Читать книгу: «Три дня в родном городе. Повести», страница 4

Я узнал про нее достаточно много. Она учится на третьем курсе университета, изучает языки, но больше любит психологию, а еще гулять по живописным окрестностям, ездить за город, кататься на лыжах, играть в теннис. Живет, оказывается, совсем недалеко от меня с родителями. Есть у нее еще и старший брат, но он не очень давно женился и теперь устраивает «семейный очаг» отдельно.

– Оль, а тебе сколько лет? – спросил я невпопад.

– Женщинам такие вопросы не задают, – засмеялась она, – Двадцать. А тебе?

– Тридцать три, кажется, – задумался я.

– А что так неуверенно?

_ Так много уже. А зачем я тебе, такой старый? – поинтересовался я и подумал, что сморозил глупость.

Но она, кажется, не обратила внимания.

– Ты меня заинтересовал. Мне кажется в тебе скрытый потенциал есть.

– Хочешь развить?

– Не знаю, – засмеялась она, – Мне кажется я не то сказала. Ты вот чем занимаешься?

– Строю.

– Что?

– Да, все. Дома, дачи, коровники. Что скажут.

– А себя?

– Что себя?

– Строишь, возводишь, конструируешь?

– Себя, скорее, нет, – я засмеялся.

– Ну вот. А надо построить себя, посадить в душе дерево. А ребенка… вот ребенка – это уже традиционно, – улыбнулась она. – А живешь с кем?

– С мамой.

– Почему-то я так и подумала.

– Ты, не думай. Я даже женат был.

– О-о-о… Тема. Но об этом потом поговорим.

– Как скажешь.

– Скажу, – она засмеялась и сразу переменила тему: – А у тебя лыжи есть?

– Нет. А как же мы кататься поедем?

– Слушай, – в кои-то веки и я отыскал в своей жизни что-то полезное, – У меня есть дед, он живет на даче и там у него точно есть лыжи.

– Вот, стоит только подумать! – Ольга подняла вверх указательный палец. – Заметано.

Мы начали замерзать и все-таки забежали в кафешку попить кофе. Там у меня, как обычно, зазвонил старый друг-телефон. Отец.

– Борис, привет. Ты что пропал?

– Привет, да вроде здесь я.

– Ты что пропал? – повторил он с каким-то раздражением даже, – Надо, чтоб ты ко мне заехал. По документам.

– Да-да, хорошо. Я занят немного. Я перезвоню.

– Когда?

– Завтра.

– Только обязательно. Хватит уже шутки шутить. Жду. До завтра.

– Отец, – пояснил я Ольге, выключив телефон.

– Ага, – кивнула она, – У тебя большая семья.

– Совсем нет, – усмехнулся я, – По-моему, я один всегда.

– Да? – она вскинула брови, – И сейчас?

– Нет, сейчас я с тобой.

– Вот теперь я вижу, что не зря с тобой встретилась, – она засмеялась.– Поняла окончательно.

– А что – были сомнения? – я почувствовал холодок под свитером.

– Были. Но они в прошлом, – она улыбнулась. – Пошли, проводишь меня, а то мне завтра к первой паре, к восьми.

– Да-а-а-а…, разочарованно протянул я.

– Да-да, я еще зубрилка, и мне надо еще немного позубрить на завтра.

– Время-то детское, – я взглянул на часы, и понял, что и детское время тоже проходит незаметно – было уже около десяти.

– С ребенком же связался, дяденька, – она опять засмеялась, – Шучу я, а то смотрю у тебя лицо меняется. Длиннеет… Пошли.

Мы расплатились и вышли из кафешки. Снег стал поменьше, но ощущение зимней сказки не пропадало. Под ногами чуть поскрипывало, скребки дворников не успели убрать белоснежное покрывало, и мы торили следы до Ольгиного дома. Он стоял почти на центральном проспекте, только не на самой улице, а во дворе, между домами. Обычная пятиэтажка, подсвеченная огнями окон и единственным тусклым уличным фонарем.

