Читать книгу: «Мабута», страница 8
– Ну… Как!… Даже и не знаю! – Карась сделал еще глоток, жидкость обожгла горло, пары ударили в нос. Он откусил приличный кусок шоколадной конфеты и торопливо стал жевать. Не скривиться не получилось.
– Та тю! Що я должен мучиться, не разумию! – не выдержал Коля и залпом опорожнил кружку, выдохнул, занюхал рукавом. – А цукерку я и так зьим!
Двое других собутыльников переглянулись и тоже залпом осушили свои порции.
– Фокус не удался, факир был пьян! – рассмеялся Костя. – Будем считать, что пробовали и не понравилось!
– Процесс противный, а коньяк ничего! – поддержал Карася «дух».
За окном метёт, а на «Тайфуне» тепло, хмельно, музыки только не хватает. И она не заставила себя ждать. За стеной, в дежурке соседней части, вдруг зазвучали аккорды гитары. Карась сам немного умел играть и прислушался.
– Го-о-оп стоп! Мы подошли из-за угла-а-а!… Го-оп стоп! Ты много на себя взяла-а-а! – твердый, красивый голос, вывел первые строки куплета. Костя не слышал этой песни и не знал автора. Ребята дослушали до конца, прижав солдатские кружки к стене. Карась вставил штекер в гнездо и нажал на вызов.
– Дежурный! Это «Тайфун»! Кто это у вас там так здорово поёт!
– А! Это Женя из Орла! Кстати из вашей части!
– Пацаны! Как закончит у вас – пусть к нам забежит, а?
Спустя пару часов, хлопнула входная дверь, и раздался стук в дверь «Тайфуна».
– Заходи!
В дверь заглянул парень в сдвинутой на затылок шапке и спросил:
– Чего хотели?
Узнав, что всех интересует, песня, кто автор и кто он сам, вошедший втянул ноздрями воздух.
– Пацаны! А выпить есть? Тогда всё и расскажу!
Остаток коньяка, с палец на донышке солдатской кружки привёл Женьку в восторг.
– Здорово! Давно не пил коньяк! Да и вообще последнее время редко нормальное спиртное попадается! – радостно пожаловался он.
– А какое же, ненормальное? – поинтересовался Костя.
– У!!! Какое! Да много чего можно пить! Дайте сигаретку, а? – Женька подпер погоном косяк двери, устраиваясь поудобнее.
– Ага! Щас! Может тебе и бабу ещё?
– Ну и ладно! Это я так! А вдруг? Пить можно одеколон, тормозную жидкость, мебельный лак, можно на хлеб намазывать сапожный крем или зубную пасту и подержать на солнце, потом соскрести, а хлеб съесть! Можно ещё…
– Подожди! Как это мебельный лак и тормозную жидкость? – Коля Бабич даже привстал.
– Ну! Сначала конечно нужно взять дрель, одеть насадку в виде лопатки, взбить хорошенько. Когда жидкость отделится от наполнителя, слить её, процедить и вперёд. Только отрыжка потом не очень! Нет! Всё-таки одеколон лучше! Желательно «Тройной» или «Шипр»! – лектор уцепился взглядом на флакон «Русского Леса», стоявший на полочке.
– Даже и не думай! – перехватил его взгляд Карась. – Что там с песней? Аккорды и слова дашь?
– А ты умеешь играть на гитаре? – удивился Женя из Орла. – Слушай! Я как раз набираю группу. Ну, типа ВИА. Будем в клубе репетировать и на 8 марта выступим на концерте! Хочешь?
– Ещё бы! – Карась был несказанно рад тому, что можно было разбодяжить серые будни службы. Да ещё появится лишний повод откосить от затеи Кенгурина вернуть его в строй. На том и порешили.
– Дай хоть понюхать! – кивнул на флакон с одеколоном будущий руководитель ансамбля.
– Ладно! Пей! – решился Карась. – Но теперь я в деле!
– А то! – Женька проворно схватил кружку, плеснул туда воды из банки, вытряхнул содержимое флакона, отвернулся, выдохнул и опустошил посуду. Все дружно поморщились.
– Ха! Вы бы себя видели! Нормалёк! Ну? Как пахнет? – он дохнул на Харчина, тот отшатнулся.
– Всё! Всё! Иди отсюда! Парфюмер из Орла! – Костя вытолкал его за дверь.
