Читать книгу: «Вибрирующая реальность. роман», страница 6

Глава 8

С утра, еле живой, с легкой щетиной на помятом лице, источая стойкий запах перегара, Гриша явился на работу. Голова раскалывалась с похмелья, челюсть ныла. Шеф сидел за своим рабочим местом, словно бы никуда не уходил. Костюм на нем был прежний, а вот рубашка другая, синяя в полоску, да ярко-желтый галстук, навевающий на Григория страх и тошноту.

– Чего опаздываем? – бодрым голосом спросил Вадим.

– Проспал – с болью в скулах пробормотал Гриша.

Вадим оторвал взгляд от монитора и пристальным взглядом впился в Гвоздева.

– Ты их доставил вчера домой?

Гриша опустил голову, как провинившийся школьник, не решаясь взглянуть в сторону шефа.

– Ну-ка в глаза мне – рявкнул Вадим, стукнув кулаком по столу.

Удар был такой силы, что гром от него, заполнил звуком все пространство кабинета, создав в похмельной голове менеджера эффект разорвавшейся бомбы.

Гриша, превозмогая боль, тошноту, страх и чувствуя свою неисправимую вину, на мгновение поднял кроличьи, от полопавшихся капилляров, глаза и тут же взгляд его, словно невыносимая тяжесть, вновь рухнул на пол.

– Так – грозно произнес шеф – давай все по порядку.

Гриша присел за стол.

– Можно воды? – жалобно произнес он потрескавшимися сухими губами.

Голова гудела словно медный таз, пищевод напоминал высохший в пустыне колодец.

Босс промолчал, не отводя своих маленьких, холодных, с острым пронизывающим взглядом, глаз от Гвоздева. Гриша подошел к кулеру, налил в пластиковый стакан холодной воды и тут же выпил все залпом, налил еще и вернулся на место.

Вадим молчал, ожидая отчета сотрудника.

– На нас напали. Я не знаю кто. Уроды какие-то.

Гриша говорил медленно, прерывисто, каждое слово отражалось в его голове тупой, нестерпимой болью.

– Меня сразу вырубили. У ребят забрали все деньги.

Гриша опустил голову и замолчал.

Вадим перевел взгляд на свои блестящие от лака ногти.

– Замечательно – произнес он вслух – Гриша, ты совсем болван или как? Ладно эти придурки, но ты-то, я же предупредил тебя и специально послал за ними.

Гриша еще ниже опустил голову, он готов был провалиться сквозь землю.

– Иди на хрен отсюда, урод – заорал на него Вадим.

Гриша поднялся.

– Я не нарочно, я… – пробормотал он себе под нос.

– Идиот, мать твою. Ступай домой, завтра, чтобы как огурец, поглаженный, побритый, надушенный. Насчет этих дебилов, скажешь им, что это их проблемы, бабки они получили, как там ими распорядились дело хозяйское, мне по хрен. И чтобы не крутили там у меня и не отнекивались, башку оторву, скажи вторую половину получат после того, как работа будет сделана. Все, вали с глаз долой.

Гриша вышел из офиса, тяжело дыша и время от времени, закрывая рот рукой, чтобы не сблевать. Кое-как, добравшись до ларька, он купил бутылку пива, открыл и тут же, не отходя далеко, принялся пить. Одним махом выпил половину бутылки, отрыгнул и закурил. Челюсть его все так же ныла, голова болела, а руки ходили ходуном, словно у заправского пропойцы. Превозмогая похмельную тошноту, Гриша добрался до дома. По дороге зашел в магазин, купил бутылку водки и две бутылки пива. Дома Гвоздев набрал воды в ванную и залез отмокать, посасывая пиво из горлышка. Затем взял телефон и набрал номер Самсона.

Штиц сидел, в позе опечаленного грифа, заложив ногу на ногу, согнувшись в три погибели, у себя на кухне и курил. Так погано ему было всего два раза в жизни. Это был второй.