– Ну, давай, прощаться, – сказала она.

– Так сразу? А кофе попить? Чай? Договорить о следующей встрече?

– Отвечаю по пунктам. Чая с кофием пока не будет. На кухне папа с мамой и мы пока их тревожить не будем. Следующая встреча будет, если ты не против… А ты не против, кстати?

– Нет. Конечно.

– Телефон у тебя мой уже есть. Твой у меня тоже. Хотелось бы в ближайшие выходные на лыжах покататься. Как ты?

– Я за любой кипеш…

– Это чудно. Заедешь вот только к деду за лыжами, – она улыбнулась.

– Можем вместе заехать.

– Да-а-а-а, а удобно ли? А, кстати, дед, кто у тебя?

– Профессор.

– Это интересно. Тогда я уж и ничего не исключаю, – она засмеялась, – Ладушки, до встречи. Давай, в щечку поцелую, чтоб не забывал.

– Только в щечку?

– Не спорь, – она чуть привстала на цыпочки, и я почувствовал на щеках ее губы.

– Пока.

– Пока.

И Ольга упорхнула в подъезд. Только замочек домофона противно клацнул.

Мне стало грустно, но даже пострадать мне долго не дали. Опять зазвонил телефон. Я взглянул на экран. Сашка Крупский.

– Привет. Что это ты на ночь глядя?

– На ночь? – удивился Сашка, – Время-то детское.

– Да? Не знаю, по мне так не очень.

– А ты не рад, что ли? Или спать лег.

– Нет, гуляю.

Теперь удивился уже Сашка: – Ну-ну, романтик ты у нас.

– А чего звонишь?

– Блин, как-то ты другу не очень рад. У тебя все нормально?

– Ну, да.

Я присел на скамейку возле подъезда. Она была холодной и заснеженной, и я чуть сполз вниз, чтобы сидеть на краю куртки.

– Скажи тогда, почему ты девушке Ладе вестей не подаешь? Она-то не в расстройстве, но, скажем так, слегка удивлена. А я вот в расстройстве. Тебе, дурачку, шанс дали, а ты мимо проходишь.

– Ты о каком шансе.

– Боб, не придуривайся. Такая девушка может единственный раз в жизни на тебя взглянула.

– Не знаю, жизнь длинная.

– Да? Тогда объясни, сколько еще ждать думаешь.

Я встал. Холодно сидеть было даже через куртку.

– Слушай, Крупа, я замерз.

– Ты что, правда, что ли гуляешь?

– Ну, да. Погода хорошая. Но телефон к уху примерзает. Я перезвоню обязательно.

– Мне? Или Ладе?

– Тебе сперва. Потом ей, наверно.

– Смотри, как бы поздно не было.

– Ладно, не пугай.

– Предупреждаю. Я ж за тебя в ответе.

– Ладно, маленький принц, я постараюсь.

– Ну, гляди, я от тебя не отстану. И не вырубай телефон, а то знаю я тебя.

– Не буду.

Я отключился и задумчиво повертел телефон в руке. Но подумать мне опять не дали.

– Слышь, мужик, дай позвонить.

Передо мной стояли трое из ларца, практически одинаковые с лица. Впрочем, лиц я не видел. Они были в черных куртках и темных капюшонах. Близнецы, мать их…

– Сел телефон, разрядился.

– Точно?

– Ага.

– А курить есть?

– Не курю.

– А что есть?

– Для вас ничего.

– Дерзкий, – удивился стоящий ближе всего ко мне и выбросил вперед руку.

