Читать книгу: «Вибрирующая реальность. роман», страница 5
– Ты знаешь, что – перебил его Вазян – это все старо, как мир. Вот в древнем Риме, Нерон писал поэмы и читал их публике и все его хвалили. А другой – Вазян поднял палец, для того чтобы Самсон его не перебивал – Комод, он реально выходил биться с гладиаторами. Спроси меня, зачем ему это, имея такой титул наместника Бога на земле, весь Рим, да что там Рим, весь мир лежал у его ног? Чего не хватает, власть, деньги, слава, все есть? Нет, он предпочитал дерьмо кушать, устроит оргию, сам жрет и других заставляет. Дерьма нажрется и ну давай с гладиаторами биться.
– Слушай, Вазян – а если эти наши Зевсы тоже захотят дерьма пожевать и нас с тобой накормят?
– Или заставят биться как гладиаторов на арене.
Арнольд взял столовый нож и помахал им в воздухе словно саблей.
– Честно говоря, не представляю себе, чего они хотят, какой русской экзотики? Гладиаторы – это не наш профиль. У нас мордобой на Масленицу, затем братание и целование в пьяные разбитые уста. Как там у Башлачева – «Если забредет кто нездешний, поразится живности бедной, нашей редкой силе сердешной, да дури нашей злой заповедной».
Самсон смачно захрустел капустой.
– Не знаю – Вазян развел руками – может дури, а может и напротив русской святости, подвижничества. А чего, в монастырь их определить и пусть молятся днем и ночью. Или там – Вазян помахал кистью руки вправо и влево – можно, как Ермак Сибирь покорить, как думаешь?
– Разве угадаешь, что у них в головах, могут в советских бомжиков захотеть нарядиться и ползать по помойкам объедки жрать, да банки алюминевые собирать.
– В советском союзе бомжей не было – возразил Вазян – там все работали. А сейчас мы с тобой безработные и это нормальное явление. У нас капитализм обреченно цветущий и источающий запах миазмов.
– И работа была, и худо-бедно жилье – согласился Самсон – у всех. Захотелось тебе, к примеру, поехать, а пусть хоть в Урюпинск. Садись и поезжай. Нет, там никто тебя с оркестром встречать не станет, но работой обеспечат и жилье, пусть в общаге, но предоставят, с голода не дадут умереть.
– Умереть-то, может, не дадут – хмыкнул Вазян – и с голоду не помрешь, в тюрьме и охранник приглядит, чтобы ты копыта не отбросил и накормят тебя баландой, а ты родной, знай паши на благо родной партии и правительства. Свободы не было – многозначительно произнес Вазян – свободы.
– Какой свободы, у кого ее не было? – вспыхнул словно спичка Штиц – это сейчас нет свободы, а тогда люди были свободны и чувствовали себя вопреки всяким режимам свободными. Они пели то, что считали нужным, что хотели петь, писали, рисовали, не боясь быть непонятыми, не опасаясь подохнуть с голода, не изменяя своей вере и принципам.
– А цензура, а КГБ? – яростно отстаивал свою позицию Вазян.
– Какая на хрен цензура, это сейчас цензура, цензура денег, диктат лавандоса, а главный цензор – рынок, вот где цензура. А раньше не было никакой цензуры. Только тут не нужно путать хрен с трамвайной ручкой. Одни писали для власти, в угоду ей, конъюнктурщики, при этом занимаясь искусством. Нет. Нет, не просто так, абы как, а по высшему разряду. Правда, в предложенных рамках, а другие занимались тем же самым, только вне границ, вне рамок. А Высоцкий клал, на всю эту цензуру, у него она была иная. Цензура совести, цензура сердца, если хочешь. А то, что там КГБ и т. д. и т. п. плевать он на все это хотел с колокольни, потому как свободный был. Внутренняя свобода в нем была.
Самсон почти кричал, жестикулируя, словно дирижер симфонического оркестра.
– А сейчас и ни рамок, и ни искусства нет, есть один, сплошной бизнес. А бизнес, друг мой Колька, с искусством ничего общего не имеет. Вот скажем наш русский великий современный художник, когда он успевает писать свои картины, если из телевизора в казино и обратно в телевизор. А при этом нишу свою занял плотно. И деньги рубит не хилые, только искусства там нет.