Первый раз он испытал это мерзкое чувство, замешанное на стыде, никчемности, невозможности ничего исправить, год назад. В больнице, где работал Штиц, появилась молодая, красивая медсестра лет двадцати пяти, с обворожительными формами, с глазами, в которых утонул не один десяток мужчин, с роскошными белыми волосами до плеч и алым припухлым ротиком. Самсону было достаточно одного взгляда, для того чтобы почувствовать себя хищным зверем, мечтающим завалить эту дикую козочку. А вскоре оказалось, что эта козочка вовсе не дикая, а вполне объезженная и легко идущая на контакт кобылка. И вот в одну из ночных смен, Самсон сделал обход и совершенно удовлетворенный положением вещей направился к себе в кабинет. Вскоре к нему заглянула и Лия, та самая блондинистая санитарка. Самсон разлил в мензурки спирт, они чокнулись и выпили за здоровье. Второй тост был за знакомство, а третий, как водится за любовь.

– Какие у вас глаза! Я ничего подобного в жизни не видел – начал плести паутину своих сетей Самсон.

Лия расплылась в улыбке.

– Вы не смотрите, что я такая хрупкая, я могу перепить любого мужчину – кокетливо сказала она.

– Ха-ха-ха – рассмеялся Самсон – так уж и любого?

– Угу – хмыкнула Лия – мы в общежитии с парнями устраивали соревнование, я их всех сделала – не без гордости произнесла медсестра и слегка выпятила вперед свою роскошную грудь.

– Видать, слабенькие парни попались – усмехнулся Самсон.

– Что вы, еще какие матерые, только это им не помогло, все равно проиграли.

И Самсон, как зеленый неопытный пескарь, заглотил наживку.

А под утро, в больницу доставили женщину, пострадавшую в автокатастрофе. Конечно, Самсон смог бы ей помочь, но в тот момент он был невменяем. Развалившись на кушетке, врач спал, прижимая к обнаженной волосатой груди, стройные ноги блондинки. И когда его наконец-то разбудили, он долго не мог найти свои трусы, а после того, как нашел, у него никак не получалось надеть их на себя.

Пострадавшая, промучившись в реанимации два часа, не получив никакой специализированной помощи, отошла в мир иной. Дело решили замять, дабы не выносить сор из избы. Вместо преступной халатности, повлекшей за собой смерть пациента, Самсона выгнали с работы и отлучили от медицинской практики с формулировкой – «Врачебная ошибка – неправильное действие (или бездействие) врача, имеющее в своей основе несовершенство современной науки, незнание или неспособность использовать имеющиеся знания на практике».

Он так и не смог забыть, того тягостного, ужасного утреннего похмелья и вот что-то подобное повторилось вновь, в ином обрамлении, но с идентичным послевкусием.

Штиц сидел на кухне и не знал куда себя деть. «Может яду выпить» – подумал он малодушно. Сигарета в его руке истлела и обожгла пальцы. Самсон подул на них, а затем сжав ладонь в кулак, что есть мочи ударил в стену. На костяшках пальцев проступила кровь. Теплые, колючие слезы потекли по его щекам. Запрыгал по столу телефон, кровожадно урча, испугав Самсона. Штиц от неожиданности дернулся, взглянул на номер, звонил Вазян.

Арнольд проснулся от дикой головной боли, черепушка буквально раскалывалась на части, в горле стоял ядовитый вкус хрена. Вазян кое-как доковылял до туалета, приподнял крышку унитаза и долго стоял с открытым ртом, мучаемый желудочными спазмами, сжимая обеими руками голову. Наконец-то его вырвало, мерзкой жижей, как ни странно, стало чуточку легче. Он умылся и вернулся в постель.

«Очень странно – подумал Вазян – словно бы эти упыри знали, зачем шли. А если это так, значит, их кто-то навел. И как ни крути, все пути ведут к этому сукиному менеджеру Грише, ведь он один знал, где мы и что при нас деньги. Хотя он сам пострадал не меньше нашего, но за такую сумму, любой дурак согласится получить пару фингалов, при этом подозрений никаких. Нет, нет – размышлял Вазян – наивно полагать, что нас обули посторонние, так на шару поживиться содержимым карманов. Бред. Тут к гадалке не ходи, все красными нитками шито».

Вазян дотянулся до мобильника и набрал номер Самсона.

Самсон долго смотрел на пляшущий по столу телефон, затем, вытер ладонью слезы, высморкался и поднес к уху трубку.

– Да – заупокойным голосом произнес он.

– Это Вазян – взволнованно пробормотал телефон.

– По хрен мне кто это, че тебе надо?

– Я вот что подумал, это ведь не просто так случилось. Думаю Гриша навел, он один знал про деньги.

