Читать книгу: «Русский пятистатейник», страница 5

Кто такие креационисты и что такое скандинавокреатионизм

Креационисты как адепты идеи божественного сотворения мира исходят из идеи сверхъестественного мироздания, и божьи люди изучают наш мир не посредством научных методов познания, а непосредственно с богословской точки зрения. Это теология, имеющая право на жизнь в качестве альтернативы науке. Хранителем этих знаний является русская церковь. Без русской веры не состоялся бы русский мир, какой мы знаем сегодня. Нижайший поклон им, братьям христовым, хранителям веры русской – истым православным людям! Однако ж Академия наук не Святейший Правительствующий синод. В нашем случае, в лице клана норманнистов мы имеем дело с историческими креационистами, которые полагают, будто их Скандинавия, как голова в поэме Пушкина посредь чистого поля, возвысилась над всей Европой. И приладили они к той голове обе руки. Правая – это викинги-мореходы, покорившие едва не все побережья и острова атлантической Европы. Левая – варяги-гребцы, по ручьям и рекам вторгшиеся из-за моря-океана в Восточную Европу. Покорили-де варяго-шведы туземные дикие племена славян, заложили там основы цивилизации, построили города, создали государство Киевская Русь на всём пути из варяг в греки. И там уже, в этом самом Средиземном море, обе руки сомкнулись в победном объятии норманнского кольца их норманнской Европы.

Нельзя опровергнуть Бога и Божественное, ибо существование Всевышнего не требует доказательств. Божью волю умом не постичь. С Провидением не спорят. Создатель вездесущ. Поэтому быть креационистом в науке – значит занять такую научную высоту, что никакими законами и фактами вовек оттуда не вышибить. Учёному мужу из клана норманнистов достаточно много читать, чтобы, прослыв эрудитом, затем, как в шведском столе на завтрак, на обед, на ужин, набирать на свой исследовательский поднос любую идеологическую комбинацию из исторических свидетельств, склеенных при помощи схоластических умозаключений. Надо только верить и внимать историческим рассказам, ну а всё, что было, то давным-давно доказано.

Спорить с людьми верущими, что-либо доказывать им, ссылаясь на факты и законы, – бесполезно, ибо зерно сомнения не приживается на почве сознания человека верующего, не свойственно природе его мироощущения. В мире науки вера как раковая клетка, которая убивает самоё науку. Упрямствуя в своей гордыне, историки-креационисты сами же и уничижают её величество – сущую Историю. Истина, однако ж, как вода – рано или поздно найдёт лазейку и просочится на свет божий.

Истина проверяется практикой – так определил суть научного подхода Аль-Бируни. А с другой стороны, истина неисчерпаема, а это значит, что чем шире круг экспериментальной науки, тем пространнее пограничная область между подтверждённым знанием и практическим незнанием. Как точит дерево червячок, так и учёный муж точит древо познания, ибо учёный муж на то он и учёный, чтоб на слово ничего не принимать. А если верить, то только в неоспоримые факты и законы, которые неопровержимы, и верить до того мгновения, пока уверенность не опровергнута иными фактами и законами. Учёный муж должен сомневаться во всём, даже в том, в чём вчера он был уверен настолько, что вот тебе крест – побей меня гром. Для учёного мужа факты – упрямая вещь, и пред давлением фактов и законов то, что вчера казалось истиной, сегодня – заблуждение. Истина неисчерпаема, познание бесконечно, законы познаваемы, факты оспариваемы, убеждения изменчивы, а потому наши знания о мироздании преходящи и ничтожно малы пред областью непознанного.

Может ли учёный муж верить в Бога, или в норманнскую теорию, в любовь и дружбу… – да, безусловно, но только в тот час, когда мозги его свободны от познания мира реального, а не вымышленного.