В армии, как подметил Карась, возраст бойца имеет второстепенное значение, на первое место выдвигаются срок службы и звание. И порой, не знаешь, как вести себя с человеком, когда не совпадают сроки этой самой службы. Взять, к примеру, того же киномеханика Ромашку. Он, как и все старослужащие на год старше призывом. С ним можно было общаться, как с человеком, шутить, делить корку хлеба. Но однажды, когда Костя, что-то возразил ему, Ромашка вдруг покраснел, лицо его исказилось злобной гримасой:
– Ты! «Дух»! Оборзел? Как с «дедушкой» разговариваешь?
Ну, Карась то уже и духом не был к тому времени, да и вопрос был пустяковый. Но то, как повёл себя киномеханик, его удивило. Нет! Даже оскорбило! Это, что же выходит? Знай своё место? После всех вместе пережитых событий и дружбы, как он наивно думал, это уже ни в какие ворота.
– Ну, извините-с! Будем подбирать слова! Кстати, не могли бы вы товарищ старослужащий помещение покинуть? На «Тайфуне» посторонним не место! Там на двери написано, что им даже «вход воспрещён»!
Лицо Ромашова смягчилось, он выдал свою «лисью улыбку», смешно пошевелил ушами:
– Ну, чё ты, Костян? Это ж я так! Это ж я, как-бы, пошутил!
– Кто в стройбат попал, в цирке не смеётся! Давайте на выход, а то не дай Бог, командир зайдёт.
Да, киномеханика терять было жалко, но «шальная пуля выбивает из наших рядов самых лучших»… Убит, вычеркнут напрочь.
С ним «тайфунщик» больше не общался, пока тот не ушёл на дембель. Тогда Карась решил, что поговорка «дружба дружбой, а служба службой» работает и в этом плане. Но, как оказалось, к счастью, он ошибался. Захотелось, как-то побаловать себя гражданскими продуктами. А купить их можно было либо в посёлке, либо на промзоне. В посёлок идти – лишний раз нарваться на комендатуру или офицеров своей части.
– У меня на промзоне, в чепке, дневальным служит земляк! – поведал ему «дух» с Восхода Харчин. – Если есть желание, можем сходить!
Промзона! Там работают и гражданские, и военные. Скопище вагончиков и бочек, зданий и сооружений. Всё соединено между собой множеством коммуникаций проложенных по воздуху. Чтобы пересекать их, повсюду были сварены мостки с перилами. Если не знать дороги, то в этом железном лабиринте можно было запросто заплутать.
Был субботний январский день. Оставив «Тайфун» на попечение Бабича, Карась потопал к месту в тайге, где должен был встретиться с Серёгой.
– Ну? – спросил он его после рукопожатия. – Поглощать купленное пойдём к нам?
– Ага! – улыбнулся «дух» в ответ.
Они уже подружились с этим парнем. Карась не обращал внимания на то, что тот младше призывом. Парень, то хороший. Телефонисты удачно «просочились» в небольшой ведомственный магазинчик. Чего там только не было! Это как магазин Берёзка, для обладателей валюты. От импортных батников до сельди «Иваси» в банках. Затолкав пакеты в рукава шинелей, парни почти уже покинули промзону. Однако на последнем железном мостике, они столкнулись с патрулём. Ширина мостика метра полтора. Железные перила и ступени. Харчин шёл первый, за ним Костя. С той стороны – старший патруля, за ним два солдата. Карась похолодел! Патруль был ВВ-шный! Надо же было так умудриться, чтобы в субботу, в пятнадцать часов, напороться на ВВ. Редчайший случай и ничего хорошего он не сулил.
– Вот! А я говорил! Здоровый образ жизни – это диета! – заскулил червяк дурных предчувствий. – А теперь в лучшем случае гауптвахта! И то не наша! А потом ещё и наша!
Лицо сержанта возглавлявшего патруль просияло. Глаза хищно блеснули. Удача-то какая!
– Стоять мабута! Пришли! Кто такие, откуда и куда, что делаем в закрытой промзоне?
Что тут можно было придумать? Карась стал лихорадочно соображать, какую версию выдвинуть. Однако диалог вдруг пошёл не в ту степь вообще!
– А тебе какое дело? – Вдруг, расправив плечи, выпалил Харчин. – Идите себе своей дорогой!
Если бы сейчас два стройбатовца, превратились в двух гвардейцев Псковской Дивизии ВДВ, эффект был бы гораздо меньшим. Тишина воцарилась такая, что казалось, было слышно, как снежинки с грохотом падали на шинели.