– А какого ты мне звонишь? – огрызнулся Самсон – ему и звони.

– Так ему-то чего звонить? – удивился подобной реакции Вазян.

– А мне чего звонить, я по-твоему киллер, пойду этого козла паяльником убивать, отдай наше бабло? Развели нас как лохов педальных, вот и все.

– Самсон, это он, по-любому, больше некому. А те ребята они непросто…

– Иди в жопу – недослушав до конца, заорал Самсон и запустил телефон в раковину.

Сходив за аптечкой, Штиц обработал руку йодом и закурил.

Вдруг раковина задребезжала, наполнившись непонятным звуком. Самсон подошел, взглянул, вновь звонил телефон, оказавшись довольно выносливым к механическим повреждениям. Штиц повернулся и уставился в окно. Телефон пугал раковину минуты две, затем утомившись смолк, однако через несколько минут, звонок повторился и, продребезжав какое-то время, вновь затих. Лишь когда телефон зазвонил в пятый раз, Самсон взял трубку.

– Алло, алло – раздалось в трубке – Самсон, это Гриша.

– Че надо? – без какой-либо эмоциональной окраски произнес Самсон.

– Я тут это, короче шеф меня спросил, пришлось рассказать – словно оправдываясь, говорил Григорий.

– О чем? – все тем же холодным, стальным голосом произнес Самсон.

– Ну как, то что нас побили, ну – Гриша слегка замялся, а потом все же нерешительно выдавил из себя – обокрали.

– Не вас – повысил голос Самсон – не вас, Гриша, а нас, нас с Вазяном обокрали. И вот еще, Гриша, есть подозрения, что обокрали нас по наводке. По твоей, Гриша, наводке.

– Да ты, да я… – Гриша захлебывался от ярости – да вы че, мне чуть челюсть не снесли, да я…

– Иди ты в жопу – желчно крикнул Самсон и положил трубку.

Поднявшись с места, он вытряхнул переполненную пепельницу в мусорное ведро, захватил с собой зажигалку и сигареты и направился в комнату. Присев за письменный стол, Штиц включил компьютер, открыл папку с фотографиями и начал их смотреть. Это были старые, черно-белые фотки его юности, отсканированные и помещенные в папку «юность волосатая». У Самсона засосало под ложечкой. Он вспомнил, как в 16 лет, они вместе с друзьями организовали рок-группу, как он разучивал партии баса, до, ля, фа, соль, как учился бренчать на акустике, сочиняя свои собственные песни, как писал наивные, глупые стихи о любви, чувстве справедливости, о природе.

Самсон улыбнулся. Он вспоминал канувшую безвозвратно молодость, с какой-то легкой грустью, с душевной теплотой. Затем мед институт, учеба, зубрежка. Вспомнил, как по неизвестной причине упал в обморок, присутствуя на операции по удалению аппендицита, как после этого над ним долго потешались однокурсники. На этой почве он даже подрался с Вовкой Анохиным и их обоих хотели исключить из института. Вовку на следующий год, все же отчислили, за академическую неуспеваемость. Штиц вспомнил, как впервые увидел свою жену Вику. Она не была писанной красавицей, но держалась так, словно бы ее мамой была сама английская королева. Это высокомерие и чванливость с которой Вика относилась к людям, поначалу пугали Самсона. А затем на одной из вечеринок, он влюбился в нее и все недостатки враз перестали существовать. Лишь спустя три года после женитьбы шоры с его глаз спали. Однако же Самсон и с этим смирился, «семья есть семья» – поговаривал он всякий раз, успокаивая себя. Но на работе стал все чаще прикладываться к спиртному, флиртовать с санитарками и даже вступать с ними в интимную связь. Безусловно, такое поведение супруга не нравилось Вике и это не могло не сказаться на их семейных отношениях. Вика постоянно ворчала, порой переходя на крик, вечно упрекая в чем-нибудь мужа по поводу и без. Последнее время они часто ссорились, после ссор подолгу не разговаривали друг с другом, затем мирились, и все начиналось заново, по отработанной программе.

Это ужасно выматывало обоих, со временем ссоры становились все более напряженными. А когда Самсон потерял работу, их и без того сложная семейная жизнь оказалась на грани краха.

– Я устал от всего этого – произнес Самсон вслух и закурил сигарету.

