Читать книгу: «Пока не кончится дождь. Сборник рассказов», страница 8
Сказка на ночь для вампира
Серебристое, округлое. Перед глазами.
Качается.
Слева направо. Справа налево.
«Ваши веки тяжелеют», – ватный мурлыкающий голос проникает в самые потаенные уголки сознания. Выворачивает их наизнанку. И, кажется, из них вылетает тополиный пух.
Легкие, пушистые зонтики. Они кружатся. Кружатся.
Опутывают легкой паутинкой. Тело тяжелеет. Чудится, мне вот-вот захочется спать.
Какое же это невероятно сладкое слово.
Раз, два, три.
Серебряный шум воды. Яркой, ледяной.
Четыре, пять.
Лазоревая свежесть неба. Вдохнуть полной грудью и упасть в ядовито-изумрудную траву.
Шесть, семь.
Стоп! Идиллическая картинка вмиг тускнеет, визуальный ряд комкается, превращается в странный речитатив: «Протекала речка, а над речкой мостик…»
Но и слова тускнеют, исчезают, теряют свой смысл.
Что там дальше? Что?
Не помню!!
Раз, два, три, четыре, пять – вышел месяц погулять. Вынул ножик из кармана.
Стоп! Это явно не из этой оперы.
А может, вышел он из тумана?
Или ночное светило отправилось на прогулку не в этой считалке? Не помню.
Черт побери, не помню!
Виски сжимает тупая ноющая боль. Словно голову засунули в резиновый мячик и постепенно выкачивают из него воздух.
Скоро, ох уже скоро, мячик окончательно сдуется и мне станет совсем плохо: будет невозможно ни видеть, ни слышать. Ни дышать.
Стряхиваю с ресниц вязкое видение и обвожу взглядом комнату.
Обои в мелкий цветочек стремительно сереют, а стены, словно гармошка, начинают сжиматься и разжиматься. Кажется, я даже слышу скрипящий, надрывный звук сопровождающий движение призрачных мехов. Клац – растяжение, бух-гррр – сжатие.
Клац – бух-гррр.
Чертова ночь! Да когда же это закончится?!
Хоть баранов считай.
И я тут же представил упитанного, отчего-то полностью лысого (вероятно уже остриженного) барана медленно и вальяжно шествующего по залитому солнцем лугу к низенькому выкрашенному ядовито-белой краской заборчику. И понял, что сойду с ума прежде, чем наглая медлительная скотина доберется, наконец, до ограждения, через которое мое воображение упорно заставляло его прыгать.
А тем временем, из-за поворота уже показывалась голова следующего.
Раз баран. Два баран.
Рррраз, я тебе говорю!
Рраз!!
Тупое животное с интересом разглядывало заборчик.
Да вашу ж мать!
Я сглотнул, кожей ощутив биение его сердца.
Как же вздулась вена на его шее!
Толстая такая вена, скрывающая внутри вкусную алую кровь.
– Ах ты ж паскуда!
Резко сажусь. И уже по-настоящему открываю глаза.
Номер в мотеле неуютен, холоден, темен и пуст. Совершенно пуст. Если не считать меня и выпитую досуха шлюху лежащую у двери. Не сумел я сдержать себя, не смог до конца притвориться, что хочу слиться с ней в любовном экстазе, не сумел добраться с ней до кровати. Сразу впился зубами в горло.
Ночь окружает со всех сторон, давит, сводит с ума. Словно шоры, оставляет лишь крохотный кусочек реальности. Реальности ли?..
Мертвая шлюха поднимается, кокетливо поводит точеными плечиками, застегивает ворот испачканной кровью блузки. Слегка морщась, проводит пальцами по израненной шее, недовольно надувает губки и, сжимая в кулачке мятую сотню, исчезает за дверью.
Леденящий ужас вжимает меня в скрипучий матрас древнего, заброшенного отеля, стремительно разрушающегося на глазах.
Всхлипываю, закусываю губу. Едкая холодная жидкость сочится мне в горло. Слегка наклоняю голову и сплевываю.
И хохочу.
Вы когда-нибудь думали над тем, почему вампиры не пьют кровь друг друга? А ведь какая бы была экономия!
Смех уже прячется в желудке, скручивает жуткими спазмами.
