Читать книгу: «Кончина века. Роман», страница 3

V

Опять же, следуя совету доктора Кубышки, в октябре месяце того же года Вася предпринял туристическую поездку в Финляндию. Оставив своё семейство дома, он отправился в это двухнедельное путешествие на автобусе в составе группы из тридцати сотрудников научных учреждений и различных служб Академии наук. Путёвку он приобрёл в профкоме своего института.

Впервые Васечкин очутился на «диком Западе». Обилие товаров, яркий свет витрин, рекламы и фонарей, а также чистота улиц в крохотной скандинавской стране удивили его.

В поездке нашему герою приглянулась интересная блондинистая дамочка, лет на пять старше него. Её звали Изабелла, и работала она секретаршей в профкоме Академии наук. Она никак не хотела уступать настойчивым ухаживаниям молодого физика, так как была верна своему мужу. За Васей же стала увиваться не очень аппетитного вида сорокалетняя чувашка Захира: жирная, темнокожая, с полным ртом стальных зубов, всегда крепко пахнущая луком и потом, общества которой тот тщательно избегал.

Во время тура, вечерами, после ужина, обычно устраивалась финская сауна, в которой можно было париться на скандинавский манер всем вместе – мужикам с бабами. Последние, однако, не пользовались этой возможностью. Особенно возражали от парки с мужчинами старые, жирные и безобразные тётки, многие же молодые и красивые дамы хранили пассивно-стыдливое молчание.

Приходилось поэтому пользоваться сауной по очереди: сначала женщинам, а потом мужчинам. В то время, когда прекрасный пол отпаривал свои немного, а то и сильно целюлитные телеса, мужики со смаком смотрели по видео эротические фильмы, большую диковинку для тогдашнего советского человека.

В сауне стоял нестерпимый жар, особенно на верхних полках, доски которых обжигали тело. Жар шёл от раскалённых добела, круглых, увесистых камней, сложенных в специальном зацементированном углублении в дощатом полу. Любители русской влажной парилки лили на камни воду, и от этого жгучий, удушливый, розовый пар взлетал вверх, и становилось совсем не продохнуть.

В предбаннике, в огромном, покрашенном под дерево холодильнике хранились внушительные запасы ледяного бутылочного пива «Хайнекен», которое пили из красивых пластиковых кружек, расставленных на большом деревянном столе. Упомянутые кружки, кстати, туристы из Васиной группы все растащили, и администрация гостиницы была этим весьма недовольна.

Немного попарившись и хлебнувши пива, мужики выскакивали голышом наружу, в жиденький сосновый лесок и бежали через него к морю, – что есть силы, в свете томно-белой луны, роняющей прохладно-серебристые отблески на их разгорячённые тела. Тёмная вода была спокойна, как в пруду; её предохраняли от ветра многочисленные прибрежные островки, и луна прокладывала на её глади причудливую, зеленоватую дорожку.

Домчавшись до моря, мужчины стремительно бросались в стылую, солоноватую, воду. От свежего, ночного осеннего воздуха и ледяной воды сводило дыхание, и сердце подскакивало к горлу, и появлялся дико-оптимистический взгляд на жизнь. Через несколько мгновений, выскочив из воды, они неслись обратно в баню, а потом, немного попарившись, – снова к морю. И так несколько раз. Необъяснимо-замечательное времяпрепровождение!

Поздно вечером, осоловевшие после бани туристы тусовались компашками по номерам гостиницы, – точно также как это бывало во время школы-конференции в Доме творчества научных работников. Сидя с рюмочкой коньяка в мягком кресле напротив Изабеллы, Вася заговаривал ей зубы. Тут же подскакивала нахальная чувашка и приземлялась своим многопудовым задом к нему на колени, обхватывала Васину шею потными ручищами и довольно громко (чтобы слышала Изабелла) шептала ему в ухо: «Не видишь, что ли, – она не любит тебя! Люби лучше меня!» Но любовь Заxиры не прельщала Васечкина, и ему становилось тошно.