Размышляя о тяготах жизни, он безвозвратно удалил все фотографии из своего компьютера, переломал все компакт диски с записями, дорогих его сердцу, рок певцов. Штиц с детства полюбил рок-музыку, она была созвучна с его внутренним мироощущением, романтика и бунтаря, «вдохновенного дилетанта по пути в гастроном». Свой первый, маленький кассетный магнитофон, он приобрел в магазине «юный техник», в отделе некондиционных товаров. Устранив неполадки, Самсон отправился в музыкальный киоск и купил кассету с песнями группы Аквариум. Лежа на диване, в допотопных наушниках, он слушал Гребенщикова и счастье, неописуемое словами, переполняло его мятежную, юношескую душу. А уж когда рок-музыка перекочевала с виниловых и пленочных носителей в формат MP3, Самсон скупил для своей коллекции практически весь русский рок. В большом объеме был представлен Питерский рок-клуб: на первом месте стоял Аквариум Гребенщикова, за ним с большим отрывом шли Алиса и Телевизор, Кино и Майк с группой Зоопарк, Аукцыон, Ноль, Странные игры, ДДТ и много иных команд, гремевших в то смутное время в Питере. Московский рок Самсон не любил, хотя и считал себя истым москвичом. Ему нравились некоторые столичные коллективы, такие как Крематорий, Ария, а из других команд он мог слушать лишь некоторые песни и то по два, три раза не больше. Особняком в его иерархической рок-лестнице шли три персоны, перед которыми он преклонялся и считал их по уровню не ниже самого БГ. Это были – Янка Дягилева, Летов и Башлачев. Их Самсон мог слушать без перерыва на завтрак, ужин и обед практически круглые сутки напролет. К тому времени у него уже был хороший музыкальный центр, где можно было крутить и CD диски и кассеты. По этой причине Штиц все никак не решался выбросить огромный запас своих аудиокассет. Среди них хранились и такие, которые он собирал сам, скрепляя их болтами, вставляя внутрь прокладки из пленки, склеивая лаком для ногтей магнитную ленту. Но в один прекрасный день, делая с женой генеральную уборку, перед очередным праздником, Самсон сложил все кассеты в мусорный мешок и снес на помойку.

Вновь затарахтел телефон, прерывая его сладостные воспоминания. Звонила жена.

– Алло! – как можно непосредственнее произнес он, словно бы ничего не произошло.

– Я больше так не могу – взволнованным голосом сказала она, чуть не плача – я устала. Если тебе нравится такая жизнь, живи – и повесила трубку.

«Наверное, опять к матери поедет – подумал Самсон – насрать, я тоже устал от этих вечных ссор, скандалов, пусть поживет у тещи, может на пользу пойдет».

Телефон в этот день не умолкал.

– Да – гневно произнес Самсон.

– Это, я, Вазян. Мне Гриша звонил, клянется и божится, говорит все это нелепая, роковая случайность, дескать он никого не наводил и даже сам пострадал.

Штиц бросил трубку на диван и включил телевизор.

Гриша, выйдя из ванной, совершенно взбешенный разговором с Самсоном, решил позвонить Вазяну.

– Какого черта? – заорал Гриша, дозвонившись до Арнольда.

– Что? – изумился Вазян, не ожидая такой реакции Гвоздева.

– Я спрашиваю, какого черта? Мне не малого труда составило найти вас, затем уломать взяться за эту фигову работу, даю аванс, такую сумму, что самому не снилась, а потом, рискуя быть покалеченным, навожу на вас молодчиков, так, что ли? На хрен мне это нужно?

– Гриш, ты не обижайся – попытался сбить его пыл Вазян – но как ни крути, выходит именно так. Ты сам себя послушай…

– Вы что, совсем тронулись, зачем мне страдать, когда я и без того мог просто подослать двух ребят и все, не причиняя себе увечья. Короче я сказал шефу, что вас обчистили. Ему это по барабану, деньги вами были получены, хотите заявляйте в милицию. Вы должны будете отработать, вторую часть получите после того, как все закончится. Если захотите отказаться…

– Что, нужно будет вернуть аванс? – перебил его Вазян.

– Слушай, Арнольд, я ваших денег не брал, вот все что я могу сказать. Ждите звонка и начнем работать, все, пока.