По лестнице истории ступенькой ниже

От XXI века

Современное имя «Русь», каким мы знаем оное сегодня, наделено историческим значением: название средневекового государственного образования (ряда родственных образований) в Восточной Европе «Русская земля» со второй половины IX и до середины XIII века, с полиэтническим населением «русские люди», которые молвили «русским языком»; в понимании автора – Русь как ставка (стол) великого князя, Древняя Русь как города русские в противоположность племенной стихии под княжеской рукой, княжества русские (волости).

Изначально русская речь (городские говоры, в отличие от народных наречий) – это основа бытового городского общения, а впоследствии – и частной переписки горожан.

При своём образовании русское письмо (с начатками греческой грамматики и стилистики в церковнославянских текстах) суть симбиоз славянских наречий, положенных на кириллическую азбуку (модифицированный греческий алфавит), и в своём развитии русский литературный язык – плод творчества многих поколений русских писателей. Костяк религиозных, летописных, светских, законодательных и деловых письменных текстов. Русский язык на протяжении всего периода своего развития был подвержен как влиянию наречий этнос образующих народов, так и воздействию языков своих исторических соседей на каждый отдельно взятый исторический момент развития.

В современном нам мире наследниками Руси первой очереди признают себя русскоязычные страны, с независимой, самостоятельной государственной надстройкой: Беларусь (Белоруссия), Россия (Великая Русь – греч. Μεγάλη Ῥωσία) и Украина (Малая Русь – греч. Μικρά Ῥωσία, Киев как мать городов русских и Червона Русь, то есть Червенские города, впоследствии Королевство Русское), а иногда как эхо из прошлого доносится из Литвы: великий князь литовский – он же и князь русский.

Словообразующий корень -рус- лёг в основание имён (самоназваний) двух современных народов – белорусов и русских (великорусов). Помним, что ещё совсем недавно миллоны людей называли себя малорусскими, пока не переименовали их в украинцев. Ещё, пожалуй, и за русинов надо бы замолвить доброе словечко. Не забываем и внешнее название – Ruotsi (Швеция по-фински) и Ruotsalainen (как и определение – ruotsalaiset).

С точки зрения грамматики, слово «русь» (не устаю повторять), каким мы знаем его сегодня, – это имя существительное женского рода 3-го склонения с мягкой основой на «сь» (мягкий знак на конце); морфологически – слово простое, односложное, слог закрытый.

______________________

Этимология слова «русь», как ни странно, считается крайне затемнённой, так что на всём протяжении развития исторической мысли (как отечественной, так и зарубежной) вызывает неразрешимые споры и разногласия уже в самых даже подходах к постановке условий задачи. А поскольку нет первослова, которое должно было бы быть заложенным в фундамент русского мироздания, то и вопрос происхождения Руси отнесён к тупиковым научным проблемам. Невнятность исторической науки в ответах на вопрос, откуда есть была пошла земля Русская, порождает самые заурядные спекуляции, инсинуации и даже политические провокации. В конце концов, это просто смешно, когда человек не может ответить на главный вопрос своей истории, то есть своего прошлого, настоящего и будущего, – о происхождении своего народа, родной речи, своей страны и государственной над ней надстройки… и, естественно, напустив на себя гордый вид, он с умным видом вынужден сочинять всякие небылицы, чтоб не выглядеть совсем уж глупо в кругу ближайших родственников, соседей, друзей и врагов.

На сегодня сложились две основные противоборствующие школы исследователей русского вопроса – две наиболее принципиальные научные традиции: так называемые норманнисты, с одной стороны, а с другой – славянофилы, то есть по сути всё те же исторически непримиримые «западники» и «почвенники»; также в разное время более или менее настоятельно заявляли о себе и апологеты иных идеологических течений, как-то: пробалтское, профинское, прогерманское, проперсидское, протюркское и некоторые другие воззрения. Таким образом, вместо корректной формулировки условий задачи и поиска ответов на поставленные вопросы, адепты, как правило, руководствуются идеологическими установками и при малейших разногласиях переходят на личности: сам, мол, дурак.