 
                                             * * *
 

На своё путешествие Вася занял деньги у тёти Полины, и одолженную круглую сумму по возвращении нужно было отдать. Для этого наш предприимчивый, молодой физик решил сделать небольшой бизнес в стиле товарища Поросёнкина. На положенное ему количество обменянной валюты – пятьдесят долларов – Васечкин купил в Хельсинки тайваньский двухкассетный магнитофон. Вдобавок, ему удалось продать в Финляндии пару бутылок водки и несколько банок икры. На вырученные от последней сделки деньги Вася приобрёл кое-что из косметики и белья для любимой жены Вики, а также немного одёжки для Антоши.

Итак, двухкассетник, привезённый Васей из Финляндии, теперь следовало с выгодой сбыть. Для начала наш герой решил проконсультироваться по этому поводу с аспирантом Рафиком Раздолжибовым, большим знатоком импортной радиотехники. Осмотрев принесённый Васей в лабораторию двухкассетник, Рафик заключил, что аппарат – говно, но загнать его, и довольно дорого, можно. Он посоветовал сдать магнитофон в комиссионный магазин подмосковного городка Долгопрудного: «там – xарошый цэны, а в Москвэ дорого нэ возмут».

– Савэтую тэбэ, продав эту шарманку, купыт сэбэ харошый атэчэствэнный абарудаваныэ. Звукаваспраызвэдэныэ будэт намнога лучшэ! – продолжил Раздолжибов и предупредил. – Аднака, сматры, кагда паэдэш с аппаратам в элэктрычкэ, – спряч эго в балшой сумка. А то дажэ ы за такой дэрмо в нашэ врэмя можно пэро в бок палучить!

Магнитофон в указанной Рафиком комиссионке был, действительно, неплохо оценён и быстро продан. В результате Вася окупил своё заграничное путешествие в полтора раза. Отдал долг тёте, а на оставшиеся деньги, добавив ещё немного своих кровных, купил по совету Рафика неплохое музыкальное отечественное оборудование: кассетную деку, вертушку для пластинок, усилок и огромные напольные колонки. Очень уж захотелось Васечкину завести качественную музыку у себя в доме!

Собранная Васей музыкальная система, действительно, давала звук, не шедший ни в какое сравнение с дребезжанием двухкассетника: низы – богатые и сочные, – ударяли в грудь, а верха лились тонко и изящно, заставляя позвякивать стеклянные бокалы. Вася остался очень довольным своим приобретением, чего нельзя было сказать об остальных обитателях квартиры.

 
                                             * * *
 

Роман с Симочкой, поездка в Финляндию и приобретение музыкального центра, несомненно, пошли на пользу нашему герою. Он постепенно стал забывать о своём неврозе. Ещё некоторое время Вася походил к доктору Кубышке, а потом бросил занятия психотерапией за ненадобностью.

VI

Вернувшись как-то в пятницу, ноябрьским вечером (вскоре после приезда из Финляндии) с работы, усталый и продрогший, Вася с удовольствием ввалился в тёплую квартиру; и обнаружил её обитателей в полном сборе. Вика, Томочка и Таисия Петровна что-то оживлённо обсуждали в коридоре, а кругленький Антоша копошился у их ног.

– А, дорогой зятёк явился, – возбуждённо кинулась к Васе Таисия Петровна. И, не давая ему опомниться, стала рассказывать: «Ты послухай, чему я сегодня была усвидетельницей! Стояла, значить, я у очереди, у гастрономе, – давали мороженых американских цыплят, – по двое у руки. Очередь огроменная, стоим долго – часа два, наверное, – однако – всё тихо-спокойно. Ужо скоро должна была подойтить моя очередь, как, удрух, к самому прилавку подскакивает наглая такая, молоденькая дамочка. Уся из себя разодетая такая, культурная, – в очках. Подскакивает она, значить, к продавщице и говорить: „Вы мне, Марья Ивановна, отложите, пожалуйста, пару цыплят, каких покрасившé. А я вечерком, когда народ схлынет, заберу. Премного, мол, вам заранее благодарна!“ И собралась было ужо энта фря уходить. Так, ушто тут началось от ейных слов у очереди! Бабы завопили: „Ты ушто же это, стерьва учёная, на нас, на людёв, плюёшь?! Мы тут цельный день стоим, а ей, видите ли, – „отложите, пожалуйста“. Ничего ей, шельме, не откладывать, – ушоб она поперхнулась!“ А стоявшая передо мной пенсионерка уконец рассвирепела: схватила с прилавка за ноги синюшного цыплёнка и давай лупить им по морде энту молодуху. А та – ну орать не своим голосом, очочки её модные, естественно, тут же – удребезги, красочка по напомаженной морде потекла. Пенсионерку оттащили, вызвали милицию, составили протокол. Во, зятёк, до чего докатились, – звереет народ. А, упрочем, так и надо энтой стерьве, уштоб знала своё место!»

