Я имею всегда причину быть вами недовольною в рассуждении малого вашего ко мне внимания. В Петербурге – по редкому свиданию; в разлуке – по редким письмам. Но что значит для вас, довольна я или нет? Значит или не значит, не менее от того однако же изъявляю мое желание получать ваши письма.
Что вы делаете, что с вами происходит, поедете ли в отпуск, и пр. и пр.? Стыдно и грешно оставлять меня в неведении. Не могу я не быть благодарною Васиньке, который, не смотря на величайшее в летах наших расстояние, всех вас ко мне ближе. Я забыла у него спросить о золотой табакерке, подаренной ему Петром Петровичем14, то когда он приедет, спросите милые, где она.
Вы все три брата очень счастливы на лотереи; почему очень советую вам взять на знаменитую Головинскую, каждый брат на свое имя и еще один билет на все семейство. Ей, ей можно порисковать! Присылайте деньги; авось Провидение в окошко подаст с надписью: на доброе употребление и полезные дела.
Брат Иван Петрович15 три месяца беспрестанно болен; а я другую неделю страдаю от грудной болезни16. Думаю от забот и тревог открылась тяжкая рана; а скука ее поддерживает. Желаю, вам совершенного здоровья. Поклонитесь Петру Петровичу17 и Александру Наркизовичу18. Целую вас и жду ваших писем. Преданная в дружбе к вам Анна Бунина.
10-го Декабря 1822-го. Ревель.
Мой друг, милый Михаил Николаевич! Получа сегодня первое, но милое твое письмо, спешу тебя, друга моего, за оное благодарить. Неделю назад, я писала к тебе через Ивана Петровича и покорнейше тебя просила сделать мне милость выкупить обе мои вещи, которые за отъездом вашим и за отъездом Лисенко могут пропасть, и я чрез того лишусь последнего; ибо по-видимому имение мое, отправленное в Маршу (?), для меня скончалось. Не откажи, любезнейший, и помоги мне в сем случае.
В письме твоем нет более ни слова о поездке в Ревель. И так это была шутка! Ах, Миша, Миша! Напрасно ты думаешь, что мне весело в Ревеле. Может ли быть весело тому, кто приближается к смерти, и не видит подле себя ни ближнего, ни друга? Здоровье мое очень плохо; грудь делается хуже и хуже, и кажется будто идет к развязке.