Рискнул я как-то отпить крови новообращенной вампирки. Сегодняшняя ночь цветочки по сравнению с теми галлюцинациями, которые мне ниспослала ее густая, приторно-едкая кровь.
Потолок быстро покрывается сетью мелких трещин, пучится вспухающей краской, осыпается на меня крупными серыми хлопьями. Миг – и острые языки пламени лижут мгновенно оказавшийся свежевыкрашенным потолок.
Твою же мать!
За ночь успеваю посмотреть десятки преображений придорожного отеля. Все вехи его истории, начиная от деревянной лачуги и заканчивая вполне приличным местом. И я уже не понимаю реальна ли была шлюха у двери. Может, я убил ее в прошлое свое проявление в мотеле? Или вовсе ее смерть не моих клыков дело.
Первый робкий лучик касается стекол моего временного пристанища. Вздыхаю с облегчением. Наконец-то!
Нельзя подвести Лиль. Нужно ехать.
Сонная девушка на ресепшен молча забирает кинутые на стойку ключи. Ни взгляда, ни слова на прощание.
В дверях медлю. Нестерпимо хочется попросить у нее прощения – она очень похожа на убитую шлюху из моего ночного бреда.
Так и не решаюсь заговорить. Выхожу.
Дорога манит. Извивающийся стальной язык шоссе шестьдесят шесть тянется к горизонту.
Нужно найти дядюшку Ка. Я обещал ей.
Бездумно давлю на педаль.
Серебристое, округлое.
Качается из стороны в сторону.
Справа налево. Слева направо.
Часы? Медальон?
Мне кажется, я вижу, как внутри вращаются шестеренки, зубчики, стрелочки.
А еще вижу портрет. Выгравированный на внутренней стороне часов-медальона: тонкий нос, округлые, кошачьи глаза.
«Ваши веки тяжелеют»…
Тонкие, почти прозрачные руки сложены на коленях. Как же она прекрасна в этом больничном халате! А ведь раньше, слова «На нее хоть мешок из-под картошки надень, все – красавица» я воспринимал как не слишком удачную метафору.
Сидим полукругом, уткнувшись хмурыми взглядами в еле заметно потрескавшийся кафель пола, пытаемся собрать в кучку разлетающиеся, словно пух одуванчика, мысли.
–… был на работе сильный стресс. Приходилось работать ночами. Спал урывками, да что там – практически не спал. А когда аврал прошел… В общем, уже не мог заснуть, – долетает до слуха монотонный глухой голос.
Не помню имен. Про себя я называю его «Призрак». Вытянутое, осунувшееся лицо, темные круги под глазами. Менеджер средней руки. Ему бы сейчас в офисе пахать или с женой стоить планы на уик-энд, а не сидеть в тесном полукруге с кучкой таких же бедняг.
– Я теперь вообще не могу уснуть, – голос «Призрака» затухает, словно в радио убавили звук.
– Я – Эва, – поднимает опухшие глаза брюнетка с короткой стрижкой.
Она уже представлялась вчера, и позавчера, и месяц назад, когда мы только начинали свои «собрания». Меня пугают ее глаза – зеленые и пронзительные, так не гармонирующие с ее «рыбьей» внешностью. Меня парализует смесь страха и сожаления таящаяся за пожаром ее взгляда.
Доктор ободряюще улыбается. Он не разрешает называть себя «доктором», только Ин. «Ведь мы же с вами друзья, а как вы зовете своих друзей? По именам ведь, верно? Мы же не будем звать Лиль серпентологом!».
Слушаю, киваю, пропуская мелкие камешки слов мимо себя.
Плоские камешки скачут по водной глади. Один удар, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь. Буль! Один, два…
Двое суток без сна проходят почти незаметно. Третьи – уже с трудом. Заторможенность, нарушение координации движений, руки и ноги сводит непроизвольная судорога – многие сравнивают такие состояние с опьянением.
На четвертые сутки начинаются галлюцинации. Пока еще легкие, ненавязчивые.
Очередь доходит до меня.
Молчу.
Как и вчера, как позавчера, как и месяц назад.
А что мне им сказать, что рассказать, о чем спросить?
Вы когда-нибудь встречали хоть одного вампира? Не тех мифически великолепных тварей с безупречной прической и тонким вкусом, что кажет вам кино и не тех кровожадных монстров, что рисует художественная литература. Вы когда-нибудь видели настоящего живого вампира? Да-да, живого – я не оговорился.
