Читать книгу: «Истории для рассказа в темноте», страница 14

– Милая, как ты себя чувствуешь? – спросил он, садясь на край кровати.

– Благодарю, отец. Всё хорошо.

– Вот и славно. Лиза сказала, что ты неважно себя чувствуешь. Вчера ты очень нас перепугала, говорила, что слышала голоса.

Катарина набрала в грудь побольше воздуха:

– Отец, – заговорила она, – та девочка – Алиса. Думаю, она мертва.

– Господи, Катарина. Прошу, не беспокойся об этом. Её делом занимаются лучшие детективы в городе.

– Мне кажется, вчера я видела её… и мальчика.

Доктор Альберт нахмурился, но голос его остался мягок:

– Что произошло вчера? Можешь рассказать?

– Да, но только обещай, отнестись с пониманием.

Доктор Альберт ни разу не перебил, пока слушал рассказ Катарины. Но стоило ей замолчать, он накрыл своей ладонью её руки, и заглянул в глаза:

– Думаю, если Лиза говорит, что никакой Анны в том доме нет, то ей стоит верить. Она хоть и стара, но память у нее отличная. Меня настораживает твоё состояние. Прости, если это прозвучит грубо, но я прошу тебя выпить капли, которые сейчас дам. Я верю каждому твоему слову, ибо не вижу никакой необходимости врать мне и сочинять небылицы, но, думаю, что это привиделось тебе от переутомления. Помнишь ли ты, как переживала из-за смерти матери? Тогда ты даже ходила во сне.

Катарину немного расстроили слова отца, но в тоже время, ей стало гораздо легче от его объяснения:

– Да. Помню. Я несколько раз просыпалась в гостиной.

– И это те несколько раз, когда я не заметил твоих ночных прогулок и не вернул тебя в постель, – улыбнулся Доктор Альберт. – Я думаю, что и вчера ты задремала, а усталость и волнение от переезда дали знать. Ещё и эта страшная история про Алису на ночь глядя.

– Думаю, ты прав. А завтра я смогу встать?

– Если обещаешь не гулять ночами, – шутливо пригрозил отец. – Я оставлю капли. Выпей сейчас и перед сном, по десять капель.

Катарина приняла лекарство, и оставшийся день провела в кровати, читая книги и изучая ботанические справочники. Уж очень хотелось найти что-то похожее на те цветы, что растут у озера, но в книгах ничего подобного не было.

К вечеру Катарина уже была уверена, что ночная прогулка действительно ей привиделась или приснилась. И когда ей снова послышалось завывание ветра, она приняла капли и легла спать.

***

Утром старая Лиза передала приглашение к завтраку от доктора Альберта. Катарина легко выпорхнула из-под одеяла и подбежала к сундуку, достала оттуда скромное лавандовое платье с белым кружевом и тёмно-фиолетовой вышивкой. Переоделась, собрала волосы в высокий пучок, умылась и поспешила вниз.

Доктор Альберт уже сидел за столом, разбирая почту. Эмма помогала Лизе накрывать на стол.

– Доброе утро, пап, – прощебетала Катарина.

Отец глянул на неё поверх очков и устало вздохнул:

– Доброе, милая. Как твоё самочувствие?

– Чувствую себя прекрасно!

– Может, всё же стоило прислушаться к Марте…

Начал доктор Альберт, но Катарина перебила его:

– Нет. Здесь я могу помогать тебе, а не терпеть бесконечные попытки сватовства от тётушки.

– Хорошо, если хочешь, – улыбнулся доктор Альберт. – Сегодня ты действительно можешь помочь мне. У нас с Эммой ещё очень много дел. Я дам тебе список, нужно сходить в аптеку.

– Я всё сделаю! – Катарина подошла к отцу, обняла его за плечи и поцеловала в щёку.

***

Старый аптекарь долго глядел на листок бумаги, исписанный столбиком с двух сторон, наконец, поправил пенсне и ткнул пальцем в лист:

– Этого, этого и этого нет. Вот эти пять, – он указал на пять строк и перевернул лист – вот это и три этих будут через неделю, может, дней десять. Остальное сейчас соберу, но нужно время.

– Хорошо, – кивнула Катарина. – Сколько времени нужно?