– Чи-и-и-во? – побагровел сержант. – А ну-ка документы!
– А в рыло тебе не зарядить? – крушил шаблоны поведения Серёга. – Вы сами, что тут делаете? Что тащите?
Только сейчас Карась разглядел, что шинели у всех троих оттопыривались везде, где только можно.
– Да ты!!! – у ВВ-шника не хватило словарного запаса, он открыл рот и замер с выпученными глазами.
– А я?! А я сейчас тебе в глаз дам! Вот прославимся все! – Харчин схватил того за ворот шинели и занес кулак. – Бить?
– Я сплю? – спросил себя Костя, на вопли червяка он уже не обращал внимания. Патрульные сзади, тоже вытаращили глаза, и даже шаг на ступеньку ниже сделали.
– Не-е-ет! – прохрипел сержант. – Отпусти!
– Вы, туда! Мы, сюда! И разошлись! Да? – Харчин развернул тело, освобождая место для прохода.
– Да… – буркнул старший патруля, прокашлялся и скомандовал своим. – За мной!
Мабута и ВВ-шники благополучно сошли с мостика, каждые в свою сторону.
«Дух» опустился на последнюю ступеньку, зачерпнул снега, обтер лицо. Кинул горсть в рот.
– Ну, ты даёшь Серый! – Карась похлопал его по плечу. – Я вообще думал нам кирдык!
– Они сами в «самоходе». Повязку нацепили для отвода глаз. Я про такое слышал. Вот и взял их на «слабо».
– Да ты и меня на него взял! – никак не мог прийти в себя Карась. – Ува-а-ажаю! Он протянул руку для рукопожатия.
– Да ладно! – хлопнул в ответ ладонью товарищ. – Потопали, что ли?
Костя потом не раз вспоминал этот случай. Говорили, что хохлы самый настырный и грубо говоря, бесстыжий народ. Они охотно шли служить в комендатуру, на губу, в охранники и были самыми жестокими. Не признавали ни своих, ни чужих. « За кусок сала маму родную продадут»! Но, как показала жизнь, нация тут не причём! У всех народов, как говориться: «В семье не без урода». Всё от человека зависит и хороших людей больше чем плохих. Ему везло на хороших, но плохие всегда были рядом. Попробуй хоть на миг об этом забыть!
Время шло к дембелю. Карась уже не помнил, по какой причине ему нужно было оказаться в бане в банный день. Он протопал по деревянному полу мимо сидящего в углу прапорщика Веретенникова. Прапорщик в армии. Кто скажет, зачем он нужен? Занимать должность замкомвзвода? С этим легко справляются сержанты. Исполнять обязанности старшины? Старшина Рамазанов был отличным старшиной Костиной роты и не был прапорщиком. Если у тебя за плечами техникум и тебе осталось до дембеля полгода, добро пожаловать в школу прапорщиков! Закончил, подписал контракт на три года или пять, съездил в отпуск на сорок дней и готово! Вот оно! Стало прапорщиком! Недоразумение в погонах!
– Куда! Стоять! А честь офицеру кто будет отдавать? – «Недоразумение» остекленевшими глазами уставилось на Костю. В одном исподнем и накинутом на плечи своём «махновском» полушубке, Веретенников зло искривил рот. Он был пьян. Стакан и бутылка стояли тут же на лавке.
– Какому ещё офицеру? – Карась завертел головой, оглядываясь вокруг, давая понять, что «кусок» никакой не офицер.
– Ах ты…б..ть! А ну, взять его! – приказал Веретенников банщику и сержанту, которые с ним пили. Те переглянулись, но с места не сдвинулись.
– Это «Тайфун»! – попробовал напомнить прапору банщик.
– Я вижу, баран! Тебе в ухо дать? Взять я сказал! – брызгая слюной, вскочил Веретенников.
Те крепко схватили Костю за руки. Карась даже не подозревал, что за этим последует.
– На стул его! Эй ты! Иди сюда! Стриги наголо! – махнуло рукой «недоразумение» сидевшему в углу парикмахеру.
– Товарищ прапорщик! Это ж «тайфунщик»! – проблеял тот, в надежде остановить процесс.
– Стриги, я сказал! Или я тебя самого побрею!
Унижение. Только так можно было назвать то, что сейчас испытывал Костя. Не стыд за беспомощность, не злость, а именно унижение.