Таисия Петровна, была явно довольна произошедшей скандальной историей и пребывала в состоянии радостного, эйфорического возбуждения. Не переводя дух, она предложила: «Иди-ка ты, Вася, на кухню, – я тебя ужином накормлю, с пирожками. Горячие – только что напекла! А покамест ты ешь, я тебе расскажу, как раньше мы жили». Это означало, что надо будет в очередной раз выслушивать «Краткую историю жизни» любимой тёщи.

Подобная перспектива отнюдь не привлекла Вику и Томочку, так как свою историю Таисия Петровна рассказывала кому угодно и при первой же представлявшейся возможности, и все в доме слышали её уже множество раз в различных вариациях и знали практически наизусть. Поэтому сёстры потихоньку удалились в столовую, захватив с собой Антошу, – смотреть телевизор. Васечкин же был отдан на растерзание тёще. Что поделаешь, такая уж сегодня ему выпала участь. Однако его моральные страдания будут, по крайней мере, компенсированы деликатесными пирожками. Справедливости ради нужно отметить, что Таисия Петровна готовила их великолепно: кругленькими, румяными, с промасленной, хрустящей корочкой, тающими во рту, – с мясом, с говяжьей печёнкой, с капустой, с яйцом и рисом.

Вася удобно расположился за покрытым клеёнкой, прямоугольным столом, занимающим солидное пространство в центре их большой кухни. Таисия Петровна тем временем подала ужин, состоящий: из ароматного, горячего украинского борща и сочных котлет с восхитительной, жареной на сале с луком, картошкой. На стол было также поставлено внушительных размеров блюдо с пирожками.

– Ну, ушто ж, Васечка, кушай на здоровье, – проворковала тёща, – и послушай-ка, за одно, и мою историю.

– Ты знаешь, Вася, что родом я с западной Украины. У детстве пережила многие напасти, которые натворили у нашей стороне большевики. У начале тридцатых годов мой дядя Григорий – зажиточный крестьянин, тот, который говорил, ушто «большевикам надо горло красить», стрелял из обреза у пришедших его раскулачивать комсомольских активистов. А потом дядя Григорий исчез, – скрывался от нквд-шников. Их партия послала за его головой. После наша семья голодала: я, да мои братья и сёстры ели суп из картофельных очистков, а отец продал последнюю кобылу. А потом началась война, и я пошла медсестрой на фронт. Ты видел, Вася, – у меня и медали кой-какие имеются. После войны, я закончила Высшие львовские курсы машинисток и переехала у Москву, где устроилась секретаршей у крупное строительное управление. Там я познакомилась усо своим будущим мужем – инженером-строителем, товарищем Павлом Павловичем Семихватским – интересным таким мужчиной. Он был на двадцать лет меня старше, а я у то время была диваха ухоть куда – красавица, да и бойкая такая! Вот и отбила товарища Семихватского у его первой жены – неряшливой такой и безответственной особы. Расписавшись, мы поехали ус мужем у Западную Сибирь. Туда его направили конструировать нефтяные вышки. У товарища Семихватского была трудная судьба: незадолго до нашего знакомства, его сын от первого брака – шестнадцатилетний Виктор – погиб. Дело было у Сибири. Пошёл он как-то у тайгу грибы собирать, да и не вернулся. Через унесколько дней тело его нашли у лесу: говорять, – зарезали сбежавшие из зоны блатари. От горя товарищ Семихватский стал пить, но я его поддерживала, не дала усовсем успиться. Потом у нас с ним родились три девочки: устаршая Рита – лёгонькая такая, как пушинка, и болезненная; усредняя Вика – толстенькая такая и крепенькая, – мы прозвали её «Бубой», – и младшая Томочка – идеальный такой ребёнок, точная копия папы. Томочка появилась на свет через пару месяцев после смерти отца. Тот скончался от проблем ус сердцем во время операции грыжи. И была, поэтому, моя Томочка обделена отцовской лаской. Без мужа я сумела дать усвоим дочерям университетское образование, – они у меня, ты сам знаешь, – учёные, – вот так-то, Вася. Рита с Викой уже пристроены, – мужья у них хорошие и унука с унучкой мне дали.