– Пока – выдохнул Вазян и добавил уже положив в трубку – пошел в жопу, урод.

Гриша допил бутылку пива и задумался.

«Ведь ни я, ни шеф не знали где они. Однако он попросил, чтобы я позвонил и выяснил».

– Гриша, что за бред? – сказал он вслух, сам себе.

– Почему же бред, вовсе не бред – возразило его второе я – ведь если это было неслучайно, значит, подстроено. Знали о том, что они в кабаке двое. Завтра нужно будет спросить у шефа. Хотя, как и что я его спрошу? Ведь он специально послал меня, чтобы я их сразу развез по домам.

Глава 9

Гриша проснулся раньше обычного, принял душ и побрился. На кухне заварил чайку, не спеша попил его с бутербродом и принялся собираться на работу. Погладил рубашку и брюки, оделся, начистил обувь и пошел на работу. Увидев Гришу, шеф махнул ему рукой, Гвоздев растолковал этот жест, как просьбу подождать и присел на стул. Босс был явно возбужден, он разговаривал с кем-то по телефону, расхаживая взад-вперед, словно тигр в клетке. Повесив трубку, Вадим обратил свой взор на Гришу.

– Ну, все, приехали – сказал он взволнованно.

– Что-то случилось? – поинтересовался Гриша осторожно.

Вадим слегка покачал головой, пристально смотря на Гришу, глаза его блестели, как у хищника, почуявшего добычу.

– Клиент прибыл. Завтра мы с тобой встречаемся с их представителем, нам понадобятся твои кролики.

– Какие кролики? – удивился Гриша.

– Врач и искусствовед, он должен взглянуть на них. Моли бога, Григорий, чтобы они понравились ему, нашему далекому, заоблачному другу. Если все пойдет так, как мы планировали, подписываем контракт, получаем подробные инструкции.

Гриша понимал, Вадим говорит лишь то, что положено знать ему, менеджеру среднего звена, и молчит о том, что знать Гвоздеву не положено. «Пусть так – подумал Гриша – я как солдат, с меня достаточно того, что я выполняю приказы. Меньше знаешь, лучше спишь».

– Ты обзвони сегодня своих орлов – прервал поток Гришиных мыслей шеф – встреча в два часа дня, я снял офис на Полянке. Опоздать никак нельзя, и в этот раз, дорогой ты мой, без фокусов, а не то секир башка. Тут мамы нет, ругать тебя, да и меня никто не будет. Понял?

Гриша напрягся.

– И – замялся он – ребятам сказать…

– Нет – перебил его шеф – их пугать не нужно, они и так прекрасно понимают, в отличие от тебя, куда попали.

Гриша понял о чем идет речь и опустил глаза вниз.

– Это послужит тебе и им уроком. Ни на минуту нельзя расслабляться, мы в клетке с тиграми, одно неверное движение, тебя вместе с дерьмом твоим сожрут и никто не узнает, где могилка твоя. Гриша, прошу тебя повнимательней, мои инструкции, просьбы, приказы, пожелания выполнять с особой тщательностью, никакой отсебятины, никакого алкоголя, баб, веселья. После, все после, и пляжи, и бабы, и виски с мартини.

– Я бы на Кубу съездил – мечтательно вздохнул Гриша.

– Съездишь, если в живых останешься – съязвил шеф – все, собирай хлопцев, завтра созваниваемся. Вам всем троим быть возле метро «Полянка», в час дня. Я позвоню, скажу адрес и объясню, что нужно делать. Форма одежды обычная, чистая, поглаженная, без дырок и пятен. Все ступай.

– А, сейчас – растерянно спросил Гриша – домой можно идти?

– Да – отрезал шеф, переключая внимание на экран монитора – завтра с друзьями, в час не забудь.

На следующий день коллеги встретились в час дня возле метро «Полянка».

От Самсона пахло перегаром. Его слегка подташнивало, лицо было бледное с желтоватым оттенком, глаза красные. Вазян был небрит, густая щетина нерономерно торчащая на его щеках выглядела отталкивающе, одет он был в голубые джинсы и жеванную клетчатую рубаху.

Гриша взглянул на эту пару и сердце его сжалось от ужаса.