– Стриги… – буркнул он парикмахеру. – Только нормально.
Как будто наголо можно было как-то иначе подстричь. Он всё равно бы подстригся, но сам. Был обычай у дембелей стричься за сто дней до приказа. И за это должно было следовать наказание. Такая традиция. Дембеля стриглись – офицеры наказывали.
– Сука! – бросил он в сторону довольно улыбающегося прапорщика, отряхнул волос с куртки и вышел. Это нужно было пережить. Вот только как это сделать? И что комбату сказать, когда увидит? Ночь была почти бессонной. Костя физически переживал случившееся, как простуду или грипп. Колю отослал в роту, разговаривать, а тем более что-то объяснять ни желания, ни сил не было. Рано утром, около 6 часов, хлопнула входная дверь в штаб и раздался стук на «Тайфун». Карась не поверил своим глазам, когда отворил. Перед ним стоял Веретенников.
– Слушай, Карасёв! Извини! Бес попутал! Ты же знаешь, я, как выпью, я дурею! Не закладывай меня, а? – быстро и сбивчиво забормотал прапор. Его колотило с перепоя, синюшное лицо сморщилось, он пытался собрать слова в предложения. – Ну, хочешь, я поговорю! Тебе присвоят ефрейтора на дембель, а?
Эта фраза переполнила чашу душевного страдания. Вместо него пришла злость.
– Да пошёл ты на х…! Понял? Только попробуй!
– Понял! Понял! Спасибо! Ухожу! Правильно послал! – Веретенников крутнулся, напялил свою махновскую папаху и выскочил за дверь. Ровно в семь возле штаба тормознул УАЗик Тормоза. Никогда комбат не заходил на Тайфун! Обычно он топал к себе в кабинет и тут же крутил ручку телефона. А сегодня дверь распахнулась.
– Слушай, найди мне… – слова майора застряли у него в горле. Брови изумленно поползли вверх. – Мать моя! И ты туда же? Ты вообще-то в штабе сидишь! И вроде нормальный! Ты чего?
– Случайно, товарищ командир.
– Угу! Поскользнулся и ударился об машинку для стрижки! – он укоризненно посмотрел на «тайфунщика», махнул рукой. – Да ну тебя…
После развода, на коммутатор заглянул начальник штаба.
– Красаве-ец! Ничего не хочешь мне сказать? – Павленков сделал серьёзное лицо, но в глазах пряталась смешинка.
«Знает» – понял Костя, но ответил твердо. – Нет!
– Ну, на «нет» и суда нет! Сто дней до приказа? Может быть! А вот до дембеля… Надо подумать! Я ж должен как-то реагировать на нарушение устава?
Февраль радовал погожими днями. Когда шёл снег, мороз спадал, в лесу стояла тишина. Гражданские из посёлка катались на лыжах по проторенной ВВ-шными патрулями лыжне. Говорят, что их даже специально просили это делать по определенному маршруту. Спустившись по горке из посёлка, лыжня петляла и по большому кругу опять замыкалась на посёлке.
– Везёт же людям! – вздохнул Карась, толкнув Бабаныча в бок локтем.
– А ты что? Э-э-э, на лыжах можешь? Да? – удивился Санька.
– Ну… Может и могу! Я ж не пробовал!
– Э…! Так и не говори тогда, да? – махнул рукой нормировщик и запрыгнул на турник. – Держи меня!
Повиснув на ногах, отпустив руки, он стал раскачивать тело и, отпустив ноги, плюхнулся лицом прямо в снег. Они нашли недалеко от штаба самодельный турник – труба между двух елок.
– Если мы не курим, а в стройбате нет физподготовки, тогда мы сами будет тренировать своё тело! Давай? – предложил Бабаныч.
– А, давай! – согласился Костя. И теперь они учились делать соскок. Опустив уши на шапках, завязав тесемки на бантик, они раскачивались и ныряли лицом в сугроб. Поддержка не очень помогала, разве что чуть придать вращения. И надо отдать должное, попытки всё же увенчались успехом – научились!
– Эй! «Тайфун»! Идем завтра на лыжах кататься! – заглянул на коммутатор Санька пару дней спустя.
– Что? Ты их за два дня из сосны вырезал? – съязвил телефонист. – По дню на пару ушло?
– Вай! Зачем вырезал? Договорился с ВВ-шниками, да? Дали на день! К вечеру отдать!
Лыжи, палки, лыжня и два тела. Вроде все собрались для променада.
