– Господин Левиор! Я Жарг Лат, – назвался невысокий толстячок, услужливо склоняясь и демонстрируя полированную лысину, – прошу следовать за мной…
…В большом камине весело и ярко пылало пламя. Высоко под каменным потолком на массивной деревянной люстре трепетали оплывшие свечи. Рядом с камином на медвежьей шкуре сидел мальчик. Рыжеволосый, веснушчатый, совсем ещё юный сорванец. На нём была замаранная, вся в цветастых заплатах, холщёвая рубаха с короткими рукавами и такие же куцые, залатанные во многих местах штаны. Перед ним, на полу, лежала квадратная доска зут-торон? – тридцать на тридцать, квадраты трёх цветов: чёрные, белые, алые. На ней хаотично – как могло показаться непосвящённому, расположилось множество сегментированных цилиндров разных высот.
Мальчик раскачивал одну из фигурок, уперев в её навершие грязный палец, и еле заметно улыбался, радуясь чему-то, одному лишь ему известному. Рядом у его босых ног удобно устроилась по-кошачьи мурчащая карха Зарлай.
Как ни странно, кеэнтор Венсор не только не кликнул Оинита и Теора, но и попросту не отругал оборванца, как поступил бы на его месте любой, даже менее знатный господин. Он обернулся и без тени удивления взглянул на застывшего в дверях рэктифа Шорта с занесённой в беге лапой и взметнувшимися ушами – время для всех находившихся вне пределов этой комнаты остановилось.
Остановился и Венсор ра’Хон, не дойдя до мальчика пяти шагов, – покорно склонил голову, сменив надменность на подобострастие.
Некоторое время всё так и продолжалось: ра’Хон молчал, мальчик в задумчивости касался пальцем то одной, то другой фигурки. Наконец, он поднял голову и взглянул на кеэнтора, вскинув в удивлении брови, будто только что заметил его.
– Тебе надо бы лучше приглядывать за Левиором, – совсем не детским голосом сказал мальчик.
– Конечно, Властитель, я знаю.
– Ты уверен, что он справится?
– Нет.
– А ты поумнел, – мальчуган улыбнулся, – моё общество идёт тебе на пользу. – Зарлай, – он повернулся к кархе, – принеси мне яблоко. Ты догадываешься, что не только къяльсо, но и Левиор играют свои игры?
– Да, догадываюсь, – замялся Венсор и втянул голову в плечи.
– Чего ты боишься? Это в порядке вещей, такова ваша сущность. Левиор – очень способный мальчик и очень сильный. Как думаешь, может, забрать его у тебя?
– Но, Властитель…
– Как ты умудряешься ставить два этих слова вместе? «Но» и «Властитель» стоят рядом – парадоксально, – в насмешливой улыбке мальчика показалась дырка между зубами.
– Но я…
– Зачем он Текантулу? Он же пальцем о палец для вас не ударит. Я видел, чему его учили. Ты же знаешь, наступит время, и он сам придёт ко мне, – парнишка поднял ладонь и принялся рассматривать монограмму на перстне – того самого, что мгновение назад находился на пальце кеэнтора.
Венсор дёрнулся, но смолчал.
– А зачем тебе Исток? – спросил мальчик.
– Я… эм…
– Ладно, играйся.
– Спасибо, Властитель.
– Не переживай, я верну твой перстень, – мальчик потрепал карху за ухом. – Зарлай, призови Сэт’Асалора. Надеюсь, он не сильно занят.
– Могу я узнать, зачем вы пришли, Властитель? У вас есть для меня задание?
– Нет, – малец коснулся сахарно-белой фигурки и растянул рот в ехидной улыбке, – я всего лишь хотел сделать следующий ход, кеэнтор…
Тэйд спал тревожно, чутко. Пробудило его холодное прикосновение – Саима зажал ему рот рукой.
– Молчи, – прозвучал шёпот у самого уха, – тихо.
Грань между сном и реальностью оставалась всё ещё зыбкой, и Тэйд замер, дожидаясь, пока схлынет терзавший его во сне ужас. Он вслушивался в окружавшую тишину; сердце учащённо билось, тело покрывала испарина. Взглянул на сосредоточенное и обеспокоенное лицо склонившегося над ним друга и снова почувствовал тот же страх, что терзал его всю ночь.