Нет, – ответите вы, округлив глаза и мысленно вертя у моего виска пальцем. «Совсем куку?».
Нет! Конечно же – нет!
И тогда я рассмеюсь вам в лицо.
Да, отвечу я за вас. Да! Черт побери!! Видели тысячу раз. Но проходили мимо или отводили глаза, принимая за умалишенных.
Признаюсь, по большей части, это не так уж и далеко от истины.
Мы не боимся солнца, у нас бьется сердце, наша кожа не так уж и холодна на ощупь, мы не умеем превращаться в летучих мышей, а еще – мы никогда не спим в гробах.
Хотите правду? Мы вообще не спим!
Это-то и сводит с ума большинство из нас.
Ведь, как и любой живой (странно применять это слово к «нежити», так ведь?) организм наше тело нуждается в отдыхе, но вот мозг… Мозг наш не спит никогда.
А теперь подумайте, как долго вы можете не спать?
Двое суток, трое? Неделю? Вы уверены?
Хорошо, двое суток вы продержитесь, хотите трое, пусть даже четверо, а потом ваш мозг сам будет пытаться погрузить тело в сон. А вы при этом даже сможете идти, сидеть или лежать – не важно. Бывали случаи, когда люди засыпали верхом на лошадях.
Итак, что мне сказать им – тем, кто не в состоянии заснуть месяц, два, три?
Я не сплю сто сорок девять лет, и я по-настоящему схожу от этого с ума!
Что мне сказать им?!
– Помню, в детстве переде сном я любила считать баранов, – тихий и какой-то осторожный голос Лиль выводит меня из состояния транса.
Окидываю взглядом полукругом стоящие стулья. Они пусты.
– На сегодня всё, – она ловит мой вопросительный взгляд. – Группа соберется завтра в это же время.
Киваю, гипнотизируя кулон на ее шее. Тонкая золотая цепочка и крохотная кудрявая овечка с глазами-стразами.
– Отец говорил, для каждого человека есть свое кодовое слово, своя строчка, повторив про себя которую, ты сразу засыпаешь. Это как своя личная сказка, понятная и доступная только тебе.
Киваю. Скорее по инерции, чем из чувства солидарности.
– У тебя так было? – длинными пальцами Лиль касается тыльной стороны моей ладони.
Вздрагиваю. Кожу словно обожгло. Но не огнем – ледяным острым холодом.
В комнату заглядывает санитар и тут же исчезает. В этом-то и вся прелесть частных клиник – здесь никто не заставляет тебя делать то, чего ты не желаешь. Вышколенный персонал будет ненавязчиво, но настойчиво помогать вернуться в лоно нормальной жизни.
СпрОсите, что здесь делаю я?
В подобных местах я не первый и, наверное, не в последний раз. Странно, но я нахожу здесь спокойствие и некоторое умиротворение. И нечто вроде собратьев по несчастью. Хотя… к черту!
Противно врать уже даже самому себе!
Только здесь я испытаю неимоверно сладостное наслаждение, чувствуя: кому-то хуже, чем мне. Пусть всего на несколько месяцев – но хуже!
– У меня? – перевожу взгляд на лицо Лиль и тону в омуте серых с золотыми искорками глаз. – Много работал по ночам, постепенно день с ночью перепутались, потом сон куда-то исчез… – пересказываю банальную слышанную тысячи раз историю.
Она вздыхает и улыбается кончиками губ. И наклоняется ко мне, шепчет в самое ухо:
– А я вампир. Мы никогда не спим.
И быстро отстраняется.
– Только это большой-большой секрет, – жарко и сбивчиво шепчет Лиль, прикладывая пальцы к губам.
Неровный алый румянец разливается по ее щекам, глаза блестят.
И все-таки – не смотря на свекольный цвет щек и безумные искры в глазах – она остается для меня такой… нереальной! Прекрасной какой-то хрупкой, кукольной красотой – длинные светлые волосы, темные глаза, сжатые в тонкую линию губы и темные круги под глазами, мигом старящие ее лет на десять. А ведь ей нет еще и двадцати!
– Вампир! – громко шепчет она. – Вампир…
Ну конечно, детка. Как скажешь.