– А моё мнение никого не интересует? Наши санитары не умеют гипс накладывать! – приподнялся на хвосте червяк дурных предчувствий.
– Бабаныч! А ты уверен, что ноги сюда ставить и они будут держаться? – Костя подергал странные крепления. Два шурупа, упор и резинка петлёй.
– Я спросил, они дали, должно ехать! – пробурчал тот в ответ, сопя и пытаясь подружить сапог и крепление.
В конце концов, собрав в кучу всю логику, мабута встала на лыжи!
– Погнали! – выдохнул Санька и что есть силы, оттолкнулся палками. Он нырнул вниз, Карась за ним! Эх! Куда бы мы без силы притяжения? Хорошая и полезная вещь, пока она на вашей стороне. Мелькали деревья, маячила впереди складка на шинели Бабаныча, как маяк. Скорость росла. Но в нижней точки этой лыжной параболы, их ожидал сюрприз. Правая колея оставалась на месте, а левая уходила вниз в яму и метра через три возвращалась на прежний уровень. Карась увидел, как Санька вдруг криво присел, а потом как подброшенный пружиной с одной стороны полетел. Взбивая фонтан снежной пыли, ломая мелкий кустарник, он, квакнув лягушкой, скрылся из глаз. Заметив в последний момент коварный излом лыжни, Костя попытался остаться на лыжне. Куда там! Опустить левую ногу у него получилось, но вес перенести на правую – нет! На выходе из ямы левую ногу подбросило чуть ли не выше головы. Приземления он не помнил, но услышал треск сломанной лыжи, а острая боль в ноге обожгла мозг.
– Карась! Ты живой! – из снежного плена позвал его Санька.
– Я, да! А вот лыжа кажется, сломалась! И нога, наверное, тоже! – отозвался Костя.
– Шайтан! Всё! Откатались!
– А я больше и не хочу! – признался связист. – Оказывается, не умею я на лыжах кататься!
– Это понятно! Не понятно, как теперь сломанную лыжу возвращать! Придётся платить!
– Ага! Только чем? – Костя растирал ногу, не перелом, просто растяжение.
– Это уж чем они скажут, да?
Карась еще прихрамывал, когда в коридоре штаба столкнулся с нормировщиком.
– Отдал лыжи? Что мы должны? – спросил он.
– А ничего! Представляешь, они поспорили, одну лыжу сломает мабута или все! Кто-то выиграл, а лыжи были списанные!
– А!!! Оказывается «это лыжи не едут!», а я уж думал с нами, что не так! – обрадовался Карась.
Второй зимний месяц – короткий. И он уже подходил к концу, как в штаб заглянул кладовщик столовой Эрадж.
– Эй! Привет, «Тайфун»! – сверкнув белозубой улыбкой, поздоровался он с Костей. – Как сам? Как дома? Как мама?
– Спасибо, хорошо! – улыбнулся в ответ Карась. Ему нравились эти восточные приветствия. Обязательно, пожмут обе руки, обязательно спросят, как дела. Ну и не всегда это звучит формально, а вполне даже тепло и приятно, вот как сейчас.
– Хоп! Что надо будет – приходи! – Эрадж опять улыбнулся.
– А ты чего к нам? С отчетом? Проверка?
– Э-э-э! Что проверять? Разве Эрадж вор? Разве, чего-то не хватает? – поднял руки, и глаза к потолку кладовщик.
Да! Это уже знали все – как не проверяй его, всё сойдется и нетто, и брутто, и сальдо!
– Все у него со склада берут! – как-то возмущался зампохоз части. – Вы подойдите ночью, когда продукты выдают! Сахар, тушёнку, чай, картошку, мясо – тащат в разные стороны! А я потом отвечай?
– И, что? Проверяли! И не раз! Всё в порядке! – парировала главбух.
– Не может! Не может быть всё в порядке! Какой-то узбек затурканный, как он может сводить концы с концами?
– Этот ваш узбек, между прочим, окончил торговый техникум, по специальности товаровед! – вставила вторая бухгалтер.
– Ой, да знаю я, как они там учатся – пять баранов и диплом на руках! – отмахнулся майор.
Это был факт! На складе всё в порядке, отпуск по норме. Улыбчивый юноша всё держал в голове, а потом переносил в блокнотик. Он умело манипулировал усушкой, утруской, разморозкой и сроками годности. Сейчас наклонившись к уху телефониста, он заговорчески прошептал:
– Сюрприз готовим на 23 февраля!