– Нет, я не согласен – возразил Вазян – херь полная. Только странно, что это ты говоришь мне искусствоведу. Искусство всегда оплачивалось золотой монетой, все, чего-либо стоящие живописцы, находились на службе у королей, у пап, богатых купцов, да у тех же генеральных секретарей. Они все были придворными, однако творили искусство и творили его не безвозмездно, то есть даром, а получая при этом приличный гонорар. И сейчас ничего не изменилось, если ты бездарь, да хоть сколько ори, что ты гений, тьфу и растереть, ты никому не нужен. А если у тебя есть талант, то обязательно заметят, а вот потом засунут в мясорубку и сделают фарш, чтобы лучше жевалось, а через год, два высрут, прости за грубость, да забудут.
Вазян замолчал, утерев сальный от масла рот.
– Нет правды на земле, но нет ее и выше – блеснул своими знаниями Самсон – А. С. Пушкин, маленькие трагедии, «Моцарт и Сальери».
– Пушкин умер, сказал князь Вяземский, выйдя к народу, а из толпы крикнули, нет, убит – парировал Вазян – давай за Пушкина.
– Давай – поддержал его Самсон.
Они выпили.
– Вот, знаешь, что я заметил? Например, Пушкин родился в Москве, а жил в Питере, думаешь почему?
– Не знаю – взял со стола зубочистку и принялся выковыривать застрявшую капусту Самсон – должно быть там была столица.
– Нет – отмахнулся Вазян и хлебнул из стакана сок – в любом городе, кого ни спроси, тебе скажут, что любят Питер. Вот ты москвич, ты Питер любишь?
Самсон пожал плечами, затем соглашаясь, кивнул.
– И что?
– А то, спроси в Питере любят они Москву и москвичей – Арнольд указал пальцем на Самсона – и они тебе ответят. Поезжай в любой город и задай тот же вопрос и получишь тот же ответ.
– Что ты этим хочешь сказать? – напрягся Самсон.
– Да собственно ничего, так размышляю – сбавил обороты Вазян – ведь, по сути, в Питере нет ничего русского, это глубоко европейский город. Рюшечки, завитушечки, барокко, рококо, классицизм, порт опять же, пароходы, суда, а купцов нет, все купцы в Москве. И купцы и деньги все в Москве.
– Все очень просто мы под властью стереотипов – спокойно произнес Самсон – то, что ты несешь, чешуя рыбная. В Москве деньги, да согласен, но это совершенно не значит, что в Питере все кругом культурные бессребреники. Им ничего не нужно, только одно, искусство подавай, на завтрак Моцарт, на обед Глюк, на ужин Чайковский, бред. Обычные мещане, менеджеры, мерчандайзеры, продавцы, консультанты, такое же., как в любом другом городе, включая Москву. И все хотят одного – бабла. Потому что бабло – это новый бог, он даст тебе все: машину, квартиру, жену, пароход, искусство, все что душа пожелает. И тут вопрос не Москвы и Питера, а всего мира, в любой точке шарика, люди алчные и мечты у них идентичные. Бабло – это то, на что мы все молимся. Новый бог, он во всем. Вот рюмка, хочешь, разбей ее, она стоит двадцать рублей, картина, выпивка, даже вон официантка – все имеет цену. Рубли, доллары, фунты, франки, неважно, ради этих бумажек мы готовы созидать, творить, продавать, убивать, любить, ненавидеть, выдумывать, петь, плясать, только заплати и все будет. Так что ни Питер, ни Москва здесь ни при чем.
– Ага, сначала гомосексуализм, а теперь оказывается есть и другая, более универсальная болезнь, деньги – съязвил Вазян – неужели было общество, в котором не знали про куплю продажу? Как только человек выделился из мира природы, все началось, завертелось, обмен, торговля, деньги, золото, камушки. Но всегда было разграничение Богу – богово, а кесарю – кесарево. И не надо всех мереть одним аршином. Филонов, Хлебников, да много иных людей, которые жили и творили ради искусства. Они не то что бессребреники были, они за всю свою жизнь ни разу досыта не поели, так чтобы пузо набок. А ты говоришь.
– Демагогия. Филоновы твои, Хлебниковы, все это частный случай. Я не о том. То-то и оно, что Богу – богово, это ты правильно заметил. Только сегодня новый бог – зеленый, шуршаще-хрустящий. Этого бога можно потрогать, свернуть в трубочку и положить в карман. Этот бог всегда с тобой, он накормит, согреет, спать уложит, напоит и поебаться завернет. Сегодняшний бог – зеленый американец. Просто он принимает разные обличия – для кого-то он выглядит, как Джордж Вашингтон, для других, как Франклин. Еще есть Грант, Джексон, Гамильтон их немного, но величественнее их во всем мире нет никого иного.