Мы занимаемся любовью в тесной комнатушке, роняя на себя швабры, скользя ногами по пролитой химии. Помещение для уборки не лучшее любовное гнездышко, но нам слишком хорошо, чтобы думать о комфорте.
– Мой отец… – все так же шепчет Лиль. – Рассказывал сказки и я засыпала.
Она судорожно вдыхает, крепче обвивает руками мою шею. Ее дыхание обжигает. Холодом.
– Кроме него так рассказывать сказки умеет только Ка.
– Кто? – на секунду я отрываюсь от ее груди.
– Через терни к звездам. Через терни… – тихо говорит она, откидывается, прикусывает губу, да так, что алая капля мгновенно набухает на коже. Лиль вздыхает и впивается поцелуем в мои губы.
На языке медленно растворяется ядовитый лед.
Отталкиваю ее и вываливаюсь в коридор. Тут же натыкаюсь на Эву.
– Эй! Вы?… – вопрос застывает на губах бледной точно призрак женщины.
Но я не слышу ее, в ушах заевшей пластинкой повторяется:
– Найди его! Не останавливайся!
Вырываюсь, но руки подоспевших санитаров крепче морских канатов.
Еще один миф – вампиры не обладают потусторонней силой.
В палате пусто и холодно. На улице стремительно темнеет, вновь боль пульсирует в висках, вновь мир сужается до крохотного окошечка. Он рябит, превращается в телевизор и – внезапно гаснет.
Серебристое, округлое перед глазами.
Качается.
Справа налево. Слева направо.
– Раз, два, три…
Человек в белом халате наклоняется надо мной. Его нос и рот закрывает белая марлевая повязка, я вижу только его глаза. Серые с карими крапинками.
В его зрачках вспыхивает и тает моя безумная жажда. Мое неутолимое желание жить.
– Четыре, пять…
Игла проникает под кожу, и пузырящаяся легкость наполняет тело.
– Шесть, семь…
Голос шипит, сбивается на помехи. Звук обретает объем и цвет – и я вижу стальную змейку извивающейся дороги. И деревянный бар, сиротливо прижавшийся к правой стороне шоссе.
Человек в белом халате убирает с лица марлю – я вижу как он загорел и насколько он стар.
Он растягивает губы в улыбке. Замечаю острые клычки. Но лишь на миг – появились и пропали, словно их никогда и не было
Но его уверенный тихий голос поселяется у меня в голове:
– Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь.
Протекала речка, а над речкой мостик, на мосту овечка, у овечки хвостик.
Семь, шесть, пять, четыре, три, два, один.
Высохла речка, развалился мостик, сдохла та овечка, отвалился хвостик.
Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь.
– Продолжай!
– Что? – отчего-то меня мутит, и я действительно не понимаю, что он от меня хочет.
– Продолжай!!
И уже другой – мягкий, мурлыкающий голос – вплетается в сознание:
– Через терни к звездам. Через терни…
Я размыкаю губы:
– Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь.
Вылилась речка, построили мостик, ожила овечка, прицепили хвостик.
Семь, шесть, пять, четыре…
И никаких кошмарных видений. Только речка, мост, овечка и… Лиль. Озорно подмигивающая с изображения на медальоне.
Три, два, один.
Все нормально, детка. Шепчу я в прозрачную синь неба. Все нормально. Теперь, все будет хорошо.
Так заканчивается моя история и, возможно, начинается ваша.
Просто помните: если вы, однажды ночью застигнутый в дороге кошмарами, которые «заботливо» рисует ваше воображение, не свернете к ближайшему мотелю, а продолжите путь – не важно: это путь в Сан-Франциско, или в Москву, а может в село Серый камень… Не останавливайтесь, просто двигайтесь вперед по стальному языку нашедшего вас шоссе шестьдесят шесть. А увидев ничем не примечательный бар у обочины, не поленитесь, сверните к нему.
Не обращайте внимания на убогость внутреннего убранства, не прельщайтесь прелестями белокурой барменши – с порога спросите Дядюшку Ка.
Только он умеет рассказывать самые лучшие сказки на ночь.
Только обязательно скажите, что вы от Лилит, иначе…
Ну да не буду раскрывать всех карт, просто знайте: в его баре всегда найдется для вас парочка пинт свежей крови.