Он попытался заговорить, но рука Саимы лишала его этой возможности. К уху вплотную, приблизились сомкнутые губы.
– Тихо, – и ещё раз, почти беззвучно, но настойчиво: – Ти-хо!
Саима взял подсвечник и медленно переставил его со стола на пол и только теперь кивнул Тэйду, указывая на окно.
– Там.
Рука разжалась.
Пригнувшись, оба подползли к окну. До смерти перепуганный Тэйд медленно приподнял, на уровень подоконника, голову, осторожно выглянул в темноту. Ничего не увидев, он перевёл взгляд на Саиму, и тот кивнул на сарай.
– Смотри.
– Где? Ничего не видно.
– Да вон же!
Тэйд вгляделся в темноту и, проследив направление взгляда Саимы, различил, наконец, скрюченную тень, крадучись продвигавшуюся от сарая к дому напротив.
– И ещё у колодца, слева, – шепнул Саима.
Тэйд осторожно повернул голову.
Вторая тень, причудливо изогнувшись, подражая очертаниям и изгибам, слилась со стеной дома и застыла прямо напротив их окна.
Вцепившись дрожавшими руками в подоконник, Тэйд был не в силах отвести беспокойный взгляд от зловещей фигуры. Они терпеливо ждали, не смея заговорить или даже вздохнуть, дрожа от страха и ужаса, пытаясь уловить каждый шорох или скрип. Дождь слабо, но настойчиво забарабанил в стекло. Тусклый свет Оллата, проникавший сквозь окно, высвечивал бисеринки пота проступившие на лице онталара.
Тэйд безмолвно сполз на пол. Саима опустился рядом, машинально погладил настороженно взиравшего на него Вира.
– Что это? Что будем делать? – спросил Тэйд.
– Не знаю, но уходить надо немедленно.
– Ночью? Мы же решили…
– Ты, похоже, не понимаешь? – яростно зашипел Саима.
– Понимаю, я готов, просто это так неожиданно…
Тэйд вытер вспотевшие ладони о рубаху. Чувство, сильно похожее на панику, охватило его: он ничего не соображал и был сбит с толку.
«Хорбутовы когти, – подумал он, дрожа от ужаса, – во что мы опять вляпались?»
– Может, переждём до утра? Или шум поднимем?
– Ну-ну! – онталар был настроен куда решительнее его. – А это тоже переждём?
– Что… – Тэйд поглядел туда, куда указывал палец Саимы, и то, что он увидел, заставило его замолчать. – О боги, что это? – заикаясь, пролепетал он, ощущая удушливый ужас.
Сквозь дверные щели в комнату вползали тонкие струйки тумана: зыбко-изумрудные волокна плавно перетекали с предмета на предмет, пробираясь меж ножками табурета, ныряя под кровати, воровато вползали под висевшую на вешалке одежду.
В комнате воцарилось зловещее беззвучие, а затем, после нескольких секунд тишины, послышались слабые звуки; странные, жуткие.
Тэйд и Саима напряжённо вслушивались в кочующие по коридору шорохи и скрипы. Страх мурашками пополз по коже, комнату заполнила непроглядная тьма, и тут Тэйд услышал, как кто-то или что-то скребётся в закрытую дверь.
«Что за наваждение?» – он сглотнул, похолодев от ужаса, и, не оборачиваясь, потянулся к столу, пытаясь нашарить хоть что-то, могущее послужить ему оружием.
Он встал. Сделав шаг назад, он вдруг явственно почувствовал, как что-то коснулось его шеи сзади, и тут же, схватив лежавшую на столе вилку, полоснул ею наотмашь… но за спиной никого не оказалось…
– Ты в порядке?
– В порядке? – голос Тэйда дрожал и был подавленным. – Сильно сомневаюсь, – заикаясь, произнёс он. – Я точно не в порядке…
– Дай-ка мне вилку. Потерпи немного, я тебя выведу.
– Хорошо, – нехотя ответил Тэйд, но, несмотря на то, что согласился и протянул руку, долго ещё не мог разжать пальцы, чтобы отдать своё трёхзубое оружие. Разум его словно онемел, глаза безумно метались по комнате – от страха он был близок к помешательству.
В коридоре послышались мерный стук и похожие на шаги звуки, провернулся и щёлкнул механизм дверного замка.
– Вир! – Тэйд, скорее, ощутил, нежели услышал шёпот Саимы.