– Какой? – удивился Карась.
– Все женщины, какие в части есть, собрались лепить пельмени и накормить вас! Вот пришёл уточнить, сколько мяса на фарш молоть нужно! Э-э-э… Много нужно, слушай, да?
– Пельмени? Иди ты! Это же, сколько штук нужно – не поверил Костя.
– Ну, по десятку на каждого, точно будет! – уточнил Эрадж. – Считай сам! А я пойду!
И действительно! После праздничного митинга и поздравлений, всех повели в столовую и накормили пельменями ручной работы. Это было так по-домашнему, что тронуло даже самые черствые сердца.
– Пацаны! Завтра все на репетицию! Мы должны на 8 марта женщинам такой концерт отгрохать, чтобы тоже получили удовольствие! – похлопал себя по животу Женька из Орла. Костя приноровился к графику репетиций. Пальцы болели от струн с непривычки. Многие аккорды не давались, трудно было играть в коллективе. Ему досталась ритм-гитара и Женька был неумолим.
– Ритм! Держи ритм! Это тебе не «Гоп-стоп!» лобать. Не нужно самодеятельности – играй, как я сказал!
Программа была большая, на два с половиной часа. И новые песни, и военные, и вальс.
Когда наступил международный женский день, то Карася трусило от волнения. А когда занавес поехал в стороны и Костя увидел перед собой зал, он забыл все аккорды. На первой песне не попадал в ритм и сбивался с тональности.
– Убью зараза! – шипел Женька. – В «ля» играем! В «ля»!
– Знаю! – отмахивался Костя и как зомби опять прыгал на «соль».
– Выключите гитару, паразиту! – шипел за кулисы «руководитель» ВИА.
Но, первый мандраж, всё же отпустил и песню Карась в конце доиграл правильно. А вторую уже бодро начал, так как нужно.
« В краю магнолий плещет море!» – пел Женька ставший популярным хит.
Концерт прошёл на «Ура!» Все остались довольны.
– Молодцы! – похвалил замполит части музыкантов! Готовьтесь к следующему мероприятию!
Дембель неизбежен,
Как крах империализма!
Костя, как и все дембеля, готовился к этому знаменательному событию. Нет, альбом он себе не делал, было некогда. Он делал их другим за деньги, а на вырученные фантики покупал себе гражданскую одежду. Джинсы, батник, туфли, чемодан. Всё это хранил у сослуживца своей роты Толика Горового. Тот «служил» сторожем в детском садике в посёлке. Они были дружны и ходили друг к другу в «гости». Карась посмотреть, как там его имущество, а Толян – просто посидеть, поболтать, чтобы в роту не ходить. Но однажды Костя не узнал товарища, в заглянувшем к нему солдате.
– Ты шо? Це ж я! – Толик был из Кривого Рога и шпарил по-украински, как и по-русски.
– Что с тобой? Толяша, под паровой каток попал? – Карась не мог понять, чем можно было так изуродовать лицо.
– Да так! Загорал при свете! – морщась от боли, махнул рукой Толик.
– Она красивая хоть? – пошутил Карась.
– Хто? – гримаса исказила лицо товарища.
– Света эта! – скаламбурил связист.
– Та тьфу на тебя! Ну, лампа есть такая, кварцевая, детям загорать! – промычал тот. Его кожа слезала лоскутами, он был похож на английского сеттера. Ну, просто Белый Бим – Чёрное Ухо! Лоскуты коричневые, а новая кожа – розовая, как у младенца.
– Купили её, лампу! А я ночью решил испробовать… Там написано – полежать под ней 15 – 20 минут. Я полежал и вот! – махнул рукой «сеттер».
– Ни фига себе! – удивился Карась. – А как же дети выдерживают?
– Никак не выдерживают! Заснул я! Директор, как увидел меня, лампу выкинул, а завхозу втык вставил: «Хорошо ещё на детях не успели попробовать!» Я же не признался, что спал. Сказал, что пятнадцать минут лежал.
– Разумно! И как ты болезный? – посочувствовал товарищу Костя.
– Чешется очень! Зато сметаны дают вдоволь – мазать и кушать. И кормят усиленно, чтобы выздоровел быстрее!
Его там и так кормили, как дома – котлетки, кашки, молоко, какао, пирожки! Жалко же солдатика! А солдатик всё худой и худой, только нос на пол-лица. Угловатый, форма ему не шла, выглядел лет на 25, а сколько ему на самом деле, Костя не углублялся.