В сердцах махнул рукой Самсон. Вдруг у него зазвонил телефон. Самсон нажал зеленую кнопку и поднес трубку к уху.
Глава 7
Гриша спустился в подвал, долго кокетничал с секретаршей, общаясь на тему фитнеса. Секретарша при идеальной фигуре, отвечающей всем современным требованиям, была просто помешана на фитнесе. У нее была своя проверенная практикой философская теория бытия. Есть по этой теории дозволялось все, пить любой напиток, включая наикрепчайший алкоголь, спать можно было тоже без ограничения в партнерах. Единственное, что было делать нельзя, так это курить и ругаться матом. И главное, – это, конечно же, фитнес. Нет фитнеса – нет ничего! Любила она поговаривать, когда Гвоздев щупал ее, оставшись наедине, вдувая в ее уши новую порцию фитнес-лапши. Для того, чтобы стройная философская концепция секретарши, не прошла мимо Гвоздева, он и сам занялся фитнесом и получал за это довольно приличный бонус от секретарши, в виде различного рода сексуальных удовольствий.
Поболтав с девушкой, помяв ее упругую попку, Гриша направился в туалет, привести себя в порядок, прежде чем показаться шефу.
Вадим сидел в той же позе, сосредоточенно смотря в экран монитора. Он даже не заметил, как Гвоздев вошел в кабинет.
– Ну что шеф? – спросил он заискивающе.
– Что? Ты где шляешься? – Вадим оторвал взгляд от монитора.
– Как они, подходят?
Проигнорировав ответ о своем отсутствии, Гриша присел на стул и жадно впился глазами в босса, в надежде разглядеть одобрение. Он никогда не мог понять в каком расположении духа находится его начальник в данный момент. Бывало, что он улыбнется по настоящему детской, доброй улыбкой, и в то же мгновение окатит тебя словно из ведра помоями, отборными матюгами. А бывало и наоборот, сидит мрачнее тучи, а потом вынет из кармана пятитысячную купюру, небрежно бросит на стол со словами, премия и отпустит домой пораньше.
В этот раз Гриша надеялся на хороший исход и одобрение своего шефа, все прошло, не сказать что гладко, но, по крайней мере, без лишних напрягов.
Вадим потер уставшие от монитора глаза и сухо ответил.
– Без вариантов, других искать нет ни времени, ни сил. Однако ты их не бросай. Деньги в руках неимущих интеллигентов, это зло. Они, должно быть, уже в кабаке празднуют, разговоры разговаривают за искусство. Наверное, говорят, что искусство не продается, а деньги это зло. Ты вот что, позвони им и узнай где они, а то, чего доброго, потеряют эту кучу зла, потом прибегут плакаться.
Шеф произнес это, как-то обыденно, само собой разумеющееся, но что-то в интонации голоса, в выражении лица не понравилось Грише. Что именно он не мог понять, собственно и не пытался. Его дело знай исполняй приказы, а думать и обдумывать, как сказано, зачем и почему, не входило в его обязанности.
Гриша, повинуясь словам шефа, достал телефон и набрал номер Самсона.
– Алло, Самсон? Это Гриша, вы где? Где? В ресторане. В каком ресторане? Избушка. На каких? А, понял, избушка на курьих ножках. Угу. А где он находится?
– Скажи, что сейчас к ним приедешь – дал указание Вадим.
Гриша в ответ кивнул головой.
– Я сейчас подъеду к вам, ага, ага, хорошо. Да, да, сидите там, скоро буду.
Гриша прервал соединение и положил мобильник в карман.
– Ну? – поинтересовался Вадим.
– Как ты и говорил шеф, уже пьют. Тут недалеко ресторан «Избушка на курьих ножках», пять остановок на автобусе, может, чуть больше.
– Вот что, Гриша, давай-ка дуй туда, посидишь с ними и развези их по домам, каждого лично до двери. Нам с тобой эксцессы не нужны, не хватало еще чтобы их в милицию забрали, или чего хуже, впрочем куда уж хуже то.
– Да, я понимаю, шеф – закивал головой Гриша.