– Часа два-три. Я могу прислать мальчишку или можете зайти позже.

– Я зайду сама. Пока погуляю, – Катарина глянула в окно, на заросший сад, дальше по улице. – Скажите, а вы знали хозяина этого дома?

– Виктора? Конечно. Он владел, и, наверное, до сих пор владеет несколькими стекольными заводами, в том числе в нашем городе.

– Тогда может, вы знаете, жила ли в этом доме когда-нибудь женщина по имени Анна?

Аптекарь задумался:

– Анна? Да. Помню. Хорошая была женщина. Очень добрая, красивая и очаровательная.

– Да? А где она сейчас?

– На дне озера, – пожал плечами аптекарь.

– Как?

Старик развёл руками:

– Вот, уж чего не знаю, того не могу сказать.

Катарина немного смутилась своей бестактности, но любопытство съедало её.

– А что же дом? Теперь заброшен?

– За ним присматривает экономка и сторож.

– Благодарю.

Оставив аптекарю список и корзину, Катарина пошла к пустующему особняку. Огромный, походил на старый лес. Неухоженные деревья разрослись и ветви их гнулись до самой земли. Трёхэтажный особняк, выкрашенный потрескавшейся зелёной краской, выглядел удручающе. Все окна были задёрнуты плотной тканью. По обе стороны от главной дорожки стояли мраморные беседки. Катарина поднялась по ступеням и потянулась к выцветшей двери, как та отворилась, и на пороге показалась невысокая круглая старушка.

– Добрый день, дитя, – улыбнулась она, – ты заблудилась?

– Нет. Я хотела узнать про одну женщину…

Старушка покачала головой:

– Госпожа Кристина уже давно здесь не живёт.

– Меня интересует Анна.

Улыбка вмиг сошла с лица старушки.

– Упокой господи душу заблудшую.

– Вы можете рассказать о ней?

– Думаю, каждый может рассказать про Анну, но никто не захочет.

– Мне кажется, это связано с пропавшей девочкой – Алисой.

– Всем кажется, что это связано с пропавшими детьми, – горько вздохнула старушка. Но я вам точно скажу – так и есть. А нам ещё долго расплачиваться за проклятие несчастных безумных матерей, и не смыть его даже святой водой.

От мрачного тона старушки у Катарины мурашки побежали по коже, но теперь, выяснить историю Анны стало не только делом чести и слова. Разобравшись в истории Анны, можно понять, сходит с ума Катарина или всё же она правда видела погибших детей.

– О каком проклятии идёт речь?

– Может, пройдём в беседку? В дом не зову, столько лет прошло, а всё ещё эту историю, не то что рассказывать, даже вспоминать жутко, особенно в доме.

Старушка навесила замок на дверь и пошла в сторону беседки.

– Анна была чудесной девушкой, – заговорила старушка, – Такая светлая душа и такая страшная трагедия её сгубила. Вы не застали госпожу Кристину? Я нанялась в этот дом, когда они с Виктором только приехали в наш город. Господин Виктор тогда собирался открывать здесь свой стекольный завод. У них было ещё трое детей, ещё троих госпожа Кристина родила уже здесь., в этом доме. Я помогала акушеркам принимать роды. Казалось, госпожа Кристина создана, чтоб рожать крепких и здоровых детей. Так легко ей давались роды. Все, кроме последних. Ребёнок едва не умер во чреве, но всё же ей удалось разрешиться. Малыш умер на третьи сутки. Бедняжка-мать даже на руках его подержать не успела. Госпожа Кристина лежала в лихорадке больше недели. Доктор Марк дежурил у её постели днями и ночами, отлучаясь только к другим пациентам, и вместо дома сразу же ехал сюда. Виктор готов был платить любые деньги, лишь бы спасти жену. Даже выписывал врачей из столицы.

Ох… иной раз задумываюсь: если бы он знал, к чему это приведёт, стал ли бы так надрываться?

Старушка остановилась возле беседки, полузаросшей одичавшим виноградом, и жестом пригласила Катарину пройти первой.

– Всё было так плохо? – усаживаясь на лавочку, спросила Катарина.