– Слушай! А пошли ко мне сегодня переночуешь? Еды валом! Телевизор цветной! Одни будем ночью! – предложил Толик.
– Да с удовольствием! – стал одеваться Карась, – Коля! Меня до утра нет!
Детский сад был новый. Всё красиво, чистенько. Толик не обманул, они ели котлеты, пили какао и смотрели комедию «Спортлото-82». Вот бы так все два года служить!
Эх! Всё хорошее когда-нибудь кончается! К обеду следующего дня, когда «молодой» Коля ушёл в столовую, к штабу подкатила сверкающая черная Волга. Сержант-водитель метнулся и открыл пассажирскую дверь. Оттуда, аккуратно выставляя ноги, вылез полковник в каракулевой папахе и нарядной шинели. Он, щурясь, осмотрел здание снаружи и решительно шагнул к двери.
– Ой, что сейчас будет!… – червяк дурных предчувствий вздрогнул и прошептал. – Нам конец!
Костя слышал, как сбивчиво и путанно отрапортовал дежурный по штабу. Потом сердитый тенор полковника и дверь распахнулась.
– А тут, что за бендюга? – заглянул в проём полковник. – Ты кто?
– Военный-строитель рядовой Карасёв! – отчеканил Костя, став по стойке смирно и вытянув руки по швам. Это всё, что он мог сделать на данный момент. Он был не по форме. Половина атрибутов ушла на Бабиче в столовую.
– Военный? Строитель? Где ремень? Где головной убор? Почему в тапочках? И что ты тут строишь? – побагровело лицо начальства. – Выходи, выходи сюда! Дай посмотреть на тебя, горе-воина!
Карась шагнул в коридор, как на эшафот.
– Дежурный! Комбата сюда и начштаба, живо! – визгливо выкрикнул инспектирующий. – Что тут вообще такое находится?
– «Тайфун». Коммутатор.
– А!!! Так вот какой «Тайфун»! А я полковник Устный! Помнишь такого? Замполит управления! Хорошо устроились! Окошечко, занавесочки, бабы голые на стенках! Крестики малюем? На дембель собрались? На «губу» сейчас поедешь!
– Какие еще голые бабы? Это Вия Артмане, актриса! Декольте у нее такое! Календарь из журнала Огонёк! – машинально ответил Карась и напрасно. Это же замполит! У них инструмент, это рот. Водой прополоскал и рабочее место готово! Вообще на воровском жаргоне «бендюга» – это каморка. Интересно, откуда у замполита Устного такие познания?
Костя посмотрел на подошедших Алексеева и Павленкова. Начштаба мотнул головой, мол: «Заткнись, придурок!» Но было поздно.
– Что?! Семь суток гауптвахты! – заорал полковник, выскочив в коридор. – А вы, что молчите, отцы-командиры? Ну? Объявляем!
– Трое суток ареста! – буднично выдал начальник штаба, не дождавшись, пока Тормоз «снимется с ручника». При этом он с невинным видом пожал плечами, глядя на Карася. Карась вскинул бровь – претензий нет, косяк есть косяк.
– Четверо суток! – дошло наконец до комбата, чего от него хотят.
– Какие четверо? – взвился Устный. – Ты его видишь? Это что такое стоит? Объявляй, как положено!
– Пять суток гауптвахты! – буркнул майор. Он не любил, когда на него наезжали и требовали менять решения, которые и так с трудом формировались.
– Би-е-егом! Полотенце, зубную щетку и вперед! Отправляйте! – похлопал рука об руку «боевой политрук».
– Куда? – удивился комбат.
– Да Ёрш твою медь! Вы что тут совсем уже? – вылупил зенки на офицеров полковник. – На «губу»! Куда же ещё?
– Так я думал, Вы с собой его заберете! И сами отвезете! – изумился комбат. – На чём я его отправлю? Да там и мест-то вечно нет!
– Ага! Я на Волге своей «это» повезу! Ты в своём уме, комбат? Чтобы завтра же он на нарах исправлялся! Ясно?
– Так точно, товарищ полковник! Будет исполнено, товарищ полковник! Я лично проконтролирую! – шагнул вперёд начштаба и оттеснил плечом комбата в сторону. Махнул за спиной рукой Косте – скройся! Того не нужно было уговаривать, он нырнул на «Тайфун» и захлопнул дверь. Ещё с час по штабу топали сапоги и хлопали двери. Наконец Волга изрыгнув клубок сизого дыма, выскочила за КПП.