– Очень хорошо если понимаешь, ступай.
Гриша мялся, переступая с ноги на ногу.
– Что не так? – озадаченно спросил Вадим.
– Ну, тачку надо поймать, в кабаке с ними посидеть.
Вадим прищурился.
– Гриша, ей-богу, ты как мелкий вымогатель.
Вадим достал из кошелька тысячу рублей и положил на стол.
– Это развести их по домам, до ресторана доедешь на автобусе, а что ты будешь делать там, твое личное дело. Все ступай.
Явно недовольный Гриша взял деньги и положил в карман.
– Шеф – промямлил он – я еще хотел спросить.
Гриша стал теребить пальцы, не решаясь продолжить фразу. Вадим молча смотрел на сотрудника.
– А откуда ты так много знаешь о них? Я заметил, как Самсон изменился в лице, когда ты сказал…
– О тебе я знаю еще больше – перебил его шеф – так что ни задавай глупых вопросов, а лучше поторапливайся, как бы там чего ни вышло, деньги у них при себе немалые.
– Да, да, иду.
– Вот еще – задержал его Вадим – совсем из головы вылетело, возмьи деньги и счет, забеги по дороге в банк, нужно оплатить.
Шеф положил на стол платежку и красную пятитысячную купюру.
– Там сдачу дадут сто пятьдесят шесть рублей, присовокупи их к тысяче.
Гриша попытался возразить, но шеф грубо осек его.
– Все иди.
Гриша взял со стола деньги и бумагу, открыл дверь и уже собрался выйти, но не удержался и спросил.
– А что обо мне, ты знаешь, шеф?
– О тебе, Гриша, я знаю все, ступай – рявкнул недовольно Вадим.
Гриша вышел, закрыв за собой дверь.
Вадим достал мобильник и сделал пару звонков.
Выстояв очередь в сбербанке, заплатив по счетам, проехав пять остановок на трамвае, Гриша через час был в «Избушке на курьих ножках». Он без труда отыскал в пустом зале, оживленно беседующую пьяную парочку.
– Привет, еще раз – поздоровался он и присел за столик.
– Тебя следить за нами приставили? Боитесь, как бы ни сбежали с наличностью? – огрызнулся Самсон.
– Никто меня не приставлял, а сбежать вам все равно не удастся, да и куда вам бежать-то? Ну ладно – выдохнул театрально Гриша – если я вам помешал – произнес он обиженно, уставший от стояния в очереди и в результате злой, как черт.
– Нормально все – махнул рукой Вазян, выправляя напряженную ситуацию – чего ты, Самсон к нему привязался, давай лучше выпьем за искусство.
– Сначала наехали, а потом пей с ними – начал строить из себя обиженку менеджер.
– Я угощаю – Вазян похлопал по карману, в котором лежали деньги – все фигня, не грузись. Это Самсон так, не по злобе.
Гришу не нужно было долго уговаривать, он повеселел в один миг.
– Ладно уж – Гвоздев одобрительно улыбнулся – наливай, на халяву, как говорится, и уксус сладкий.
– Девушка – закричал Вазян и защелкал пальцем о палец.
На крик подошла официантка.
– Нашему другу тару и меню – подмигнул ей Вазян.
– Простите, что вам нужно? – недопоняла девушка.
– Ну, как что, рюмку для менеджера, стакан и меню.
– Хорошо – девушка улыбнулась и ушла.
Вскоре возвратилась вновь, поставила рюмку и стакан, поменяла пепельницу и положила перед Гришей меню.
Приятели выпили и закусили. Гриша уткнулся в перечень еды, а Вазян с Самсоном все еще продолжали спорить о своем, разговаривая на повышенных тонах и постоянно жестикулируя. Вскоре подошла официантка и мягко спросила у Гвоздева, готов ли он сделать заказ.
– Так – сглотнув слюну, произнес Гриша, водя пальцем по наименованию – вот эту солянку, три куска хлеба и пока все.
Девушка записала в блокнот и перевела свой услужливый взгляд на Самсона.
– Нам еще триста грамм того же – Самсон показал на хреновуху.
– Хорошо.
Пока официантка несла заказанное, приятели успели допить бодрящую настойку, выкурить по две сигареты и обсудить различные темы некасающиеся работы.
Девушка принесла заказ, вновь поменяла пепельницу и удалилась.