Здесь нужно сказать, что внук Антоша и внучка Светочка, также, как и дочка Томочка, пользовались особой любовью Таисии Петровны, и она всячески старалась получить от внучат в ответ какие-нибудь признаки взаимной любви. Например, требовала, чтобы они звали её не иначе, как «бабуля». Взрослые – Вася, Вика и Томочка – быстро освоились с этим новым словом и часто между собой именовали Таисию Петровну «бабулей». Светочка также постепенно усвоила это обращению. Антоше же в первое время трудно было к этому привыкнуть, так как двух своих других бабушек – Васиных маму и тётю – он именовал соответственно, «баба Флора» и «баба Пóли».

– Осталось теперь только нашу умницу и красавицу Томочку замуж выдать за доброго человека, – а там и помирать можно, – продолжала бабуля.

– Ну, что вы, Таисия Петровна, – рано вам ещё о смерти-то думать! – вставил из вежливости Васечкин.

И на этом, к счастью для него, «Краткая история жизни» тёщи закончилась. Завершился, но уже, к сожалению, и вкусный ужин.

 
                                             * * *
 

Поблагодарив Таисию Петровну за деликатесную еду и интереснейший рассказ, Вася присоединился к Вике и Томочке, всё ещё смотревшим в столовой (Томочкиной комнате) телевизор. Антоши с ними уже не было, – Вика только что уложила его спать.

По телеку шла какая-то дребедень – репортаж о жизни советских шахтёров. Собственно, сёстры и не смотрели телевизор, – он был включён так – для фона.

Сидя за круглым, обеденным столом, Вика терпеливо вязала весёленькую, зелёненькую жилетку для своего мужа; а Томочка, развалившись в кресле и накрыв ноги пледом, читала толстый роман.

– Ну, как тебе «Краткая история жизни»? – поинтересовалась Вика, оторвавшись на секунду от вязанья.

– Ничего, с хорошей закуской проходит, в горле не застревает, – ответил Вася и спросил: «Нет ли чего поинтереснее по телеку?»

– Не всё ли тебе равно? Наверняка, я уверена, что и по другим программам ничего дельного не показывают. Но, если хочешь, – пойди покрути сам, – неохота вставать, – сонно отозвалась Томочка.

– Что верно, то верно, по телику круглые сутки идёт одна дребедень, – отвечал Вася. – Поэтому мне глубоко насрать, что смотреть. Но я, всё же, пойду попереключаю…

При этих его словах Томочка несколько оживилась и расплылась в прелестной улыбке.

– Чему это ты заулыбалась? – спросила её Вика.

– Да вот, – я живо себе вдруг представила на моём обеденном столе дымящуюся, ароматную кучку свежего Васиного говна, – только что с удовольствием им высранного.

– Ты права, Томочка, – сказал Васечкин, – действительно, как справедливо подметил один поэт (не помню, какой): «Нет ничего приятнее на свете, чем хорошо и от души посрать…»

Заметим, что отечественный телевизор «Горизонт», выделенный бабуле как ветерану ВОВ (Великой Отечественной войны), не был снабжён пультом дистанционного управления, поэтому Васечкину пришлось, пройдя всю комнату, приблизится вплотную к телевизионному ящику.

Подойдя к телевизору и, уже было, собираясь переключить программу, наш герой на мгновение замер… Что-то в идущей передаче привлекло его внимание.

Несколько шахтёров сопровождают телевизионного корреспондента в экскурсии по городскому кладбищу. Там похоронены в основном шахтёры. Вот они подводят телевизионщика к скромной могильной плите, под которой покоится их коллега, умерший далеко не старым, – лет в сорок.