Маленькая тень пееро беззвучно сорвалась с плеча онталара и стремительно скользнула к двери. Видно лишь было, как блеснули возбуждённые опасностью колкие глазки аколита и вздыбилась на загривке шерсть.
Замок щёлкнул ещё раз и нехотя поддался, дверь скрипнула и приоткрылась.
Отважный пееро в ту же секунду шмыгнул в проём, и Тэйд уловил еле различимый шорох и хищное шипение. Дрожа всем телом, юноша вжался в стену, боясь не только пошевелиться, но даже дышать или думать. Все звуки враз стихли, и он снова напряг слух, тщетно пытаясь определить, где могут находиться нападавшие и сколько их.
Саима бесшумно двинулся к выходу, пееро вынырнул из темноты и мгновенно взлетел к нему на плечо.
В коридоре было черно, да и только – никакого намёка на незваных гостей, кем бы они там ни были, а сильно напугавший друзей изумрудный туман исчез так же незаметно, как и появился.
– Вир, тут же никого нет? – яростно зашептал Саима. – Морок какой-то, – он взглянул через плечо на привалившегося к стене Тэйда.
Пееро обиженно фыркнул, что могло означать лишь одно: «Уже никого нет. Уже!»
– Что делать? – еле ворочая языком, медленно, словно во сне, спросил потерявший способность соображать Тэйд.
– Собирайся!
– Что это было?
– А пёс его знает! По мне, так по-любому лучше в лесу досыпать, чем здесь, – раздражённо бросил Саима.
– Ну не скажи. Хотя… Это что? – Тэйд указал на подсвечник. Горели только две крайние свечи, огарок третьей дотлевал слабым зеленоватым дымком.
– Нара мне их дала.
– Зачем?
– Понятия не имею.
– Я должен знать…
– Не сейчас, Тэйд.
– Но…
– Да что с тобой?! Хватит! – Саима завернул огарок свечи в платок. – Потом всё выясним. Сейчас на это нет времени. Шевелись давай – мы уходим!
Онталар быстро упаковал отчасти уже собранные пожитки в две дорожные сумы, заодно прихватив две лепёшки, сыр и бутыль с элем. Скрутил с кроватей шерстяные покрывала.
– Как только выйдем на улицу, не говори ни слова. Иди за мной и не отставай. Просто иди за мной! – два раза для верности, видя состояние Тэйда, повторил онталар и сунул ему в руки плащ и дорожную суму. Он написал что-то на клочке бумаги, выудил из кармана несколько монет, – Надеюсь, этого достаточно и старина Барг не будет на нас в обиде. Идём, быстро! – Саима задул две оставшиеся свечи и, не обращая внимания на кислую физиономию Тэйда, растворился в темноте коридора.
Кое-как собравшись с духом и всё ещё не отдавая себе отчёта, что и почему делает, Тэйд сомнамбулой, боясь отстать, торопливо двинулся следом за другом.
Оллат, должно быть, опять спрятался за тучи, потому как после того, как погасла свеча, стало совершенно темно. В коридоре можно было ориентироваться только на ощупь, и путь вдоль стены и вниз по лестнице к широкой двери занял у них несколько минут.
Общий зал «Лиса» после загробного мрака показался Тэйду почти что оазисом света: бледный отчётливый отсвет окон на полу, проблески полированных столешниц и точёных ножек перевёрнутых стульев на них, стойка, камин и даже отблеск начищенного медного краника в бочонке с элем. Тэйд оглядел помещение, и его пробрала дрожь от того, насколько всё, ещё вечером казавшееся ему уютным, стало холодным и безжизненным.
Медлить было нельзя, Саима осторожно распахнул массивную дверь, выглянул во двор. Спустя секунду он махнул Тэйду рукой, и они неуверенно шагнули из дома в неизвестность.
Ветер сдул тучи – развиднелось: выглянул Оллат в окружении серебряных звёзд, выплыл царственный Сарос. До рассвета оставалось что-то около часа, и вскоре жители Двух Пней начнут просыпаться. Друзья пытались двигаться быстро и бесшумно, но и то и другое у них получалось не так хорошо, как хотелось.
Рядом с сараем онталар немного помедлил, прислушиваясь. Он закрыл глаза и простоял недвижимый около минуты, затем нагнулся, опустил руку к земле и выпустил Вира.