К чему-то подобному я был готов и потому резко убрал голову назад. Кулак лишь вскользь задел губу, но этого было достаточно, чтобы рассечь ее. Неприятный солоноватый вкус сразу дал знать. В ответ я резко бросил свой кулак навстречу и попал удачнее. Оппонент с коротким «бляяяя…» завалился на снег. Второй среагировал быстро и попытался ударить сбоку, я пригнулся и удар пришелся по затылку. Следующим движением я схватил его за рукав, и мы завалились вместе. Третий сразу попытался ударить меня ногой, но я, вцепившись во врага, извивался по земле. Удары не приносили мне сильного вреда.

В этот момент дверь распахнулась, и громкий звонкий голос закричал:

– Полиция!!!! Вызвала уже!!!! Едут!!!

Гоблины бросились прочь. Моего соперника из партера я попытался задержать, но он рванул так, что треснул рукав и тоже через мгновение исчез во дворах.

Я медленно встал. Передо мной в тапочках и спортивном костюме стояла Ольга.

– Цел? – она подошла ко мне вплотную.

– Вроде, – я увидел отлетевший чуть в сторону мобильник, на треть ушедший в снег и поднял его.

– Смотри на меня. Так, – она подвела итог осмотру, – Ну губа-то у тебя точно разбита. А что еще – поглядим. Пошли.

– Куда?

– Ко мне. Оказывать первую медицинскую помощь.

– А родители?

– Мы им мешать не будем. Не могу же я бросить раненого.

– Ну, вроде я урон больший врагу нанес.

– Не хорохорься. Они убежали, и, надеюсь, далеко, а ты – мой пациент.

– Пошли, – я улыбнулся и почувствовал, что губа и, правда, ноет.

Мы поднялись на второй этаж и тихо зашли в квартиру. Вдалеке приглушенно говорил телевизор.

– Тссс… – сказала Ольга, – Они хоть под телик засыпают, но еще не спят. В полудреме.

Я снял куртку и шапку, и мы прошли в ванну. Ольга не обнаружила у меня серьезных повреждений, кроме губы, которую смазала какой-то противной и липкой мазью, и шишки на голове.

– Солдат к службе готов, – засмеялась она, – Хотя целоваться будет затруднительно, да и с головой теперь непонятно что будет. Ничего, до дома доберешься.

Мы вышли в прихожую, я прислонился к стенке.

– Тебе что плохо? – заволновалась она, – Что? Голова кружится?

– Не знаю, но стакан чая не помешает.

– Ох, что с тобой делать, иди в комнату. Будет тебе чай, – Ольга приоткрыла дверь комнаты, – Прячься здесь.

Я нырнул в комнату. Ольга зашла через пару минут, неся на блюдечке чашку дымящегося чая. Я сидел на диванчике в полутьме, постепенно глаза стали привыкать и я стал видеть силуэты какого-то шкафчика, стола, полок.

– Что свет не включаешь? Хотя правильно, конспирация, – Ольга слегка хихикнула, – Смотри, я тебе столик пододвигаю, здесь чай.

– Ага, – я взял чашку и глотнул, и сразу поперхнулся. Чай обжег язык. Не люблю горячего. Да и рассеченная губа дала о себе знать, – Секунду. Посижу, пусть остынет. Иди ко мне.

– Иду, – Ольга села рядом и я с какой-то обреченностью начал целовать ее. Губа болела, но другие чувства заглушали эту боль. Она сначала молча уклонялась, а потом начала отвечать и я, проигнорировав молнию, стал через голову стягивать с нее куртку от спортивного костюма. А потом… ну, как в фильмах, начали целоваться, а потом и все остальное случилось. Так произошло и у нас. А я сначала боялся, что ничего не случится, потом что не получится у меня, но все произошло, и я изнеможенно упал на диван. Потом попытался поцеловать ее, но Ольга выскочила и убежала, судя по всему, в ванную. Вернулась через пару минут.

– Иди, – сказала она, не смотря на меня.

– Да? А чай?

– А что, без чая никак? Потом попьешь.

– А поговорить?

– Слушай, иди уж. Обязательно поговорим, не сейчас.

– Ладно.

Я встал, оделся и вышел в прихожую.