– Нет. Всё стало так плохо. Ей пришлось удалить все женские органы, но не это самое страшное, госпожа Кристина потеряла рассудок. Господин Виктор заботился о супруге, но и он не святой, начал заглядываться на молодых служанок. Анна появилась в доме, как настоящее чудо: добрая, внимательная, отзывчивая и такая кроткая. Она вмиг полюбилась всем, даже детям. Она была скромна и даже забита. Неудивительно, что девочка не устояла перед ухаживаниями богатого, интересного господина Виктора, да и он увлёкся ей всерьёз, а вот госпожа Кристина в минуты просветлений разума становилась злой и агрессивной.

Когда Анна родила сына, все в доме понимали, чей это мальчик. Чудесный малыш Александр! Виктор души не чаял в младшем сыне, даже сажал его за общий стол с остальными детьми. Анна с сыном жили в отдельном флигеле, возле часовни. Не по воле Виктора. Нет. Анне так было спокойнее. Однажды Виктору пришлось уехать на несколько дней, чтоб продать один из заводов.

Госпожа Кристина в тот день распустила всю прислугу, на время отсутствия мужа. В доме были только я да сторож. Не знаю, что произошло, я только услышала крик. Кристина выжгла Анне глаза щипцами для камина. Бедняжка так кричала. Не знаю, как жива осталась. Я взяла бедную девочку и отвезла к доктору Марку. Он тогда был очень хорошим врачом, творил настоящие чудеса. Пришлось дать несчастной Анне морфий, чтоб не умерла от боли. Как же разгневал госпожу Кристину мой поступок. Она выгнала меня без пособия.

Когда господин Виктор вернулся, первым делом уговорил меня снова работать в его доме, но Анны здесь уже не было, Александра тоже, а все остальные дети в доме были очень перепуганы. Позже они рассказали мне, куда делись Анна и ребёнок. Она заперла его в тёмной комнате на чердаке, а ключ всегда носила при себе. Мальчику не давали еды и воды. Он плакал и кричал сутки напролёт, звал маму. Детям в кошмарах снились эти крики… и Анна, рыдающая и мечущаяся, как раненая птица. На день Кристина запирала её в кладовке, а ночами она искала сына, на ощупь и на слух. Нашла, но дверь-то не отпереть.

Как-то под утро детские крики смолкли. Анну в тот день не заперли в кладовке. Она полдня прислушивалась, выла и орала, под дверью комнатки на чердаке, а потом замолчала и, ни звука не проронив, пошла к озеру. Шла, ни разу не оступившись, словно видела каждый шаг. У озера в тот день было много отдыхающих, у них на глазах Анна вошла в воду и больше не вышла. Даже ныряльщики не нашли её тело.

Все шесть детей Кристины и Виктора утонули в тот год. Господин Виктор так и не оправился от горя. Он тщетно пытался смириться с судьбой, а потом достал охотничье ружьё и пристрелил жену, сам же попытался повеситься, но мы со сторожем прибежали на звук выстрела. Успели вытащить его из петли. Он сильно повредил шею, и больше не может ходить. Бедный Виктор остался заперт в немощном теле с грузом ужасных воспоминаний.

А в озере больше никто не купается и даже не отдыхают, но дети всё ещё продолжают тонуть. Говорят, им является призрак Анны. Нет душе её покоя. Ищет сына, но не может найти, ведь нет его среди живых.

Катарина поёжилась. От жуткой истории пробрал мороз, несмотря на жаркий полдень.

– Но девочку Алису ещё не нашли, – уточнила она.

– А так всегда. Анна никого не отпускает сразу. Позже выплывет, – пожала плечами старушка, и тут же спохватилась, – Может, чаю? Я сейчас заварю.

– Благодарю. Вы очень помогли мне, – сдавленно улыбнулась Катарина. – Мне пора. Нужно забрать заказ у аптекаря.

– Была рада, – улыбнулась старушка.

Катарина медленно шла к дому. Рассказ старухи-экономки не давал покоя. Выходит, что призрак мальчика и Алисы ей вовсе не привиделся. Александр говорил, что взрослые их не видят и не слышат, только мама слышит, но не видит. Ещё бы! Где же видеть, когда глаза выжгли. Но Анна давно мертва… хотя, никто из детей не говорил обратного.