В ту же секунду Тэйд, услышав шорох за спиной, обернулся, но ничего не увидел, а когда повернул голову назад, онталара перед ним уже не было. Он хотел было спросить, куда идти, как уловил краешком глаза мелькнувшую справа тень. Повернув вслед движению голову, увидел Саиму, вжавшегося в бревенчатую стену сарая, совсем рядом, всего-то в паре шагов от него.
Тэйд так и не понял, как всё получилось, хотя уже после увидел синяк на лице друга и кровь у него на предплечье и на навершие посоха.
Помнилось ему только, что в один момент размытый силуэт бросился на онталара… отчётливо виделась сверкнувшая в свете звёзд сталь клинка, а уже в следующий момент увидел Саиму, наносившего хаотичные удары посохом, куда-то в темноту…
Услышал сдавленный вздох и увидел, как онталар бережно опускает чьё-то обмякшее тело на землю.
Как обхватив его – Тэйда – лицо ладонями, Саима беззвучно шевелит губами, вернее всего, что-то говоря ему… А потом ощутил жар на левой щеке… и на правой…
…Отвесив ему очередную затрещину, Саима приложил палец к губам, призывая к молчанию.
– Очухался?
Тэйд неопределённо мотнул головой.
Саима встряхнул его за плечи.
– Я спрашиваю – ты очухался, или ещё сомневаешься?
– Ага…
– Что «ага»?
– Очухался.
– Ну-ну. Уходим, – нетерпеливо шепнул Саима и решительно шагнул в темноту.
Сиурт – маг, заклинатель, исключительно из онталаров, практикующий стихийную магию. По природе своей неспособные к высвобождению чистого Уино онталары, решившие посвятить свою жизнь маги, получают его «облегченный» аналог от зверьков пееро, с которыми пожизненно связывают себя магической нитью. Потеря пееро означает для сиурта полную изоляцию от источников Уино и ведёт к невозможности творить даже самые несложные заклинания.
Калав Мару. Природа Стихийных всплесков
Малыш Раву взвился в воздух и неистово завертел хвостом. Лапы воинствовавшего пееро были нацелены прямо в грудь сопернику, занявшему оборонительную стойку. Преодолев в полёте две трети пути от шкафа к столу, он немыслимо изогнулся: кувырок, ещё один. Пееро был почти что точен и приземлился в каких-нибудь паре миллиметрах от застывшей цели.
Однако Табо его ждал и атаковал мгновенно, не давая опомниться. Серия коротких ударов передними лапами, два обманных движения. Выпад, ещё один. Удар. Удар!
Раву шипел, пятился, уворачивался, и…
– Да что ты будешь с ним делать! Ну-ка прекрати немедленно. – Маан налету подхватил сбитый забиякой Раву подсвечник с неуспевшими ещё погаснуть свечами и поставил на стол. – Я вижу, ты, мил дружок, пока дом не спалишь, не успокоишься.
Противники заговорщически переглянулись и нехотя разошлись в стороны.
– Не обращай внимания, Маан. Здесь нет ничего такого, за что стоило бы ругать этих замечательных пееро. Они же без когтей.
Коввил са Табо – высокий и чрезмерно тощий онталар с длинными жилистыми руками. Острые черты его лица смягчались теплотой взгляда больших круглых глаз цвета тёмного янтаря и оттопыренными ушами.
– Немного Истинского? – покрутил зелёную бутыль хозяин. – Рекомендую, отменнейший, я тебе доложу, в пятьдесят седьмом был урожай.
– Я, друг мой, как и прежде, предпочитаю вайру. Пока ещё не нашёл ничего лучше кружечки этого огненного напитка, особливо сдобренного тёртым кибийским орехом или долькой сирду, – Маан са Раву поднялся и подошёл к окну. Он отодвинул замусоленную занавеску и окинул тёмную улицу взглядом. – Интересное какое место.
– Ты про Таррат, или…
– …и про Таррат тоже, – Маан вернулся к столу и постучал по краю бокала тем местом, где у людей и прочих обычно бывает ноготь, давая понять, что пора бы этот самый бокал наполнить. – Дыра, похоже, каких поискать. Что-что, а устроиться с комфортом ты всегда умел.
– А что ещё мудрецу надо? – искренне удивился Коввил.
– Проповедуешь аскетизм?
– В той или иной мере. Удивительно, что ты до этого ни разу не был в Таррате.
