как невесту.
«Брат?» – на миг в душе шевельнулась надежда, но вопрос так и не был озвучен, потому что я знала ответ.
– Он так за тебя беспокоился, – не унималась та, – принёс в комнату, позвал маму, даже сам бегал за лекарством к Тоне
«Зачем ты это сделал?» – взор вперился в лазурное небо, обрамлённое чёрными ресницами, и в душе начала подниматься досада.
Я не хотела помощи, тем более от того, кто терпеть меня не может.
«Что за лицемерие?»
«Скажи лучше спасибо, – голос разума пытался воззвать к совести. – Он мог бы оставить тебя там».
«Так было б лучше».
Не знаю, откуда эта злость, но сейчас моё сердце растерзанно на множество кусков, и большая их часть была не здесь. Видимо они потерялись там, среди жара и горьковатого аромата.
«Ненавижу», – губы беззвучно сложились в страшное слово и небесную гладь позолотила рябь.
Тот аромат… Я не могу простить ему это наваждение. Понимаю, не его вина, что сон тому причиной, но душа так стонет, что хочется кого-то обвинить. Так почему не того, кто сам окутан этим чувством?
– Я думаю, всё в порядке, – взгляд рванул в сторону, избегая встречи с густой синевой. – Можете не волноваться.
– Врунишка, – Валентина коснулась моего лба рукой. – У тебя лихорадка. Так что будь добра и лежи в кровати, – уголки губ приподнялись в ласковой улыбке. – Я всё равно тебе не позволю выйти из комнаты.
Увидев понурый взгляд Кати и насмешку Данилы, я поняла, что в устах их матери – это приговор.
И за пару часов смогла убедиться, что дотошная бабушка с её мазями и лекарствами оказалась просто божьим одуванчиком, по сравнению с Валентиной.
Та, когда дело касалось здоровья, превращалась в жуткого параноика, реагируя на высокую температуру очень болезненно. Считая, что тридцать восемь – это не попытка организма справиться своими силами, а уже настоящая агония, и потому постоянно придумывала новые способы сбить её.
В ход шло всё, народные средства, какие-то лекарства, которыми Валентина хвалилась, сообщая, что это последняя разработка учёных, которая может поставить даже слона на ноги в считанные секунды. Может быть, ему это и помогло бы, но для меня все эти фирменные штучки с неизвестными названиями были бесполезны.
Не знаю, что тому была причиной, нетерпеливость женщины, которая считала, что лекарство должно действовать сразу же или не действовать вообще, или страшная помесь с наследием предков, которые горьковатым привкусом прожигали язык.
Ведь для Вали было невыносимо подождать хотя бы тридцать минут, и потому новые порции различных отваров постоянно проникала в мою глотку.
Её муж с нескрываемым сочувствием бросал на меня взгляды, видимо, прекрасно зная, на что способна его благонравная.
«По крайней мере, я знаю, от чего умру», – не скажу, что эта мысль утешала, но когда лежишь на кровати в полной изоляции от внешнего мира, и единственный собеседник – это кружка очередного варева, то начинаешь смотреть на реальность весьма сурово, прикидывая, сколько пациентов погибло от рук такого сердобольного врача.
К обеду, благодаря Валентине, моё состояние только ухудшилось. Тело отказывалось подняться, реагируя на любое движение приступами тошноты и обмороками.
Решив, что причина в этом частое общение с Катей, которая, в перерывах между делами, забегала поболтать, женщина наложила мораторий на наше с ней общение.
– Она слишком подвижная и будет тебя провоцировать на действия, – аргументировала Валентина, объявив о постельном режиме.
Наши мольбы её не волновали. Видимо, строгость шла об руку с паранойей, и легче было винить действия дочери, чем слушать мои стенания о том, что очередная капсула ввергнет и без того слабый организм в ещё больший хаос.
А жаль, ведь малышка была единственным человеком, кто уделял мне внимание, и с кем было приятно общаться, но теперь меня лишили даже её.
Пытаясь чем-нибудь себя занять, я рассматривала узоры на потолке и думала о происходящем.
Даже не верилось, что несколько часов вместили в себя столько событий.