– Пока, – сказала она, все так же, не глядя меня.– Можешь поцеловать. Сюда, – Ольга ткнула пальцем себе в щеку. Я также ткнулся туда губами и выбежал из квартиры.

На улице было холодно и неуютно, снег прекратился. Начала болеть голова, и мозги никак не могли собраться в кучку. В такой прострации я и добрел до дома. В голове была пустота, и головная боль занимала маленьким комочком небольшую ее часть. Где-то слева и сверху.

Маман окликнула меня из глубины квартиры. Сама, к счастью, не появилась.

– Да, да, это я. И не поздно, – откликнулся я.

– Не поздно? Еще бы минут двадцать и я бы начала серьезно волноваться.

Ага, и звонить по больницам и моргам.

– Нет повода, – сказал я и скрылся в ванной. Из зеркала на меня смотрело лицо с синяками под глазами и со страдальческой складкой возле рта. Зато рассечение на губе было почти не заметно. В любом случае, лицо не было похоже на лицо счастливого человека. Что ж, спишем это на усталость. А я и, правда, вымотался. Прогулка по морозцу, потасовка с гоблинами, секс с прекрасной молодой девушкой – не много ли приключений для немолодого тридцатитрехлетнего человека?

Я вышел из ванной, быстро нырнул к себе в комнату, разделся и нырнул в кровать. Заснул я практически мгновенно.

Глава пятая

Утро пришло тяжело. Из-за штор не пробивалось ничего похожего на свет. Вернее, свет-то уже за окном был, рассвело, но день обещал быть пасмурным. Впрочем, зима. Чего уж хорошего ждать. Маман уже ушла, я понял это по тишине, стоявшей в квартире. Я с трудом выбрался из-под теплого одеяла и пошел приводить себя в порядок. В ванной осмотрелся. Ну, ничего так. Лучше, чем вчера. Разбитая губа почти не беспокоила. Под волосами прощупывалась шишка. Но если не трогать – не болит.

Я пошел на кухню. На столе лежала записка: «Съезди к деду. Пакет на столе». Ясно, очередной визит Красной шапочки. Я вздохнул, поел и стал собираться. Что ж, продышусь. Денег маман мне не оставила. Пока они у меня были, но если дело пойдет так дальше, то к Новому году я конкретно буду на мели. Надо у деда позаимствовать.

Пакет я с трудом, но пристроил в рюкзак, забросил рюкзак на спину и сразу стал похож на одногорбого верблюда. Ну и хрен с ним, женщины меня и так любят, ухмыльнулся я.

На улице было совсем пасмурно. Снег даже немножко осел и не выглядел таким свежим и романтичным, как накануне. Ну что ж, обойдемся без романтики.

Дед тоже не выглядел свежим и бодрым, как-то осунулся. Но пытался шутить:

– Явление Христа народу…

– Что-то, ты, дед, богохульствуешь.

– Да, брось ты, – он махнул рукой, – так, языком чешу. И вообще ты что забыл, что я вырос в советскую эпоху, посему атеист. Но ты знаешь, в последнее время все чаще задумываюсь о том, что возможно что-то там и есть, – дед показал указательным пальцем вверх.

– Ну да, – сказал я для поддержания разговора, – может, что и есть.

– А ты сам-то что думаешь?

– Да, вот так и думаю, как сказал.

– А ты знаешь, что крестили тебя. Тайком. Бабушка твоя. Мне потом сказала. Я поругался, но не сильно. А потом рукой махнул, значения не предал.

Вот так номер. А я-то думал, что я нехристь. Но вообще даже не задумывался об этом. В церковь дома никто не ходил. По крайней мере, явно. Ну и я жил себе без этого.

– А мне почему не сказали?

– Потом? Не знаю, наверное, потому что значения не предавали. Как и я. Но сейчас подумал, что надо сказать.