В доме доктора Альберта творилась страшная суматоха. Два ночных гостя снова стояли посреди гостиной. С ними была молодая полная женщина. Она говорила, срываясь то на крик, то на визг:

– Доктор, вы поедете с нами? Сейчас же! Нам срочно нужна ваша помощь!

Доктор Альберт стоял мрачный и спокойный.

– Мне нечем вам помочь, – разводил он руками, – вашей дочери уже никто не поможет. Вызывайте священника.

– Но моя мать! – завизжала женщина. – Она не вынесла этой новости, ей ещё можно помочь!

Доктор Альберт устало вздохнул:

– Вот с этого и стоило начинать. – Он перевёл взгляд на Катарину, – Милая, сегодня ты ужинаешь с Эммой. Не ждите меня.

Катарина обеспокоенно глянула на женщину:

– Что-то случилось?

– Алису нашли сегодня, – захлёбываясь слезами, прокричала женщина, – Она утонула в озере!

Доктор Альберт внимательно посмотрел на Алису:

– Прошу, без ночных прогулок, пожалуйста.

– Хорошо, – Катарина густо покраснела. Ей ещё никогда не приходилось так откровенно врать.

***

За ужином Катарина сидела как на иголках. Хотелось поговорить с Александром, узнать, зачем он уводит детей к озеру. Кусок в горло не лез, но нужно было не привлекать лишнее внимание, и ни в коем случае не сказаться больной, а то ещё приставят Лизу.

Ожидание было томительным. Не было страха, только любопытство и уверенность, что она сможет разобраться и помочь. Едва перевалило за полночь с улицы, наконец, послышался вой ветра. Катарина накинула шаль и прокралась к выходу в сад. Катарина пожалела, что не взяла лампу, но свою она разбила, а никакого благовидного предлога, чтоб попросить новую, она не придумала. Густой туман спрятал её под своим одеялом, а сверху светил яркий месяц, и его света было достаточно, чтоб разглядеть дорогу. Детского смеха слышно уже не было, и в саду так никто и не встретился. Катарина бесшумно отворила калитку и проскочила в сторону озера. Тонкий то ли вой, то ли песня едва различимо доносились от озера.

– Привет! – тихо прошептал детский голос.

Катарина оглянулась: у забора стоял Александр.

– Ты сегодня один? – удивилась она.

Александр кивнул:

– Да. Алиса ушла. Ты отведёшь меня к маме?

– Прости. Я не нашла её. Я была в твоём доме, как и обещала, но она там больше не живёт.

Ответ ничуть не удивил Александра. Он подошёл ближе:

– Я знаю. Она живёт в озере. Она зовёт меня и плачет. Мне страшно, очень страшно! Мама меня не видит. Я боюсь. Ты же не бросишь меня? Не оставишь одного? – Александр начал волноваться и в прозрачных глазах его появились слёзы, – Я очень боюсь, и хочу есть. Я не знаю, почему мама меня оставила и почему она не замечает меня. Мне страшно. Ты поможешь мне?

Катарина едва сдержала желание бежать. И цепкий взгляд этого напуганного мальчика, такого маленького, сотканного из плотного тумана, казалось, этот взгляд ухватил за душу крепкими крюками и тянул к себе, не отпуская, сильнее всяких желаний.

– Хорошо, – тихо ответила Катарина. – Я пойду с тобой к твоей маме, но, скажи мне, зачем ты убиваешь детей?

– Я? – Александр заплакал, – убивают только плохие! Я не плохой. Я никого не обижал, мы просто играли. Они мои друзья, но они бросили меня. Меня все бросают. Мне очень страшно! Я хочу на ручки. Меня никто не брал на руки и не кормил, кроме мамы, но она больше не любит меня.

– Александр, – позвала Катарина.

Мальчик затих и стал очень серьёзным:

– Откуда ты знаешь моё имя? Я тебе не говорил.

Катарина крепче укуталась в шаль, борясь с ознобом:

– Я же ходила в ваш дом, там мне сказали. Александр, давай мы с тобой договоримся, я помогу тебе, если ты отведёшь меня к маме.

– Она там, – махнул в сторону озера Александр, – сажает цветы.

– Цветы?

Мальчик кивнул:

– Она всегда так делает.

Катарина пошла к озеру, на ходу перебирая в уме все известные молитвы, какие только могли прийти в голову. Вой у озера стал более внятным.