Ведь ещё вчера я была у себя дома и играла с Романом в очередную стрелялку, выводя его из себя своими ошибками, а теперь…
– Неужели город настолько далеко? – прошептала я, вспоминая свои блуждания по лесу. – Сколько километров можно пройти в таком состоянии? Пять, шесть? Или больше? Разве возможно настолько удалиться от него?
Мысли путались в голове, вызывая притуплённую боль, которая всегда появлялась каждый раз, когда вопрос не находил ответа. И болото из сомнений и страха начало медленно затягивать в себя, слепляя думы в вязкий комок, и не давая шанса выплыть среди бури эмоций.
В этот момент меня спасли чужие голоса. Они отвлекли сознание писклявыми интонациями, что резко контрастировали с промозглыми нотами, уже знакомыми мне.
«Данила», – с губ сорвался смешок и внутри опять шевельнулась злость за утренний обман.
Чувствую себя ёлочкой. Не могу убежать, чтобы спрятаться от опасного дровосека, который наматывает круги вокруг меня, приноравливаясь к стволу.
Эти хороводы так надоели! Ведь даже запреты не могут отдалить нас друг от друга, им не под силу спрятать меня от пронзительных глаз. Потому что, даже не видя его, я чувствую незримое присутствие, словно тот холод, что проник сквозь двери, оставил метку, которая временами жарко пылает.
– И где она живёт? – выпалила блондинка раздражённо. – У Кати?
– Не совсем, – неохотно произнёс парень, представляя, во что ему обойдётся сообщение о том, что та живёт с его братом.
– Тогда где? – уже напряглась Лидия, напряжённо теребя прядь пшеничных волос. – С тобой?
«Неужели?» – Светлана нахмурилась, перекинувшись взглядом с подругой. Они знали приверженность Константина к его территории, то, как трепетно он оберегал свою комнату, пуская туда лишь избранных.
Лидия всегда мечтала оказаться там, в святая святых парня, который так нравился ей, что готова была пойти на всё. Сколько раз она предлагала ему себя то лёгкими намёками, то бросаясь откровенными фразами, но дальше флирта дело не заходило.
Принц всегда шутил, забавляясь её привязанностью, лишь изредка позволяя ей чуть больше, чем остальным.
Когда он был в настроении, то мог приласкать, сводя с ума поцелуями–укусами, подводя к грани безумства. В тот момент, казалось, ещё мгновение и они продолжат в одной постели, но каждый раз всё обрывалось. Он смеялся над ней, над её чувствами, отмеривая всегда одинаково, не заходя дальше положенного, будто там, где-то внутри, у него были весы, что кричали «Стоп» из раза в раз, не давая ему увлечься.
– А кто это в окне?– удивлённо произнесла Миса, указывая куда-то пальцем.
Девушка обернулась, обращая свой взор на силуэт в окне, который вздрогнул от обильного внимания и нерешительно махнул рукой.
– Она живёт с ним?! – завопила Лидия, светлые глаза покрылись льдом, сквозь который сверкнул узкий зрачок. – Как вы такое допустили? Чтобы он жил с этой оборванкой. Он же принц!
Она не могла поверить в то, что кто-то чужой, даже чужеродный, прибывший только вчера, смог отобрать у неё самоё ценное.
«Да что эта мерзавка о себе возомнила?» – такое Лидия простить не могла и не хотела.
– Родители предложили сами, – Данила безразлично пожал плечами. – Да и какая разница. После свадьбы ведь всё равно окажутся вместе. Сама понимаешь, никто не в праве нарушать традиции.
– Это мы ещё посмотрим. Я никогда не поверю, что эта чукча станет его женой! – Лидия с ненавистью смотрела на соперницу, удивляясь слепоте Кости.
Ну как он мог позволить этому находиться рядом с собой? Такого просто не может быть. Потомок Ульвальда не может быть настолько слеп, и предпочесть какую-то неряху ей.
– Ты считаешь, что она достойна его?
– Мне плевать, – от его слов веяло стужей, она пронизывала девушек, и, казалось, завывала в ушах. – Главное, чтобы мне не мешались, – развернувшись, юноша направился к дому. – А ты уже порядком надоела.
– Да как так можно! – Лидия рассерженно пнула стоящее рядом дерево, чем вызвала удивлённые взгляды подруг. Ветки задрожали, и пушистые хлопья снега обрушились на голову, украшая её сверкающей короной.