Комната, в которой жил Коввил са Табо, действительно была обставлена мало сказать, что просто: чёрный камин, пара потемневших от времени деревянных стульев, два стола – большой круглый в центре и маленький низкий у окна. Кровать, в изножье широкий окованный железом сундук. На столике у окна отсвечивала лаком квадратная трёхцветная доска зут-торон с цилиндрическими фигурами – участниками отложенной партии, остальные – вышедшие из борьбы – покоились рядом в компании свитков и нескольких переплетённых в кожу манускриптов с сиявшими серебряными застёжками. Вот и всё нехитрое убранство: ни картин на стенах, ни коврика на полу. В углах притаились сумрак и паутина. Свет слабых огоньков двух масляных ламп да запах готовившейся еды немного оживляли интерьер.
Сиурты подняли бокалы, выпили.
Уставшие от боёв, Раву и Табо сопели, пригревшись на мягких хозяйских подушках.
– Ты, я смотрю, все книги свои в это захолустье перетащил. – Маан достал кисет и принялся набивать дииоровую, отделанную серебром свою трубку.
– Всего-то пяток самых любимых.
– Плесни-ка мне ещё и скажи: слышал ли ты что-нибудь о камнях Тор-Ахо? – На этих словах Маана замерцала и погасла одна из масляных ламп, освещавших стол. В комнате стало заметно темнее.
– Разумеется, слышал.
Маан склонился, приподнял стеклянную колбу, заглянул внутрь лампы.
– И что ты слышал?
– То, что камней пять, что создал их Алу'Вер Великий и что обладают они огромной силой. А ещё что Арикус с их помощью вырастил дерево Алай-Дэата и тем спас кучу народа. – Коввил наполнил бокалы. – Да что ты там возишься, Огненный? Оставь эту лампу в покое!
– Масло есть?
– Оставь, говорю!
– Что ты рычишь? Я собираюсь сообщить ему нечто такое, что изменит всю его жизнь, а он на меня рычит.
– Этого-то я и боюсь…
– Тебе неинтересно?
– Извини, Огненный, – пошел на попятную Коввил. – Мне интересно.
– Несколько лет назад, – как всегда издалека начал Маан, – искал я в храме Эрафиха, что на острове Горт, одну книгу и наткнулся на древний-предревний манускрипт – натурофилософические изыскания Лаара Софегарского. Целый ряд внушительных томов под общим названием «Источник мудрости мира», датированных 2627 годом. По календарю Кироффе разумеется. Преинтереснейший трактат, должен отметить. – Маан пристроил трубку на специальную подставку и нырнул под стол. Притянул за лямку суму. – И с собой у меня кое-что интересненькое есть – сборник гравюр, ты должен оценить. Сейчас-сейчас… – Он достал, маленькую поместившуюся на трети ладони книжицу.
– Что это? – подался вперёд Коввил. – Покажи.
Маан сдул пыль, отчего-то густым слоем покрывавшую тиснёную кожу. Освобожденная от груза внезапно заискрившихся пылинок книга, на глазах начала увеличиваться в размерах.
– Древняя магия, Ковв, древняя магия, – разулыбался Маан, увлечённо перелистывая страницы разбухшей до неприличия книги. – Не одна тысяча лет ей, а она как новенькая… А! Вот, смотри, нашёл, кажется.
Коввил придвинулся ещё ближе, сосредоточенно сдвинул брови.
На представшей его взору гравюре был изображен молодой греол в тёмном одеянии с импозантной внешностью, длинными волосами и благородными чертами лица. Он стоял у атанора, держа перед глазами овальный сосуд с множеством спиральных ответвлений, и всматривался в его мутное содержимое. Маан провёл тыльной стороной ладони по пергаменту, словно смахивая пылинки. «Алу’Вер Великий создаёт тинктуру огненного золота. Внизу стояла дата: 756 год от снисхождения на Ганис», – гласила витиеватая подпись.
– Не то. – Маан послюнявил палец и перелистнул страницу.
– Ты погляди, какой молодец! – воскликнул Коввил. – Эти даты… они что? Не пойму… По календарю Кироффе?
– Нет, это древнегреольские хронографы, – Маан задумался. – По Кироффе был бы минус 2595 год, а по Зарокийскому от рождения Аравы… – задумался ещё, но ненадолго, – выходит, аж минус 6981-й.