«Спи мой хороший юный дружок,

Спи мой родной, красивый цветок,

Скажи мне, любимый, где мой сынок», – напевал мелодичный женский голос.

У самой воды в цветах, едва различима среди тумана, сидела прозрачная фигура, в длинном платье и с тонкой лентой, перевязывающей глаза.

– Зачем ты пришла? – спросила она, стоило Катарине приблизиться, – ты не мой сын и даже не ребёнок, думаете, я спутаю с ребёнком взрослую женщину? Может, хватит издеваться над калекой? Я прошу лишь отдать мне сына! Моего сына, а не подсылать ко мне разных детей!

– Что ты здесь делаешь?

– Как и всегда – сажаю цветы. Ищу своего Александра. Я слышала его голос, он здесь.

Александр заплакал и ухватил Анну за платье:

– Мама! Почему ты не обращаешь на меня внимания? Мама, я же здесь!

Женская фигура содрогнулась и закрыла лицо руками:

– И вот опять! Я слышу голос моего мальчика, но не чувствую здесь никого, кроме тебя.

– Твой сын стоит рядом.

– Нет. Здесь тепло только одного человека. Большого человека.

– Анна, он не может излучать тепло. Он мёртв.

Анна резко убрала от лица руки и закричала в сторону Катарины:

– Нет! Мой мальчик жив!

– Анна, ты не сможешь почувствовать его тепло, но он здесь. Ты же слышишь его.

– Когда он рядом, я чувствую его тепло, могу его обнять…

– Анна, это был не Александр. Ты обнимала и уводила с собой в озеро других детей. Живых детей… которых больше нет. Анна, ты… – Катарина поняла, что у неё не хватает смелости сказать это. – Ты не там ищешь. Поверь мне, твой сын рядом с тобой. Я вижу его так же, как и тебя.

Голос Анны стал мягким, полным боли и надежды:

– Ты видишь моего мальчика? Как он выглядит?

Катарина посмотрела на Александра:

– Он очень красивый. У него вьющиеся волосы и курносый нос, оттопыренные уши и родинка на правой щеке.

Анна села на траву, сложив руки на груди:

– Мой мальчик… – заплакала она. – Как бы я хотела тебя увидеть, милый! Я бы всё отдала за глаза, что видят тебя.

Она вдруг перестала плакать и повернулась к Катарине так, словно видит её, и закричала:

– Отдай мне свои глаза! Прошу тебя! Позволь мне ещё хоть раз увидеть своего мальчика!

– Мама! – горько заплакал Александр, обнимая её.

Катарину не удивила просьба Анны, как будто даже она была к ней готова, где-то в глубине души, но голос её дрогнул, во время вопроса:

– Если я отдам тебе свои глаза, ты перестанешь забирать детей?

– Мне не нужны никакие дети! Никто! Кроме моего сына. Я уйду, как только найду своего мальчика.

– Так забери же мои глаза, и, будьте свободны, и пусть ни один ребёнок в этом озере больше не утонет! – выпалила Катарина, чувствую, как темнеет в глазах и тело становится слишком тяжёлым.

– Госпожа Катарина, – позвала старая Лиза. – Нам пора домой, скоро обед.

Катарина не видела старуху, но знала, что та стоит рядом. Её приставили нянькой к Катарине, в то же утро, когда нашли на берегу тела Анны и Александра, и совершенно слепую Катарину.

– Сейчас, Лиза, позволь мне ещё немного насладиться этими прекрасными цветами.

– Но вы же их не видите. Зачем ходить каждый день к озеру? – в голосе Лизы появилось раздражение.

Катарина заворожённо улыбнулась:

– Они поют чудесную песню. Они помнят души всех деток, что утонули в озере, и молятся о них. Неужели вы не слышите?

Старая Лиза горько вздохнула.

– Бедное безумное дитя.

«Ааскафер»

Рона Цоллерн

Рассказ из книги «Obscura reperta [Тёмные открытия]. Игра в роман»

Мой спутник прислонился щекой к стволу раскидистого дуба, под которым оба мы пережидали дождь, и долго глядел на замок, выраставший из вершины холма. Городок у подножия этой твердыни был скрыт туманом, и только башни с узкими бойницами высились над молочно-белой округой, словно поднимались из облаков.