– Оно того не стоит, – рассудительно произнесла Светлана, уже оценившая гостью по шкале привлекательности. Успокоившись тем, что та не дотягивает и до трёх, девушка расслабленно наблюдала за выходками подруги. – Просто поговори ещё раз с дедом.
– Так и сделаю, – Лидия улыбнулась, блеснув клыками.
Да, так и нужно сделать. Ведь дедушка ни за что не покинут свою любимицу. Он поможет, он всегда так делал.
Но сердце дрожало, не внимая словам, и это было странно, потому что малахольная девчонка не могла быть ей соперницей, её вид был неспособен на это. Так почему тогда так страшно? Почему ненависть окутывает сердце, когда взгляды пересекаются с той, кто всё ещё взирает на них со второго этажа.
– Поздравляю, ты нажила себе первых врагов! – Данила радостно хлопнул по моему плечу и, выглянув в окно, помахал девушкам, что стояли возле белой берёзы.
Я так старалась смотреть на белоснежный ствол, украшенный чёрными пятнами, что вновь и вновь натыкалась на яростный взор, который с ненавистью впивался в меня, будто поглощая каждую чёрточку.
– Я редко кому нравлюсь, – поднявшийся ветер растрепал золотые волосы, кидая пряди в лицо. – Красивая.
Даже отсюда можно видеть, насколько гармоничен её облик, как плавно скроены черты, ластясь друг к другу.
«Какое невинное личико. Наверное, много парней потеряли от него голову, – зависть ядовитой змеёй ужалила сердце.– Конечно, куклы нравятся всем».
– Этого у неё не отнимешь, – проворковал Данила, насмешливо вскинув брови. – Скажу тебе по секрету, она пассия брата. Одна из тех, кто хочет быть его девушкой.
– О, так место ещё вакантно? – не знаю, откуда хватило сил на сарказм. – И чего ей не хватило? Мозгов или умения?
Смех, вырвавшийся из груди парня, удивил меня:
– Не скаль зубки, боюсь, обломаешь о таких хищниц.
– А с чего ты волнуешься? Думаешь, что папочка отшлёпает за плохое отношение к гостье?
«Кажется, меня понесло», – хочется остановиться, самой себе закричать «Стоп!», но рот продолжал открываться и сыпать колкостями.
Раздался скрежет, словно камни елозили друг по другу, и белые зубы показались из под приподнятых губ:
– Хватит.
Его рука стремительно метнулась к шее, охватывая пальцами гортань:
– Ещё слово и я сломаю тебе челюсть, – он говорил спокойно, словно беседовал о погоде, но глаза были готовы заморозить меня.
«Давай, ну же», – мы смотрели друг на друга, не отводя взор, и от ощущения скрытой угрозы становилось так жутко, что хотелось закрыть глаза и спрятаться за ресницами, но такую слабость я не могла себе позволить.
«Ой, дура!» – взвыл разум и нырнул в потёмки, понимая, что пламя, которое разгорелось внутри, нельзя потушить простыми словами.
Меня так неодолимо влекло к этому человеку, что хотелось протянуть руку, но в тоже время что-то внутри не давало этого сделать, постоянно отталкивая, прогоняя, заставляя бросаться с ним в спор, как в омут, теряя голову, теряя себя.
– Так чего ждёшь? Или боишься? Раз так, то не бросайся словами. Хватит пугать!
– Так жаждешь боли?
В глазах разом помутнело, когда Данила сжал сильнее и судорожные вдохи сорвались с губ, пытаясь наполнить лёгкие кислородом. Я знала, что он мог переломить шею одним движением, если бы хотел, но парень всё медлил, желая мучить меня, давая сполна насладиться своей беспомощностью.
– Я тебя не боюсь, – прохрипела я, через силу выдавливая слова, ощущая, как ошейник из плоти затягивается всё туже.
Что это? Эти слова звучат так знакома, словно кто-то внутри говорит их вместе со мной, вызывая странное чувство дежавю.
– Врёшь, – его шёпот раздался рядом с ухом, и пряди задрожали от тёплого дуновения. – От тебя разит страхом.
Боль острым кинжалом пронзила голову, дробя сознание, окрашивая всё вокруг тьмой, и на миг знакомый аромат снова затрепетал рядом, невидимой дымкой скользнув в ноздри.