– А что ты ищешь?
– Не спеши. Вот, смотри… Ага: «Исторический момент создания и утвержде…» Ан нет. Снова мимо. Погоди, сейчас я её найду, – Маан азартно листал книгу. – Вот! Точно. Смотри.
На гравюре был изображён всё тот же Алу’Вер, перед которым находились три сосуда – хрустальные карибистолы. Ещё две великий первооткрыватель держал в руках. Повсюду, в углах и на свободном пространстве, как это обычно бывает на подобного вида гравюрах, находились пояснительные надписи и схематики процессов. Над головой греола изображены две ладони и витавшие над ними треугольные призмы со стихийными знаками на гранях. Витиеватая надпись по верхнему краю сообщала: «Алу’Вер Великий соединяет камни Тор-Ахо». Даты из-за оторванного края видно не было.
– Красиво, – оценил Коввил, – и что?
– А то, что ты совершенно прав и камней Тор-Ахо действительно пять: Сэл – Воздуха, Олир – Воды, Роу – Тверди, Аар – Огня и камень Уино – Орн.
– Да это и без картинок было ясно. А почему, кстати, камни? – поднял голову от книги Коввил.
– Да нет же, конечно, это не камни. Карибистолы со стихийными субстанциями. Почему-то древние их называли камнями, но нам-то что с того?
– Странно, ты не находишь?
– А тебе не всё равно? Камни – так камни, сути дела это не меняет.
– Ох, как же всё запутанно.
– Да, есть немного. У самого мозги опухли пока разбирался.
– А это что за две призмы над головой у Алу’Вера? – Коввил ткнул в гравюру чубуком трубки. Прочитал пояснение: – Тор – сторона тьмы, Ахо – сторона света. Тор-Ахо, Свет и Тьма. Хорошо, хоть это понятно.
– Наоборот.
– Пусть так – Тьма и Свет. Что это за призмы лучше скажи?
– Не важно. Не обращай ты внимания на всякие глупости, – Маан для верности накрыл верхнюю часть гравюры четырёхпалой ладонью. – Знаешь же прекрасно сам, что все эти звёздочки, картинка, надписи – не более чем стилистические прикрасы. Ты скажи ещё, что крылья у Алу’Вера на первой гравюре настоящие, а не художественный вымысел.
– Не настоящие? – вполне искренне изумился Коввил.
– Нет, – Маан задорно щёлкнул пальцами, глаза его полыхнули огнём азарта. – Плесни-ка мне, ещё, что ли, винца, язви его.
Коввил потянулся за бутылью.
Весело, наполняя воздух терпкими ароматами сирду и васарги, забулькало Истинское.
– Два из них у меня, Ковв, – Маан взял бокал и сделал пару хороших глотков.
– Что? Камни?
– Да. Вернее, один у меня, а другой у моего друга – Крэча Древорука. Саима к нему поехал. Но оба камня мои.
– Вот это поворот!
– Они в Двух Пнях, должны встретиться.
– Какой из камней у тебя?
– Сэл.
– А Саима какой должен привезти?
– Олир.
– Ну дела. – Коввил сдвинул брови, озадаченно поводил пальцем по мочке правого уха – это был привычный для него жест.
Маан посмотрел на вино в бокале, прислушиваясь к далёким раскатам грома.
– Отчего, друг мой, такая хмурая погода? В это время года да такие грозы? Славный Триимви не намного южнее твоего любимого Таррата, но там куда как теплее.
– Гроза? Эка невидаль. Восточное побережье острова, злые ветра, холодное море, столкновения северных течений с южными. Здесь всегда так, лета нет, но и полноценной зимы тоже не бывает, вечная осень.
– Холоднее, я так понимаю, уже не будет?
Коввил кивнул:
– Теплее тоже. Да ты не отвлекайся, – нетерпеливо заёрзал он, – дальше давай рассказывай.
Маан вдохнул дурманящий запах Истинского и осушил бокал залпом, после чего произнёс, сильно понизив голос:
– Сэл и Олир, Ковв, Сэл и Олир, а ещё мне известно, где находится Аар. – Он потянулся и взял кисет из предательски дрогнувших пальцев неожиданно разволновавшегося друга. – Предполагаю где можно найти Роу.
Коввил нетерпеливо заёрзал, замял ладонями:
– Сэл, Олир, Аар и Роу. А Орн где знаешь?