Человека, с которым вот уже несколько дней я делил все невзгоды путешествия, совершаемого по осенним дорогам под пронизывающим ветром, звали Ааскафер. Я знал его едва-едва, но много слышал об этом искуснейшем певце, принять которого почел бы за честь любой сеньор. То был сочинитель самых великолепных сирвент²⁵, знаток темного стиля, не раз получавший награды на состязаниях певцов. Многие дамы рады были бы иметь такого вассала, только он ни от одной не просил поцелуя, и никто не слыхал, чтобы канцона²⁶ или альба²⁷ слетали с этих уст, чаще сомкнутых, чем изрекающих любезности, что так необычно для странствующего трубадура. За несколько дней нашего знакомства я так привык к его молчанию, что даже вздрогнул, услышав звук его сильного голоса, необычайно приятного своим низким тембром.

– Взгляните туда, – произнес он, простирая руку к замку. На ладонь его и на рукав дорожного платья из грубого сукна падали крупные капли. – Вы знаете историю сего знаменитого замка?

Я отвечал, что об этих краях мне известно мало, и попросил рассказать ее.

– Вот такой же туман покрывал землю вокруг этого холма, когда много лет назад барон Асбар фон Баренхафт прощался здесь со своей возлюбленной госпожой Алейсейн. Тяжело им было думать о расставании, ведь барон отправлялся в крестовый поход и вверял судьбу свою в руки Господа на этом опасном и трудном пути. В тот день в последний раз перед долгой разлукой он мог поцеловать белые нежные пальцы госпожи Алейсейн и насладиться красотой любимых глаз. Перед ним в глубокой скорби стояло создание, прекраснее которого не было на свете. Гордость боролась в ней с любовью, и в темно–зеленых глазах ее дрожали слезы, но упасть на щеки, которые нежностью своей могли сравниться с тончайшим китайским шелком, а румянцем – с самой свежей зарей, госпожа Алейсейн им не позволила. Долго стояли они рука в руке, и не было слов, что сгладили бы горечь влюбленных в эту минуту. Они молчали, сумерки сгущались над замком.

Он прервался, отошел к своему коню. Мне показалось, что глубокая печаль сдавила ему горло, и он не может продолжать рассказ. Но немного погодя он сказал:

– Дождь кончился, мы можем развести огонь, если найдем немного сухого хвороста. Темнеет.

Так мы и сделали. Когда скромная трапеза наша была готова, и мы, вознеся молитву, приступили к ней, я ожидал продолжения рассказа.

Мой спутник, потеплее укрывшись плащом, продолжал:

– Наконец, последний долгий взгляд завершил этот тягостный для обоих час. Рыцарь вышел во двор, где ему подвели коня, а его дама стояла у окна провожая глазами своего паладина, и сердце ее разрывалось от тревоги и печали. В тихой грусти провела госпожа Алейсейн остаток вечера…

Последние слова были произнесены рассказчиком почти шепотом. Затем он совсем смолк и прислушался. Позади меня в темноте хрустнула ветка, раздался легкий шорох, и несколько крупных капель, собравшихся на листьях после недавнего дождя, упали на землю.

– Кто здесь? – громко спросил Ааскафер, поднимая горящую головню, и шагнул к зарослям, откуда раздавались эти звуки.

Ему навстречу двинулась человеческая фигура. Незнакомец, был, видимо, как и я семинаристом.

– Здравствуйте, добрые христиане, – приветствовал он нас. – Позвольте мне обогреться немного у вашего костра. Я нищий студент, и никому не могу причинить вреда. В котомке моей осталось немного хлеба и сыра, которыми я охотно угощу вас.

– Не ты, а мы должны поделиться с тобой, ибо наши припасы побогаче, – ответил я семинаристу, к которому почувствовал симпатию и сострадание, так как он промок, к тому же шел пешком, и поддержкой ему в борьбе с усталостью служил лишь посох.       Спутник мой не стал возражать против того, чтобы я пригласил незнакомца к огню погреться, послушать историю и отужинать с нами, и по моей просьбе продолжил прерванный рассказ.