– Я люблю солянку – сладостно вздохнул Гриша, вытирая салфеткой ложку – Перед тем, как приехать в Москву, я думал, что солянка, это суп из кислой капусты с картошкой.
Гриша рассмеялся.
– А теперь куда не езжу, всюду солянку заказываю. У нас в поезде, в кафе-ресторане классную солянку делают. Когда домой еду к маме, ну и из дома тоже обязательно кушаю. Возьму грамм сто пятьдесят водки и под соляночку, вкуснотиша. Давайте, что ли, под горячее.
Они выпили, и Гриша жадно принялся есть суп, хлюпая и чавкая, бойко орудуя ложкой.
– Рассказывайте бабушке – ухмыльнулся Вазян – в паровозе, а хошь в каком, отродясь еды нормальной не бывало. Это то же самое, что пельмени в пельменной, а чебуреки в чебуречной покупать. Вот мы с женой пробовали варить солянку самостоятельно. Это другое дело, когда для себя, тут уж не скупишься. Там должно быть не менее пяти сортов разного мяса: курица, свинина, говядина, колбаса копченая и сосиски. А уж точно не ливер и печень в придачу с требухой, как меня накормили один раз в какой-то говно – кафешке. Я после этого, не к столу будь сказано, блевал ну и, короче полное отравление организма. Так вот, на чем это значит я остановился? Все это мясо варится. На сковороде отдельно обжаривается лук, отдельно морковь. Я не помню, но, по-моему, картошку туда не кладут.
– Конечно, не кладут – поддакнул Гриша, уплетая за обе щеки – хотя и с картошечкой тоже ничего. Просто разные рецепты.
– Нет, Гриша, то что ты называешь, все что угодно, но уже не солянка. В солянку еще идут каперсы, оливки или маслины, я в них не разбираюсь и лимон. А, забыл совсем, соленые огурцы. Но признаюсь вам, очень уж жирно получается.
– По деньгам? – усмехнулся Самсон.
– И по деньгам тоже – ответил Вазян – у меня желудок больной, поэтому и в армию не взяли.
– Что с желудком, язва? – поинтересовался Гриша.
– Нет, там куча всего, гастриты, панкреатиты и всякая лажа. Ни острое, ни жирное нельзя, но я ем. Врачиха сказала, нужно кушать меньше, но чаще, раз пять в день, небольшими порциями. Не всегда получается, но я стараюсь.
Самсон усмехнулся, закинул ногу на ногу и с издевкой произнес:
– Послушайте, Вазян, заболеваниями, которые вы назвали, страдают девяносто пять процентов населения нашей страны. Это не плоскостопие и не шизофрения, с этими недугами берут в армию. Там как раз и режим, и кашки. Гастриты лечатся на раз, два.
– А вот меня не взяли – напрягся Вазян – я не хочу раз, два. Я пацифист, если хочешь знать.
– Почему же не взяли-то, в стройбат всех берут, и пацифистов тоже? Там убивать никого не нужно, знай себе выкапывай и закапывай.
– У нас давно уже нет стройбата – заступился за Вазяна Гриша – его отменили типа бесплатная рабочая сила.
– А не хай отменили ваш стройбат, у нас есть связь, ЖДВ, это тот же стройбат, или зеков охранять. ВВ – Самсон шлепнул себя по плечу – виноват военкомат.
– Ты сам-то служил? – явно враждебно спросил Григорий – или москвичи, белая кость, голубая кровь им, как чукчам запрещают служить?
– Я бы попросил тут без намеков – ощетинился Самсон – ты ложки то салфетками научился протирать в столицах, или еще в своем мухосранске практиковал подобные аристократические замашки? Москвичи, если хочешь знать, такие же люди и службу несут справно, так что не надо тут грязи. Несчастная обездоленная провинция, блин, достали уже.
– Ладно, замнем – предложил Вазян – лучше выпьем за успех нашего предприятия.
Они допили еще один штоф и заказали другой. Потихоньку в ресторан стал подтягиваться народ. Гриша, будучи в состоянии крайнего опьянения вдруг вспомнил, о том, что должен доставить этих двух новых сотрудников домой.
– Все, все, хорош, по домам – пробормотал он, опрокинув рюмку на стол.
К ним в очередной раз подошла официантка, поменять пепельницу. Вазян попытался ее притянуть к себе.
– Мужчина, держите себя в руках, а то я охрану позову – возмутилась девушка.
Вазян начал было выступать, но Гриша резко оборвал его.