– Вы что? – чуть не плача закричал он – совсем спятили, я же вам вчера сказал. Вы…, нам…, мне…

Гриша стал красный от гнева, он кричал и махал руками, захлебываясь яростью. Он не успел договорить, его прервал телефонный звонок, звонил Вадим.

– Да, шеф, да, ждем. Хорошо. Хорошо.

Они обогнули книжный магазин, прошли по улице, завернули во двор и подошли к черной железной двери.

Гриша взглянул на часы и закурил сигарету. Вазян последовал его примеру, Самсон курить не стал, его тошнило. Жена Самсона в очередной раз уехала к маме, и он весь вечер пил горькую и курил одну за другой сигареты. За вечер и половину ночи он выпил литр водки и выкурил три пачки сигарет.

– Я до ларька, воды куплю – сказал Штиц хриплым, отрешенным голосом.

– Нет, нет, сейчас уже войдем, нельзя уходить – запричитал Гриша.

Самсон, игнорируя слова Гвоздева, повернулся и отправился в поисках ларька. Он ходил минут десять, за это время ничего не произошло.

Без трех минут два раздался звонок.

– Да, шеф, да мы здесь, ждем, хорошо – отрапортовал Гриша.

Дверь щелкнула, все трое вошли внутрь. Их встретил охранник – великан с каменным лицом, его массивный бритый затылок, блестел, как бильярдный шар.

Он проводил троицу по длинному, узкому коридору до кабинета.

– Вас ждут – сухо сказал он и открыл дверь.

В кабинете стоял круглый стол, за ним сидел Вадим и мужчина, маленького роста с противным лицом красного цвета и большими оттопыренными ушами.

– Добрый день, господа – поздоровался краснолицый.

Он произносил слова с небольшим акцентом, растягивая их словно резинку, готовясь прихлопнуть ей муху.

– Это врач – сказал Вадим недовольно и указал на Самсона – это искусствовед, а это мой помощник Григорий.

Вадим так жестко и ненавистно глянул на Гришу, что тот готов был провалиться сквозь землю. Гвоздев отвел взгляд и уставился на стенку.

– Корошо – сказал мужчина и замолчал, словно ожидая чего-то.

Воцарилась нелепая, неуютная, пугающая тишина. Вадим заискивающе уставился на краснолицего, затем, подождав немного, обратился к Грише.

– Подождите меня на улице – приказным тоном произнес он.

Гвоздев понятливо кивнул головой и вся троица вышла из кабинета.

Охранник вновь проводил их к выходу и запер дверь.

Они вышли на улицу и закурили. Руки менеджера заметно дрожали.

– Сыкотно – сплюнул Штиц вязкую слюну, заметив Гришино волнение.

– Вы уроды – чуть не плача произнес Гвоздев – я же нормально попросил вас вчера. Что нельзя было душ принять, одеться нормально. Это такая малость. А меня сейчас из-за вас так вздрючат, что мама не горюй.

– Погано как-то на душе, словно в говно окунулся с головой – произнес Вазян могильным голосом – мы стояли там как шлюхи последние. Осталось еще штаны снять и раздвинуть булки, тогда бы был полный ажур. Смотри Самсон, как эти суки работают. Они нас в два приема загнули и оттрахали, а мы даже и не думали сопротивляться. Еще вчера я жил себе, худо-бедно, но жил и был свободным человеком в свободной стране. А сегодня я крепостной, по сути, раб и должен делать, то что мне скажут. Слушай, а не послать ли нам их куда подальше, к такой-то матери?

– Мы и так шлюхи – глубокомысленно произнес Самсон – не вижу кардинальных различий. Нас купили, а теперь трахают. И твоя правда Вазян, трахают, как последних шлюх, за жратву. Выпили, покушали, а теперь нагибайтесь.

– Все не так – попытался успокоить их Гриша – никто не пытался вас кинуть. Это получилось само собой просто нелепая случайность.

Произнес он, не совсем веря в то что говорит. Два приятеля по несчастью не слушали менеджера, они были полностью погружены в свои нелегкие думы.

У Гвоздева зазвонил телефон. Это звонил шеф.

– Алло – робко произнес менеджер, ожидая худшего.

– Гриша, это твое последнее китайское предупреждение. Понял меня – раздался орущий голос шефа из трубки – ты совсем дебил или как, скажи мне?