– Отчего умер ваш товарищ? – спрашивает корреспондент.

– От безысходности, – следует ответ.

Тут Вася переключил программу. По другому каналу шёл увлекательный американский боевик.

VII

Покинув уснувшую в кресле Томочку, Вика и Вася отправились на отдых в свою комнату.

Антоша мирно почивал на маленьком диванчике, отгороженном от двуспального родительского канапе шкафчиком с игрушками, – посапывая и подложив ручонку под пухлую, розовую щёчку. Спящий мальчуган был так нежен и тих, что в нём никак не угадывался тот заводной сорванец и проказник, каким он бывал днём.

В комнате, подсвечиваемой настольной лампой с зелёным абажуром, царил уютный полумрак. Тускло поблёскивали стеклянные двери книжного шкафа и металлические обода динамиков Васиных напольных колонок.

3а большим окном, над белокаменными боярскими палатами царила стылая, дождливо-мокроснежная ночь. Но мрак её и холод не проникали в нагретое жильё.

Поздними вечерами, когда все в доме спали, Васечкин любил сидеть за письменным столом напротив этого окна, – при этом пить горячий чай, и что-нибудь читать или писать. К ночи его мозг всегда активизировался, и масса интересных идей и мыслей роилась в нём. А утром нашему герою было всегда тяжело просыпаться (поэтому и приходил он на работу всегда не рано) и, обычно, до обеда ничего не соображал. То есть, Вася был «совой». Вика же, напротив, была «жаворонком», – ложилась вечером всегда не позже одиннадцати и вставала в семь утра, чтобы вести Антошу в школу.

В этот вечер Вася устал и решил лечь спать одновременно с женой. Он задёрнул шторы, отгородившие совсем их уютный мирок от ночной непогоды. А потом они разделись и, потушив лампу, скользнули в свежевыстиранные простыни под тёплое стёганое одеяло.

Наш герой прижался животом к выставленной из-под ночной рубашки (или «ночнушки», как Вика её называла) горячей и мягкой попке супруги. Коленями он упёрся в ложбины, образованные сзади её согнутыми ногами. Они любили так спать, – как бы слившись в одно диковинное, многорукое и многоногое, но незлое существо… Сон, как всегда, не замедлил прийти к ним обоим почти одновременно.

 
                                             * * *
 

Следующим утром, примерно в восемь часов, Вика с Васей были разбужены дикими воплями, доносившимися из Томочкиной комнаты: «Нищенка! В мещанки за мой счёт! Не выйдет! Да я ж тебе морду выбью!» Это голосила Таисия Петровна.

Ошалевшая спросонок, и перепуганная Вика вскочила и побежала в одной ночнушке посмотреть, в чём дело? За ней, надев, однако, домашние штаны, последовал и Вася.

Оказалось, что рассвирепевшая бабуля всерьёз набросилась на заспанную младшую дочку, скинув с неё одеяло и собираясь уже было приступить к рукоприкладству.

Праведный материнский гнев был вызван весьма уважительными обстоятельствами. Таисия Петровна, пережившая в уже далёком прошлом голод, была чрезвычайно запаслива: всё время делала заначки на случай войны или какого другого стихийного бедствия. Например, в её крохотной комнатушке, под старым клоповным диваном, который Вася для себя именовал не иначе, как «тёщиным логовом», было спрятано два двадцатикилограммовых мешка сахара. Заметим, что сахар в описываемое нами время был дефицитом и продавался по талонам в ограниченном количестве.

Продукт этот постепенно отсыревал, и все члены семьи недоумевали, зачем бабуле потребовалось такое его количество, – ведь сахаром же при голодухе не наешься. Она, однако, объясняла, что в случае голода сахар надо будет разводить тёплой кипячёной водой и пить сладкий сироп, – таким образом можно будет продержаться.

Под диваном же, и под небольшим столиком, заваленным всякой рухлядью, хранились батареи бутылок спиртного: в основном водка и «Советское шампанское». Это была «твёрдая увалюта», которой бабуля расплачивалась с рабочими, строившими ей дачу. В то трудное время, из-за горбачёвской антиалкогольной реформы, водка тоже стала редкостью, и её продавали по талонам. По две бутылки в месяц на нос для мужчин и по одной для женщин.