Наш разговор прервала Людмила, пришедшая из сельского магазина. Вообще-то снедь она или кто еще возили из города, а здесь, если что докупали – хлеб, соль, молоко…

Она была приветлива, но глаза смотрели как-то тревожно. Мы сели за стол, традиционная наливка тоже присутствовала, но дед только пригубил. Я удивленно вскинул брови, но дед лишь рукой махнул. Опрокинув рюмочку, почувствовал, что в груди сразу потеплело.

– Дед, – вспомнил я, – А можно я с девушкой к тебе приеду. На лыжах покататься. Здесь же есть где-то лыжи?

– Есть вроде. На чердаке, я-то давненько на них не вставал. Года три. Но меня другое больше удивляет, – дед хмыкнул.

– Что?

– Ты и девушка. А то ведь среди вас, нынешних, всякие есть, нетрадиционные.

– Обижаешь, дед.

– Да, ладно, шучу, – дед довольно рассмеялся, – а когда приедешь?

– В выходные, наверно.

– Ну, у тебя вечный выходной. У меня, впрочем, тоже. Дай хоть знать, когда соберещься.

– Обязательно.

Я уже вышел за порог, затягивая молнию под горло и поправляя лямки похудевшего рюкзака, когда из тени прихожей показалась Людмила

– Боря, секундочку, – сказала она

– Да, – я обернулся.

– Ты почаще появляйся. Что-то Виктор Борисович мне в последнее время как-то не нравится.

– Болеет, что ли? Так, возраст.

– Да, не то, чтобы болеет. Он вообще не жалуется. Но какой-то грустный что ли. Вот про юбилей перестал говорить. Дня три уже.

– Да, и мне не сказал.

– Вот, видишь, – она вздохнула.

– Ага, ладно, я ж пообещал. До свидания, – я спрыгнул со ступенек.

– До свидания, – негромко донеслось мне вслед.

В электричке было темно и скучно. Никаких происшествий. А я к ним в последнее время почти привык. Я сидел и размышлял. О своей жизни. Вообще. О том, что, наверно, живу неправильно. О будущем не задумываюсь. В церковь не хожу, хоть выясняется, что крещеный. А с другой стороны жизнь дается человеку только один раз и каждый выбирает, как ему жить, ищет самое комфортное для себя местонахождение и времяпрепровождение. Для меня оно такое, как сейчас. И стоит ли идти против своей природы?

Телефон зазвонил, когда электричка почти доехала до вокзала. Ну да, как же без него? В последнее время он стал звонить настолько часто, что у меня уже стали появляться мысли, как бы от него избавиться. Хотя совсем без социума нельзя. Умом-то я это понимал. Тем более, что социум этот подкидывал мне в последнее время и приятные моменты. Но не в этот раз…

Звонил отец. Голос был совсем тихий:

– Привет, Борис.

– Привет.

– Я в больнице. Ты не мог бы меня навестить.

– А что случилось?

– Мотор шалит.

– Да, конечно. А когда приехать?

– Чем быстрее, тем лучше.

– Хорошо, я сейчас подъеду. В какую больницу.

– Третья городская. Знаешь, где это?

– Вроде.

– Второй корпус, третий этаж, кардиология. Там спросишь.

– Ага, уже еду.

Тем временем электричка подкатила к перрону. Я вышел из вагона, размышляя, как мне лучше добраться до больницы. Не ближний свет. Впрочем, автобус от вокзала шел туда, кажется, без пересадки. Но для начала я решил позвонить маман. Время было еще не очень позднее, но уже стемнело. Не дай Бог, начнутся опять поиски. Да и о том, что отец в больнице, сообщу ей на всякий случай.

– Мам, привет!

– Да, привет, я еще на работе, – сообщила мне она, – но скоро собираюсь домой.

– Я от деда приехал, но сейчас поеду к отцу, он в больнице.

– Да? А что случилось?

– С сердцем вроде что-то. Но он ничего, сам звонил.

– Ну, это еще ничего не значит. А в какой?