Гриша молчал, сердце у него выпрыгивало из груди, страх, замешанный на негодовании, душил его. Все инструкции шефа были соблюдены и он не виноват если эти уроды повели себя неправильно. Однако этого, Гриша сказать в свое оправдание не мог, он вполне понимал, что тем самым вызовет только новую бурю гнева, которая обрушится на него, словно напалм на вьетнамскую деревню.

– Короче ладно – вдруг неожиданно смягчился шеф – считай, что тебе и твоим друзьям повезло. Отправляй их по домам, скажи чтобы собирались. Завтра с утра заедешь за ними, и отправитесь. Куда их не должно волновать. Я спущусь через полчаса, подожди меня.

В трубке раздались короткие гудки.

Гриша слегка отдышался, пришел в себя и сообщил ребятам приятную новость.

– Все прошло хорошо – не скрывая улыбки, произнес он – завтра отправляемся. Идите домой, собирайтесь, я заеду утром. Все инструкции получу от шефа, завтра все подробно сообщу, что и куда. Так что, все хорошо. Ура.

Гриша был крайне возбужден. Ему хотелось петь, плясать, подпрыгивать от переполняющей его душу радости. Самсон и Вазян никак не отреагировали на это веселое заявление.

Самсон еще раз смачно сплюнул и хриплым голосом произнес:

– До завтра.

Повернувшись, он зашагал в сторону метро. Вазян направился вслед за ним. Григорий остался ждать шефа.

Рано утром Гриша на машине заехал за Вазяном, затем они забрали Самсона.

– Куда едем? – зевая, спросил Самсон.

– В деревню – произнес Гриша, следя за дорогой.

– В деревню, к тетке, в глушь, в Саратов – продекламировал Вазян, развалившись на заднем сидении.

– Короче, деревня эта далеко от Москвы. Жители там крепостные крестьяне – принялся вводить в курс дела Гриша.

– Как это? – удивился Вазян.

– Вот так, крепостное право, натуральное хозяйство.

– Что за бред? – возмутился Самсон – а советская власть?

– Там нет советской власти, деревня находится в частной собственности, на тысячу верст никого нет. О существовании этой деревни практически никто не знает. Точно то, что ее жители в переписи населения не участвуют.

– Круто – Вазян закурил сигарету.

– Разве такое может быть, двадцать первый век, научно-технический прогресс, полеты в космос, ядерное оружие, государство опять же великое – Самсон нарочито закричал Грише в ухо – а у них, еп вашу мать, крепостное право, а чего не первобытно-общинный строй?

Гриша был, как никогда, спокоен и равнодушен.

– В ухо только мне орать не надо – холодно ответил он – вы будете врачом, вы же врач? Вазян учителем, будет вести уроки. Так что ничего страшного.

Самсон нажал на черную пластмассовую кнопку на дверце машины, стекло плавно поехало вниз. Он вдохнул полной грудью прохладного утреннего воздуха, затем достал из внутреннего кармана фляжку, открыл ее и сделал пару глотков.

– Я, по всей видимости, коровам клизмы буду делать, а искусствовед наш обучать племя австралопитеков, не знающих ни советскую власть, ни бывших, ни ныне здравствующих вождей, добывать огонь с помощью трения. Будешь? – протянул он Вазяну фляжку.

– Что это?

– Коньяк, вам господин кучер не предлагаю – ухмыльнулся Самсон, смотря на Гришу.

Вазян недоверчиво покрутил фляжку, понюхал, как заправский химик и словно бы нехотя сделал два глотка.

– Ух, хорош коньячок. У австралопитеков поди такого не найдешь.

– Армянский, три звезды, в сельпо не продают. Его там покупать никто не будет. Для сельпо вполне подойдет одеколон «огуречный» или «Шипр». Но «Шипр» – это для гурманов, местной австралопитекской аристократии, для шаманов и вождей. А, вообще, пятизвездочный, как правило, хуже бывает.

Самсон забрал фляжку, сделал еще глоток, закрутил крышку и убрал обратно в карман.

– Если звезды зажигают – значит – это кому-нибудь нужно? – скаламбурил Вазян.

Ехали они долго, делая остановки в дорожных харчевнях, ели и отправлялись дальше. На ночь останавливались в придорожных мотелях, ужинали и ложились спать, а рано утром отправлялись в путь.