«Что происходит? – странные картинки шныряли в мыслях, пытаясь создать единый узор, но каждый раз пазл не подходил и всё ломалось, лишь очередной вспышкой озаряя вязкую тьму.
– Где я? – глаза распахнулись, желая встретиться с потемневшей лазурью, но вместо них в мои очи смотрело чистое золото, огненными всполохами опутывая вертикальные зрачки.
– Убью тебя, – боль обожгла щёку, когда длинный коготь прошёлся по ней, разрезая тонкую кожу.
– Где я? – пальцы сжали руку, пытаясь оторвать её от шеи, но даже мускул не дрогнул в ответ. – Отпусти.
«Где Данила?» – ладони вспотели, и сердце так бешено колотилось, как будто сейчас разорвётся, не выдержав потока крови, что хлынул в неё.
Тёмные пряди скользнули между нами, когда он наклонил голову и сморщил нос, словно я была мерзким насекомым, которое было держать противно.
«Что происходит?»
Ещё мгновение назад я была в светлой комнате на втором этаже, но сейчас вокруг полумрак, и запах плесени лезет в нос.
«Пусть лучше Данила», – страх расползался по телу, замораживая мышцы, превращая его в деревянного истукана, который от ужаса не мог пошевелиться, и оставалось лишь взирать в искрящийся янтарь, надеясь, что мучения не продлятся долго.
Но так не хочется умирать. Боже… легче сопротивляться человеку, чем впадать в ступор от того, что не можешь понять кто или что перед тобой.
– Умри! – дрожащее пламя выхватило из мрака огромные клыки, которые показались из распахнутой пасти.
– Нет! – собрав остатки силы, я дёрнула держащую меня руку, пытаясь врываться, отклоняясь в сторону от смрадного запаха, что шёл изо рта существа. – Не хочу!
Зубы лишь царапнули шею, но в следующий миг пальцы сжались на ней сильнее, и клыки вонзились в плечо, с силой продавливаясь в глубину.
– Нет! – боль была похожа на ожёг, она горячим пламенем распространялась по телу, дав ощутить, как под сильным давлением разрываются сухожилия и трещат кости.
«Боже, да он сожрёт меня живьём. Не хочу умирать! Нет, нет, нет!»
– Нина?!
Я вздрогнула от звука собственного имени и глаза распахнулись, стирая темноту. Но рядом, вместо чудовища оказался тот, к кому взывала, кого просила быть на его месте. Только теперь вместо сверкающей голубизны на меня взирал штормовой океан.
– Я… Я… – тело дрожало, как листок на осеннем ветру, и по спине скатывались холодные капли, впитываясь в мягкий пояс хлопковых штанов.
– Эй!
– Я… – свернувшись калачиком на кровати, я не могла заставить зубы перестать отбивать барабанную дробь. – Мне так больно, так больно.
Зубы вонзились в кулак, не давая закричать от страха. Ведь ощущения ещё жили, они не пропали вместе с пробуждением и там, где были клыки существа, всё ещё пылало. И потому я боялась, что если протяну руку, та окрасится в алый цвет.
– Успокойся, – руки парня обвили тело, поднимая с кровати. – Всё хорошо.
Они так сильно прижали к крепкой груди, что судороги пропали, затерявшись в жарких объятьях.
– Я, – приглушённый всхлип сорвался с губ, являясь лишь предвестником той истерики, что бурлила внутри, – так испугалась.
– Прости, – тиски сжались еще сильнее, и щека коснулась моего затылка.
Тудум-тудум-тудум. Я уткнулась ему в грудь, позволяя себе минутную слабость. Только сейчас. Ещё немножко. Потом мы снова будем ненавидеть друг друга, а сейчас просто отдохну.
– Всё из-за тебя. Ты постоянно меня пугаешь, – мой голос вместо того, чтобы звучать яростно, почему-то был похож на слабое ворчание.
– Знаю, прости.
– Никогда.
– Вижу, приходишь в себя.
– Испугался родителей? Поэтому… – я никак не могла подобрать слово, мягок, нежен, что именно? – Помог?
– Тебя прошлое ничему не учит, – грудь вздрогнула, и я услышала тихий смех. – Нет, временами бываю волонтёром.