Для пополнения своих запасов Таисия Петровна отоваривала сахарные и водочные талоны всех членов семейства, да, вдобавок, Вася частенько приносил ей с работы спирт-ректификат, который работяги-строители очень даже уважали.

Так вот, проснувшись сегодня по своему обыкновению рано утром – часов в шесть, позавтракав, как обычно, какой-то дрянью (из экономии) и собравшись уже было отправиться на строящуюся дачу, Таисия Петровна заглянула под столик с тем, чтобы забрать с собой пару бутылок водки для уплаты рабочим. Представшее глазам зрелище ошеломило запасливую тёщу и на некоторое время лишило её дара речи. Бутылки, бывшие под столиком, стояли среди битого стекла в грязной, липкой луже. Пересчитав их (количество своих запасов мужественная женщина удерживала в своей развитой памяти с безошибочной точностью), бабуля обнаружила, что четырёх бутылок шампанского не хватает. То есть они разбиты, а мерзкая лужа и осколки – это то, что от них осталось!

Немного опомнившись от потрясения, Таисия Петровна начала соображать своим практически-цепким и быстрым умом, – кто же тот злодей, который покусился на её добро? «Ни Вася, ни Вика никогда не осмелются притронуться ук моим увещам. Они – интелехгенты и хорошо увоспитаны, – рассуждала тёща. – Антоша – мал, глуп и зловреден, но родители усёже приучили его не лазить у мою комнату. Остаётся Томочка. Это – наверняка она! У, мерзавка!» И тут дикая ярость затмила бабулин рассудок, и она со звериным рёвом ринулась в комнату младшей дочери.

Вике и Васе кое-как удалось успокоить бедную женщину, у которой от излишнего волнения начался сердечный приступ, – Таисия Петровна страдала сердечной недостаточностью. Напоив мать валокордином, и усадив её в кресло, немного застенчивая, но твёрдая, – если нужно, – Вика приступила к воспитанию своей младшей сестры.

– Как тебе не стыдно, Томочка, – ты разбила мамины бутылки, ничего не сказала ей, и даже не убрала осколки!

Викины слова явно не подействовали на Томочку, однако, она созналась, что в прошлую субботу, когда у неё в гостях были друзья, закупленное спиртное неожиданно кончилось. Поэтому она послала к матери в комнату своего ухажёра – аспиранта факультета Вычислительной математики и кибернетики МГУ Блюма, – чтобы тот принёс пару бутылок «Советского шампанского». Неуклюжий, очкастый и, вдобавок, ещё и пьяный Блюм, залезая под столик, разбил две бутылки, а ещё две принёс. После ухода гостей Томочка хотела всё прибрать, но очень устала, – а на следующее утро забыла. Так, к маминому приезду с дачи в воскресенье вечером, разлитое шампанское высохло само.

– Ах, – значит, виноват во всём Блюм, а ты здесь, вроде бы, и не причём, – язвительно заключила Вика. – Пойди хотя бы сейчас, – убери там ваше свинство!

Заспанная и ленивая Томочка уже стала было с неохотой слезать со своего тёплого двуспального канапе, как немного оправившаяся теперь от полученного шока бабуля заступилась уже за виновницу зла: «Оставь её, Вика, – я сама всё приберу! Ты же знаешь, что Томочка у нас обделённая, слабонервная…»

– Но это же не педагогично, мама! – пыталась было возражать Виктория, но, по-видимому, у Таисии Петровны были своеобразные взгляды на воспитание младшей дочки.

В доказательство слабой нервной системы Томочки бабуля теперь уже не в первый раз рассказала историю о том, как та в десятилетнем возрасте, когда мама отказалась купить ей дорогую куклу, закатила истерику, связала вместе узлами несколько простыней и с их помощью спустилась из окна, со второго этажа.

В течение всего этого разбирательства между тёщей и её дочерями Вася, тактично и, щадя свои нервы, стоял в сторонке, предпочитая, как обычно, не вмешиваться. Возможно, именно поэтому он и имел в глазах Таисии Петровны репутацию «хорошего зятя».