– Карасёв! – заглянул майор Павленков на Тайфун. – Вот скажи, ты разучился одеваться за «45 секунд»? Или, правда, уже пора борзоту вашу в рамки приводить?
– Так нечего одевать! Напарник в столовую ушёл! Ремень и пилотку у него спёрли!
– А сапоги? Сапоги у вас тоже одни на двоих? – разглядывая содержимое декольте актрисы, уже спокойнее спросил майор.
– Сапоги вон стоят! Просто он врасплох застал! – буркнул Костя.
– Врасплох это он вон Артмане застал! Не успела застегнуться! Да и зачем? И чего ему тут не понравилось! Очень даже ничего себе… Ладно! Будет звонить проверять, называйся чужой фамилией! И найдите уже ремень с пилоткой, учить вас?
Апрель порадовал оттепелями и солнечным теплом. На проталинах стали распускаться подснежники. Карась уходил в Тайгу, проверять развешанные банки для берёзового сока. Березы «плакали» густым терпко пахнущим соком. Он был розовый и едва сладкий. Сок вообще был не похож на тот, что продавался в магазинах. Солдаты ножом аккуратно надрезали кору и подставляли банки. Башкиры же делали зарубку прямо топором, отгибали вниз кору и тоже делали забор сока.
– Варвары, а ещё охотники! – ворчал Костя, наткнувшись на трехлитровую банку до краёв заполненную берёзовой кровью. Банку он конфисковал. Будут знать, как портить красоту. Карась лежал на ковре из подснежников, вдыхал их дурманящий запах и грустил. В марте был приказ Министра обороны о призыве и демобилизации. А в апреле уже стали формировать первые партии дембелей. В «нулевую» партию попадали больные, блатные и оч-ч-чень везучие! «Тайфунщик» ни к одной из этих категорий не относился. Мало того, он вообще не знал, когда придёт его пора. Такая партия была сформирована и в части Карася. Кандидаты собрались на штабном крыльце. Тут же стоял парень на протезах, опираясь на костыли. У него по оба колена были ампутированы ноги. Протезы скрипели, в унисон доскам на крыльце. Дембеля с интересом на него посматривали, но вопросов не задавали. Он вздыхал, крутился и, не выдержав, окликнул Костю, который выглядывал в окно.
– Зёма! Спичек не будет?
– Будет! – Костя кинул коробок. – А ты кто? Что-то лицо знакомое!
– Я? Сашка Никитин я! – ловко поймав коробок, ответил инвалид.
– Никитин? Это тот, который с карантина домой хотел сбежать? – не поверил Костя.
– Который в июне в тайге ноги отморозил?
– Ага! Тот! – буркнул, прикуривая «зёма». – Как видишь, конкретно отморозил! Холодное тут лето, однако!
– А разве тебя потом не комиссовали?
– Нет, бля! Не комиссовали! В Куйбышеве в госпитале все два года! Вот и ног лишился, и весь срок отмотал! – слезы выступили из глаз, он сделал вид, что от дыма и отвернулся.
Подошла машина, и Никитин привычно пристроив костыли под мышками, шагнул к ней.
– Вот это да-а-а… – ошарашенный Костя провожал сгорбленную фигуру инвалида глазами. – Вот это отслужил «земляк»!
Что-то расхотелось завидовать контингенту этой дембельской партии.
Спустя пару дней заглянул в гости Джон.
– Привет, кентяра! Слышал? Гриня Хабовцов на дембель ушёл! – хитро прищурившись, выдал друг.
– Как это? В «нулевой»? – не поверил Карась. Нет бы, порадоваться за товарища, а сердце сжалось от зависти.
– Нет, а что ж ты хотел? – усмехнулся Серёга. – Ты ж с дочкой начальника не собирал землянику и подснежники? К тому же он в «особом» отделе служил. А у них всё по «особому».
– А к нам прийти, поделиться радостью и «проставиться»? – не мог в себя прийти Костя,
– За «проставу» – согласен! Не очень хорошо! Но я «проставлюсь», ты не переживай! Ладно! Я не за этим примчался. Завтра в поселке кино новое. «Победа» называется! Идём?
– Днём? В посёлок в кино? Я смотрю, нашей наглости нет предела! – Карась посмотрел на друга, как на блаженного.