– В пути через чужие земли не раз вспоминал барон свою любимую, и казалось ему, что она где–то совсем рядом. Множество раз в минуту опасности он призывал ее светлый образ, и это придавало ему сил. Однажды отряд рыцарей остановился на ночлег среди песков пустыни. К вечеру так похолодало, что воинов до костей пробирал озноб. Побежденные усталостью они все же уснули, а ветер, перекатывая песчаные бугры, потихоньку заносил спящих. Барон не спал. Он сидел на склоне бархана и вспоминал госпожу Алейсейн: как наяву слышал он ее голос, и дыхание, которое источали ее уста, согревало ему сердце. Ночью многие замерзли, и на рассвете, когда звук рога разбудил отряд, воины поняли, что их стало вполовину меньше. Оплакав друзей и похоронив их по христианскому обычаю, рыцари двинулись дальше. Еще много дней длился их путь через пески. От сильной жажды невозможно было сказать и слова, но под мерный шаг коней, в голове у рыцаря простые слова складывались в песню. Она ни в какое сравнение не шла с теми, что сочиняют трубадуры, однако придавала силы и бодрости духу.

Твоим дыханием согрет, я выжил в лютый хлад,

Разлуки тягостный обет приму и буду рад,

Теперь нежнее и сильней стучится сердце в грудь –

Любовь прекраснейшей из фей я взял с собою в путь.

И если кажется – тщета наш путь среди песков,

То мне прекрасная мечта сияет с облаков,

И солнце яркое горит, целует горячей,

И над пустынею разлит свет ласковых очей.

В кровавой сутолоке дней бывает тяжело,

Но до сих пор в руке моей твоей руки тепло.

И в битве пламенного дня, и в вылазке ночной

Хранит меня моя броня и взор лучистый твой.

– Да простит меня сеньор трубадур, – раздался голос сидевшего подле меня семинариста. – Я вижу, что вы прекрасный рассказчик, но мне кажется, не все в этой истории вам известно. Если позволите, я добавлю несколько слов.

– Что ж, извольте, – отвечал мой спутник. – Любопытно, что вы можете добавить.

– Вы пропустили то, что случилось с госпожой Алейсейн.

– Я еще не дошел до этого печального места – барону стало известно обо всем гораздо позже.

– Барону вообще не было известно то, о чем я сейчас поведаю. После прощания со своим паладином, госпожа Алейсейн несколько дней не могла найти себе места от тоски. В тот вечер, о каком я рассказываю, красавица, рыдая, возносила молитвы к Спасителю, орошала слезами роскошные свои одежды, но душе ее не было облегчения.

– О, как бы я хотела отправиться с тобой, мой Асбар! – воскликнула она, ломая руки. И тут из–под алькова, что укрывал кровать госпожи Алейсейн, появилась фигура, при виде которой девушка вскрикнула и прижалась к стене. Он был, как показалось ей, молодым, но глаза тонули в бесчисленных морщинах, и хоть локоны его были чернее ночи, лицом он показался ей темнее собственных волос. Глаза его горели, как у кота. Рука госпожи Алейсейн поднялась, чтобы сотворить крестное знамение, но незнакомец схватил ее за рукав и резко дернул вниз. Теперь он казался ей красивым смуглым юношей, похожим на людей южных земель, темноволосых и темноглазых.

– Кто ты? – затрепетав, спросила госпожа Алейсейн.

– Зачем задавать вопрос, если ответ на него тебе известен? – пророкотал под сводами комнаты голос, заставив прекрасную девушку задрожать еще сильнее. Казалось, сознание вот–вот покинет ее, и, будучи не в силах стоять на слабеющих ногах, она опустилась в кресло. Он подошел и встал у нее за спиной. Помолчав немного, наклонился к самому уху и сказал:

– Я могу помочь тебе. Ты сможешь быть со своим рыцарем, видеть то, что видит он. Твоя душа отправится с ним в путешествие, а тело останется здесь. Люди сочтут, что ты умерла, и положат тебя в склеп, но не бойся: когда барон воротится, душа твоя снова соединится с телом, не постаревшим ни на день, а если он погибнет…

– Тогда и мне лучше не жить, – прошептала девушка.

– Может, и так… Я могу сделать это, разумеется, за определенную плату, – продолжал он странным леденящим голосом, от которого вот–вот готово было оборваться сердце. – Согласна ли ты на эту сделку?