К концу четвертого дня, когда солнце уже готовилось ко сну, Гриша остановил машину возле одиноко стоящего дома, окруженного забором. Для пущей уверенности, включив лампочку над головой, он в очередной раз достал свою таинственную карту, что-то почертил на ней пальцем и довольный произнес.

– Кажись, приехали.

Гвоздев, посигналил и вышел из машины. За забором раздался свирепый собачий лай.

– Кого там нелегкая принесла? – услышал Гриша человеческую речь, лишь через несколько утомительных минут, пропитанных истошным лаем.

– Открывай, врача с учителем привез – крикнул он, в надежде быть услышанным.

Хозяин дома слегка повысил голос на собак и те замолкли. Вскоре оглашая окрестности скрипом, открылись ворота.

– Заезжай – вышел к ним навстречу невысокого роста мужичок, одетый в одежду, словно из кинофильма про Дубровского.

Гриша загнал джип во двор.

– Ночевать будете, али как? – прищурившись, спросил хозяин.

Его лицо было сплошь покрыто густой бородой, а глаза по-крестьянски, с хитрецой смотрели на вечерних гостей.

– Нет – деловито ответил Гриша, провожая взглядом красно солнышко – путь неблизкий, пока доберемся. Объясни куда ехать, да мы и тронемся.

– Я вам провожатого дам, сами не найдете. Андрейка – закричал старик – Андрейка, етит твою за ногу, поть сюды.

Через некоторое время показался заспанный Андрейка.

– Ну вот – одобрительно погладил его по голове старик – отвезешь господ, а к завтрему вертайся взад.

Андрейка вытер ладонью нос и послушно кивнул.

Одет юноша был в длинную рубаху косоворотку, подвязанную на поясе веревкой, непонятного покроя штаны, похожие на обычное трико, а на ногах красовались, настоящие, сплетенные из лыка, лапти. Волосы его были не то чтобы длинные, они висели как солома и напоминали скорее конскую гриву, нежели человеческую прическу.

– Давай, Андрейка, запрягай лошадей.

Старичок усмехнулся чему-то себе в усы.

– А как вы тут, дедушка, живете? – спросил Вазян.

– Да как живем, всяко живем, Бога не гневим, сеем да жнем. Откушайте, чем Бог послал.

– Я не прочь – Вазян взглянул на Гришу.

– Я б тоже чего-нибудь перекусил – поддержал его Самсон.

– Давай, старик – одобрительно кивнул Гриша – только рассиживаться нам некогда.

– А мы быстро – махнул рукой старичок – умывайтеся, Андрюшка вам покажет, а я покудова на стол соберу.

Он раскланялся и удалился в избу.

Все трое путешественников, как по команде, вышли за ворота и переполненными ожидания струями пометили территорию, затем вернувшись на двор, умылись и вошли в дом. Посреди избы стояла большая русская печь. В углу на стене висела старинная икона, перед ней горела лампадка. В комнате не было ни обоев, ни шкафов, лишь голые бревна, деревянный стол, да несколько скамеек.

– Не обессудьте – развел руками старичок – чем богаты.

Гости переглянулись.

На сколоченном из досок, потемневших от времени, столе стоял чугунок с кашей, на серой холщевине лежал каравай хлеба, в деревянной плошке белели, словно зубы негра, куриные яйца, рядом с ними возвышалась крынка молока, да три деревянных чашки.

– Ничего – натужно улыбнулся Гриша – и на том спасибо.

Он взял яйцо и крутанул его на столе. Яйцо завертелось.

– Вареное – в довольной улыбке расплылся менеджер, постучал яйцом по столу и принялся чистить, отколупываю податливую скорлупу.

Самсон смотрел на это чудо и никак не мог понять, как все это есть. Не было ни тарелок, ни ножа что б порезать хлеб. По всей видимости, Вазяна сей факт нисколько не смутил, он отломил корочку от каравая, взял ложку и принялся уплетать кашу. Отбросив в сторону предрассудки, Самсон последовал примеру коллеги и приступил к еде. Он налил парного молока в чашку, посмотрел на цвет, словно анализируя его пригодность, понюхал, и сделал небольшой глоток. Молоко пришлось ему по вкусу. Отломив хлебную корочку, Самсон с большим удовольствием разжевал, ароматный, сдобный, по всей видимости, приготовленный собственноручно в печи, хлеб, запивая теплым парным молоком.