– В третьей.

– Хорошо, я узнаю. А ты спроси, ничего ему не надо там.

– Угу. Оттуда домой, – доложился я и нажал на отбой.

Развалющная колымага нещадно тряслась, но добралась весьма быстро. Построенная в начале хрущевских времен, больница когда-то находилась на самом краю города, но сейчас за ней высились новые дома, а больничный комплекс, утопающий в деревьях, как бы отделял частный сектор от нового района. Летом здесь, наверно, довольно красиво, подумал я, но сейчас ветки на ветру отбрасывали в свете фонарей корявые шевелящиеся тени на снегу и смотрелись жутковато.

И корпус, и отделение я нашел довольно быстро. Отец, как мне сказали, лежачий, поэтому в гардеробе я получил халат и бахилы и отправился в палату. В ней стоял специфический больничный запах. Стояли четыре кровати, на одной из них, справа от входа, лежал отец. Мне показалось, еще более осунувшийся и похудевший.

– Привет. Извини, что ничего не принес. Апельсинов там или чего еще положено. Я от деда, с электрички сразу.

– А-а-а… – отец вяло махнул рукой, – Не надо ничего. Хорошо, что быстро приехал.

– А ты почему лежачий?

– Врачи говорят, что полежать лучше пока. Присаживайся.

Я сел на единственный стул.

– Слушай, Боря, поедешь ко мне домой и в серванте в правом ящике возьмешь документы, по деду. Ты понял, о чем я?

– Да, помню.

– Так вот, почитай внимательно. Там все написано. Разберешься. Скорее всего, надо будет в Москву съездить. Но все окупится. Многократно. Понял меня?

– Ну, да, – произнес я без особого энтузиазма.

– Вот ключи, – он достал небольшую связку из тумбочки и протянул мне.

– Хорошо.

– Время еще есть, но ты не тяни особо. Я хочу удостовериться, что ты все сделаешь.

– Угу. С тобой-то что?

– Я же сказал – мотор шалит. Прорвемся.

– Ладно. Мать спрашивала, как ты, не нужно ли чего.

– Хорошо, я ей позвоню. Спасибо, что пришел. У тебя все нормально.

– Нормалек, да.

– Так и не работаешь?

– Так, сезонно же. Ты же знаешь.

– Знаю. Ладно, иди. Документы возьмешь, посмотришь и позвонишь. Да и вообще не пропадай, а то знаю я тебя.

Отец слабо улыбнулся, похлопал меня по руке и прикрыл глаза.

– Лекарства какие-то дают, спать хочется, – сказал он, не поднимая век.

– Ну, я пошел.

– Счастливо. Удачи тебе.

Обратная дорога заняла времени побольше. Пока дождался автобуса, да и шел он медленнее, собирая народ на всех остановках. Рабочий день закончился, и люд стремился домой, поэтому на улицах периодически возникали заторы. Я уже немного утомился от многочисленных путешествий и потому, увидев родную дворовую калитку, ускорил шаг.

Наш дом находится почти в центре и когда-то считался элитным. Сейчас это в прошлом, публика здесь живет самая разнообразная. Есть люди, не бедные, купившие квартиры, предпочитающие жить не в загородных коттеджах, а вот в таком домике, на центральной улице. Несколько лет назад на дворовой калитке установили замок, однако части жильцов это не понравилось. Они периодически забывали код, долбали по железным прутьям, будя жителей ближнего подъезда. В итоге замок привели в негодность, и теперь вход во двор был открыт всем и каждому. Вот и сейчас в стороне от фонарей и подъездов, у чахлой детской площадке тусовалась пара мужиков. Я заметил их боковым зрением, но внезапно фигуры оказались прямо возле меня.

– Борис? – спросил один из них, нависая надо мной.

– Да, а вы кто?

– Сейчас узнаешь, – зловеще ответила фигура.