Русская идея, образно говоря, оказалась в роли подопытной лягушки, которую учёные мужи препарируют отнюдь не потому, что лягушка умоляет их об этом, а потому, что с самого себя, с живого, кожу сдирать больно. Каждый живодёр, в конце концов, ищет то именно, чего ему самому на самом деле не хватает. Кто убеждён – переубедить того в обратном невозможно, ибо в вопросах веры, любви и страстей – места разуму не остаётся: в мире чувств логика недорабатывает. Однако ж с какой точки зрения ни взгляни на предмет исследования, какую проекцию ни представь на суд общественности, а предмет реальной действительности, в отличие от научной реальности, всегда остаётся неизменным, несмотря на устоявшиеся взгляды и доводы. Образно говоря, одеяло, которое каждая из сторон со всей дури пытается тянуть на себя, порой трещит, но не поддаётся – в клочья не раздирается, ибо скроено было на совесть.

Иван Васильевич IV – Грозный… отец русской научно-исторической мысли?

Грозные. Как многих великих князей русских звали «грозными»: Святослав Грозный (великий князь Киевский, см. «Слово о полку Игореве»), Александр Грозный (Невский), Дмитрий Михайлович Грозные Очи, Иван III Васильевич Грозный (дед Грозного тоже был Грозным), – так и Иван Васильевич вошёл в нашу историю под именем Грозный, да ещё и номер IV присвоил ему Карамзин (вполне справедливо с арифметических научных позиций). Здесь надо бы кстати заметить, что прозвище Грозный никоим образом не связано с понятием «ужасный», – Тerrible, как некорректно переложил на английский язык сей популярный русский титул Вильгельм Томсен в своих оксфордских лекциях. Можно подумать, учёный-лингвист запамятовал: гроза – thunderstorm. Ко времени составления его лекций вся просвещённая Россия уже была очарована волшебными строками члена-корреспондента Петербургской Академии Наук, дипломата, публициста Фёдора Ивановича Тютчева:

Люблю грозу в начале мая,

Когда весенний, первый гром,

Как бы резвяся и играя,

Грохочет в небе голубом.

Так что и здесь не преминул слукавить ведущий европейский специалист по русскому вопросу, при этом обойдя молчанием неоспоримый факт: Иван Васильевич был не только Грозным, не только популярным героем народных сказаний, но к тому же и едва ли не самым просвещённым царём из всех современных ему правителей Европы.

_______________________

Время, когда русская идея вошла в роль подопытной лягушки, предоставив себя в качестве предмета для экспериментов над собой сильным мира сего, надо бы исчислять со времён царствования одного из величайших «живодёров» русской идеи – Иоанна IV (по отцовской линии – внук Ивана III и Софьи Палеолог, по материнской линии – потомок Мамая по линии литовского рода Глинских) и отнести к предмету горячих русско-шведских эпистолярных дискуссий (например, с королём Юханом III): а кто, дескать, на самом деле является родоначальником и кому быть наследником великой русской идеи после погибели земли Русской и развала Орды (Большой) на малые орды, кто кому должен подчиняться и служить. С тех времён вроде бы как и созревает идеологический крен в этимологическом вопросе первослова нашего. Вызван этот неизбежный крен сложившимися внутренними и внешними условиями – с целью оформления свидетельств и догадок о былом в виде достоверной истории. А чем иным, по сути своей, является «Степенная книга», как ни фундаментальным научно-историческим трудом – той самой достоверной историей, которая призвана обслуживать интересы власти?! «Степенная книга» – это ведь идеология, обращённая в прошлое. По воле царя и в его интересах составлялся сей уникальный исторический труд. Благословил митрополит Макарий; преемник Макария, будущий митрополит Московский и всея Руси Афанасий был составителем.