– Точно не знаю. – Маан втянул воздух ноздрями и изобразил на лице лёгкую растерянность, что, впрочем, было недалеко от истины. – Но у Софегарского есть пара намёков, с помощью которых, надеюсь, мы отыщем и его. Он совсем рядом, по прикидкам в Гевере – у санхи. Но даже не это главное, Ковв, разве незнание деталей и предстоящие трудности когда-нибудь останавливали таких бравых ребят как мы? У нас есть время, есть желание… – тут он осёкся. – У нас есть желание?
– Есть, – заверил его Коввил, – и большое. Ты уверен, что карибистола Орна в Гевере? Странно это как-то – жрецы Ткавела и камень Тор-Ахо.
– Совсем не уверен, но Слейх обещал мне, что в ближайшее время проверит достоверность этой информации.
– Как он?
– Не хуже нас с тобой.
– А воспитанница его…
– Инирия. Тоже хорошо. Боевую девицу Слейх, я тебе скажу, вырастил. Она несколько лет у его сестры Лайзы на Кайце жила, там её сам Леррхар Ноо искусству Гэмотт-рам обучал. Она и с луком на «ты» и с ножами и с мечом. С секретиком, в общем, у Слейха девчулька. Молодец.
– Он или она?
– Оба.
– Она же, кажется, Тэйду ровесница? Давно её видел?
– Ой, давно, встречу сейчас – не узнаю, наверное. – Маан принялся наново набивать трубку. – А сколько Нире сейчас лет Слейх и сам не знает. Он её уже взрослой у Водного Среза нашел, лет десять ей тогда было, или около того, точно же не определишь, а сама она не помнила. И сейчас не помнит.
– Ну да, ну да, – с пониманием покивал Коввил, – и такое бывает.
– Инирию, думаю, Слейх в Гевер и пошлёт…
– Одну что ли, за Орном? В этот гадюшник?
– Не такой уж Гевер и гадюшник, да и не за Орном он её пошлет, а осмотреться, узнать по возможности, что да как. Гевер город хоть и не очень большой, но кроме санхи в нём и обычные люди живут, и достаточно много. Затеряться есть где. А Инирия, если по словам Слейха судить, девчонка очень даже себе не глупая. Получше нас сообразит, что делать можно, а чего нельзя.
– Ну хорошо, коли так. А Аар и Роу где?
– Здесь, Ковв! На Ногиоле! Оба! Представляешь, какая это для нас удача!
– А поконкретнее?
– Аар – прямо под нами, в подземельях Таррата. – Маан дыхнул в чашечку трубки и табак в ней тут же зарделся алым. – Роу, за ним я давно слежу, летом был перевезён из Дорговара на Ногиол. Место точно сказать не могу, но думаю, с твоей помощью мы это быстро выясним. Тебе известно седьмое пророчество Аравы?
Коввил огладил пальцем верх своего оттопыренного левого уха.
– О Сиде Сароса и Небесном древе Алай-Дэата? – спросил он.
– Да.
– Хочешь сказать, что сила, на которую так в своём пророчестве напирал Арава, и есть камни Тор-Ахо?
Маан заглянул в янтарные глаза друга.
– Вот именно.
– Уверен? – спросил Коввил, – а то будем, как Керитон Четырёхрукий – кеарский оружейник, который создал четыре великих клинка, а затем Алу’Вер, ему подсобить решив, наложил на них столь сильное заклятие, что за несколько тысяч лет никто так и не смог вытянуть из ножен хотя бы один.
Маан выдохнул, над трубкой, которую он держал в руке, волоском поднималась струйка табачного дыма. Сиурт некоторое время в задумчивости смотрел на неё, затем качнул рукой, сизая нить заколыхалась, свиваясь в спираль.
– Хорошие, видно, мечи создал твой Керитон, – сказал он.
– О да! Отличные.
Немного помолчали – каждый думал о чём-то своём. Первым внутреннего напряжения не выдержал Маан, он навалился на стол грудью и вновь, как давеча, с затаённой надеждой заглянул другу в глаза:
– Хватит уже ходить вокруг да около, Ковв, ответь прямо – ты идёшь со мной в подземелья Таррата или нет?
Взгляд Воздушного поразил его количеством таившихся в нём противоречий, но уже за мгновение до того, как услышал ответ, Маан понял, что выиграл это сражение.