Внутри у меня все напряглось и не зря. Высокий (повыше меня) парень резко отвел руку назад и направил ее прямо в мой подбородок. Но моя реакция меня не подвела и в этот раз. Я отшатнулся назад и кулак лишь слегка коснулся лица. Но я поскользнулся и упал назад на мягкий снег, громко закричав при этом:

– Суки! Что вам надо?

Фигуры нависли надо мной и в ту же секунду, отскочили в стороны с громкими криками, схватившись за лица.

– Быстро разбежались! У меня еще травмат есть, – услышал я чей-то голос, и увидел третью фигуру, появившуюся сзади нападавших.

Парни, матерясь, отступали со двора. А надо мной с пистолетом в руках стоял Славик Гонцов.

– Ты не уехал еще? – спросил я.

– Еще нет. Ты в порядке?

– Да вроде, – я поднялся на ноги, отряхивая снег с одежды, – Оружие из Америки привез?

– Нет, здесь купил. Для самообороны. Видишь, пригодился.

– Вижу. Газовый?

– Газовый.

– А травмат?

– Травмата нет. Это понты дешевые, – Славик засмеялся, – Видишь, они тоже не мешают в России.

– Вижу. Спасибо.

– Не за что. За что они на тебя налетели?

– Не знаю, я их вообще первый раз вижу.

– Да, нравы жестокие у вас.

– Уже «у вас»? – я засмеялся.

– У вас, у нас, – какая разница.

Что-то разговаривать со Славиком, да и вообще с кем бы то ни было, в этот момент мне не хотелось. Но и уходить от своего спасителя было как-то неудобно.

– И как там, в Америке живется?

– Сложно сказать, всем по- разному. Но если работаешь, то достойно. Хотя чего-то не хватает, даже, несмотря на то, что привыкаешь. Человек – такая скотина, ко всему привыкает. Я знаешь, как Америку называю – концлагерь с усиленным питанием. Все по закону, все регламентировано. В трех словах не объяснишь. Ты в Америке не был?

– Нет, – усмехнулся я, не поясняя, что и в Европе-то был не очень.

А вместо этого сказал:

– А у меня дед в Канаде умер.

– Да? Мои соболезнования.

– Ну, ему за девяносто было. И вообще я его не знал.

– Жаль, мог бы в гости ездить.

– Над Канадой небо синее, так похоже на Россию, только это не Россия, – вспомнил я слышанные где-то строки.

– Ага. Борь, я сейчас идти должен, но ты б зашел, я еще пару дней здесь пробуду, потом в Москву. Квартиру-то помнишь?

– Помню, – сказал я, – постараюсь по возможности. Спасибо тебе еще раз.

Мы пожали руки, и я поплелся домой.

Маман сидела на кухне с выражением вселенской скорби на лице.

– Что с отцом? – спросила она вместо приветствия.

– Сердце, как я понимаю.

– И ты так спокойно об этом говоришь!? Ты понимаешь, что это может быть очень серьезно?

– Конечно. Но отец сказал, что волноваться не стоит, – ответил я, хотя точно не был уверен в том, что он говорил именно так.

– Ладно. Я позвоню завтра тете Жанне, она в третьей больнице как раз работает, расспрошу. А как дед?

– Да, нормально. Сказал, что скучает. Хочет, чтоб ты приехала, – опять сказал я полуправду.

– Ладно, – маман благосклонно отпустила меня, давая понять, что разговор на тему здоровья родственников завершен, – Ужинать будешь?

– Конечно.

Я благополучно поужинал и скрылся в своей комнате. Лег в темноте на диван и стал размышлять. На этот раз на тему: кто и почему напал на меня во дворе? Вроде никому дорогу не переходил. Да и живу тихо, никого не трогаю, «примус починяю». Заснул я, не снимая одежды, так и не приблизясь к разгадке ни на шаг. Проснулся среди ночи, разделся и заснул опять. Все таки крепкие у меня нервы, черт побери!