Обращая пристальный взгляд к собранию русских летописей, мы не без удивления замечаем, что многие из них писались и переписывались в XVI веке – во времена правления Ивана Грозного, которого мы можем, таким образом, с уверенностью назвать если не отцом-основателем достоверной истории как научной реальности, то определённо – одним из влиятельнейших вдохновителей. «Лицевой летописный свод» (лицевой – значит в лицах, иллюсторированный картинками, то есть этакий древнейший комикс), интерпредировавший события мировой и русской истории, был составлен в единственном экземпляре специально для библиотеки Ивана Грозного. Эта достоверная история в 10 томах, которая была записана на 10 тыс. страниц, с 16 тыс. зарисовок, охватывает период от Сотворения мира и по времена царствования Ивана Васильевича IV Грозного. Такой размах и детальность исторического исследования может стать культурным событием для любого современного царства-государства – может стать гордостью любой современной академии наук.

Сроку упомянутой кривизне, завернувшей вектор идеи русской, едва не с полтыщи годков как раз будет, ежели от наших дней глядеться в зеркало исторической науки, отражающей столетия минувшие.

Сторонний и независимый взгляд из заморья на Русию как царскую Московию тех времён представлен на гравюре Антонио Дженкинсоно¹ – английского купца, который основал Московскую компанию, имевшую монопольное право на торговлю с Москвой, посла при Иване Грозном и путешественника, который дважды посещал Русию.

На гравюре мы видим: «Шатёр» Ивана Грозного, ритуал поклонения «Золотой бабе», киргизы с шаманом, кибитки кочевников и др. иллюстрации, – как и многие имена, которые у русских людей на слуху: Казаки, Тюмень, Пятигорск, Тартария, Мордва, Самоеда… так и чуждые современному русскому уху.

Эта карта была включена в первый печатный Атлас мира нидерландского картографа А. Ортелия в 1570 году. Но изображённое на гравюре на меди, разумеется, не карта – это понятийный образ, который витал в сознании образованных людей того времени, прежде всего европейцев, то бишь современников Ивана Грозного.

Похоже на лубок, не так ли? Так и в наши дни, для образного представления, на детских атласах изображают кенгуру размером со слона и в небе птиц вместе с китами – метод представления изменился мало.

Запечатлённый из тех времён образ имеет, казалось бы, мало общего с нашими «историческими» представлениями о временах Ивана Грозного… хотя сами по себе образы и представления – это особенный и очень любопытный аспект исторических знаний. Тот мир ни на какие современные картинки из школьных или вузовских учебников, откуда мы черпаем знания о своём прошлом, так же совершенно не похож. Разумеется, любой учёный муж нам весьма и весьма компетентно объяснит, что, в отличие от нас, то есть образованных людей XXI века, люди того тёмного времени просто понятия не имели ни о своём времени, ни о месте своего обитания не догадывались, как были чужды образу своей собственной жизни.

При этом было бы несправедливо думать, будто образованные люди XVI века, в эпоху географических открытий, были географическими невеждами. Взглянем на гравюру нидерландского картографа Герарда Меркатора² – современника Антонио Дженкинсоно и Ивана Грозного.

На карте Герарда Меркатора, составленной и гравированной для своего знаменитого атласа мира, мы видим и границы государств, области, населённые пункты, леса, реки. Пользуясь картой Меркатора, можно и сегодня отправляться в путешествие по европейской России.

Так что было бы верхом наивности полагать, будто царь Иван Васильевич не знал пределов той земли, куда дотягивалась его долгая рука. Знал. Причём знал лучше, нежели мы с вами можем себе вообразить. Иван Грозный был человек начитанный и сведущий. Но!!! Будь ты князь великий, или хоть царём назовись, однако ж по сути своей самодержец – самый невольный человек во всём своём царстве-государстве, ибо всякий властитель – заложник власти, и каждое проявление его своеволия суть деспотизм, то бишь самодурство в глазах потомков, что задним числом всегда умны. Не мог царь не задумываться над историей своей державы. Другое дело, взгляд тот пристальный был наделён перфектным сознанием: всё, что было до него или что прежде могло бы быть, то должно теперь, мол, служить укреплению и процветанию самовластья, а ежели прошлое противоречит самодержавным интересам, то такого прошлого попросту не должно быть в помине. Вот и вся этимология – от обратного. Результативная.