– Ша, рот закройте все. Пора до дому, до хаты. Девушка, посчитайте нас – заплетающимся языком обратился он к официантке.
– Раз, два, три – хихикнул пьяный Вазян – все просто я и так могу, без нее, а куда она ушла?
– За счетом она пошла.
Самсон казался самым трезвым из всей лихой троицы. Девушка принесла счет, положила на стол и ушла. Вазян долго изучал чек, возмущаясь и сквернословя, Штиц достал обозначенную сумму и положил в книжечку. Вазяна так развезло, что он никуда не хотел уходить из этого заведения, пока официантка лично не извинится перед ним. Гриша с одной стороны, Самсон с другой под руки подняли икающего Вазяна и поволокли на выход. Сделав два шага, Вазян забыл про официантку и стал горячо признаваться в любви попеременно, то Грише, то Самсону, сопровождая свои душевные излияния иками, приводящими к вздрагиванию всего тела. Самсон на эти любвеобильные экзерсисы лишь хмурился и молчал, Гриша же отвечал по-пацански, выражая братану уважуху, респект и все такое.
– Я забыл – заплетающимся языком произнес Вазян, не переставая икать.
– Что, что ты забыл?
Гриша держал приятеля за руку, чтобы тот не упал невзначай.
– Сходить на дорожку – вновь икнул Вазян.
– Вот, дорожка – указал Гриша рукой на кусты.
– Пойдет – одобрительно кивнул Арнольд и удалился в кусты.
Разросшиеся плотные кусты, словно бутафорская ширма делили пространсто сквера на две части, по этой причине приятели не могли видеть писающего Вазяна, зато они прекрасно слышали, раздающийся в хаотической последовательности:
– Ик.
И после на выдохе, утомленное.
– Ой, блять.
Самсон порылся в карманах, отыскал там помятую сигаретную пачку, вынул последнюю сигарету и закурил, запрокинув голову назад, выдувая едкий сизый дым в мутное, лишенное звезд, ночное московское небо. Гриша ковырял в носу, извлекая козявки, скатывал их в шарики и бросал на землю. По аллее, навстречу им неспешно вышагивали двое кряжистых, приземистых мужчин, одетых совершенно обычно, для посетителей подобных заведений. Самсон каким-то шестым чувством уловил опасность, распространяющуюся по воздуху, словно запах жженой резины. От этих двух незнакомцев веяло чем-то зловещим. Самсон поискал глазами Вазяна, не найдя его, перевел свой взгляд на покачивающегося Григория. Гриша умиротворенно улыбался, его совсем не волновали две темные личности, приближающиеся к ним. Его волновали проблемы сексуального характера, он раздумывал, где бы можно подешевле снять девочку на ночь. Самсон хотел было крикнуть Вазяна, но устыдился своего малодушия, потрогал рукой пачку денег и морально успокоился. Пьяный разум, усыпил в нем вдруг вспыхнувший на мгновение страх, и погрузил в раздумья о предстоящей работе.
Тем временем незнакомцы приблизились к ним вплотную. Один подошел к Самсону и попросил закурить. Самсон вынул из кармана пустую пачку и демонстративно смял ее в руке, давая тем самым понять, что сигареты закончились.
В это время другой, ни слова не говоря, хлестко ударил Гришу в подбородок. Удар был настолько сильный и нанесен с таким профессионализмом, что ничего не подозревающий Гриша в тот же миг рухнул на землю, потеряв сознание.
С небольшим запозданием на доли секунды, подобно молнии пролетел неприятельский кулак, слегка коснувшись Самсонова носа. Врач успел среагировать, несмотря на то, что изрядно выпил, он увернулся и сразу сгруппировавшись, встал в оборонительную стойку. Однако получил сильнейший удар в пах ногой, и в один миг, сложившись пополам, упал рядом с поверженным Гришей. Последующий, чудовищной силы удар, ногой в голову, лишил Самсона чувств.
Когда Вазян вылез из кустов, пред ним предстала довольно печальная картина. Его приятели лежат на земле. А двое неизвестных, роются в их карманах. От икоты вмиг не осталось и следа. Арнольд интуитивно покрутил головой, увидев палку, наклонился за ней и словно град с неба, на него обрушились хлесткие, сильные удары, сбившие его с ног. Последнее, что сохранил в своей памяти Вазян, это то, как незнакомец достает у него из кармана деньги.