– Согласна! – отвечала госпожа Алейсейн так твердо, насколько это позволяли дрожащие от ужаса губы.

– Постой, ведь ты даже не узнала условия сделки!

– Всего несколько дней разлуки столь тяжки для меня, что я не задумываюсь над условиями, когда могу быть рядом с любимым.

Он расхохотался, и звуки зловещими рокотом разнеслись по комнате.

– Любовь! – воскликнул он, смеясь. – Ты являешься мне хорошей помощницей!

Он снова наклонился к госпоже и тихо сказал:

– Так слушай: ты благополучно вернешься назад со своим рыцарем, если он останется жив, или же твоя душа вместе с его душой отправиться на небо – папа пообещал, что все крестоносцы получат местечко в раю, а уж за тебя я похлопочу самолично. Но если твой рыцарь полюбит другую женщину, твоя душа станет моей. Уверена ли ты в своем возлюбленном настолько, чтобы пойти на такую сделку?

– Да, – отвечала девушка.

– Тогда дай мне руку – мы заключим наш договор!

С этими словами он встал напротив нее. Поднявшись, смело протянула госпожа Алейсейн руку тому, кто смотрел на нее черными, как угли, глазами. И в этот момент нежное тело девушки безвольно упало в кресло, а душа – яркий золотой огонек – осталась в ладони Люцифера. Некоторое время он рассматривал этот огонек, а после затрясся всем телом, острый нос его стал удлиняться и превратился в клюв, которым он осторожно взял со своей руки душу девушки. Ноги Люцифера почернели, вытянулись и обросли чешуйками, на пальцах вместо ногтей выросли черные когти, руки стали крыльями, а сквозь одежду проросли перья. Темной птицей пронесся Дьявол по окрестности и оказался на постоялом дворе, где барон и другие рыцари остановились в ту ночь.

Асбар спал, укрывшись меховым плащом. Люцифер, снова принявший обличье человека, наклонился над ним, и лицо спящего осветилось огнем горящих глаз Дьявола. Схватив цепочку, на которой висел медальон, подаренный Алейсейн, он сорвал его с шеи рыцаря. Длинным когтем осторожно открыл он его, и душа девушки влетела внутрь. Люцифер бросил медальон на грудь барона и исчез, прежде чем тот открыл глаза…

– Да простит меня сеньор за то, что я прервал его рассказ, – сказал семинарист, опуская лицо, так, что капюшон совсем скрыл его черты. – Возможно, дополнение мое незначительно, но без него история кажется мне неполной.

– Я благодарю вас за столь интересное дополнение. Несомненно, оно разъясняет многие темные места сей истории, но я хотел бы узнать, от кого вы все это услышали?

– От одного помешанного старика, который утверждал, что некогда служил у госпожи Алейсейн, и что сам Дьявол рассказал ему это, дабы утешить, когда ее нашли в спальне бездыханной.

– С каких это пор Дьявол сделался утешителем несчастных? – пробормотал Ааскафер совсем тихо и снова обратился к семинаристу с вопросом:

– Давно ли это было?

– Да. Тогда я еще был мальчиком, и мы с дядей во время своего путешествия ненадолго останавливались в замке Аверглоб.

Спутник мой выслушал это все понурив голову. Такая глубокая печаль отобразилась на его челе, что я не смел просить его возобновить рассказ, но новый наш знакомец, видно не обладал чуткостью и обратился к Ааскаферу со словами:

– Отчего вы замолчали? Мы с нетерпением ждем продолжения.

– Что ж, – отвечал тот. – Вот, что случилось дальше. Рыцарей ждали новые земли и несметные богатства Востока. Барон получил большой лен²⁸ в западной части королевства. Радость его была велика, и казалось ему, что госпожа Алейсейн радуется вместе с ним. Протекали дни и месяцы. Однажды, когда барон отдыхал в тени деревьев в полдень, слуга доложил ему, что паломники, богатый старик–купец и его дочь, просят разрешения остановиться в его доме. Барон вышел встретить их. Старик изнемогал от жары. Девушка же была так мила, что барон невольно улыбнулся при виде столь нежного создания. Красавица смущенно потупила взгляд, Асбар подал ей руку и повел в беседку, куда приказал подать сладостей и вина.